Сделай выбор, маг

- В чем смысл жизни? - Рейстлин лежал в постели, заложив одну руку за голову, и молча разглядывал потолок, по которому бродили первые неясные всполохи еще бледного утреннего солнца. Когда он последний раз задавался этим вопросом? В юношестве? «Смысл жизни», - фыркнул его ехидный внутренний голос, - «не обманывай себя, не это тебя беспокоит». Темный маг горестно вздохнул в тишину комнаты. Да, не это. Смысл его, его собственной жизни. Сейчас, когда план взойти на пьедестал богов - великая цель - провалилась, кем он стал? Посредственностью? Неудачником? Что он получил? Ничего, ничего, ничего. И тут же осекся. Нет. Вот его трофей. Маг повернул голову, туда, где на его плече мирно спала Крисания. Он сжимал ее в объятьях второй рукой, его длинные пальцы рассеянно поглаживали обнаженное белое плечо. Вот она, его награда. Может ли одна женщина заменить весь мир? Может ли одна женщина восполнить потерю безграничного могущества, которым может упиваться только божество? Нет, конечно, нет. Рейстлин почувствовал укол ненависти к жрице. Ради нее он отказался от своего божественного пути. Но, к его удивлению, эта резкая вспышка быстро растаяла, растворилась. Это все его земное тело, оно предает его. Познав женщину, он ни на толику не ослаб магически, но что-то в нем необратимо изменилось. Ему требовалась ее любовь, ее восхищение, ее поклонение. Маг стал уязвимым. Прежде подобная мысль вызывала у него отвращение. Ни на что на свете он не променял бы магическое могущество, никогда не поступился бы властью и контролем над самим собой. Почему же сейчас ощущение зависимости от этой женщины не вызывало у него ужаса? Напротив, он обнаружил, что испытывает...что? Предвкушение? Для Рейстлина открывался новый мир неизведанных ощущений. Никогда ему не было доступно то, что было свободно открыто для других: здоровое тело, любовь, размеренная жизнь. И он убедил себя, будто ему и вовсе не нужны такие низменные вещи, лишь самые высокие цели влекут его. Самые высокие. Но никакая магическая мощь, тем не менее, не дала ему того, что по доброй воле давали женщины мужчинам, даже самым бестолковым, типа его братца. Никто не любил его. «Кроме, опять же, бестолкового братца», - с раздражением заключил про себя Рейстлин. Темному магу пришлось силой добыть себе то, что другим доставалось легко и без усилий. Теперь у него здоровое крепкое тело. И в его руках самая великолепная женщина на всем свете. Отдалась ему по собственной воле. И, возможно, даже любит его, впрочем, настолько, насколько может любить ослепленная своей верой жрица Паладайна. Рейстлин усмехнулся сам себе. В памяти услужливо всплыли воспоминания минувшей ночи, когда невинная душой и неискушенная телом Крисания шептала его имя, содрогаясь в его руках. Маг самодовольно вспомнил, как она почти испуганно смотрела ему в глаза, словно не веря, что возможно получать такое наслаждение от близости с мужчиной, такое наполнение и такое растворение в другом. Не без злорадства маг подумал, что для нее, возможно, это было сродни богохульству. Испытывала ли она такой же экстаз по время бесед со своим богом? Какая-то мысль вертелась на задворках сознания мага, появилась, поманив, и снова исчезла. «Какая ирония, снова схожусь в схватке с богами, но теперь уже за сердце женщины. Как низко ты пал, Рейстлин», - снова ехидничал внутренний голос. Чародей намеренно накручивал тяжелые колючие мысли, доводил их до абсурда, искал в больном самое больное. И с удивлением обнаруживал, что заноза этого осознания не так остра, как могла бы быть, словно что-то в нем навсегда перегорело. Маг знал свои слабости. Но как бы Рейстлин ни изводил сам себя, он ощущал, что глубоко в его душе царит спокойствие, хоть он и отказывается признать это. Слишком привык он бесконечно плавиться в горниле своей мятущейся души, своего