Засим узрел я ложь, о Боже, эгоисты разнились мерзавцами и все они, нагло, с присущей грешникам хитрецой, извивались на земле твоей, о Всевышний!
Место, походящее на огромный крысиный городок. То тут, то там слышались завывания, они были столь пронзительны, что любой нехотя задавался разумеющимся вопросом: вот она, усадьба дьявола? Крики ярости, возгласы мученья — всё противно, отвратительно и убого, словно находящийся здесь, любуясь пестрящим тут насилием, наполнялся им, грязью большого, нет, вернее иррационально жесткого и титанического города, оплота прекрасного, в сравненье с этим мусором его жизни и дыханья. Воистину, людской ковчег спасения и породил совершенное окружение, среду, позволяющую преспокойно барахтаться в ней только одному кораблю, ему, ведь озеро слишком мелководно для новых смельчаков. Именно в таком пережитке чудовищного существования, пьянеющего от собственного эгоизма, продолжали жить крысы, они слабо походили на людей, пусть облик остался узнаваем, но абсолютно более важное, в сравнении с этим, являлось чем-то крайне лживым, корыстным и скудоумным. Даже зверь был много чище таких вот пародий на человека разумного. Теперь, помня вышенаписанную истину, оставалось только главное: имя удостоенной лужи, оно не стало броским или страшным, отнюдь, оно было прозвано взаправду подходящем образом — Окраины. Местечко о котором любой и вспоминать не возжелает, хотя, допустим маленькую возможность подобного абсурда и вообразив такое, ты осознаешь, что любая картина, выдернутая из твоего разума, сера и скучна, настолько тут обыденна любая форма неправильного, грязного. Здесь, проходя через разрушенные здания, а сейчас огромные свалки, ты не проявишь и доли удивления, завидев выпотрошенного мужчину, женщину или ребёнка — это является стандартной картиной, натюрмортом, расписанным в тонах багровых, восхитительных. Похоже, кровь была наречена чем-то парадоксально возбуждающим, настолько она исказилась, превратившись, из-за признака боли и насилия, в клеймо приятного и умиротворённого. Для умирающего это конец того самого мученья часа, а убийцы — лучик долгожданного солнца, сокрытого в дымных парах одной из корпораций. Быть может, кто-то подумает, мол, есть и другие стороны, не тёмные, а сероватые, или вовсе бежевые, и он окажется прав на все сто анх. Курам на смех, да и только, ведь за правдой сокрыта ложь, приятное времяпровождение в компании хорошей девицы в любой миг обратится для той горем потери, цветок, защищаемый ей, жестоко будет сорван! Это ничто иное, как ошибка, допущенная её безоговорочной верой, потому что доверять в подобном месте возможно лишь себе; и то, всегда есть доля процента быть преданным собственным разумом в миг нужды. Таковы они, Окраины, место, не различающее белое, а познающее только излишне мрачное. И в подобном слое города сейчас натужно бегали дети, рождённые в грязи, взращенные на пороках и познавшие лишь тьму, они могут стать волками, тем самым взобравшись на вершину, где им откроется вид на крылья, а там и возможность переселения в подворотни. Долгожданные перспективы, именно, переулки могут стать огромным трамплином к лучшей жизни — той самой ступени бытия, где ты более не жалок, а всего-то слабый и обычный. Однако за этим последует и риск, столь чудовищный и сокрушительный, что после него встать несбыточно, судьба непреклонно промолвит в твои разбитые в кровь губы: «- Ты проиграл, дитя, поэтому обратись же крысой, как и большинство до тебя, гордеца.» Более не ребёнок, а мышонок, последует тому, ведь монета, брошенная им, стала концом его мечтаний, теперь ему останется лишь ничтожно следовать низменным позывам: голоду, сну и похоти. Да, это не простая жизнь, а самое настоящее выживание. Каждый день испытания, мгновенье покоя иллюзорно, смертоносный ураган моментально сметёт и убьёт тебя, стоит проявить только маленькую каплю слабости и уязвимости. Засим смерть тут, соответственно, является прекрасным умиротвореньем, превосходным сновиденьем. Печально, что несмотря на подобное, люди подбирают чёрствый и отвратительный хлеб с дороги и насыщаются мерзостью, пытаясь наслаждаться ей. Они хотят выживать, глупые крысы всегда будут делать всё ради ничего, глупая шутка нашего главного инстинкта, пожалуй, затянулась для ничтожных грызунов. Бездонная яма непрекращающейся агонии, цикличная тюрьма, в которой заключены людские души, как и было промолвлено ранее, вечно перемалывает крохотные грёзы несчастных, но даже в подобном месте есть табу, закон, чьё нарушение будет вызывать гнев у подобных тебе. Право, не записанное в книгах или на стенах, однако тем не менее строго соблюдаемое тварями, которые не гнушаются каннибализмом, единственный механизм социума, что удивительно исправно работал — оберегание щенят. Грубо названное крысами, с изрядной издёвкой в словосочетании, оно прекрасно молвило о своём значении, а именно — обыкновенной защите потомства, вернее, здесь это конкретнее являлось игнорированием его. Дети, только рождённые и не достигшие подросткового периода, попросту оставались ничем для взрослых крыс, мышатам позволяли даже мелочёвые вольности, чтобы они имели крохотные шансы выжить. Воровать щенки могли профессиональнее заядлых обывателей, разумеющийся навык в случае проживания на улицах Окраин, но опять же — это в первую очередь закон, сотворённый крысами, и есть те, кто далеко не прочь нарушить негласное, ведь «Правила создаются в первую очередь для их нарушения», а потом уже ради условного порядка. Однако, не уходя от темы, подобные ситуации были крайне редки, обычно в случаях излишней наглости мышат, главным показателем того являлся сам закон, вернее, его существование. Этим фактом он насмешливо доказывал идущим против табу их место, и что они, одиночки, никогда не уподобятся людям, ведущим за собой армии, поэтому и дальше пусть сидят на дне колодца, да и особо не отсвечивая, а то излишнее внимание не играет положительной роли в колоде ваших карт, именуемой жизнью. Собственно, благодаря данному чуду социума, детям и позволяется бегать, дышать, одним словом — быть. Подобно кроликам, они старались найти пропитание, прыгая по всей территории ямы. И сейчас один из отряда таких зверят старательно рыл землю в поисках пропитания на этот жалкий день. Копна белых волос молнией бегала голыми ступнями по крошке земли, детский организм выжимал из себя все принадлежащие ему силы ради одной цели, простой, как мир — пищи. Бежать и бежать, не останавливаясь. Серые глаза сверкали в пролётах разрушенных зданий, будто пылающие огоньки, они изучали давно знакомое убранство улиц мусорщиков: рухнувшие экспозиции прошлого, наладом жившие места проживания Крысиных Королей, горы мерзости различного происхождения, последнее было крайне обыденно в родном ему квартале Окраин. Сейчас же этот щенок, кроме разумеющегося осмотра окрестностей, позволял себе иногда останавливаться напротив мусорок, там изредка находились крошки, не полноценные приемы пищи, но право, а кто здесь их вовсе соблюдает? Минуя же быстрое изучение неприятно пахнущей мусорки, грязная ладонь мальчишки буквально вырывала из неё кусок некогда буханки хлеба, по тактильному ощущению она была даже слегка мягкой, что заставило ребёнка выдавить улыбку сухими и