поклонник №1

— Лефу, ты не видел Гастона? — Что?.. Ох, Белль, нет! Сегодня он не пришёл на тренировку, — печально вздохнул Лефу, проверив базу данных, хотя в этом и не было нужды — с его отличной памятью на лица он и так мог сказать, кто был в зале и сколько времени. — Может, заболел? Я могу ему позвонить! Или тебе не очень срочно? Белль покачала головой и чуть понизила голос: не хотела привлекать внимание других работников и клиентов. Лефу понятливо кивнул и забрался на специальный стульчик, чтобы быть повыше. — Просто из полиции звонили… По поводу тройняшек. А Гастон общался с ними чаще всех, был их тренером. Вот и пытаются любые зацепки проверить. Разумеется, это было логично. В огромном офисном здании, где находился их фитнес-клуб, располагалось множество других контор. Например, Белль работала в бюро переводов и занималась редактурой удалённо, чтобы помогать отцу, который был немножко уже… не в себе, но в целом милым и безобидным стариком. Лефу доводилось бывать у них дома, когда Белль доставала ему редкую литературу, так что он отлично помнил приятный глазу хаос в её комнате и чистоту и порядок — в комнате отца. Но что-то он отвлёкся! В отличие от Белль, тройняшки брали своё роскошной внешностью и наглостью. Буквально тремя этажами выше располагалось модельное агентство, где они щебетали, словно птички, и искали себе тех, кто будет их любить и баловать. В этом совсем не было ничего плохого, конечно же! Ради фигуры девушки часто занимались фитнесом, соблюдали диету и не без оснований верили, что кто-то из посетителей клуба вполне мог оказаться их путёвкой в богатую и необременительную жизнь. И вот несколько дней назад они пропали. Не отвечали на телефонные звонки и почту, молчали их соцсети, а нынешние, гм, партнёры, не дождавшись своих девочек, начали шевелиться слишком поздно, когда все сроки уже почти прошли. Полиция обещала сделать всё возможное, чтобы найти бедняжек, но как это сделать без улик и свидетелей, Лефу не представлял. — Они могли сбежать, — рассуждала Белль как всегда здраво. Хотя она и не крутилась в клубе так часто, как тройняшки, чтобы не сталкиваться с Гастоном, о происходящем она была в курсе. Ушлый менеджер Люмьер с восьмого этажа (филиал какого-то ресторана, кажется?) постоянно собирал и разносил слухи, делая кофе-паузы и приседая на уши всем, кто не успевал от него скрыться. — Но куда? Без денег, без машины и связи… — Лефу отдал клубную карточку уходящему клиенту и пожелал хорошего дня, после чего снова повернулся к Белль. — Они хоть и немного глупенькие, но не дуры же. — Ты прав, прости, — согласилась Белль и нервно перетянула косу заколкой. — Надеюсь, что с ними всё в порядке и они сейчас греются где-нибудь на пляже Малибу. И Гастон с ними. Сообщишь, если он объявится? — Конечно! — Ты лучший, Лефу, — искренне сказала Белль и ушла. Лефу было приятно слышать комплименты, и хотя он бы предпочёл, чтобы их говорил совсем другой человек, сути это не меняло. Он завершил смену к одиннадцати, проверил все шкафчики и ключи, прошёлся по залу, подбирая за клиентами пустые бутылки от воды и протеиновых коктейлей. Этим должны были заниматься уборщицы, но зачем нагружать уже немолодых женщин лишней работой? Лефу ведь не трудно, а следующая смена утром получит идеально чистый зал и мотивационное пожелание на доске для расписаний. Лефу старался каждый день придумать что-то новое! Всем нравилось, даже Гастону, который до последнего не верил, что Лефу умеет читать и писать. Другого от Гастона и не ждёшь, честно говоря. С самого детства он был зациклен на самом себе. Лефу это не удивляло: богатая семья, любые желания выполнялись сию же минуту, спорт, тренажёры, поездки на платные сборы и соревнования. Гастон правильно питался, правильно жил и слушался строгого отца-генерала, который, кажется, лепил из сына собственную копию. Неудивительно, что Гастон вырос с чёткой установкой: «я — лучший, а все остальные — отбросы». Он действительно был сильнее, быстрее и выше других парней, а за счёт успехов в спорте к нему не придирались по другим предметам. Хах, будем уж честны до конца: эти самые другие предметы за него решал и писал Лефу, как только понял, что таким образом сможет быть Гастону полезен. Быть с ним рядом. Носить его сумку. Покупать воду без газа и знать, когда и с кем у него свидание и как зовут очередную пассию. В связях Гастон был переборчив и зачастую выбирал самое лучшее «мясо», как он выражался. Из-за образа забитой и покорной отцу матери он и подумать не мог, что женщина даже в теории способна быть ему равной хоть в чём-то. Стоило ли ревновать его к девушкам, которых он ни на франк не ценил? Последствия похождений опять же разгребал верный