пытливого ума, презиравшего праздность. И что теперь делать с этим внезапно нагрянувшим покоем, смутной перспективой мирной жизни и свободного времени, не заполненного планами по захвату мира, он пока не имел ни малейшего представления. Во всем виновато его молодое и сильное тело, которое познало, наконец, близость с женщиной, и оно хотело жить, славило жизнь и предвкушало новые удовольствия. Прежде он был лишен их, но, с другой стороны, зачем сторониться этого сейчас, когда он уже вкусил эту сторону жизни. Рейстлин снова взглянул на Крисанию, которая всем телом прижималась к нему, глубоко вдохнул свежий запах ее кожи, пробежал взглядом по волне мягких черных волос, которые переплелись с его пепельно-седыми. Какое странное и неправильное единение. Он позволил себе маленькую слабость: представил, какой может быть их жизнь теперь, когда они могут свободно быть вместе. Сколько ночей еще у них будет, сколькими способами он будет обладать ею. О, он досконально изучит и испробует каждый из них. Он научится. Он изведает каждый дюйм ее желанного тела, он... Чародей не заметил, как погрузился в эти жаркие фантазии, видения их разгоряченных тел пробегали перед его внутренним взором. Тело мага вздрогнуло, как в судороге, требуя немедленной разрядки. Он крепче прижал к себе жрицу, мысль о том, чтобы взять ее прямо сейчас, спящую, взбудоражило в нем такой вихрь желаний, что он чуть не задохнулся от накатившей волны возбуждения...нет, не сейчас. Нужно взять себя в руки. Что с ним стало? Неужели, он теряет волю, как обычный мужлан? Нет, не быть этому. Взялся ковыряться в мозгах, вот и не отвлекайся. Рейстлин тяжело дышал, долго приходя в себя. Он не такой, как все, он не позволит, чтобы это чувство стало сильнее его воли. «Какое чувство?» - ядовито спросил его внутренний голос, - «это всего лишь похоть, похоть, не любовь». И ради похоти он предал свою цель? Ради похоти ли? Маг понял, что ступил на скользкую дорожку, думать в этом направлении он пока был не готов. В конце концов, он ничего не знает ни о любви, ни о вожделении. Да, он мечтал о женской ласке, зачем отрицать. Рейстлин вспомнил, эльфийскую принцессу Лорану, нечеловеческая красота которой обманывала его искалеченное зрение, и он мог тайком любоваться ею. Вспомнил ее переливающиеся золотые волосы, к которым однажды протянул руку, но так и не посмел прикоснуться. Несомненно, даже разбитое магической хворью тело жаждало плотской любви. Но то была лишь жадность. Желал ли он Лорану или другую женщину так, как возжелал Крисанию? Нет, никогда прежде он не испытывал подобной жажды ни к земной, ни к эльфийской женщине. Никогда прежде он не думал о том, что хочет не только брать, но и давать. Только Крисании он захотел дать все. «Даже себя?» - усомнился внутренний голос, - «готов отдать себя женщине? Воистину, хорошо, что ты не одолел Такхизис, иначе стал бы богом любви, жалкое зрелище». Рейстлин всегда привык брать, силой вырывать то, что ему, как он считал, причиталось. Но Крисания... он знал, что мог совратить ее, запутать в своей паутине еще тогда, в Истаре. Нет, раньше! В Палантасской башне. Никто не услышал бы ее криков, он никогда бы не выпустил ее из своего логова и из своей постели. Мысль о Крисании, навсегда прикованной к его ложу, заставила мага напрячься, ему понадобилось время, чтобы одолеть искушение прижаться к жрице всем телом и утолить в ней свой голод, который, кажется, день ото дня становился больше. Насытится ли он ей когда-нибудь? Он мог бы взять жрицу силой. Но почему-то ему была так важна ее добрая воля, ее взаимность. Он хотел видеть в ее глазах обожание, а не ужас. Хотел, чтобы она изгибалась под ним и стонала не от боли, а от наслаждения, чтобы прикасалась к нему с вожделением, а не со страхом. С каких пор он стал таким сентиментальным? Он хотел... Рейстлин никак не