Почему ты такой?

- Что с ним не так? Эйден часто задавался этим вопросом. Хакон был странным. Он шугался почти каждого человека, будто травоядное животное в дикой природе, почти не появлялся в людных местах без сопровождения и был до жути тихим и осторожным. Спайк пожимал плечами: про Хакона он знал только из рассказов Эйдена и с самим мужчиной никогда не общался; спросить у Айтора, в компании которого Маттиас зачастую и находился, парень не мог: не те были отношения, - а Фрэнк и Лоан терялись в догадках. Пару раз в неделю, уставший от ежедневной беготни по крышам, беспрестанного трепа Барни и от бездумных лиц кусак, Эйден заседал в Рыбьем глазе до глубокой ночи, смеялся в компании малознакомых людей, веселился, немного смущенно принимал комплименты от одиноких девушек. И краем глаза всегда наблюдал за мужчиной в углу бара, одиноким и грустным. Это было излюбленное место Хакона. К нему никто никогда не подсаживался, не гнал со стула и не пытался заговорить. Он был словно невидимым, безмолвной статуей, украшением этого помещения. Эйден не осмеливался нарушать личный покой мужчины; не боялся, но волновался, что спугнет того, и пусть Хакон временами сам подходил посреди дня, чтобы попросить Колдуэлла во время вылазки прихватить с собой те или иные компоненты. Поэтому усиленно продолжал сидеть со стаканом крепкого алкоголя в руках в компании неотлипающего Хуана. - Где этот подлец? - Бля. На секунду в баре будто стало тихо, до того голос был четким и выделяющимся. Эйден закатил глаза, когда Райнер тут же дал деру, не забыв при этом пригрозить, что "выдашь меня - скромлю прыгунам", и принял совершенно бесстрастный вид, когда увидел уверенно направляющегося в его сторону командира миротворцев. - Не видел Хуана? Он опять где-то ошивается и не выполняет данные ему поручения. - Без понятия, где он, Джек. - Ясно. Возможно, Мэтт ему не поверил, но брюнету было глубоко плевать. Он не был миротворцем и не работал на них(если только иногда, и то на одного Айтора и немножечко на Хуана), поэтому тут же переключил все внимание на окружение. Он пришел отдыхать и̶̶ п̶̶р̶̶и̶̶с̶̶м̶̶а̶̶т̶̶р̶̶и̶̶в̶̶а̶̶т̶̶ь̶̶ з̶̶а̶̶ Х̶̶а̶̶к̶̶о̶̶н̶̶о̶̶м̶̶, а не искать нарушающих порядки военных. Когда недовольство Мэтта, заполняющее все помещение, отступило, а сидеть в компании верещящих девушек стало невыносимо, Эйден покинул свой стул и уже собирался уходить, как заметил, что не может сдвинуться с места. Он остановился напротив стола, где сидел Хакон, и что-то ему будто не давало сделать шаг и выйти из бара. В итоге Колдуэлл осторожно подошел к мужчине, неловко потирая шею. - Могу я присесть? - Хакон ему слабо кивнул, и Эйден, еле улыбнувшись, опустил свою задницу на скрипящую скамью. Гул с каждой минутой все нарастал, а тишина между ними была все такой же звонкой и постоянной. Эйден прекрасно видел, что Хакону некомфортно; путем недолгих аналитических расчетов брюнет понял, что причина была не в нем, а в окружении: глаза у ночного бегуна были испуганные, все время бегающие, а пальцы с силой сжимали металлическую кружку. Он неотрывно следил за каждой живой душой и лишь изредка пробегался карими глазами по Эйдену, видимо, понимал, что тот не вызывает угрозы, и немного успокаивался. Все-таки пилигрим не раз спасал его в трудные времена и всегда показывал себя как человека, уважающего чужие границы, и Хакона это отчасти подкупало. - Если хочешь, можем уйти. Я знаю неподалеку одно тихое место. Эйден встал, неудачно ударившись коленом об стол, и пока хмурился от боли, Хакон, кажется, уже все решил. Парень даже слегка опешил от такого напора. Мужчина схватил его за руку; чужие пальцы крепко оплели юношеское запястье и потянули на себя. - Кажется, я тоже его знаю.

