чувства

Скучающе и одиноко сидит Осаму в кабинете с двухцветными стенами перед уроком, который так ненавидит, ведь химия - сплошная математика и физика и опытов почти никогда нет, и единственное утешение в этих всех серых днях - его солнечное чудо, которое он любит нежно-нежно, совершенно по детски, и само очарование захватило этот мир, стоило ему войти в помещение, и сердце сбивается с точных ритмов, и все говорят, что это лишь химия, и плевать на это Дазаю, как было плевать на себя, и стало тепло в его измученной груди, стоило увидеть родные карие глаза, смотрящие на него словно бы со смехом. И Осаму, неловко скрываясь, встряхивает головой, точно собака - и отросшая чёлка прикрывает лицо, словно бы пряча эмоции, ведь ему до сих пор непривычно что-то такое ощущать - нежное, трепетное, тёплое, живое. Изрисованы все тетради, исписаны все листья - юноша не может сдержаться, ведь чувства просятся наружу, просят писать и рисовать, творить и восхвалять, а потом всё это, словно невзначай, показывать на уроках, любуясь смущённо-удивлённым Чуей, что бережно фотографирует (боясь учителя, что может заметить телефон) творения из тетрадей и забирает то, что на листках. И непривычно тому, что могут так его любить, чтобы творить столько чудесного постоянно, заставляющего чувствовать жар на щеках и нежный комок словно бы в сердце. Они смущаются друг-друга, ведь это их самая первая любовь, что горит высоким костром, сыпящим яркими искрами, не глохнущая от нудящего голоса разума, они считают, что это всё будет навсегда, будет крепко и как сейчас, что лёгкие поцелуи всегда будут вызывать бурю эмоций и что ссориться не будут никогда. И успевший соскучаться по парню (своему!) Накахара хватает его в объятия, чуть не снося с ног, и счастливо шепчет о том, как он скучал, думал и мечтал, хоть и прошёл всего день, как они не виделись - радостно улыбается, утопая в чувствах к любимому. – Ну чего же ты, лисик? Здесь я, никуда не пропадал и не пропаду, – смущённо спрашивал Осаму, которому всё же было приятно такое внимание со стороны самого важного для него человека, хоть и удивляло то, как быстро люди могут соскучаться. Гладя того по голове, ощущал себя в странном, но расслабляющем океане спокойствия и умиротворения, растекаясь в руках от любви. – Я знаю, знаю, честно, но всё равно я так скучал, ты не представляешь, – шепчет он взволнованно, ведь не знает, отчего так скучает, волнуется и ощущает, почему весь мир стал таким ярким, а человек в объятиях таким необходимым, словно он воздух или вода. Размышляет о происходящем, пока тает от лёгких и нежных поглаживаний по волосам, заставляющих ощущать всё больше. И любит он как в тех странных книгах, где всегда всё кончается хэппи эндом, и так сильно хочет, что бы не только начало, но и конец был как в одной из глупых писанин, что так любила его мать. И всё в животе переворачивается и скручивает, стоит лишь подумать о том, как может жизнь развести их, как две параллельные линии на бумаге, чего бы так не хотелось, ведь его парень стал для него важнее всех в его жизни и самой жизни в том числе. И сжимает всё крепче, боясь потерять, чувствует ответное прижатие к себе и тепло чужого тела. И сильно волнуясь, слегка привстаёт на носочки, ложит ладони на чужие горячие щёки, и только тянется поцеловать (смущённо, невинно, немного по-детски), как сильно хлопает дверь кабинета и влетает их общий знакомый. – Слуш... – успев заметить сладко обнимающуюся парочку, разбежавшуюся, лишь заслышав удар двери, Фёдор замирает на полуслове, но, немного подумав, решает всё же спросить. – Мне конечно о-очень жаль, приношу свои извинения и всё такое, но нам что-нибудь задавали? Смущённый Дазай с волосами на лице, ненавидящий проявлять чувства на людях, лишь потупился в пол, сквозь который хотелось провалиться от чувств, всё ещё бурлящих в его сердце, даже не думая о том, чтобы ответить. И ему именно сейчас надо было зайти? Почему он не мог зайти на пару минут позже, а лучше только со звонком, мы же почти?.. Развивать мысль дальше было слишком неловко и появлялось ощущение того, как медленно краснеют щёки, выдавая его состояние с головой. Но радовало, что так себя ощущал не он один - ведь напротив стоял Чуя, которого не спасали даже прикрывающие лицо руки, пока Достоевский ехидно подхихикивал над одноклассниками. Но всё же он был понимающим человеком, даром что друг. – Видимо, ответа я не дождусь, так что пойду, пожалуй, оставлю кабинет в ваше полное распоряжение, – сказал, смеясь, последний и, развернувшись на каблуках, вышел из класса, тихо прикрыв дверь.