Вечный восход

Холодный ночной ветер гулял в замке фон Кролок, проникая сквозь трещины в древних грифельно-серых стенах. Старинные часы пробили первый час раннего утра, и их бой эхом разнесся по коридорам. Бледных и красивых гостей ночного бала становилось все меньше: один за одним, дрейфуя как семена одуванчика, они расходились обратно в свои гостевые покои. В этом году бал был другим. 21 декабря, в ночь солнцестояния, как это было со времени первого бала, четыреста лет назад. Однако, другие балы были грандиозными торжественными кровавыми жертвоприношениями, добровольными или нет, и 405-й полуночный бал крайне диссонировал со всеми минувшими. Ни один живой гость не бродил по лабиринтам коридоров, и никакие адские монстры не насыщались кровью смертных. Каждый приглашенный должен был прибыть, предварительно поев, чтобы собраться в стенах дворца как цивилизованные, опрятные, приличные не-живые аристократы. Новый консорт позаботился об этом. Первые четыре бала, на которых он пытался изменить традицию, были трудными, и иногда гости даже начинали кормить друг друга, но он знал, что все получится с пятой попытки. Он приложил свою умелую руку и полностью посвятил себя благоустройству самого замка, ремонту помещений для гостей, замене тяжелых занавесей, которые помогали им оставаться в живых, и даже реорганизации расписания и методов питания. Новый консорт действительно был занятым мертвецом. В свою очередь, Граф посвятил ему этот, 405-й бал. Золотые и мохово-зеленые украшения заменили типичные черные и серебряные цвета, которые преобладали в огромном бальном зале, придавая ему свет и жизнь, которых никто из гостей бала еще не видел в своей не-жизни. Высокие арочные окна были оставлены открытыми, и из них открывался вид на бескрайний лес и чистое небо. Погода была благоприятной и ее, такую хорошую, следовало воспринимать как предзнаменование сытого года. Консорт не понимал этой традиции и настаивал на том, что это, скорее всего, не связано друг с другом с научной точки зрения. Граф утверждал, что это была их единственная традиция, которую они соблюдали с самого начала, и они продолжат соблюдать ее до тех пор, пока не иссякнет время. Консорта это не удивило, но он понял, что эта традиция достаточно безобидна. Бал прошел с несколькими заминками, но виконт позаботился о том, чтобы с такими перерывами справлялись быстро и легко. Было трудно спорить с кем-то, обладающим хотя бы наполовину таким горячим умом и наполовину таким пышным нарядом, не говоря уже о сверкающем, плюющемся огнем чудовище, которым был виконт в ту ночь. В промежутках между чаконой и менуэтом виконт внимательно оглядывал бальный зал, ожидая, что любой гость может нарушить правила приличия и навлечь на себя его гнев. Представление, состоящее из равных долей театра и ужаса – качество, которое должны были демонстрировать все гости полуночного бала. Представление тоже подошло к концу, и, подобно опавшим листьям, которые несколько месяцев назад слетели с деревьев, виконт присоединился к рядам зачарованной нежити, удалившись в свой роскошный будуар. Консорт некоторое время после ухода гостей продолжал стоять, наблюдая за небом в поисках первых признаков наступления нового дня. Для них наступил новый год. Небо, похожее на насыщенный темно-синий бархат, усеянный кристаллами, не подавало никаких признаков стремительно пролетевшего года. – Мой дорогой, возможно, нам тоже пора уходить. Они были последними, кто еще оставался в зале: даже оркестр уже ушел. – Я думаю, в этот раз я хотел бы посмотреть. Граф не мог отказать супругу ни в чем, о чем бы тот ни просил, однажды пообещав предоставлять и делать для него все, что может потребоваться. А ему требовалось напоминание о жизни, которой он был вынужден пожертвовать. Граф не мог ни проигнорировать просьбу, ни, тем более, не удовлетворить ее. – Конечно, Альфред. Словно два высеченных из камня образа, они стояли, высматривая признаки восходящей звезды, перед огромным окном – последним окном, которое оставалось не закрытым. – Какая привилегия, – пробормотал Альфред, – никогда не уставать от этого. Темнота осветлилась от бесконечной темно-синей до аметистового сияния, обрамила красоту деревьев и отразилась от белизны снега. Граф опустил глаза и отвернулся, но Альфред продолжил наблюдать, как пурпурный и серый цвета уступают место золотому, подчеркивая золотые акценты, все еще украшающие бальный зал. Наконец граф снова присоединился к своему супругу, наблюдая, как огромная звезда угрожает стать видимой прямо над линией гор, а затем он перевел взгляд на золотистые от солнца кудри своего партнера в вечности. Даже по прошествии четырехсот пяти лет граф предполагал, что это правда. Он никогда не уставал наблюдать за рассветом.