All for You

      Нога Всемогущего нетерпеливо подпрыгивала под столом, пока они ждали. Стук по клавиатуре ноутбука действовал ему на нервы. Он постучал ручкой по столу. Незу громко отхлебнул чай.    Все за Одного опаздывал.    Он никогда не опаздывал.    Что он делал сейчас?    ...Что-то случилось?          Дверь в конференц-зал распахнулась, ударившись о другую стену, когда Все за Одного прокрался внутрь и грохнул свою вездесущую чашку с кофе на стол. Ито тихо последовала за ним, с беспокойством глядя на суперзлодея.    Он мог понять, почему.          Тот пришёл без пиджака, с закатанными до локтей рукавами. Его волосы были взлохмачены и спутаны, а под кроваво-красными глазами, свирепо смотрящими на них, виднелись тёмные мешки.    Он выглядел как дерьмо.    Снова.   — Дайте мне их, — рявкнул Все за Одного, выхватывая бумаги прямо из лап Незу.    — Вы выглядите не очень, Все за Одного, — мягко заметил Незу.    Ноздри Все за Одного раздулись, и он оторвал взгляд от документов.        — Сегодня не тот день, чтобы испытывать мое терпение, — пророкотал он голосом низким и угрожающим, как далекая гроза.    Незу поднял лапы, сдаваясь, и Все за Одного фыркнул.    — Площадка. — Мы уже договорились об этом, — сказал Незу.    Все за Одного что-то записал.  — Близко к этой больнице.    — Это в пределах разумного.    Ещё царапание ручки.    — Посетители.   — Какие посетители? — спросил сэр Ночноглаз.    Губа Все за Одного скривилась, но он все равно ответил: — Друзья семьи.    Сэр Ночноглаз закрыл рот, выглядя неуверенным.   Рука Все за Одного крепче сжала ручку.  — Друзья моей покойной жены.    — Это приемлемо, — сказал Незу.   — Я по-прежнему владею квартирой и всем её содержимым, и я хочу иметь возможность посещать её.    — Под наблюдением, — возразил Незу.    Все за Одного продолжил писать, закончив, толкнул через стол и приступил к следующей.    Всемогущий схватил бумагу, просматривая её.    — Вы согласны на место под наблюдением КГОБ? — спросил он, не веря.    Представители КГОБ оживились.    — Да, — коротко ответил Все за Одного, даже не отрываясь от бумаг, которые заполнял.    — ...Почему? — осторожно спросил Всемогущий.    — Я хочу покончить с этим, — рявкнул Все за Одного, передвигая через стол ещё одну бумагу.          Это была бумага, содержащая собственные условия Всемогущего — частые проверки без предупреждения, надзор и права на опеку, если Все за Одного потеряет её. Там было примечание об опеке, сначала переданной семье по имени Бакуго, и что они должны ссылаться на завещание Инко Мидории относительно этого, но это всё.    Он ожидал большей битвы, но подпись внизу сказала всё.    Всемогущий передал бумагу Ночноглазу, когда по столу проскользнула ещё одна бумага.          В течение двух коротких часов Все за Одного согласился на отслеживание, отдав свои кровавые деньги и всю имеющуюся у него информацию о злодейском подполье, отслеживание его уровни причуды, сопровождения всякий раз, когда он будет покидать безопасное жилье, предварительно одобряя все передвижения (помимо неотложной медицинской помощи) и возвращения причуд тем, кто был жив и хотел их вернуть.          Единственными спорными моментами были его «гражданские» деньги и использование его различных причуд.          Большая часть его состояния была конфискована, но он был достаточно умён, чтобы держать часть своих денег чистыми. Трудно было возразить, что покупка предметов и хранение их на складе в течение столетия, пока они не станут антиквариатом в отличном состоянии, была чем-то незаконным.    Причуды, однако, вызвали немного больше проблем.         — Вы не должны иметь возможность использовать любые украденные причуды! — запротестовал представитель КГОБ: — С вашим уровнем преступной деятельности, Вы...         — Закройте свой болтливый рот на полсекунды и послушайте меня, — Все за Одного вздохнул, потирая виски. — Это, как любезно выразился Незу, добровольный уход в отставку. Я не попаду в тюрьму и никогда не увижу зал суда, потому что если бы это произошло, Вы... — он повернулся и посмотрел на Всемогущего. — ...Неспособны остановить меня и вы, — он повернулся, чтобы свирепо взглянуть на представителей КГОБ, — неспособны даже узнать обо мне до тех пор, пока несколько десятилетий не стали достоянием общественности. Как и Изуку. Думаю, я могу предположить, что никто из нас этого не хочет. Итак, ради нашего взаимно гарантированного публичного смущения, я буду подчиняться тем же законам о причудах, что и любой другой человек с причудой любой заметной силы — только в отношении частной собственности, неразрушающим образом и, согласно другим условиям соглашения, под вашим наблюдением, так что вы можете ворваться и прервать мой день всякий раз, когда я телекинетически возьму что-нибудь с верхней полки.    Наступила тишина.    — У Вас есть телекинез? — спросил Ночноглаз.    — Конечно, есть, она до абсурда распространена, — прошипел Все за Одного, — теперь мы поняли друг друга?   — Я думаю, это вполне разумно, — сказал Незу, его вечная улыбка не изменилась.    Через мгновение вокруг стола закивали головы. Неохотно Всемогущий тоже кивнул.    — Хорошо, — отрезал Все за Одного, — теперь дайте мне эти документы.         