потресканными, от подобного нахальства к организму, губами. Воистину, успех был достигнут сравнительно быстро, ведь солнце ещё оставалось в зените, а драгоценная капля бытия уже оказалась найдена и покоилась в его тёмных ладошках. Теперь дело оставалось за малым: вернуться обратно домой, аккуратно вместе с тем минуя сверстников, охочих до чужой наживы, и прятать, не забывая о первоочерёдной задаче, маленькое сокровище, принадлежащее только ему и искомое ради одной, той, которая прозвана им не иначе, как звезда их большой игры. Думая о ней, малец вновь побежал, ловко огибая вставшие на дороге преграды, неважно, то были крысы или осколки прошлого, дошедшие до нас в образе искорёженного металла, всё словно в быстрой промотке оставалось позади. Великолепная скорость, достигнутая лишь ребёнком. Однако то было достижение не прекрасно развитого тела, отнюдь, в яме почти невозможно тренироваться, ведь тебе попросту не хватит материала для адаптации и последующего улучшения. Потому данная возможность организма была реализована им с помощью исключительно одной только переменной — воли, проявленной с целью увидеть снова звезду, сингулярность надежд и мечт его. Неудивительно, что из-за своей радостной спешки мальчик не приметил одну важную деталь, которая проявила себя в образе далёких шепотков людей. Начиная с повседневного пробуждения на кусках различной ткани, накиданных в стремлении спародировать нормальную кровать, сегодняшний день уже был окружён атмосферой аморфного напряжения, но кто заметит такое незначительное изменение в месте, где опасность, угроза, словно воздух? Ребёнок, судя по всему лет шести, быть может, семи, насильно приспособившийся к данной форме существования? Глупая мысль, для мальчишки сейчас было только одно — счастье, незамутнённое всякой чушью. Дитя напросто было погружено в замечательную иллюзию, в данное мгновенье он с триумфом победил в подкидывании жребия, а судьба осталась в дураках. Сегодня дитя улиц хоть немного подкрепит голодный желудок, а сестра и вовсе сможет наесться, наконец-то она спокойно ляжет спать в этих мерзопакостных Окраинах и её не будет докучать назойливое чувство пустоты. Поэтому малец остался в страшном неведенье о грядущей опасности, но даже будь иначе, разве великая прядильщица позволит себе обратиться посмешищем или дурой во взгляде человеческом? Казалось, убыло мгновенье, но, посмотрев на солнце, мальчик избавился от усталого миража, уже близится закат, будто только недавно начавшегося дня. Удивительно, думал кролик, уйдя столь далеко за пропитанием, он вернулся излишне быстро в родную его сознанию развалину, место, именуемое домом, для жителей подворотен, наверное, являлось странной пародией на военный пережиток. Потрескавшиеся, натужно стоящие тёмные стены одноэтажного здания, маленькие горки мусора, расположенные по всему периметру большого пустыря, и высохшие веточки обескровленных деревьев — создавалось стойкое ощущение мора в подобном эту месте. Пожалуй, лишь благодаря такому образу они и смогли поселиться здесь, ведь, несмотря на общую картину, внутри постройки оставалось довольно уютно: крыша есть, пол тоже, да и стены присутствуют, а это уже излишне превосходно, если помнить, где именно мы находимся. Понимая очевидное, белокурый мальчик худощавого телосложения аккуратно, нежно касаясь тёмных сводов дома, подошёл ко входу, вместе с тем легонько постучавшись раза три. За подобным событием последовало забавное, ребяческое выглядывание из дальней комнаты такой же копны волос и ярких, излишне в отличие от брата, серебряных очей. Они сияли будто злата, внеземная красота, небылица песнопенья; красная девица, ответь, иль ради тебя мученья столь прытки, о мечта моя. Войдя же в дом, минуя тем самым проём и отсутствующую входную дверь, братец столь прекрасной сестры обнял вылетевшую из места сокрытия звезду, данное мгновенье всегда дарило чувство несбыточного полёта, будто здесь и сейчас ты отстраняешься от забот мирских и наслаждаешься излишне сладкой, терпкой атмосферой. Ощущая подобное, мальчик всегда задавался вопросом, — Такая на вкус сладость? Печально, что узнать он этого никак не был способен, здесь найти обычную конфету сродни незабываемому чуду. Однако, возможно произойди эта самая нереальность прямо сейчас, в данный момент малец, не думая, вручил бы её сестре, засим вариации, где брат откажет дорогой сердцу сингулярности, и вовсе быть не может. Разве он по определению не обязан отдать всё ей? Пока дитя по обыкновению предавалось размышлению о давно решённом, сцепленные вместе тела вновь разъединились и миниатюрная девочка взглянула полными надежды хрусталями на единственную опору их существования. Вина, снова она, извечная садистка, скребёт невинную душу мальчика, дабы тот не забывал о допущенных ошибках. Верно, за минувшие дни ребёнок так и не смог найти даже крошек чего-то съедобного, поэтому он и отправился дальше по улицам Окраин, необходимо было ещё немного выйти за пределы, а там и отдохнуть представится возможным. Поэтому, молча радуясь успеху данной рисковой затеи, дитя отдало принесённое сестре, оставив себе только то, что и вправду нужно для продолжения его поисковых миссий. Он поступает правильно, да, только подобное покоилось в голове мальчика, он делает всё ради неё, как и должно быть. Быстро съев оставленный себе кусочек хлеба, подмечая изрядный привкус нечистот, маленький добытчик буквально упал на самодельную кровать, ему было приятно наблюдать за сестрой, что радостно ела принесённое, и в то же время мучительно больно от понимания, чему именно она счастлива. Хотелось ребячески заплакать не только от вышеописанного, но и содрогающая всю его плоть усталости, она являлась необыкновенно изнуряющей и чрезвычайно жестокой, как бы он не пытался храбриться, слеза упала, однако за ней последовал лишь глухой скулёж умирающего зверя. Мальчик не позволял себе реветь, данная оплошность колыхнёт спокойствие дорогой сестры, а она обязана мерцать превосходя вечность, тогда необходимо просто расслабиться, дать телу немного так нужного ему отдыха и разгрузки. Следуя дельной мысли, ребёнок начал плавно расправлять ноги на кровати, грязные и покрытые многочисленными ссадинами, царапинами и бог знает чем ещё, ощущая вместе с тем, будто они истлевают. Отнюдь, не только ноги, а вся принадлежащая ему плоть, по ней словно ползали пыточные черви, каждая частичка нестерпимо желала сказать управленцу о том, насколько им трудно, мучительно и невозможно преодолеть подобные нагрузки, но мальчик мог только продолжить реветь про себя, не касаясь таким образом реальности, не тревожа её. Была ли у него мечта? Грёзы, или возможно цель? Ребёнок не ведал подобного, безымянный кролик по крайней мере думал, надеялся, что таковой может считаться тяга защитить от всего злого и плохого собственную сестру. Она, конечно, далеко не является мечтой, но ведь представляется замечательной целью? Так он всегда размышлял и его суждение было правильно, пусть и слегка безумно, ведь оберегать кого-то в подобном месте сюрреалистично. Ты должен заботиться лишь о себе, только эгоист имеет шанс выжить и подняться на новые высоты — таков ещё один очевидный закон относящийся скорее ко всему городу в целом, а не излишне