All for You

В дверь постучали.          Хисаши оторвался от места, где он читал один из бесплатных журналов для родителей, разбросанных по педиатрическим отделениям Танимы. Он пел для Изуку, чтобы загладить своё молчание, пока спал, но он едва ли был профессиональным певцом и мог продолжать петь так долго. Он отдыхал, не используя голос, отвлекая себя, ожидая либо новостей от Бакуго, либо очередного требования от Незу.    — Здравствуйте? — осторожно позвал Хисаши, его голос был несколько хриплым.    — Привет, Хисаши, — раздался голос Масару.          — Масару! — Хисаши встал и зашагал через комнату, чтобы открыть дверь. Масару моргнул, его рука всё ещё висела в воздухе. — Как Мицуки и Кацуки?    Масару, наконец, опустил руку и посмотрел на него снизу вверх. — Прости, мы держали тебя в неведении, не так ли?          — Да, немного, — ответил Хисаши, позволяя беспокойству и раздражению просочиться в его голос.    Масару рассмеялся, немного нервничая.          — Ну, — начал Масару, потирая затылок, — я пытался зайти раньше, но ты, наконец-то, спал, и у меня не хватило духу разбудить тебя, — Хисаши фыркнул. Он должен был разбудить его. Он не возражал бы (хотя, смог бы Масару вообще разбудить Хисаши, осталось неизвестным).          — Но, — усмехнулся Масару, глядя на него, — как сильно ты бы хотел пройти и увидеть их сам?    Хисаши глупо моргнул, глядя на него.    — Что? — спросил Хисаши: — Я не думаю, что правильно тебя понял...   — Правильно. Ты ведь хочешь пойти и увидеть Кацуки, верно? — спросил Масару.          — Я... — Мицуки была очень откровенна в том, что больше ему не доверяла. — Мицуки знает, что ты приглашаешь меня к Кацуки? — спросил Хисаши.   Масару мягко улыбнулся: — Да. Она сказала, что ты давно ничего не планируешь, и, цитирую, «начинаешь дерьмо»...    — Это не так.   — Тогда можешь приходить! — весело сказал Масару.    Хисаши оглянулся на Изуку в его инкубаторе.          — Я могу присмотреть за ним, пока ты будешь навещать их, — мягко сказал Масару. — Тебе не нужно уходить надолго. Мы просто хотим, чтобы ты встретился с ним и, может быть, что-нибудь съел.    Хисаши вздохнул, оглядываясь на Масару.        — Я пойду. Просто... Пойдем со мной на минутку, — сказал он, возвращаясь к инкубатору, где спал Изуку.    Масару ахнул, его глаза сверкнули: — Он стал больше!   Хисаши тихо фыркнул: — Думаешь?    Масару взволнованно кивнул.          Хисаши покачал головой с нежной улыбкой на лице, прежде чем снова повернуться к сыну.        — Он гораздо бодрее и активнее, чем в последний раз, когда ты наблюдал за ним. Теперь Изуку разрешили пользоваться соской, но она имеет тенденцию выпадать изо рта. Ты можешь положить её обратно, но сначала должен вымыть руки. Кажется, ему нравится музыка, например напевание или другие колыбельные, и ему нравится держаться за пальцы.    — Хисаши.          — Ты можешь увидеть, схватит ли он тебя за палец, но опять же, ты должен вымыть руки. Он любит хвататься и за другие вещи, я видел, как он хватался за края одеял или трубки, но я думаю, что он предпочитает пальцы.    — Хисаши.          — Он любит, когда с ним разговаривают. Ему нравится, когда ему читают, но я думаю, что он предпочитает музыку...   — Хисаши!          Рука упала ему на плечо. Хисаши напрягся и посмотрел на Масару. Масару одарил его улыбкой, которая, по его мнению, должна была успокоить его.    — Изуку будет в порядке. Я буду в порядке. Иди, — сказал Масару.          Хисаши глубоко вздохнул и перевёл взгляд на мирно спящего Изуку. Его руки сжимались и разжимались.    — Ты позвонишь Анде, если тебе что-нибудь понадобится? — спросил Хисаши.    — В мгновение ока.          — Да. Хорошо. Ладно, — согласился Хисаши, опуская руку на инкубатор Изуку, — я скоро вернусь.    — Принеси немного еды, если сможешь! — крикнул Масару ему вдогонку.          Хисаши кивнул, уходя. Он заставил себя продолжать идти и не оглядываться, потому что, если он оглянется, он никогда не уйдет.          