Джон Ватсон устал. При чем очень сильно. Нет, ну серьёзно. Он в конце концов доктор медицинских наук, практически главврач одного из медицинских центров BMI, а ему приходится с бумажками возиться. Кто вообще придумал всю эту ерунду? Договора он ещё не подписывал. А эти врачи? Нет, ну вы их видели? Ни нормально обеспечить оказания помощи клиентам, ни отчётов о работе предоставить. Ну что это? Как с этим работать? Хотелось простого человеческого сдохнуть. Ну или поспать. Примерно равносильно. Спать по 2 часа в день только по расчетам не должно было сказаться на организме при определенных нагрузках. Хотя тактика была хороша...
Но что поделать. Все силы отнимала подготовка к очередному научному проекту об апоптозе и его регуляции. Между прочим очень важная тема, которая помогла бы понять механизм старения. Но куда уж там. Времени нет. Джон каждый день составляет себе список дел, из которых полезных-кот наплакал. Отвратительное чувство. Постоянное ощущение никчемности бытия. Тяжело с таким смириться. Злость нарастала с каждой секундой всё больше и больше. Наконец Ватсон сдался. Собрал все свои силы в кулак, после чего направил их в ноги, встал из-за стола, быстро собрался и с гордо поднятой головой вышел из кабинета. Он не удивился, когда не заметил ни одного врача, кроме тех, что остались в ночную смену. А что он хотел. Рабочий день закончен. 20:06.
На улице моросил дождь. Треклятая осень. Слякоть и сырость. Прохладный ветер пробирался под кожу через сто слоев одежды. Ужас, одним словом. Но мужчина решил пройтись пешком, дабы подумать. Надо бы навестить Рози...
Малышку он "повесил" на Молли, а она вроде как и не против. Нет, вы не подумайте, он хороший отец. Просто научный проект, все дела... Ладно, Джон признает, ему тяжко с ребенком. Проще пропадать на работе. Правда. Морально легче. Мозг отключается. Но когда включается обратно, приходит осознание. Великий Флеминг, как ему стыдно. Правда. Очень. Каждый раз, когда он идёт домой, заходя к Рози, ему очень стыдно перед ней. Но он не может ничего с собой поделать. Так ей лучше. Он надеется на это. И ему так лучше. Без Мэри жизнь стала тяжкой. Потеряла краски, что ли. Не нашлось ничего важного. Просто пустота внутри. Больше ничего. Нет ничего волнующего, до безумия важного. Он давно перестал чувствовать что-то, кроме вечной усталости. Только ради Рози он оставался на плаву. Хотя вот-вот был готов утонуть. На дно, словно оковы, привязанные к ноге, тянули воспоминания о былой счастливой жизни. От части он сам все сломал.
Шерлок... Они очень давно не общались. Хотя хотелось. Сейчас хотелось. По началу нет. По началу была пустота, ей на смену пришли обида и злость. После жуткая грусть, потом тоска, а за ней и желание вернуть былую дружбу. Но было стыдно.
Очень. Он сам его прогонял, сам не давал возможности помочь. А после Шерлок перестал пытаться. Миссис Хадсон готова была разорваться на две части, лишь бы друзья вновь стали общаться. Но Ватсон стоял на своём.
–Упертый Баран.
Мэри? Снова. Снова мерещится. Разговаривает. Джон не хочет отвечать, в надежде избавиться от этого. Не получается. Значит плохо пытается, думает сам о себе. Но он устал. Устал жить в несбывшихся мечтах и ведениях.
Кстати о ведениях. Подозрительный мужчина, лежащий на лавочке в любимом парке Ватсона, вывел его из раздумий. Нет-нет-нет. Пусть это будет неправда. Очередная глупая галлюцинация. Не сейчас. Не сегодня. Завтра. Правда. Он завтра поговорит с ним. Он наберётся смелости и позвонит, назначит встречу. Нет. Спонтанно нельзя.