Окраинам. Мальчишка, поразмыслив о подобном, смог лишь натужно улыбнуться, ведь толку, смерть уже близка, он словно дикий зверь осознавал данную истину. Однако не было и доли отчаяния по ужасному поводу, не осталось также разумеющейся печали, продолжило существовать только одно грешное желанье в сердце его, а именно, до своей скрупулёзной кончины спасти звезду, неважно каким способом, брат должен помочь ей перед загробной жизнью. Вина, она продолжила остервенело грызть осколки личности щенка, поскольку, несмотря на собственную цель и желание, дитя не знало, что оно точно должно сделать ради триумфа. Попросить о содействии крыс? Ироничная глупость, им бы самим выжить, прежде чем протягивать руку мышатам. Синдикаты? Они осквернят его звезду, это ясно, будто новый день, он уже видел подобное. Корректировщики? Да, те не прочь содействовать, но только за анх, без денег они даже не сунутся в подобную грязь. Соответственно, варианты отсутствуют, но мальчик не опустит дрожащие кулаки, он не смеет даже помышлять о столь ничтожном. Останавливаться сейчас ему поистине непозволительно, прекращать извечную борьбу также невозможно, он сделает всё ради неё, что только сможет вообразить. На этой мысли брат почувствовал тепло, посмотрев по правую сторону, он узрел как сестра, его малютка, легла поближе к нему, пытаясь согреться и поддержать своего никудышного родственника. Притянув поплотнее к себе крохотное тельце, мальчик старательно обернул её собой, создавая иллюзию абсолютной защиты, казалось, к намерению ребёнка по отношению к девочке можно коснуться, настолько то было ярко и ослепляюще. Прохладная, нехорошо, его сестра замёрзла, нынче окружение становилось дамой стервозной и холодной, стоит поискать на мусорках больше различных тряпок, а то былые лёгкие штаны и куртки теперь не станут спасеньем. Продолжая раздумывать о новых заботах, ребёнок, незаметно для себя самого, начал засыпать. Сил у него после вылазки осталась капля, а настроя и подавно не было, их всех категорически смыла грубая, хладнокровная к нам истина жизни — завтра может стать последним, что он узрит своими слепыми к правде очами.О Господь, это и есть кара твоя за злодеяния свершённые нами? Почему же я, тот, кто покаялся тебе о безоговорочном служении, первый уготованный агнецом? Неужто вот она, моя награда, о Великий?
Улицы Окраин затопили вопли, словно наводнение мировое, оно губило под собой любого, на сей раз то были не просто завыванья, а истинный и безжалостный конец. Натюрмортом, предписанным слухами, шёпотом и помыслом греховным — вот чем являлись недавние жительства крысиных сборищ, сегодня даже звери взывали к жалости людской, всё пылало огнём святым, каждое здание, любой переулок или горка мерзости испепелялись во гневе высшем. Чистильщики, намеревавшиеся выйти в предложенное им время, не смели показаться под лунным светом, данная ночь не принадлежала падальщикам, всецело она была удостоена одним господам. Облачённые в тёмное, они могли казаться демонами, но мысль рода подобного разбивалась о грубую и жёсткую правду, не смотря на общий баритон, эти существа были святы, видимые волосы, пробивающиеся через монотонную и безликую маску чёрного тона, светились златом прекрасным. Воистину, таинство небесное, как живые, что сейчас устраивают всеобщую резню и гиену огненную, могут даже казаться святыми, теми величественными посланниками воли спасителя. Неужто их, подобной тёмному закату рясы, отделяли тела чистые, словно драгоценные солнечные лучи от окружающей грязи, будто это низость высшего права — коснуться глупцов и крыс. Такие вот существа сейчас и обратились эпилогом истории многих жителей Окраин, ведь взрослых они убивали тонким лезвием меча, что после взмаха оставлял приятному глазу световую рябь, а детей, подхватывая и вкалывая снотворное, нежно, словно желая убаюкать, несли к собственному генералу, что на данный момент времени бездействовал, натурально скучая, он попросту опустил тёмную фуражку и ждал результата от своих подопечных. Они же, понимая это, поспешили, теперь их форма была окрашена в алый, ведь более и грамма времени не уделялось аккуратному убийству, летели головы, конечности, и кровь обращалась дождём, рубиновым ливнем, покрывающим собой здания и дороги, любой проходимец назвал бы подобное бойней. Однако погодя, он стал бы зрителем, не умеренной эффективности этого отряда, а их долей непонятной обывателям возвышенности и сострадания. Безмолвно, как подобает идеальным служителям, они росчерками своих сабель или мечей губили толпы, лезвие будто пело в их дланях, оно выступало искусным танцем, где были взмахи перьев, а движеньем являлся полёт на тех самых белёсых крыльях, что незримы для глаз обычных. Ангелами небесными, вот кем они являлись, с их приходом горели улицы, а грешники умирали, но сами солдаты только сильнее выделяли чудесный свет, будто очищая землю, она наполнялась благословеньем божьим. В этом хаосе находился и скромный мальчик, вернее его дом как раз был в зоне действия ангелов и их всевышнего наказанья. Проснувшись после особенно громкого вопля, встречаемого им ранее по дороге обратно пожилого мужчины, что изредка пытался дать отеческие советы подрастающему мышонку, он засуетился, запаниковал столь сильно, что позабыл о звезде, наскоро заметавшись по комнате, бегая по только ему видимому маршруту. Он слышал собственное дыхание, тяжёлое, на грани истерики, за сей миг дитя вспомнило и о главном — сестре, которая несомненно проснётся и заплачет, она, не узревшая полноты Окраин, скрываемая им из-за её красоты, поскольку любая крыса не прочь злодеяний при виде подобного цветка, должна увидеть ужасное, достойное зваться лишь односторонней бойней. На этой мысли ребёнок остановился: «Отвратительно» — подумал он. Разве не легче будет закрыть ей глаза и принять неминуемое, ему, всего-то шестилетнему малышу, и думать не приходилось об отпоре тем существам, что способны за жалкие минуты уничтожить столь много улиц, кишащих грызунами. Они для него словно… Миф, легенда или чудо, подобное дитя и осознать всё не мог, а ему было необходимо выжить при встрече с чем-то дальне походящим на корректировщиков? Брат маленькой девочки на секунду остановился, подумав о довольно реальной возможности данного исхода, это ведь могли быть корректировщики высоких рангов, даже с ранее не встречаемой ему аугментацией, а потому, они во много раз превосходят самого представителя рода людского. Сбежать не получится, они сильнее и старше, у него никогда не выходило уйти от взрослых, мужчина или женщина всегда настигали его, если желали, а наблюдая за пустырём через трещины в здании, он отчётливо осознавал одно: эти существа намного лучше, чем крысы. За подобным знанием пришёл и удушающий страх, мальчик никогда не чувствовал такое ранее, но он старательно запоминал новую краску, изрисовавшую окружение. Впервые дитя ощутило себя жертвой, пищей не просто волка, а сокола, у которого на ладони всё, что он только может использовать против хищника: буквальное превосходство, это было особенно освежающе, после же — принятие этого, вариант выжить пришёл сам собой в голову — Спрятаться. Подбежав к кровати, где его сестра уже проснулась и спряталась под одеялом, он непозволительно сильно дёрнул