мог ухватить эту туманную мысль, оформить ее, осознание упрямо ускользало от него. А что, если однажды не он, а она насытится им? Если пелена заблуждения спадет с ее глаз. Если она увидит, кто он на самом деле? Если встретит другого мужчину, такого, как его брат. Брат. Снова Карамон. Эта мысль привела Рейстлина в неистовство. Даже в его собственных фантазиях брат переходит ему дорогу. Как и прежде, ему пришлось совладать со знакомой с детства гремучей смесью гнева, зависти и восхищения. Однако Крисания не с Карамоном, она здесь, в его объятьях, отдалась ему по своей воле. Но что он может дать ей, кроме жарких ночей? Вот оно. Наконец, надоедливая мысль оформилась. Рейстлин хотел стать богом. Для чего? Что он дал бы миру? Думал ли он об этом? Маг был уверен, что знает, как переустроить мироздание, он умен, он знает, как лучше. Темный чародей тщательно планировал своё восхождение на трон богов, продумывал каждый шаг до малейших деталей, со всей въедливостью гениального ума просчитывал возможные и невозможные варианты событий. Но разве он с тем же усердием строил планы на свое божественное существование? Что бы он делал, будучи богом? Как бы преобразил мир? Преобразил бы или разрушил? О, Рейстлин, ты человек, и вот перед тобой одна единственная женщина, и ты не знаешь, что можешь дать ей и как можешь изменить ее жизнь. И ты хотел быть богом, управлять судьбами мира? Ты и правда думаешь, что смог бы? Может, именно поэтому ты повернул назад в Бездне? Может, поэтому призвал Паладайна на помощь? Ведь в глубине души ты всегда знал, что бога из тебя не выйдет. Из тебя и человека-то не вышло. Внутренний голос не переставал глумиться. Зачем ты хотел стать богом? Потешить свое тщеславие, только и всего. И остаться ни с чем, в полном одиночестве. В одиночестве. Ты живой, у тебя есть магия и здоровое тело, весь мир перед тобой, но ты не планируешь изменить его, захватить его, нет, ты лишь упиваешься жалостью к себе и страдаешь от того, что потерял великую цель? А была ли эта цель? Если ты не создал ничего, будучи человеком, разве ты смог бы создать что-то, став богом. Самый могущественный маг, что он создал за свою жизнь? Ничего, кроме склизких живцов. Его творения так же уродливы, как и его душа. В голове его стало тихо и пусто, ни одна мысль не шла. Ничего, ничего, ничего. Крисания во сне вдруг зашевелилась в его объятьях. Рейстлин осторожно повернулся к ней, бережно отвел пальцами темные пряди с лица. Черные ресницы затрепетали, будто женщина почувствовала его ласку, но жрица так и не проснулась. Какое-то время маг внимательно изучал ее черты. Она изменилась с тех пор, как они спаслись от Такхизис. Что-то новое появилось в ней. Какое-то внутреннее спокойствие, но вместе с тем и обреченность, будто Крисания смирилась с неизбежным. -Думала ли ты когда-нибудь о том же, о чем и я, Посвященная? Посещали ли тебя подобные мысли, - тихим шепотом спросил маг. Поразмыслив, он решил, что, несомненно, жрица думала об этом, хоть никогда и не делилась с ним своими мыслями. Гордая, надменная, ослепленная мечтами и амбициями, душа ее рвалась к подвигам, не разбирая дороги. Думала ли она о цене величия, которым грезила? Об ответственности, которая следует за властью. Нет. И теперь она тоже все потеряла. Как и он. Они так похожи. У них нет ничего.. только они сами. Только они есть друг у друга. Почему-то эта мысль неожиданно согрела чародея. Он не один. Он не смог стать богом для этого мира. Но он станет богом для этой женщины. Он добьется того, чтобы жрица и впредь смотрела на него с благоговением. Снова он вступает в борьбу с Паладайном. Кто о чем, а вшивый о бане. Маг тяжело вздохнул и снова взглянул на спящую женщину. Да, так и будет, он создаст для нее новое будущее, она выбрала его по доброй воле и никогда не пожалеет об этом. Никогда не затоскует по