–Можно, разрешаю,–улыбнулась Мэри.
А Джон поник. Таким его ещё никто и никогда не видел.
–Где твоя военная выдержка? Почему ведёшь себя как тряпка?–Продолжала женщина, которую Ватсон любил до безумия.
–Потому что я и есть тряпка!–Джон закрыл лицо руками, продолжая бормотать что-то невнятное.
–Я разочаровываюсь в тебе все больше и больше. Оставил ребенка, перестал общаться с лучшим другом. Да даже с миссис Хадсон. Что тебе сделала бедная старушка? Ты ужасный и отвратительный, Джон Хэмиш Вастон. Ничего человечного в тебе не осталось
–Отстань! Просто замолчи! Не лезь под руку! Я. Разберусь. Сам. Тебя нет!!! НЕТ!!!–Крик. Стало страшно. Страшно от самого себя. Он сорвался на галлюцинацию. Сорвался на
свое подсознание.
Или кем являлась Мэри. Да она и не Мэри. Обманывала. Как все вокруг. Розамунд... Рози... Точно. Он должен был идти к своему ребенку, которого неоправданно бросил. Нет ему прощения.
–Не кричи на всю улицу, Джон. Иррациональное дело-разговаривать с самим собой, в надежде, что тебе ответят что-то другое, кроме того, что ты уже слышал. Люди странные, не находишь?
–Возможно, но всё зависит от контекста,–холодный тон, полуприкрытые глаза, смотрящие куда угодно, но не на собеседника. Великий Сноу, ты точно собрался все менять?
Молчание затягивалось. Джон собирался с мыслями, чтобы начать диалог. Все подготовленные речи вылетели у него из головы. Шерлок же просто думал. Не так, как думает обычно в напряженоьй обстановке, окружённый полицией. Он просто думал. О чём? Он точно сказать не мог. Смотрел в даль, не собираясь первым начинать диалог. Не он виноват в случившимся.
–Так, собственно, зачем ты подошёл?–Как грубо.
–Для того, чтобы ты перестал кричать на всю улицу. Травмы нужно прорабатывать, а не игнорировать.
Скотина. Знал. Кончено он знал. Догадался. Да любой бы догадался, только взгляни на некогда помощника великого детектива. Который, кстати об этом, перестал быть таким великим.
–Почему же ты перестал заниматься расследованиями?
–Не вижу смысла.
Немногословно. Заслужил. Снова долгая пауза. Джон впервые за весь небольшой диалог решился взглянуть на Шерлока. Выглядел тот как обычно: пальто, коих у него было, казалось, миллионы, кожаные перчатки, классические брюки, ботинки... Это всё не то. Черты лица ничего не выражали. Он выглядел отстранённым, практически не заинтересованным в диалоге. Ну может самую малость. Глаза. Глаза потускнели. Потеряли цвет. Хотя, как известно, голубые глаза меньше всего пигментированы. Но тут. Они будто посерели. Да, Джон, ты облажался. По полной. Он собрался с силами и начал то, что пора было сделать уже давно:
–Слушай, Шерлок, я хотел бы с тобой поговорить. Понимаешь. Я импульсивный идиот. Для тебя это не открытие, да?–Ответа на вопрос не последовало, поэтому Хэмиш продолжил.– Всё то, что я тебе говорил было на эмоциях. Я по началу был действительно зол. Зол не только на тебя. На всех. Не знаю, чувствовал ли ты подобное. Просто. Смириться трудно. Очень,–он запнулся,–хотя возможно. И я смирился. Пусть и не до конца. Ты не виноват. Ни в чем. Скорее наоборот. Я очень благодарен тебе за все. За то, что ты являлся частью моей жизни. За то, что продолжал пытаться. Мне действительно стыдно перед тобой. Я бы хотел возобновить то, что сам закончил. Если, конечно, ты захочешь иметь со мной хоть что-то общее,–Джону стыдно. Он проклинает себя. И надеятся на лучшее.