её на себя, буквально вырвав из обёртки тканей и кровати, далее, бросив взгляд на пустой проём, мальчик решил туда сдвинуть единственную мебель, а самим после выполнения первой задачи, аккурат спрятаться в углу и не подавать никаких признаков жизни. Да, успех, он нашёл вариант, как его сестре выжить, если что — он прикроет её собой, она же обязательно спасётся, идеально. Посмотрев на сестру, его белёсую звезду счастья, он ободряюще улыбнулся, будто дурак не осознающий, что вот он, его конец. Наблюдая за падающими слезами из серебряных зеркал, он проклинал собственное существование: почему они родились здесь, за какое прегрешение он был обречён при всех стараниях видеть её слёзы? Разве это честно, засим такова извечная правда отвратительного города, в котором ему приходится жить? Печально, однако нет времени предаваться рефлексиям, кивнув головой в угол комнаты льющей слёзы звезде, он сам подбежал к кровати и потянул её на себя. Тяжесть, а затем боль, всё навалилось в едином тембре мученья, мышцы, которые так и не успели отдохнуть, натянулись, как струны безграмотного скрипача. Шажок дался с трудом, теперь по напряжённым рукам прошла волна онемения, ещё шаг, онемение обратилось острой болью, похоже, одна из струн никудышного музыканта порвалась, беззвучный крик и снова шаг. «Преодолевая мученье, мы становимся сильнее» — такое мальчик услышал у опытной крысы, когда тот поймал его за неудачным воровством. Сейчас же дитя осознало, что ты не становишься и на каплю сильнее, скорее, более тебе просто нечего терять, а это же в свою очередь прозвано не силой, абсолютная ложь, такое названо безысходностью, именно это сейчас и чувствовал он. Однако всё имеет тенденцию заканчиваться, и его задача тоже, мальчик справился, он кое-как притащил металлическую койку к назначенному месту, пусть руки и вовсе не двигались, но теперь шанс выжить из иллюзорного стал реальным. Радость, она пришла сразу после осознания маленькой победы. Мебель полностью загородила собой единственный вход и выход, остаётся только сесть в угол к сестре, что, дрожа, наблюдала за потугами брата, и ждать, иль гибели, или спасенья чудотворного. Кто его может знать — итог хрупкой авантюры? Быстро настигнув сингулярности, которая продолжала держать одеяльце, мальчик накинул его на сестру, дабы она не увидела ужаса, который происходил за стенами их маленькой крепости и сам он постарался, аналогично найденному покрывальцу, обнять кусочек тепла, лучика, согревающего его каждой ночью без исключений. «Смерть…» — думал мальчик, оберегающий сестру, — «…она извечная спутница в жизни любого». И сейчас она желала, да, страстно манила невинную душу к себе, и он принимал её волю, только просил подождать, брат должен… Обязан защитить, нет места страху в сердце отчаянном, посему такова воля и мысль, глашатая глупцом, стать твоим щитом и мечом, раз есмь я погибну, то ты живи, живи, любовь моя. Безмолвный кивок был ответом на внутренние чувства ребёнка, а после глухие хлопки. Она не язвила данным жестом, она не пренебрегала, восхищаясь натюрмортом, она лишь благодарила живого за нечто столь чистое и мечтательное, её темноё платье развивалось, обнажая костяные руки и они в лёгком движении продолжали вызывающе манить, но теперь не в приглашающем жесте, а ждущем заслуженный танец, обещанный им самим. Раздались новые крики, нисходящие до пары детей, они являлись излишне близкими, что прямо молвило: скоро придёт момент решения принятого не ими, а кем-то сравнительно большим, тем, кто безукоризненно позволяет убивать сотни и тысячи зверей, тираном в людском образе. Мальчик, сделавший всё ради выживания своей сестры, молился только о ней в мгновенье суда, большее волновать его перестало, ведь кристально ясно даже мышонку, коим он и был, сделать нечто равное чуду не во власти ребёнка, а значит, придётся ждать непонятного ему исхода. Однако не стоит человеку забывать стервозность судьбы, она дама, возлюбившая отыгрываться на тех, кто смеет в разрез ей выигрывать в забаве, именуемой жизнью. Ты, мелочная пешка, обязующаяся несомненно принять показательный проигрыш, несмотря на собственные желания и помыслы, таков характер одной из самых злопамятных женщин, созданных людской верой. Следуя вышесказанному, страдай же, шут, вознамерившийся играть с прядильщицей, в одно мгновенье ты лишишься всего принадлежащего тебе по обыкновенной неудаче, разве это не смешно, мечтатель? Всё дальнейшее произошло стремительно, ожидание мальчика искупилось сполна, жаль то было далёкой пародией на счастливый финал, ведь стоило ему услышать забавляющийся хохот, как видимое озарило свеченье, настолько превосходное, что кощунством было помышлять о корыстном, злом или порочном в присутствии кого-то испускающего эту величественность. Неправильный, ребёнок понял истину также быстро, золотой рассвет являлся невозможно красивым, подобное не должно запоминаться его разумом не из-за грешности, укоренившейся в нём, а иррациональности самого света, данное явление не касается земной грязи, оно не должно существовать здесь и сейчас на тверди людской. Но тем не менее, дитя продолжало видеть злато в мельчайших подробностях, вздохнув, он закрыл глаза, зажмурился сколь было сил, встретив необъяснимое, ребёнок проявил разумеющуюся слабость перед этим. Чудо так и не произошло, а вот проклятье сбылось и на сей раз в дураках остался именно он, прошлое счастье обратилось горестной печалью настоящего, снова. Окружённый темнотой, брат ощутил, как сестра задрожала ещё сильнее, она не боялась, а хотела вовсе сбежать в связи с испытываемым ей ужасом, он осознавал и принимал такое желание, потому что сам хотел аналогичного. Однако позволить выполнить дурачество не мог, только крепче обнять её, ведь чистое самоубийство — пробовать действовать в данный миг. — Открой же очи, защитник Магдалины, гнев божий уже покинул святой клинок, так повернись же ко мне и вещай, да подобно смельчаку, герою, которого и слушать приятно, нежели возжелается покарать глупца, — Тембр, достойный генерала, только по сущей детали возможно было осознать, он, правящий этим ансамблем безумства, полководец, которому и земля мала словно горсть песка. Повернувшись к голосу, мальчик дрожал, словно листочек павшей ниц, превосходя ужас, мы чувствуем нечто абстрактное и взывающее ко всему многообразию психики сразу: счастье, гнев, уныние, страх и многое другое, подобное проходило и дитя. Разум его пасовал, пытаясь вернуть различными методами правление над телом, однако попытки вели только к следующим, и пока это происходило, настал долгожданный его собеседником час. Переборов неверие, он открыл глаза. Дома, где они жили, взрослели и прятались бок о бок с сестрой, попросту не было, стены, будто опалённые солнцем, дымились, вернее остатки того, что называлось ранее ими. Срезанные абсолютными движениями меча, они оставили сохранённой зоной лишь место сокрытия двоих мышат, осколков и даже пыли не было, создавая из-за этого ощущение пропажи остального здания, ребёнок только и смог принять факт, который позволялось вообразить — дом испарился по мановению руки стоящего рядом мужчины. — П-п-почему и-и к-как так просто в-вы очутились з-з-здесь, м-мистер кор-ректировщик? — Робкий голосок, вырвавшийся из рта