***

Пилигрим опирается о перила, подставляя лицо прохладному воздуху, и вдыхает полной грудью, Хакон сидит на старом матрасе чуть поотдаль от него, освещенный ультрафиолетовым светом, и думает о чем-то своем, уставившись на ночное небо. Оно искрится редкими пятнышками далеких звезд; раньше городское освещение прятало от людей эту невероятную красоту, но теперь, после Падения, любоваться ей можно хоть каждый день. Ночной бегун помнит, как мама в детстве рассказывала ему о созвездиях, как вместе с отцом он ехал за город, чтобы ночью отыскать Большую Медведицу и Змееносца, как через купленный на день рождения телескоп часами разглядывал небо и Луну, как мечтал в будущем стать астрономом. Это были пусть и грустные, но теплые воспоминания. Раньше Хакон жалел, что нельзя обернуть время вспять, сейчас же эти мысли оставили его. Осталось только разочарование, боль и страх... И что-то еще, пока неизвестное. - Могу я задать один вопрос? Маттиас очень глубоко ушел в собственные мысли, поэтому голос Эйдена показался ему чересчур громким и неожиданным. Он вздрогнул и тут же опустил глаза вниз, будто стыдился своей пугливости, но Колдуэлл только улыбнулся и продолжил терпеливо ждать ответа. - Да. - Почему ты такой, Хакон? В плане, что... ты сторонишься почти всего Вилледора. Что они с тобой сделали? Оба надолго замолкают. Эйден дает время мужчине, дает ему решить, как отреагировать, Хакон же немеет от ужаса и будто забывает, как дышать. Почему-то становится страшно. Страшно сказать правду. И мужчина мог бы перевести тему, но слова в горле застревают, и все, что он может, это открывать и закрывать рот. Издалека доносится громкий крик крикуна, - кажется, кто-то неудачно приземлился прямо перед носом этой твари, - а кусаки в самом низу на секунду вздрагивают, чтобы после продолжить бездумно шататься по улицам. Почти полная луна бросает на город голубоватый свет, а сами здания то тут то там горят сиреневым. Холодный ветер задувает за ворот ветровки, ерошит волосы, и Эйден вздыхает, вздрагивая. - Красиво здесь. - брюнет отходит от края крыши и приземляется на деревянные ящики по правую сторону от Хакона. - Но холодно. Мужчина вяло откликается на чужие слова, продолжая усиленно думать над заданным ему вопросом. Его все еще одолевают сомнения: он хочет хоть кому-то открыться, - Айтор - это другое, - но одновременно с этим дико боится. Раньше он не был таким, и Хакон огорчен, что его удалось кому-то сломить. - Иди сюда. Мужчина неуверенно, но не отказываясь от своего решения, хлопает ладонью по месту рядом с собой, приглашает Эйдена присоединиться к его одиночеству. На улице все-таки не середина лета, а в прошлом полезные обогреватели и кондиционеры сейчас не более, чем украшение интерьера. Пилигрим осторожно подсаживается, - все еще слишком далеко, чтобы касаться плечом чужого, но достаточно близко, чтобы говорить вполголоса, - и расслабляется, когда ощущает нахлынувшую волну тепла. Снова тишина. Колдуэлл греется в свете ультрафиолетовых ламп, защищенный от потоков ветра, а Хакон собирается с мыслями. И ищет в закоулках своей души маленькие крупицы некогда потерянной смелости. - Раньше я не был таким... жалким. - ночной бегун говорит тихо, и брюнет в один момент понимает, что ему даже боязно дышать: так сильно не хочется прерывать чужой монолог. - Но потом произошло кое-что ужасное. Ветер шелестит листьями одиноких деревьев, шумит брезентами, свисающими с крыш домов, и разносит различные запахи и звуки по воздуху. - Я в Вилледоре уже давно, можно сказать, что почти с самого его формирования, и