Пока Все за Одного писал свои условия, опустив голову и забыв про кофе рядом с собой, Тошинори посмотрел на документы, подписанные Все за Одного относительно информации.    На бумаге просто стояла его подпись, а слово «ВСЁ» было подчёркнуто и обведено.    Он даже не сопротивлялся просьбе.          Он смотрел на бумагу все тридцать секунд, прежде чем поставить подпись, оттолкнуть её и потянуться за следующей.          После более месяца попыток заставить Всех за Одного согласиться на что-нибудь разумное, вот он идёт на уступки направо и налево.    — Зачем Вы это делаете? — спросил Тошинори, отрываясь от бумаги.    — Я хочу покончить с этим, — повторил Все за Одного, даже не поднимая глаз.    — Нет, — произнёс Тошинори. Ручка Все за Одного остановилась, и его глаза медленно поднялись. — Какова настоящая причина?    Все за Одного фыркнул, возвращаясь к бумагам.  — Изуку снова оперируют.    — О, как ужасно! — промолвил Незу: — Мы надеемся на его скорейшее выздоровление.          Все за Одного фыркнул, но ничего не сказал. Хоть Тошинори и раздражало то, что он так сомневается в их переживаниях о ребёнке, он... Не мог его винить.    — Почему? — спросил Тошинори, стараясь не поддаваться желанию посмотреть на свой большой палец. — Из-за его сердца?    — НЭК.   Незу издал недовольный звук. Все за Одного дернулся.    Тошинори посмотрел между ними двумя.  — ...Что... — начал он.    — Просто. Посмотри. В интернете.   Челюсть Тошинори закрылась со щелчком, но он вытащил свой телефон.    Он быстро пожалел об этом.         Ему пришла в голову ужасная мысль. Все за Одного подписывал так много этих бумаг. Изуку был очень болен этой... Чудовищной болезнью. Он не мог не вспомнить слова Незу, что лучше подождать, чем вести переговоры, когда Все за Одного... Был скомпрометирован.          — Как... — снова попытался Тошинори. Все за Одного снова уставился на него. От взгляда в его глазах по спине пробежали мурашки.    Он не мог поверить, что спрашивает об этом, но он должен был узнать...   — Как... Ты... Держишься? — спросил Тошинори.    Ручка в руке Все за Одного треснула.          — Органы моего месячного сына гниют внутри его тела, его снова оперируют, и вместо того, чтобы ждать, чтобы узнать, жив ли он, я застрял здесь с вами. Как ты думаешь, как я поживаю, ЯГИ?   Тошинори отшатнулся.    — Откуда ты знаешь моё имя...    Все за Одного посмотрели на него мёртвым взглядом и ткнул пальцем в верхнюю часть бумаги.    — Ладно! — пробормотал Тошинори:       — Я хотел спросить, должен ли ты вообще быть здесь! Я не хочу заключать сделки с скомпрометированным злодеем, потому что тогда ты можешь их не придерживаться!          — Заткнись, — рявкнул Все за Одного, — я буду придерживаться их. Я просто хочу покончить с этим, чтобы я мог...   Голос Все за Одного надломился.          — Чтоб я мог договориться как по поводу Изуку, так и касательно Инко. Я... Уверен, что рядом с Йоичи есть свободное место, — пробормотал он.          Тошинори очень, очень жалел, что спросил. И посмотрел НЭК. И не подумал о том, каким маленьким должен быть гроб для такого маленького ребёнка.    Он действительно хотел, чтобы ему было все равно.    Но это было не так.    Снова повисла тишина.    Тошинори не осмелился нарушить её.          Все за Одного передвинул последнюю бумагу через стол. Незу схватил её, глядя на всех с искоркой в ​​своих чёрных глазах-бусинках.          — Теперь я получил опекунство? — спросил Все за Одного измученным голосом, глядя на пустой, пустой стол. В блестящем дереве отражалось его несчастное лицо.          Незу открыл рот, чтобы, по-видимому, сказать «да», а Тошинори отложил телефон, чтобы взять спонсорские формы, которые ему вскоре нужно будет подписать.    — Нет.         В комнате повисла такая густая тишина, что можно было задохнуться. Тошинори поднял взгляд с широко раскрытыми глазами.    Это был один из представителей КГОБ.    — ...Что, — прошипел Все за Одного.          — Нам нужно будет обсудить эти условия с руководителями КГОБ. Вы можете ожидать ответа в течение двух недель, — сказал представитель.          — Мой сын находится на операции, которую он может не пережить прямо сейчас, и вы говорите мне, что мне придется подождать две недели, чтобы узнать, смогу ли я сохранить опеку? — сорвался Все за Одного.    Представитель бессердечно пожал плечами: — Это процедура, Все за Одного. Я ничего не могу с этим поделать.          Все за Одного уставился на представителя КГОБ с выражением такой сильной ненависти на его лице, что у Тошинори по спине побежали мурашки. Он встал, его руки ударились о стол, когда его стул врезался в стену.    — Да пошли вы, — выплюнул он, — горите в аду.    Уходя, он захлопнул за собой дверь. Стены затряслись от его силы. Его кофе опрокинулся.   Один из представителей пренебрежительно фыркнул.  — Ну, это было необоснованно.    Незу промычал, вертя чай в лапах: — Склонен не согласиться.          Обычно Тошинори искренне соглашался с представителями. Всё, что он увидел бы, — это разъярённого злодея, которому помешали.          Но теперь, когда он снова посмотрел на изображения НЭК, на изображения ужасно больных, крошечных младенцев... Он не мог не думать, что Хисаши Мидория только что звучал совершенно отчаянно.