мальчика явственно молвил об одном, носитель в бесповоротном ужасе, которого ранее и испытать не мог, а мужчина только удивлённо сузил глаза, пестрящие синевой небес. Довольно забавно было видеть мальчугана, который в опасной ситуации предпочтёт выполнить просьбу собеседника, отнюдь, хищника, вознамерившегося пожрать чужое. Мужчина зрел подобных ему детей, что бежали, несмотря на абсурдность подобного действа, ведь это простейший из инстинктов выживания, а данный щенок, кроме некой фантазии в изобретении способа уйти от глаза обычных ангелов, уподобился разговору, какая забавная шутка. Пока мужчина, повелевающий армией, предавался размышлению, мальчик только и успевал осматривать детали его внешности: короткие золотые волосы, тёмная форма с отличными чертами генералов серебряного цвета, вернее, стального оттенка и ровное, с острыми чертами, лицо прекрасного мужчины. Воистину, он был излишне красив даже для города, а опущенная фуражка только и добавила грозности совершенному образу. Минуя же несколько секунд, за кои дитя и осмотрело своего нового, быть может, врага? Сюр, он не просто какой-то очередной противник, реалистичнее будет сравнение с палачом, что готовил заслуженный эшафот. Так вот, сейчас взгляд зорких синих очей губителя прошёлся по мальчику вновь, уже с долей минимального интереса, значит, разговор продолжится. — Не смельчак, но храбрец. Ладно уж, с меня не убудет развлечь уныние коротким разговором. Дитя, вопрошал ты как? Всё кажущееся сложным абсурдно просто, я убрал вознамерившейся помешать мне границу с собственного пути, а услышать столь сильно бьющееся сердце и доселе легко, — Значит, виновен в первую очередь он. Мальчик, подумав об этом, закрыл всем телом сестру. То, что происходит, сбылось лишь из-за его трусости, боязни неминуемого, поэтому, пусть время уже сбежало, когда позволено было поменять хоть маленькую деталь, но сейчас брат поможет всем имеющимся у него: плотью, волей и желаньем. Наблюдая за подобным действом, генерал не знал, смеяться или вопрошать, этот ребёнок был столь глуп и неумел, но вместе с тем он обладал гораздо большим — целью и стойкостью, прекрасный самоубийца, именно так и следовало характеризовать неудачливого мальца. Прискорбно, что из-за жуткого страха сзади находящейся кучки слабости он станет пустотой, всего-то пережитком прошлого. Храбрецы всегда пытаются кого-то защитить ценой абсолютно всего и изредка кто-то стоит подобного, собственно, благой помысел привёл и его прямиком в объятия вечной госпожи, — Защищаешь своим слабым, умирающим и надорванным тельцем её? В чём же прок тебе погибнуть здесь, а выжить ей? Несуразная глупость детского сознания, но посему оно будет так, подобное я допускаю, однако мы подкинем жребий, маленький дурак. В одной руке моей лежит спасенье для любви твоей, а в другой возможность жить тебе, так решай, умный зверь ты, иль влюблённый человек? Смотря на протянутые ладони мужчины, в одной жертва видел золотую монету — символ жадности и зверства, а в другой находился красивый шприц с бесцветной жидкостью внутри, его игла была чиста, словно помысел людкой. Наблюдая и решая, мальчик понимал одну жестокую правду — тёмный генерал видел забавное в потугах жалких, на которые он только и способен. Буквально поставив перед выбором эгоиста и глупца, некто ждал ответа, ему и вправду стало интересно, какова дорога жителя Окраин. И ребёнок, нет, ничтожный брат, потянулся было за монетой, она манила своей правильностью и логичностью, но только сделав сию попытку, спиной он резко ощутил тепло. Любимая сестра, она старательно опиралась на своего родственника всем, что имела, чувствуя подобное, как он мог даже помышлять о корыстном выживании? Сколь себя помнил кролик, всегда, не смотря на суровость правды жизни он тлел, веря в лучшее для звезды; получая раны после вылазок, он смеялся сидя около неё; принося насилие другим, отбирая пищу, он виновато клонил голову рядом с ней, и теперь падший братец должен отдать последнее оставшееся, причитающееся ей — собственную жизнь. Не серчая, влюблённый примет самопожертвование, ведь цена безумию, в котором ведать позволялось лишь гнетущие тона, и так мала. Аккуратно взяв из руки мужчины шприц, глупец напоследок осмотрел окружение: ошмётки опалённых тел, рухнувшие здания и те самые губители, ровно, по струне стоящие сзади их полководца, без единой раны. Немыслимо воодушевляющая картина, если бы только она не являлась причиной его трагичного конца. — С-спасибо вам за в-выбор, где моя с-сестра продолжит жить, печально одно: сколь скудна моя цена, — Договорив, агнец грубо воткнул в себя жертвенный кинжал, наблюдая же, как прозрачная жидкость потихоньку исчезает погружаясь в плоть его, он искренне улыбнулся, ужас, охватывающий сознание, будто испугавшись, собственноручно сбежал, оставив кристально чистую мысль после трусливого побега… Справился, не предавая никого, он выполнил обещанное, прощай, дорогая звезда, пожалуйста, помни меня, идиота, не смевшего выжить. Не требуя ничего, а выразив благодарность, ребёнок было пал на землю, однако, вовремя подхваченный рукой генерала, он умиротворённо спал уже на ней, а тем мгновеньем лицо, обрамлённое золотыми волосами, закрыла тень. Мужчина был разочарован, как человек, рождённый в этом корыстном мире, он гневался, ведь у мальца было всё, чтобы стать сильным: воля преодолевать любую преграду и боль, желание, позволяющее жестоко идти вперёд, не выражая жалости, и он потерял всё ради той, что сейчас продолжала прятаться за одеяльцем, отвратительно. Но вместе с яростью он признавал, данное решение останется великолепным примером, каким должен быть представитель рода людского, как тот обязан помышлять, ведь лгать бессмысленно, встретив повзрослевшего парня позже, того, кто выбрал кровавую монету, без прощения он выпотрошил бы его. — Мне воистину жаль тебя, маленький герой, ты пал, даже не успев подняться на своих тёмных крыльях. Однако не волнуйся, как причиталось ранее, я помогу твоей сестре жить прекрасно, словно на небесах, засим же изменится она, обратившись иным от подобной перспективы или нет, мне безразлично. Подойди, ангел, и возьми будущую святую, бери нежно, а то она и сломаться прямо здесь не прочь, — Закончив праздную речь, генерал начал уходить, продолжая нести на руках спящего мальчика. Выбивая ритм своими ботинками, он игнорировал панические крики девочки, её просьбы или плач, она была столь ничтожной, что и взгляд направлять на неё было леностно. Ангел, взявший её на руки, также с хладнокровностью отнёсся к ней, лишь сдавлено выдохнув от удивления, когда узрел красоту подобную идеалу. Но затем, вернув спокойствие, рядовой член безумцев, резко достав аналогичный шприц, подаренному их командиром пареньку, вколол точным движением иглу в шею девочки, заставив ту преспокойно погрузиться в царство Морфея. Уходя из опустошённого района Окраин, обагрённого кровью, каждый из отряда, возвращаясь в строй, нёс ребёнка на собственных руках, и когда уже всё небесное воинство собралось вместе вновь, создалось ощущение легиона, полностью подчинённого одним разумным, тем, кто сейчас шествовал впереди всех, незримо возвышаясь над каждым. Генерал, облечённый в мундир, покидал опустошённые земли, погрузившись в свои думы. Касались они не только результата данной миссии, но и покоящегося на его руке дитя, храброго глупца, возможно, он выживет в том месте, куда все они маршируют? Переживёт каждое испытание, сломав сам цикл мучения своей стальной волей? Мужчина усмехнулся, да, он будет надеяться на подобный исход, ведь тогда скука наверняка развеется.Господи, прости! Господи, помилуй! Грешны души наши, так возжелай помочь нам, глупым людям, крест твой донести. Веруем мы в спасенье, даруемое лишь волей твоей и плотью, так изволь же помочь рабам твоим, о Всевышний! Спасение мы жаждем детям порока, позволишь ли ты, единый наш творец, зреть им твердь мечтания и грёз, впустишь ли ты их в Эдем — рай, сотворённый желанием твоим! Молим тебя искренне, о Свят, о Великий Дух, нисподи взглядом до них и ответь нам, агнецам твоим! Аминь.
