All for You

      Все за Одного, величайший суперзлодей Японии, а возможно, и всего мира, был совершенно и совершенно бесполезен.         Его фантазия рушилась вокруг него. Реальность легла на его плечи, такая же тяжелая, как его грехи, и такая же безжалостная, как множество мониторов, пищащих рядом с ним. В отделении интенсивной терапии новорожденных было холодно и стерильно. Тёплый дизайн интерьера не приносил никакого облегчения.   Спасения не было.          Он сидел, обхватив голову руками, стул был придвинут как можно ближе к инкубатору рядом с ним. Инкубатору, в котором находился его крошечный, крошечный сын. Рождённый на 26 неделе. Не весивший даже 1 килограмма. Почти на 100 дней раньше срока.    Он мог поместиться в руке.    Если бы ему позволили подержать его.          Но это было невозможно. Изуку был настолько недоразвит, что ещё не мог отличить прикосновение от боли. Он был нестабилен с медицинской точки зрения. Его легкие не были готовы дышать. Его глаза не были готовы видеть. Его кожа не была готова находиться на воздухе, его пищеварительная система не была готова к еде, его сердце не было готово работать самостоятельно. Было очень много вещей, которые Изуку не мог сделать.    Он ещё не должен был быть здесь.   Сейчас был апрель.    Он должен был родиться в июле.    Изуку ещё не должен был рождаться.    Он должен был быть в животе Инко.         Но Инко не было даже здесь. Нет, Инко, его прекрасная жена, укравшая его тёмное сердце, лежала в морге холодная и застывшая.          Отделение неотложной помощи в больнице общего профиля Мусутафу, куда они обратились в первую очередь, не смогло помочь ей, когда стало ясно, что что-то идёт не так. Затем, когда её перевели в Мемориальный госпиталь Танима, было уже слишком поздно.    Преэклампсия.    HELLP-синдром.    Кровотечение.    А потом она умерла.    Этого он тоже не смог предотвратить.   Это больно.          Весь его опыт, все его знания, все его причуды — всё было бесполезно. Он ничего не мог сделать, чтобы обеспечить спасение своей жены. Теперь он ничего не мог сделать для того, чтобы его сын пережил свой первый день на этой планете.   Рядом запищал кардиомонитор Изуку. Он ждал каждого удара сердца, затаив дыхание.         Было невероятно несправедливо, что он прожил почти два века, в то время как все, кого он осмелился назвать семьей, погибали рядом с ним, как мухи.          Все за Одного поднял голову, чтобы посмотреть на Изуку под голубым светом, под который медики положили его, чтобы помочь с желтухой.          Его сын был болезненно крошечным. Его подгузник был аккуратно накинут на него, чтобы избежать чрезмерного контакта с кожей. Он был похож не на новорожденного, а на миниатюрного пожилого человека — все конечности были тонкими, у него была морщинистая, нежная кожа и тонкие, едва заметные зелёные волосы. В его предплечье находилась капельница, глаза защищала маска, на другой руке была наложена манжета для измерения кровяного давления, а на ноге располагался пульсоксиметр. Он был на искусственной вентиляции легких, потому что не мог дышать самостоятельно, и через его горло проходила небольшая трубка, которая доставляла сурфактант в лёгкие, среди множества других проводов и трубок, назначения которых он не знал.    Он почти был незаметен под подгузником и всем медицинским оборудованием.    Он совсем не походил на пухлого, здорового ребенка, на которого они с Инко надеялись.    Все за Одного снова уронил голову на руки.    В отделении интенсивной терапии было невыносимо тихо.    За всю свою жизнь Все за Одного никогда не чувствовал себя таким потерянным и маленьким.    Он не знал, что делать.