По пятам в Питере…

<«Жизнь слишком ничтожна, но ты сейчас сидишь в кофейне и строишь из себя сильного человека, допивая свой кофе и разламываясь на части от потери половины себя. Она ушла, и ни за что не вернется.»> — пишет Мария, и смотрит в окно. Льет сильный дождь, ну конечно, она же в Питере. Зачем она приехала сюда, непонятно. Наверное, Москва напоминала моменты каждой встречи с Лаурой. Напротив дорога, где люди сильно спешат, небольшой бульварчик, красивый магазин напротив, и архитектурный дом-музей. Мария очень любила Питер, и безумно радовалась, когда приезжала в это место. «Вот скоро загорится зеленый свет, и небольшая кучка людей пойдет дальше по своим делам. Женщина хорошо одета, напоминает стиль Ренаты Литвиновой. Черный жакет с треугольными плечиками, юбка ниже колен, и туфли с вытянутым носом. Стоит записать это в новую книгу Марии. А мужчина рядом так смотрит на нее и держит за руку, наверное ее молодой человек. Ну он совсем не подходит ей. Слишком мрачный, одет не так стильно, может быть просто кавалер, которому она позволяет платить за себя. Когда то, муж был таким же. Зачем я вообще вышла за него, я же знала и он знал, что ничего хорошего из нас не выйдет. Что я совсем другой человек; я безумно романтична, люблю поэзию, искусство, а он даже минуту не мог со мной провести в Третьяковской или Эрмитаже. Уходил пить кофе, или что покрепче. Он любил выпивать. Очень странно, но это единственный момент, когда смогла отвлечься. Все таки, Санкт-Петербург меняет мысли и людей. Переехать на совсем может? Да, а работы больше в Москве. Еще эти пацанки проект.» — глаза заслезились. Она устала. «Наконец-то зеленый. Долго их заставляли стоять. С другой стороны, с которой мне не видно, тоже хлынул поток людей. Они все сильно перемешались. Питер. Как много людей с тобой… Идет женщина, с краю, очень знакомый силуэт.» — сердце Марии на минуту остановилось, она выгнулась в спине, и подвинулась ближе к окну. «Почти не видно, она идет спиной ко мне. Но это же Лаура. Подводит конечно, иногда мое зрение, но сейчас я не могу ошибиться. Никак. Красивый, темно-зеленый пиджак, и платье, красиво прикрывает ее колени, которые, я бы сказала прикрывать нельзя. Молочные туфли, которые приподнимают ее еще выше. На фоне ее я выгляжу безумно маленькой. Что же она тут делает?» — спрашивает про себя Мария, достает деньги, кидает на стол. Берет все вещи и бежит из кофейни. Но, загорается красный и идти ни за что нельзя. Снова набирается народ, и Мария стоит, и просит, чтобы та ушла недалеко. Дождь закончился. Она немного отошла от людей, и ждет эти проклятые две минуты. Сердце бьется бешено, и бросило в пот. Хочется воды, но ее нет. Уже полторы минуты и она побежит искать Лукину. Им нужно поговорить. Кто-то из них совершил ошибку точно, что они потеряли друг друга. Мария отказалась сниматься в пацанках, но ей предложили место директора, потому что Лаура сделала это раньше ее. Она все равно ушла. Зачем теперь ей это место. Месяц назад: « — Маш, а что если мы с тобой уедем куда нибудь? Далеко-далеко… — Лукина лежала на груди Марии, прижимаясь ближе и ближе к телу. Такому правильному и совершенному. На мягкой и нежной коже Марии, оставались следы от рук Лауры, которая переодически плавно переводила руки с талии до ягодиц, или до груди, сдавливая. — Какой сложный вопрос… — сказала Мария, с легкой ухмылкой. Она лежала на подушке и тяжело вздыхала от касаний Лауры, перебирая волосы Лукиной, которые бродили по ее груди и щекотали кожу. — Венеция? Дания? Чехия? Англия? — или не так далеко? Питер? — продолжила Лаура. — О, Боже, Питер моего сердца. Я бы уехала туда и читала стихи Ахматовой каждый раз, как только выходила из дома и бродила по Питерским улочкам. А дома, перечитывала Северянина и Бродского, и Блока и Есенина… Какое наслаждение. — она вновь тяжело вздохнула, но уже не от Лукиной. — каждый раз, когда приезжаю, так и делаю. Но, здесь так много работы. — сказала та, и прикрыла глаза. — Давай и правда уедем. В Питер. Купим там квартирку в каком нибудь архитектурном доме, будем гулять, наслаждаться друг другом. — Лукина приподнялась, чтобы взглянуть в лицо. И увидела чистые глаза, наполненными слезами. — Ты же знаешь, как все сложно. Лаур, не вынуждай меня вновь ломать твое