Один голос расходился огромным эшелоном по всему видимому помещению, отделанного по образу древности, сотканного по подобию фанатичной веры, оно показывало лик прекрасный, без грамма лжи, данный шедевр архитектуры останется для многих примером, как должно выглядеть чудо творческой мысли. Белёсые колонны, что, словно титаны, держали второй этаж, на коем расположились группы ангелов, монолитные своды камня, структурированные повсюду, вместе с этим продолжающие пестрить девственной чистотой — всё подобное создавало ощущение неприступности и неприкасаемости, а освящение, в виде люстр каменного века, со свечами наверху, заместо обыкновенных ламп, добавляло дополнительной щепотки таинственности. Однако окромя перечисленного, оставались здесь ещё детали требующие внимания: огромное витражное стекло, позволяющее полуденному свету проникать через него и тем самым насмешливо освещать деревянные скамьи, стоящие друг за другом, или свободный от всего центральный проход, ведущий к божественному постаменту, окружённому ликами святых, где сейчас, собственно, и находился источник воодушевляющего тембра. Многообразие священного прямо молвило и нашёптывало начавшим просыпаться детям. аккуратно расположившимся на коричневых скамьях с помощью их похитителей, что впереди стоящего мужчина, возвышающегося над ними при помощи небольшой ступени алтаря, надо слушать. Необходимо принимать его славную речь и, тихо сидя, помалкивая, ждать конца восхитительной церемонии. — О, я слышу голос твой, Господь, молвишь ты о грешности рождённых на тверди земной и посему приказываешь очистить их от пороков, дабы они могли возвыситься и стать воинством небесным? Да, воистину, они, погрязшие в грязи, не смогут отличить добро от зла и приблизить нас к пришествию твоему, но славится решение принятой лишь словом всевышним, быть может, дитя, выбранное Михаилом, Архистратигом войска избранного, иное? — На эти слова мужчины, облачённого в священную рясу служителя и сверкающего очами полными злотого сияния, двое ангелов, вышедших из-под сводов колонн, прошествовали к первым рядам скамей, где сидела одинокая девочка. Она только и успела оглянуться, испуганными зрачками словно пытаясь найти кого-то, дабы в следующее мгновенье быть мягко подхваченной пришедшими по её душу возможными людьми. Поставив ребёнка на дрожащие ноги, одетые в тёмные мантии, они плавными движениями привели желающую, но не могущую вскричать в ужасе великолепной красоты деву, прямиком в нежные руки мужчины, уже протянувшего их в выжидательном жесте, — Вопрошаю тебя, о Господь, достойна ли она стать первой из девушек, той, что поддалась змею подлому ранее, но сейчас вернулась в подобие обыкновенной девочки, готовой искупить собственное грехопадение? На секунду лицо мужчины показало задумчивость, после неведомо куда заданного вопроса, опустившись на одно колено и держа в своих ладонях испуганное лицо столь шедевральной девы, он всматривался в искусные черты лика и серебряных очей глаз её, приходя к очевидному выводу, даже минуя божье слово — Она чиста. Убудет сомнение, пороки мира обошли стороной её тело и душу, оставив абсолютно первородным алмазом, откопанном в грязи Окраин, великолепна и незабываема, вот какова исконная из девушек сада твоего, Единый Отец. Спустя же мгновенье мужчина услышал и аналогичный его словам ответ, тот час же поднявшись во всю высь собственного роста, из-за чего короткие белоснежные локоны встряхнулись с небывалой силой, перво-служитель растянул губы в приятной всем улыбке. Теперь пророк ведал — она та самая, кого они искали, необходимо только воспитать её и сберечь от змеев, копошащихся на земле чёрствой, тогда появится некто парадоксально красивый, та, что влюбит в себя и мертвецов, ведя их на верную кончину ради высшего помысла — мессия. Однако лишь захотев сказать Господа решение, проводника воли его остановил шум, взглянув по правую сторону алтаря, увидел он мягкое покачивание головой Михаила, недавно вернувшегося из места, которое людей преобразует в страшное подобие зверей. Благодарно кивнув Архангелу, что уже изучил источник шума и сравнительную опасность того для священной церемонии, Епископ изменил выражение златых очей из полных радости в пылающее огниво ярости. Как смеет пародия на детей божьих помышлять о прерывании речи его, глупые порождения крысиных улиц! Обратив зрачки, полные праведного гнева на источник еретичества, Епископу предстал вид на грязного, а где-то и покрытого кровью мальчика, он, поднявшись с задней скамьи рвался сюда, к алтарю, будто не понимая, что схватившие его за руки ангелы и вздохнуть ему позволяют только из-за бездействия Михаила, полководца небесных защитников. Взаправду, глупец, родившийся в необразованном обществе зверья, как можно не осознавать простейшей истины, которая словно таран пробила стены каждого чертога личности принесённого и находящегося тут ребёнка. Мгновение саморазрушительной борьбы и небольшой треск заставил вздрогнуть удерживающих мальца ангелов и размышлявшего пророка, буквально запретив тому продолжить линию уничижительного монолога. Абсурд, это дитя не было взрощено зверями, у уподобившемся им всегда оставался инстинкт самосохранения, а сейчас Епископ наблюдал за ошибкой самой матери природы. Засим существо, по досадному упущению названное человеческим порождением, начало рвать плоть собственного тела, он вырывал с неприятным хрустом суставы рук, кричал, словно одержимый, и видя такое явление безумства, проповедник думал лишь об одном… Убить демона сейчас иль позже, ведь действительность прямо молвила — рождённый блудницей, жившей в крысином царстве, данное существо, возможно, было одним из множества обличья лукавого. — Убудет с тебя, Епископ, дай мне разобраться с этим маленьким дьяволёнком и не забывая одну из твоих бесчисленных речей. Не ты ли молвил, словно обезумевший про абсурдное отношенье зла и добра, что наша цель невозможна без необходимого противодействия и всяк продолжая ложную возвышенность дуализма, я отвечу тебе сейчас, — Неожиданно остановив уже хотевшего отдать приказ об испепелении ребёнка, Михаил плавно прошествовал от витражного стекла к тому, коего он специально положил подальше, дабы этот фанатик Господа не добрался до него, которому он дал выбор. Забавно, недюжее достижение это — заинтересовать его настолько сильно, что тебе даруется подобное, но как там говорилось, выбор у человека есть