служению в храме. Он не хотел делить ее ни с кем, даже с Паладайном. Она будет принадлежать ему целиком. А взамен он отдаст ей себя. «Ты принадлежишь магии, твой посох для тебя важнее любой женщины», - не унимался внутренний голос. От этой мысли Рейстлину стало дико тоскливо и пусто. Он подумает об этом потом. Идя по пути бога, темный чародей не считался с последствиями, не станет и теперь. Он завоюет эту женщину, и если он сможет это сделать, то тогда можно будет подумать и о новом смысле бытия. Сначала Крисания, потом весь мир. Он представил, как они будут жить в башне, как вечерами она будет сидеть в кресле подле очага и наблюдать, как он штудирует фолианты. Она никуда не сбежит от него, и он сделает все, чтобы Крисания никогда не пресытилась им. Он будет любить ее каждую ночь, и это даст ему силы для свершений. Просыпаясь по утрам, он будет видеть рядом ее: обнаженную, счастливую и влюбленную. Он не стал бессмертным, но...у них могут быть дети. «Дети - вот бессмертие, через них мы будем жить вечно». Внутренний голос зашелся ядовитым смехом. Прежде он никогда не думал о подобном. Дети, семья - как это мелко, разве это достойно зваться мечтой. То, что доступно каждому деревенскому идиоту: найти девку, расплодиться и пустить корни. Чтобы каждый новый день был похож на предыдущий. И снова, и снова, и снова, пока не закончится то малое время, что отпущено смертным. Рейстлин вдруг ясно увидел свое божественное будущее. И понял, что именно таким оно и было бы. Безграничное божество, безграничное, одинокое и пустое. И каждый новый век такой же, как предыдущий, и ничего нельзя добавить, ничего изменить. Во веки вечные. Но в отличие от участи смертных, его время никогда не закончится. Глухая пустота, черная, как ночное беззвездное небо, будет длится вечно. От этой мысли маг, чья кожа обычно горела жаром, похолодел. Ничего, кроме бесконечной пустоты. Выходит, Крисания не виновата в провале его плана? Она спасла его от себя самого, от того вакуума, которым является его душа. Нет, не так все будет. Он еще может все изменить, сотворить что-то новое. В конце концов, маги некогда создали Врата, Глаза Дракона и легендарные копья. Мелко для тебя, Рейстлин? Но начни с этого. Простые вещи, прежде недоступные, открывали для него горизонты неизведанных ощущений, целый мир, который ему предстоит постичь. Все люди создают семьи, но его семья будет особенной. Его женщина будет счастливой, она всегда будет желать его, всегда будет смотреть на него так, как смотрит сейчас. Их дети и внуки будут обладать невиданной магической мощью, они будут говорить на всех языках мира, они станут могучими воинами и мудрыми правителями. Так ли уж важно тогда, останется ли в веках имя Рейстлина Маджере? Если он не найдет новую цель пути, он создаст ее сам, своими руками. Для себя и своей женщины, которая сейчас потеряна не меньше, чем он. Однажды он уже увлек ее на свой путь, сможет увлечь снова, и она пойдет за ним, как прежде. Да. Так ли ей будет важно, останется ли в веках имя Крисании Таринской? Или Крисании Маджере? Когда он впервые назвал жрицу своим именем, он уже не мог перестать думать об этом. Было в этих словах что-то интимное, будто он проникал в нее не только своей плотью, но и своим именем. Ее принадлежность ему всеми способами, которые выдумал этот мир, казалась невероятно эротичной. Как это происходит у нормальных людей? Сначала они женятся? Рейстлин никогда не представлял, что ему доведется задуматься о подобных вещах. Но вот сподобился же. «А ее ты не подумал спросить?» - вновь подал голос внутренний критик. «С чего ты взял, что она согласится, что твоя внутренняя тьма не испугает ее? Что она захочет всю жизнь бороться с твоими внутренними демонами, что она войдет во мрак Палантасской башни и признает его своим домом? Что она выберет тебя, а не своего