сердце… Мы не можем быть вместе для общества. Нас растерзают, разорвут и выкинут тебя из модельного, меня из университета и театра… я уверена в этом. Но, я влюблена в тебя, и мы счастливы здесь, сейчас, не правда? — Мария посмотрела в глаза той, чье сердце было наполнено страхом и слезами. — Ты права, Маш. Зачем нам тогда с тобой встречаться и так? Давай разорвем все, что было, и оставим друг друга. Думаю, сейчас уже придут все, мой визажист тоже. — она последний раз взглянула в глаза Марии. — финал же сегодня, пора отснять последние сцены, и по домам. Ты в холодный огроменный дом, наверное с режиссером, или кто тебя там приглашал вместе с собой в командировку, а я в холодную квартиру. Думаю, мы больше не встретимся… — она встала и пошла к двери. Мария встала у двери, закрыла ее своим телом. — Ты же знаешь, что я отказалась поехать с ним. — слеза текла по щеке, но Третьякова говорила повышенным тоном, как будто ничего не произошло. — Теперь, можешь поехать, и читать стихи ему. — Лукина прижалась к Марии, совсем с трепетом, как будто она касается настоящего европейского хрусталя, опустила сначала ее руку, которая держала ручку двери, а потом отодвинула ее от холодной деревянной двери к стене. Открыла ее и ушла.» С тех пор они не виделись ни разу. Было много страданий и сожалений. Она ни с кем не поехала в Питер; она поехала одна, но конечно, никого не ожидая увидеть. Она и сейчас думала о том, что тоска ее навеяла мысли об этом человеке. Что это просто женщина похожая на ее. Стоя в красивом, похожем платье на то, что увидела в толпе пару минут назад, в синем жакете и таких же туфлях, поправляя сумку, и порхая ресницами и завитыми волосы, с красивом переливом, при небольшом ветре, она стояла и ждала все те тридцать секунд, которые должны пройти, и Третьякова побежит искать с огромной надеждой найти. Наконец-то огромная толпа ринулась и Мария утонула в ней. Еще несколько секунд и она наступает на тротуар. Рассеяно смотрит по сторонам, и больше не находит никого знакомого или похожего. Она быстрым шагом идет прямо, потеряв надежду найти. Все пропало. Она никого не нашла. «Как так, я не смогла ее найти? Это наказание мне. Я тогда потеряла ее, и больше не смогу вернуть. Даже есть такая поговорка: «Что потеряно, то навсегда». Прошел месяц, а я так и не смерилась. Третьякова, может тогда это не просто влюбленность и страсть, как ты думала тогда? Ну вот что ты делаешь? Ты ругаешь себя? Зачем? Все равно не вернешь. Даже если найду ее в Москве, брошусь к ней на шею, она не простит, уж слишком горделива, да и я тоже. Хотя, я бы пожертвовала всем, только бы она была здесь сейчас. Пусть та женщина, которую я видела, была она, и тогда я смерюсь. Мне будет тепло от того, что мы обе в Питере, в городе нашего совместного сердца. Она тоже его любит. Ух ты, я кстати, раньше не ходила по этой улице.» — наконец, она отошла от своих мыслей и посмотрела по сторонам. И правда, сколько она не была в Питере, никогда не сворачивала сюда и не шла прямо от той кофейни, где была постоянным посетителем. Там варили самый замечательный кофе, из всех, что она пробовала. Здесь много архитектурных зданий, и наверное, нет чего-то такого, чего есть в других местах и улиц Санкт-Петербурга. Она была простой, но красивой. Было очень много людей, и из всего интересного, она заметила лишь очень маленький книжный магазинчик, без названия. Она не дошла до него, поэтому не могла разглядеть его полностью. Но со стороны виднелась небольшая крыша, которая закрывает террасу от дождя, а на небольшом длинном, почти дряхлом столе лежало множество старых книг. Она подошла ближе и увидела огромное окно, почти панорамное, если бы было не деревянное и не такое старое. Оно освещало другое огромное количество книг в магазине. Он был очень маленьким, почти как комната Раскольникова в наших представлениях, и все же, у этого магазина было безумное количество людей, высматривающие и выбирающие старые, уже совсем безжизненные книги. Мария зашла туда, и слилась с толпой. Приметила книгу «Мастер и Маргарита», потом сборник стихов Ахматовой «Реквием»; столько знакомых книг и старых, стоящих изданий. На взгляд ей попалась книга «Духовное в искусстве», она слышала про эту книгу ранее, но никогда не читала. Она была на