знаю здесь каждый закуток и каждое лицо. Я сразу узнавал только попавших к нам людей и также знал характер каждого живущего тут человека. Однажды в "Рыбий глаз" наведалась какая-то группировка: все они были в масках и с ног до головы забиты татуировками. Поначалу многие спутали их с ренегатами и уже готовились к нападению, но те парни вдруг подняли руки вверх и сказали, что здесь проездом. Им поверили. Хакон тихо вздыхает, немного придвигаясь ближе к Эйдену, и на секунду утопает взглядом в темном небесном полотне. - Только я почувствовал что-то неладное. Я пытался уговорить Фрэнка и остальных, но они только махнули на меня рукой, сказав, что я параноик. Со временем мои слова об их подозрительности стали только страннее. Эти парни поселились неподалеку от бара и каждый божий день помогали всему, что ходило и дышало. За это они стали нравиться людям сильнее, даже Лоан спустя неделю оттаяла и с удовольствием проводила с ними время. Мы еще встречались на тот момент. - он шмыгнул носом, разминая замерзшие пальцы, и Эйден залип на чужие руки: отчего-то они показались ему изящными и прекрасными. - Так прошло пару месяцев. Никто почему-то не задавался вопросом об их задержке, ведь "проездом" значит остаться максимум на неделю. Хакон снова замолкает, но на этот раз надолго. Эйден видит, как тому тяжело делиться своим несомненно тяжелым прошлым, поэтому пытается как-то поддержать: касается плечом чужого, изучает глазами профиль, а потом вовсе садится чуть ли не вплотную и сцепляет пальцы в замок. - Если тебе сложно, можешь не рассказывать дальше, я не буду тебя заставлять. Ночной бегун отрицательно машет головой и приваливается к эйденовскому плечу, просит пару минут, чтобы потом продолжить. - Одним вечером я, как и обычно, возвращался из Старого Вилледора. Время еще было, чтобы успеть до наступления ночи, но по пути на меня напали бандиты. Не знаю, откуда они взялись, но там их было штук пятнадцать, не меньше. Они окружили меня со всех сторон и начали по очереди наступать. Нескольких я вырубил, остальные же отступили будто по чьему-то приказу. Когда это закончилось, я понял, что на улице уже ночь, и в подтверждение этому за стеной многоэтажки раздалось рычание прыгуна. Я не на шутку испугался, однако чудом добрался до безопасной зоны, а там и до своего основного убежища. И, зайдя в комнату, я увидел настоящий хаос: повсюду были разбросаны тряпки, доски и кишки кусак, спальное место разорвано в клочья, из всех уф-ламп работала только одна, а на самой широкой стене синей краской было написано всего одно слово: "сдохни". Сразу стало понятно, что это те парни. - Что за больные ублюдки... - Потом это повторялось еще несколько раз. Несколько десятков раз. Мне ежедневно портили жизнь, мешали и даже настраивали всех против меня; я игнорировал эту агрессию как мог, ведь не был заинтересован в межличностных отношениях. Их это, видимо, не устроило. Поэтому, когда я в очередной раз отдыхал в беседке при баре, они вырубили меня то ли дубинкой, то ли куском доски, - я не успел разглядеть, - и приволокли в какое-то неизвестное мне место. Очнулся я привязанный к колонне напротив двухспальной кровати. На ней кто-то лежал, а вокруг стояли вооруженные мужчины. Их было гораздо больше, чем пришло тогда в "Рыбий глаз", и я подумал, что меня прямо там и убьют. Но произошло кое-что похуже... Лежащим на кровати человеком оказалась Лоан. Они... они изнасиловали ее прямо на моих глазах, Эйден. Она этого не помнит, потому что была накачана какими-то таблетками и алкоголем, со мной же делали все, чтобы я не отводил