бога? Когда пелена страсти спадет, не ужаснется ли она, поняв, с кем разделила судьбу? Не захочется ли ей сбежать, отмыться, отчиститься от твоих прикосновений служением и аскезой. С чего ты решил, чародей, что она по-настоящему любит тебя? Что она сама себя не обманывает? Ты сравниваешь себя со своим братом, но признай, его-то есть за что любить. А тебя? За что жрица должна тебя полюбить? Настоящего тебя, а не тот образ, который вылепила ее гордыня». Маг замер, прислушиваясь к себе. Это открытие было не просто неприятным, оно повергало Рейстлина в отчаяние, что немало его удивило. «Я заставлю ее», - гневно прошептал он вслух, - «я...я...» Понадобилось время, пока чародей снова овладел собой. «Я все сделаю, чтобы она согласилась, скажу, что угодно, сделаю, что угодно. Я сделаю ее своей женой, заслоню ее от скабрезных пересудов за нашими спинами. Как избранницу черного мага я смогу защитить ее от любой опасности. Никто не посмеет даже бросить на нее косой взгляд. Она даст мне клятву перед своим богом и не посмеет ее нарушить, никогда не оставит меня. Весь мир будет знать, что она моя. Она ни в чем не будет нуждаться, я дам ей богатство, власть...» «Ты думаешь, именно это ей нужно?» - продолжал голос, - «твое заступничество, богатство и власть?» Нет. Рейстлин впервые задумался, а действительно, что же нужно этой необычной женщине? За слепой верой, амбициями, жаждой славы, какие сокровенные желания таились за всем этим? - Чего же ты хочешь на самом деле, праведная дочь? - негромко спросил Рейстлин. -Тебя, - вдруг отозвался тихий голос. От неожиданности маг вздрогнул и с недоверием воззрился на еще не до конца проснувшуюся жрицу. Крисания, не открывая глаз, в полудреме потянулась к Рейстлину. Увлеченный своей рефлексией маг не заметил, что уже окончательно рассвело, будто просыпаясь, его женщина несла с собой солнце, освещая его невеселые думы. -Меня? А что еще? - пожурил он ее. -Только тебя, больше ничего не нужно, - ответила она прижимаясь к магу теснее. Рейстлин перекатился на локти, накрыв жрицу собой. Все его тело встрепенулось в жажде близости. Он ощущал, как этот жар волнами перетекает по всему его существу, как накопившаяся дрожь нетерпения передается Крисании, которая уже плавно выгибалась под тяжестью его тела, раскрываясь для него. Может ли это быть правдой? И ей действительно нужен только он? И сможет ли он дать ей то, чего она хочет? Он столько лет целиком и полностью отдавался магии, способен ли он сейчас отдать себя женщине? Может ли любовь к женщине потеснить безумную любовь к магии? Без сомнения, его мозг окончательно отключился, а воля расплавилась, потому что Рейстлин вдруг решил, что может. Кому нужна теперь эта бесполезная аскеза, которой он подвергал себя всю жизнь. К чему его привела эта дорога, он уже знает. Но сейчас он стоит в начале нового, неизведанного пути, что может привести его к вершинам, о которых он прежде не мечтал. И он поведет Крисанию за собой, туда, наверх, к звездам. Это решение неожиданно принесло магу такое внутреннее воодушевление, которого он прежде не знал. Он держал лицо жрицы в своих ладонях, пристально рассматривая ее, подмечая какие-то новые черты, которых прежде не видел. Растрепанная, раскрасневшаяся, чувственная, женственная. Такая желанная. И его. -Хочешь меня? Получай, - прошептал маг, одним слитным движением толкнувшись в раскрытые бедра. Он удовлетворенно услышал полустон, полувсхлип, жрица вцепилась ему в плечи, будто в поисках защиты от чувственного водоворота, который уже тянул их обоих в пучину. Его огонь всегда согревал ее, он щедро делился с ней своей силой, которая вливалась в нее, оживляла. «Могущество, власть, божественность...пора сделать новый выбор, маг», - успел сказать себе Рейстлин прежде, чем провалиться в жаркое забытье, хотя он знал, что давно его сделал.