страниц сто пятьдесят, маленькой и тонкой. Такие книги Мария зачитывала меньше чем за час. Она затянула ее. Обильное количество людей начали расходиться. Остались лишь она и продавец, старичок лет семидесяти, с небольшой бородой, милой улыбкой, в пальто, почти женском, кроем из восьмидесятых. Он не трогал ее, и даже не смотрел. Она привык, к тому, что кто-то зачитывался и оставался на весь день, до самого закрытия, а иногда, даже ждал, пока человек дочитает. Он ценил литературу и любил людей до того, что просто не мог оторвать тех от чтения. Он просто мог сесть рядом и перечитывать того, что не перечитывал с самого юношества. Для таких людей стояли в углу два небольших кресла. Магазинчик был совсем небольшим, но место позволяло. Мария же читала стоя, и даже не заметила, как все разошлись. Она стояла всего двадцать минут, как вдруг опомнилась. Она почти дочитала книгу, но вернулась в реальность. — Я хочу купить книгу. — сказала та, и улыбнулась продавцу. — Выбор действительно прекрасный. Я хочу подарить ее вам. Она небольшая, да и издание совсем не новое. А еще, я вижу что вы чем-то расстроены. — Продавец немного наклонил голову, дабы увидеть глаза Марии, которая опустила взгляд в пол. — Да, вы правы. — Тогда, тем более. Пусть это будет небольшое утешение от меня.- тот улыбнулся и притянул книгу ближе к Марии. Она поблагодарила, улыбнулась самой лучезарной улыбкой, развернулась и вышла из магазинчика. Время поджимало и скоро нужно было возвращаться в отель, чтобы собрать вещи и пораньше лечь спать. Нужно было улетать обратно в Москву, и готовиться к премьере нового спектакля. Куда идти она знала. Откуда пришла, туда и нужно было возвращаться. Может быть она вновь, напоследок зайдет в ту кофейню, попрощается с любимым бариста, выпьет латте на миндальном молоке, и с не совсем спокойной душой, улетит утром в Москву. Где, может быть найдет Лукину, чтобы поговорить. Все это было в ее мыслях. Пора возвращаться. Улица была небольшая, из широкого были тротуары с обеих сторон и небольшая дорога, для одностороннего движения. Но она была неспокойной. Очень много машин, и людей окружали ее на данный момент. Все это время, она смотрела на пол, но пришло время, посмотреть вперед, чтобы повернуть и начать свое движение, как она видит, с другой стороны, на тротуаре, стоит женщина и жадно осматривает ее с ног до головы, с небольшой, но очень видной улыбкой. Из-за сильного хода машин сложно разобрать силуэт и кто это, но слишком знакомое очертание, и его невозможно не узнать. Это Лаура. Они стоят и смотрят друг на друга, и их взгляды делят по кусочкам лишь машины, которых слишком много. Чувства переполняют и из рук почти все падает. Напротив оказывается была кофейня, которую Мария не заметила. Посмотрев на название, можно узнать ту самую кофейню, про которую Лукина постоянно говорила. Она любила пить там кофе. Хотя кофе то и не очень любила. Это было большое исключение. Лаура давно заметила Марию. Когда та приблизилась к магазину, она наблюдала за ней из окна, а потом немедленно вышла, боясь потерять ту из вида. Они стояли и прожигали, в хорошем смысле, друг друга взглядами. Можно было бы вставить ту самую музыку из фильмов, и замедленный кадр. Все так и подошло. Или просто, сигналы машин, все размыто, и только они вдвоем. На какой-то момент, они обе бросаются к первому переходу. Лаура ускоряется и она первая перебегает, встречая Марию объятием. Она обняла ту безумно сильно, вглядываясь в глаза, наполненными надеждой. Мария обхватывает ладонями лицо Лукиной, оставляя все на асфальте, и целует, прижимаясь ближе и ближе. Нет никакого напряжение, лишь страсть с новой силой сжигала их двоих. — Лаур, прости, прости меня. — проговаривая слова, в перерывах от горячего и жадного поцелуя, Мария перешла руками к волосам. Ее любимым волосам. — Я так люблю тебя. Я люблю тебя. — для Лукиной это был шок и потрясение. Мария не позволяла себе такого никогда, даже тогда, когда очень хотела. — Теперь я точно это знаю. Я бросаю все ради тебя. Я ничего не хочу без тебя. Я и так держалась слишком долго одна. — Я, тебя, очень очень, сильно люблю. — пробурчала Лукина и влилась полностью в поцелуй. Их никто не трогал, всем было все равно на то, что в сейчас в одно слились две половинки одного мира.