Шерлок молча выслушал Джона. После чего, помолчав секунд 5, взвешивая все за и против, ответил:
–Я тебя понял. Сейчас ответа Я дать не могу. Мне неприятно,–Высшие, почему Шерлок говорит так серьёзно? Можно Джону просто провалиться под землю? Ответ был "нет".–Ты действительно вёл себя отвратительно. Мне нужно многое обдумать. Кстати, начни снова нормально питаться, полнота тебе шла больше.
Замечательно. И что отвечать?
–Хорош, я даю тебе времени столько, сколько нужно для принятия решения,–снова не смотрит в глаза.
Шерлок уходит, на прощание сказав сухое "Пока"
***
Шерлок Холмс устал. При чем очень сильно. Нет, ну серьезно. Дел нет. Преступления... Тошнит от них. Это невозможно. Хотя он все равно тащиться на место по первой просьбе Лестрейда. Только теперь некому о гениальном детективе писать, все регалии Шерлок отдает Грегори, ни о чем не жалея. А он забавный парень, этот Греб. Пили они вместе как-то в баре. От безысходности приходиться общаться со всеми подряд. Миссис Хадсон перестала казаться настолько раздражающей, словно жужжащая пчела. Напротив. Взору Шерлока открылась милая бабуля, которой нужно о ком-то заботиться. И да, она все ещё не его дом.работница, он помнит. А вот когда улыбался последний раз не помнит. Ему тоскливо. Но он слишком горд. Холмс младший и так в свое время избил ноги о порог дома Джона, в который его не пускали. А потом перестал стараться. На 48-ой раз, если быть точнее. Шерлок никогда не любил идеальные числа: 35, 50, 100, 222... Слишком правильные, в этом неправильном мире. Шерлок не любил правильность, хотя самого можно было назвать эталоном пунктуальности. Парадокс. Но ему нормально. Теперь ему нормально. Он заблся, морфий стал ему вторым лучшим другом, а голоса, появившиеся в голове во время очередного прихода, оказались приятными собеседниками. Он больше не нуждается в Джоне.
Хотя кому он врёт?
Нуждается. Сильно. До потери пульса. Ушел Джон-ушла мотивация. Нет, вы не подумайте, они действительно были друзьями, пусть кто-то и считает иначе. Но это была не просто дружба. Шерлок не находил слов. Джон сделал из бездушной машины, которая была настроена на качественное раскрытие преступлений, человека, который умеет чувствовать. Джон переломил что-то важное. И ушёл. Шерлок и сам так делал, но на то были причины. Весьма серьезные, чем обида. На что обида-то? Он не убивал Мэри. И в мыслях не было. Чистая случайность. Пусть и неприятная. Отвратительная. Так сказал Майкрофт, когда Шерлок от безысходности пошел к тому, кто мог помочь меньше всего. Но на деле Майкрофт оказался очень приятным собеседником. Пусть и язвительным.
Но сейчас мысли младшего Холмса занимало нечто другое. Хотя Холмс знал ответ, лишний раз закинуться морфином и посидеть на полу в тишине не мешало.
Номер Ватсона он помнил до сих пор. Короткое сообщение, подпись. Ещё морфин. Ещё сообщение. Морфин. Пропасть. Шерлок больше
ничего не хочет.
***
"
Нет
Ш.Х."
Джон не удивился. Нет. Ни разу. Ни сколчечки. Где там пиво? Ватсон не решился писать ответ. Молча пялился в стену. А что отвечать? Всё и так ясно. Любая надежда на счастливую жизнь пропала. Потухла, словно свечка, которую оставили на открытом холодном окне.
Слёзы. Снова появилась Мэри. Ещё бутылочку.
"
Будь счастлив.
Ш.Х."
Это сообщение Джон навряд ли увидит в ближайшее время.