всегда? Неожиданно захотелось рассмеяться, сколь хватит лёгких, наивная и сладкая ложь слабаков. придуманная для аналогичных червей. С такими мыслями архангел и подошёл к переставшему брыкаться ребёнку, вновь испугался? Должен сказать, очевидный исход, мужчина и припомнить мог крайне мало личностей, которые могли смело вглядываться ему в небесные зеркала. Прискорбно всё-таки быть излишне сильным в грязном мире, основывающемся на строгой доминации волков над овцами, жалко и скучно. Однако, узрев подымающуюся голову мальца, который сейчас будто находился на показательной дороге к месту казни, а именно, проходе к божьему алтарю, сам Михаил снова был приятно удивлён, — Подобное для меня чушь, моё мнение осталось неизменно, зло останется злом и оно обязательно должно быть выжженно с корнями небесным светом, благословением нашего Отца! Но сегодня я уступлю твоему умалишённому идиотизму, радуйся, Иаков, пусть же этот безумный мальчик станет предначертанным злом, моим судьбоносным врагом! Так соизволь же молвить, спасённый решением моим. — Я-я отдал всё, что принадлежало мне, собственную, жалкую и отвратительную жизнь, а ты, Михаил, заместо выполнения сказанных речей, коим я верил, забрал звезду! Мою дорогую сестру! Разве подобно поступку спасителей, нет, будьте честны, ангелы… Вы губители, которые скрываются во славной вере, — Небесные служители остановились в нетерпении, Иаков только мог с шоком и пренебрежением смотреть на лживого пасынка адских твердынь. Оскорбившим веру прощенья нет, сейчас, только рядом стоящий с еретиком архангел сохранял тому жизнь, иначе секунда и любой ангел отрубил голову порочному созданию, не посмотрев на возраст того, посему во лживой одежде сокрыт демон, а не чистый в помысле ребёнок. Минула отведённая секунда и раздался смех, заливистый и прекрасный, девочка, ранее со слезами на лице наблюдающая за потугами брата, испугалась, моментально спрятавшись за подолами мантии Епископа. Она помнила этот хохот, тогда вся напускная безопасность исчезла и даже её защитник не смог сберечь любимую, плохой знак, когда мужчина невозможной мощи истерически веселится. Однако её братик, безымянный кролик, продолжил с жутким взглядом наблюдать за опасным мужчиной, более он не заикался, теперь он не дрожал, а с явственной даже отсюда ненавистью наблюдал за смехом, и на секунду она поймала его очи. Страх обратился мгновенным ужасом, девочка более не пыталась выглядывать из подолов рясы Иакова. Подобное не могло принадлежать её безобидному зверьку, эти глаза были слепы от переполняющих их эмоций, они зрели только одного — Михаила. — Великолепно! Ты не просто оправдал мою надежду, а превзошёл чертовку! Моё тебе глубокое уважение, лжец, ведь, как ты смеешь обвинять меня в невыполнении твоего обманного помысла, когда тебе изначально не принадлежало ничего? Жизнь, она принадлежит Господу, возможно мне, тому, кто мог её своевольно забрать, но точно не тебе. Сестра, не теряйся в собственных лживых сказках, она собственность только самой себя, так вот, возвращаясь к началу диалога… Как я мог отобрать что-то, когда тебе принадлежало с самого начала существования только отчаяние? — Серые глаза мальчика, обращённые на мужчину, наполнились кровавыми слезами, он продолжал смотреть на улыбающийся лик Михаила, но теперь с явным осознанием абсолютного проигрыша в них. Упала багровая капля на мраморный пол собора, тем самым разбрызгивая алые осколки. Тик-так, тик-так, тик-так. «Проходили беззвучные секунды, однако дитя не опустило голову, пусть щенок остался в дураках, да будет так, истину не изменишь! Но никогда более он не опустит взгляд с него» — думал безумец. Сумасшедший продолжит нагло смотреть на своего врага. Он доселе не станет палачом, чушь, теперь архангел лишь враг до которого и дожить гордо, незабываемо, — Удивительно, всё же ты разумен для своего возраста, молодец, хвалю. Прискорбно одно, дитя, ты слишком слаб. Умрёшь ведь мальчонком в битве со мной, даже вздохнуть толком не успев, тогда, быть может, мне способствовать твоему росту, дав запретный Грааль? Иаков, отправь моего маленького противника на проект «Клипот», действа моей воли безукоризненны, а посему я пойду, остальные детки меня ни в коей мере не интересуют. — Михаил, ты хочешь его изощрённо погубить?! Данный проект не насчитывает выживших людей, все умирали, даже члены нашего синдиката, не говоря об обычных детях. Отнюдь, пусть он еретик, но и такие достойны милости Божьей, а не адского котла! Тёмное древо поглощало каждого и этот мальчик, несомненно, станет его продолжением, давай же лучше мгновенно принесём ему смерть, безболезненную и праведную, — Произнося такую речь, Иаков ждал хоть мало-мальского ответа от хладнокровного собеседника, но перед своим триумфальным уходом архистратиг небес только и взглянул холодным взглядом на Епископа, чем абсолютно молвил: «Посмеешь нарушить моё слово, пожалеешь». Вернув очи, уже полные сожаления на демона иль ребёнка, пророк и мог только приказать движением руки выполнять ранее отданный приказ, похоже, кем бы не было это дитя, но судьба решила пошутить с ним в смертельном танце. Досадно, что он даже не смог ему выторговать простую смерть, а не окружённый постоянной болью цикл мученика. Однако, посмотрев, как ангелы вновь вкололи прыткому ребёнку снотворное и потащили в открывшийся подвал, Иаков сжал зубы. Дитя уже не спасти, решение, принятое им, не обязано быть перенесено в реальность. Служитель только и мог надеяться в следующий раз увидеть человека, пусть, ладно, демона, главное не нечто ломающее логику или Сигилла, хоть бы не подобного. Молю тебя, Господь, спаси его невинную душу от подобной участи. Аминь.Скованный цепями, поглощаемый тьмой, он более не терзал себя вопросами, кой смысл? Люди, заражённые поветрием, именуемым верой, сами не ведали, что тот Единой Бог, которому они доверяют, и есть величайший из лжецов… Они были слепы к истине, безумцы, отрицающие правду, в них он видел себя.
Последующие события для безымянного мальчика проносились словно ураган. Вот он просыпается, обуреваемый ненавистью на больничной кровати. Чистый, в красивой белой одежде, но не двинется, дабы точно понять, что он жив, продолжает натужно дышать. Как и прежде, ребёнок не смог, вернее, ему не позволили удостовериться в мыслях ремни. Верно, это не была кровать или нечто отдалённо похожее на неё, сейчас кролик являлся подопытным на столе, окружённом людьми в белых халатах, которые, активно обсуждая различные бумаги, радостно восклицали, вроде бы, — Такие результаты обследований, дитя точно выдержит! Да, психическое состояние мышонка идеально, начинайте готовить оборудование к испитию проклятия! Почему вас так много, зачем вы продолжаете так громко разговаривать, замолчите, молю, замолчите, размышлял с мучением ребёнок. Монотонные сигналы о боли в теле подавно игнорировались, малец и услышать будто на сей раз их не мог. Однако враньём будет думать, что прошлые травмы излечились, отнюдь, они вернулись в полном спектре: онемевшие руки, порванные в клочья мышцы, нахально выдернутые суставы и слабое дыхание из-за не справляющихся лёгких, повреждения плоти не оставили бедного щенка, но теперь было одно большое отличие, изменившее картину: голова, она предательски