Прогулка до родильного отделения была короткой, и до палаты Мицуки, не заняла много времени. Он постучал, прежде чем войти, прислушиваясь к голосу Мицуки. — Как раз вовремя, старик! — отозвалась Мицуки через дверь.          Хисаши фыркнул и заглянул внутрь. Мицуки сидела на своей больничной койке, держа в руках запелёнутый сверток. Ребёнок носил шапку, как Изуку, но ему не нужны были ни инкубатор, ни лекарства, ни хирургическое вмешательство, ни провода и трубки, поддерживающие жизнь его сына.    Он был намного крупнее Изуку.         Зависть бушевала у него под грудью, хотя он старался сохранять спокойное и неизменное выражение лица.   Это было то, чего он хотел для себя и Инко.         Он хотел, чтобы Изуку родился доношенным. Он хотел, чтобы этого пухлого, здорового ребенка запеленали в одеяла. Он хотел провести медовый месяц в больнице со своей чудесной женой Инко и счастливым малышом Изуку.    Он этого не получил.    Это его разозлило.    ̶Э̶т̶о̶ ̶б̶ы̶л̶о̶ ̶н̶е̶с̶п̶р̶а̶в̶е̶д̶л̶и̶в̶о̶.̶ ̶   Хисаши сделал медленный глубокий вдох и загнал зависть — и гнев — глубоко внутрь.         Инко бы этого не хотела. Инко была так взволнована тем, что забеременела одновременно с Мицуки, встречей с Кацуки, она полюбила бы его так же, как собственного сына.          Он не проявит неуважения к её памяти, позволив своим низменным эмоциям взять над собой верх.    Он также нуждался в Бакуго рядом с собой.          И, если честно... Он был действительно рад на каком-то уровне, что ему не пришлось пережить ещё одну смерть при родах, даже на расстоянии. Так что он мог порадоваться за них и за маленького Кацуки.          Хисаши заставил свои ноги двигаться, подходя ближе к Мицуки и свёртку, который начал извиваться в её руках. Хисаши попытался наклониться и посмотреть на Кацуки, но Мицуки притянула его ближе к своей груди и скрыла из виду.    — Ай-ай-ай, — сказала Мицуки с дразнящей улыбкой на губах.   Хисаши надулся:       — Какой смысл говорить мне прийти сюда, если ты даже не собираешься позволить мне увидеть его?         — Садись, — Мицуки многозначительно посмотрела на стул рядом с кроватью. Хисаши приподнял бровь, но подчинился.    Следующее, что он осознал, это то, что Кацуки кладут в его руки.    — Ох, — тупо сказал Хисаши, широко распахнув глаза и напрягшись.    Что она делала?! Он понятия не имел, как держать ребенка!          — Вот, положи его голову на сгиб своего локтя — да, вот так — и положи руку под его маленькую попку, — командовала Мицуки, пока Хисаши безмолвно пытался следовать её инструкциям.          Кацуки извивался в его хватке, поворачивая голову из стороны в сторону и извиваясь всем телом. Кацуки открыл глаза, и Хисаши чуть крепче сжал ребенка.   Его глаза были такими же нежно-голубыми, как у Изуку.    Конечно, они были голубыми.   Они оба были младенцами.   Кто знал, какого цвета они будут, когда вырастут, у любого из них.         Руки Кацуки высвободились из пеленки, его ладони потёрли лицо, когда он посмотрел на Хисаши.   — ...Он распутался, — сказал Хисаши.   — Это нормально. Он вертлявый, — фыркнула Мицуки.         Хисаши задался вопросом, будет ли Изуку таким же. Вероятно. Ему нравилось шевелиться даже сейчас.    Ты можешь поговорить с ним, ты же знаешь.         — Привет, Кацуки, — мягко сказал Хисаши, предлагая ему палец свободной руки, как он делал с Изуку.    Кацуки схватил его с коротким «а».         Хисаши слегка покачал пальцем, и Кацуки дёрнул свою маленькую руку вверх.          — Ребята, вы пожимаете друг другу руки в связи с какой-то крупной злодейской сделкой, о которой мне нужно знать? — пошутила Мицуки.    Хисаши усмехнулся: — Хм, да, он только что пообещал быть лучшим другом Изуку на всю жизнь.    Мицуки издала смешок со всхлипом.  — Инко бы это понравилось, — сказала она хриплым голосом.          Хисаши слегка улыбнулся, его глаза начали гореть. Он не отводил взгляда от ребёнка на своих руках.    Кацуки втянул палец Хисаши в рот и начал его сосать.   Хисаши посмотрел на него.   — Я думаю, он голоден.