взгляда. У меня текли слезы, я кричал и вырывался, а они только смеялись и продолжали вдалбливать хрупкое тело в пыльный матрас. Когда они наигрались, я уже плохо чувствовал реальность, мой организм был сильно измотан, и они оставили меня таким и просто ушли. Я просидел в этом чертовом здании несколько дней, из раза в раз переживая увиденное, пока меня не нашли патрулирующие миротворцы. Через несколько дней меня вновь похитили эти же лица и начали пытать уже физически: избили до полуобморочного состояния, топили в грязном бассейне, звонко смеялись. Потом стали говорить про Лоан. Не помню в точности их слов, но это было что-то ужасное, отвратительное и настолько страшное, что я от отчаяния врезал одному из них в живот. За это меня, полуживого, мокрого и беспомощного, заперли в доме, полном прыгунов. Весь день я просидел, прячась под столом и зажимая рот руками, а ночью добрался до ближайшей безопасной зоны и прям на пороге грохнулся в обморок. Повезло, что там были люди. Больше Хакон ничего не говорит, лишь не отрываясь смотрит на линию горизонта, изучая деревья на крышах домов, выбитые окна и виднеющуя телебашню вдали. Эйден будто собирает себя по кускам, пытается осознать услышанное и просто приходит в ужас от всего этого. - А где сейчас эти люди? - голос у брюнета хриплый, тихий и злой: он очень хотел бы, чтобы те парни оказались живы, но лишь для того, чтобы собственноручно подарить им страдания и боль. - Мертвы. Я нашел спасение у ренегатов: они помогли мне отбиться от этих безумцев, дали защиту и позабытое ощущение безопасности. - видя ошарашенный взгляд Эйдена, Хакон тихо засмеялся. - У ренегатов Уильямса. Они хорошие люди, пусть их и немного. Да, я получил все это не за просто так, но их помощь по сравнению с моей платой гораздо больше. Колдуэлл сощурился, но отодвигаться не стал: если бы Хакон работал на ренегатов, которые каждый день доставали его, пытаясь отобрать ключ, то Эйден бы уже давно был размазан по стене высотки. Он только вздрогнул от очередного сильного потока ветра и потеплее закутался в свою одежду, обнимая колени. - И с того самого момента я не могу смотреть в глаза Лоан. Она радостно смеется, не подозревая, что с ней делали в ту ночь. Хотел бы я тоже не помнить этого, но не могу. - Получается, вы с ней расстались? Хакон кивает и вздыхает, добавляя: - Из-за этого она меня ненавидит и грозится однажды пристрелить. Пилигрим изучает бетонную поверхность крыши, каждый камушек и неровность. Кажется, что проходит вечность, но длится она всего пару минут; Эйден вдруг выпрямляется и поворачивает голову к Хакону, секунду медлит, но все же наклоняется. Удается запечатлеть легкий поцелуй на приоткрывшихся губах до того, как мужчина начинает задавать вопросы, а потом и вовсе заткнуть его на долгие десять минут. Парень хмурится, - все же нормально целоваться он так и не научился, - и жмется к Хакону, обнимая его плечи, тянется навстречу оплетающим его рукам, не замечает колющую лицо щетину и всеми силами старается передать испытываемый ураган чувств. - Ты для этого спросил про мою занятость? - Не только. - Эйден облизывает губы и тычется носом в щеку, тепло дыша на кожу, и крепче цепляется за чужую накидку, прикрывая глаза. - Жаль, что я не познакомился с тобой раньше. Как мне теперь жить с мыслями о том, что я не смогу отомстить мертвым? Маттиас смеется, запечатлевая на бледном виске мягкий поцелуй, и зарывается забинтованными пальцами правой руки в волосы. - Живи с мыслью, что человек, которого удалось сломить, все еще способен на искренность, доверие и любовь.