разрывалась, мозг, пародируя живых, кричал личности об опасности, мучении и страхе, он орал о столь многом из-за чего сконцентрироваться не позволялось возможным. Хотелось разом плакать, выть, скулить и смеяться, мальчик не мог принять верного решения, попросту затерявшись в путах детского разума. Напрягаясь и скуля, безымянный только и смог принимать осколки окружающей информации. Например, придя к единому выводу, люди ушли, почти все покинули его комнату, несмотря на мучения собственного объекта опытов, только один мужчина остался ненадолго, выразив ему сожаление? Мальчик кивнул самому себе, несмотря на тягучее чувство криков, то являлось именно жалостью, но убыло несколько секунд и даже он оставил его тельце в тишине. Плавая в ней, великолепной пустот, ребёнок принимал звучащие голоса, один молвил о плачевном состоянии, другой об отвратительной судьбе, третий же спокойно размышлял, когда они погибнут. Теряясь в них, мальчик не понимал одного: эти голоса принадлежали ему, или они были других испытуемых, которых он начал принимать за себя? Вдруг, незнание обратилось ослепляющей вспышкой не понимания, а светом, кто-то посветил ему в глаза излишне ярким фонариком и, удостоверившись в реакции, снова закрыл, только и дав успеть запомнить общие черты лица. Удивительно, кролик проглядел новое возвращение учёных после очередного совещания. Взаправду! Спустя множество мелких взглядов, за которые он лишь и успевал углядеть общее, ребёнок понял: эти люди так много говорящие и любящие белое, являлись исследователями, о подобных ему редко приходилось слышать на улицах Окраин. Стоп, подожди, Окраин? Точно, сестра, звезда, его сингулярность, где она?! Брат должен подняться, надо вырваться и спасти её, как она выживет без него, необходимо… Укол шприца остановил любое движение или попытку вырваться, он снова засыпал. Ах, разве подобное не происходит каждый раз, когда дитя подолгу думает? — С пробуждением тебя, наше маленькое солнце! — Просыпаясь, мальчик почувствовал небывалую лёгкость не только тела, но и сознания, о боже, он даже мог с трудом, но полностью поднять веки, какая радость. Моментально проделав задуманное, ребёнок был встречен взглядом весёлого человека, ему было наплевать, кто он или что, главное, после фееричных криков и голосов, он продолжал помнить свою любимую сестру и его, архангела Михаила. Никогда дитя не забудет собственного врага, губителя будущего, он не может позволить себе подобную вольность. Однако мальчика снова отвлекли тем, что по обе стороны от него, стоявшие учёные начали подключать к нему различные приборы с трубками, ведущими к ёмкостям с кровью? Нет, своим человеческим сознанием он понимал одно — эта жидкость будто жива, и полнится ехидством, ненавистью и безумием. Наблюдая за ней, её мерными покачиваниям ребёнок не испугался, а впал в настоящее оцепенение, казалось бы, за непродолжительное время он зрел много более ужасное, но тёмная вода, плескающаяся в колбах, она смеялась. Парадоксально всему, чёрная жидкость насмехалась и притворялась сладкой, не пробуя её ты верил в абсолютную вкусноту той для твоего желудка и разума, щенок, не веря собственному организму, облизнулся, — О-о-о, вижу тебе понравилось оно, хотя о чём это я, поганая тварь нравится всем, даже несмотря на животрепещущий интерес не желаю знать, как они вывели или сконцентрировали Проклятие Христово. Кстати, ты не бойся, мышонок, долгие месяцы мы накачивали твоё сознание и тело различными веществами, дабы наконец появился носитель чёртовой крови, и после многочисленных исследований, подготовок, ты обязательно справишься. По всем параметрам идеален, сама кровь возжелала тебя, и ведь ты не сломаешься, дитя, избранное по подобию прошлого испытуемого. Взглянув глазами, полными безысходности, на говорившего, ребёнок вспомнил его, он тот, кто постоянно молвил в приказном тоне и тот, кто, не брезгуя, следил за состоянием его психики и плоти. Белый халат, довольно низкий рост, торчащие ввысь копны седых волос и глаза, да, он помнил их. Казавшиеся слепыми, очи, но тем менее зрящие больше каждого тут находящегося, руководитель проекта, куда был выкинут мальчик, главный из мучителей. Словно зная ход мыслей ребёнка, мужчина улыбнулся во весь простор лица, он радовался! Был счастлив от данного мига, который обратится для кролика исполнением судьбы хуже смерти, а для него триумфом, ведь учёный давно искал способного переродиться в танце с этой кровью, и благодаря Михаилу он нашёл его, слепого безумца. Отдав команду приступать к началу долгожданного эксперимента, последователь синдиката спокойно смотрел на попытки мальчика вырваться, как тот в отчаянии зашипел, будто огромная змея, или серые зрачки, взирающие на него, сузились в маленькую точку, безусловно подобное видеть от ребёнка жутко, но… Такая реакция говорит лишь о стопроцентном успехе, поэтому пусть распыляется, действительность ему уже не изменить, дитя примет в себя, в собственное нутро, Проклятье Христа. Засим руководитель «Клипот» обязуется воспитать достойного ярости Господа демона, ангела? Отнюдь, если всё пройдёт, как и нужно, мальчик станет большим, чем они, а именно наречённым царём, тем, кого люди прозовут Пороком. — Последний совет тебе, мальчик, терпи и получай удовольствие, иначе ты сгинешь, а останутся только обрезки прошлого Я. Выдержи даруемое Дьяволом испытание и стань прекрасным венцом нашего огромного проекта, ведь мы поставили на тебя самое ценное, то, что было нам отдано самим главой Синдиката — Эдем! — Ребёнок кричал, багровел от ярости, взывал к благодетелям, окружившим его людей, и лишь один из них опустил взгляд полный раскаяния, остальные с придыханием наблюдали, как по трубкам, присоединённым к венам дорогой ему плоти, поползла она. Тёмная жидкость, издеваясь, продвигалась медленно, будто вкуснейший мёд, смеясь, она останавливала собственное движение, проверяя наглеца, возжелавшего её. Мгновенье размышления, и она уже рядом с чистой кожей мальчика, изредко покрываемой белёсыми шрамами. Думал ли о чём-то безымянный ребёнок сейчас, когда шанса на благоприятный исход не было, или он оставался поглощённым эмоциями зверем? Отнюдь, чувства покинули бренное тельце, осталась безысходность, прямо как тогда, в момент краха абсолютно всего, хотя единственная мысль продолжала существовать… Он желает отравить всю ничтожную ему веру, пусть они дохнут в страданиях, эти пародии на святых. Закончив говорить про себя желание, цель или мечту, ребёнку подобное не ведома, он смирился с участью и даже принял совет участника парада безумия, говорящий терпеть. Проклятие же, тем временем стоящее в трубках, даже не касающееся его тела, забурлило и запенилось от восторга! Оно не влилось в мальчика спокойно, как в предыдущую свою жертву, а буквально врезалось, проникая и разрушая на своём пути всё мешающее добраться до внутренностей и кровотока! Дитя только и успело открыть рот, почуствав боль превосходящую все болезни мира единовременно. Беззвучная секунда протянулась, как вечность для всех в комнате, но стоило из ноздрей и ушей мышонка политься крови, не тёмной, а красной, как стало ясно… Успех достигнут и он рождён, словно подтверждая мысли учёных, находящихся тут, подопытный натурально оглушил криком всё.