Лефу. Он сладко пел брошенным в уши, что они были единственной гастоновой любовью, он вытирал им слёзы и советовал лояльных врачей, если вдруг презервативы давали осечку. Ни одна после не держала на Гастона зла, а с Лефу многие и спустя годы сохраняли тёплые отношения. Звонили по праздникам, поздравляли с Днём Рождения и присылали фото себя с мужем и детьми. Лефу был идеальным другом Гастону. Делал только то, что ему понравится и не делал того, что вызовет бешенство. Досконально знал все вкусовые привычки, любимые запахи и текстуры, марки одежды, выучил расписание тренировок и поджидал в конце маршрута с водой и полотенцем. Готовил, в конце концов, чтобы Гастону не приходилось питаться вредным фастфудом! Ради него Лефу прилежно учился в школе и колледже, закончил кулинарные и многие другие курсы. Устроился работать в фитнес-клуб, хотя на самом деле хотел бы съездить когда-нибудь на море и пофотографировать птиц. Ну ничего. Когда-нибудь потом он обязательно сделает это. В круглосуточном магазине по дороге домой Лефу встретил миссис Потс. — Как себя чувствует Чип? — набирая в корзину свежие травы для мяса, участливо спросил Лефу. — Он ведь всё ещё дома с ветрянкой, наверное. — Да, врач пока сказал никуда не ходить, а ему так плохо, так плохо! — запричитала добрая миссис Потс. Чип был взят ею из приюта, куда его сдали никудышные родители, а миссис Потс, всегда мечтавшая о большой семье, наконец-то нашла, куда деть всю свою нереализованную материнскую любовь. Они жили всего в квартале от дома Лефу и именно миссис Потс научила его готовить свой фирменный чай и ежевичный пирог. Объедение просто. Поболтав немного о ветрянке и детях, Лефу помог соседке донести сумки до машины, а сам отправился домой пешком. Ему нравилось медленно гулять в одиночестве, слушая только собственное дыхание и шорох шагов. К низкому полному мужчине редко приставали на улице. В детстве бывало, конечно, но после того как Лефу нажаловался Гастону и тот избил хулиганов, а ему самому за это ничего не было, к Лефу перестали цепляться. Гастон — прекрасный человек, и как же жаль, что он не знает, насколько сильно Лефу его любит. Нужно обязательно приготовить для него что-нибудь вкусное. *** — Гастона нет уже четыре дня, — Лефу нервно заламывал пальцы и кусал короткие ногти. Старая детская привычка, которая вылазила в моменты сильного беспокойства. — Дома пусто, я проверял, и к родителям он не уехал. Белль, милая, а что если его тоже похитили? Нам же нужно написать заявление, подать в розыск!.. Белль резко встала, схватила Лефу за плечи и с неожиданной силой усадила на стул. Она была выше и будто бы твёрже, сделанная из прочной стали. От её взгляда Лефу иррационально втянул голову в плечи и зажал ладони между коленями. — Успокойся, Лефу, — твёрдо сказала Белль. — Я уже подготовила все документы и отнесла в участок. Гастона ищут и обязательно найдут, даже если он просто загулял, как и тройняшки. Я понимаю, что ты волнуешься как его друг, но поверь мне — всё будет хорошо. — Правда? — Лефу опустил голову и мелко задрожал. Белль не выдержала и погладила его по волосам. Густые и крепкие, Лефу заслуженно ими гордился. Даже у придурка Гастона такие не росли, к сорока годам мужчины его типажа неизбежно лысели. А у Лефу шевелюра будет разве что красиво седеть. — Правда. Хочешь чай с пончиками? Специально для тебя купила, думала, тебя это поддержит. — Ну Белль, я же работаю в фитнесе, разве мне можно сладкое? — Лефу вытер уголки глаз и улыбнулся: хороший знак. Белль достала коробку, из которой пахло прохладой и кондитерской посыпкой, и принялась колдовать над чайничком. — Хорошего человека должно быть много! — уверенно заявила она. — Кстати, в полицейском участке на приёме сидит совершенно очаровательный парень в рубашке с пятнышками. Тоже пышка. Так что от одного… или пары пончиков ничего не случится. Лефу спорить не хотел и послушно взял пончик с шоколадной глазурью. Чай заваривался в красивом прозрачном чайничке, дорогом и качественном. Такой Белль себе раньше позволить не могла, но уже полгода за ней таскался, словно собачка, крайне упрямый богач. Лефу хмыкнул, облизал губы. — А что Адам? Не будет ревновать, если ты при нём назовёшь другого парня «очаровательным»? — Адам, — Белль дала чаю настояться и аккуратно разлила его по кружкам. Поморщилась. — Мы вообще-то не встречаемся, если он ещё не понял. Я не сказала «да», а большую часть его подарков вернула сразу. Каюсь, и чайник брать не стоило, но тут я не смогла устоять. На её месте Лефу тоже не устоял, он прекрасно понимал, как это тяжело. — Надеюсь, он не считает, что теперь ты ему обязана? — строго спросил он. — Если начнёт приставать, то мы натравим на него юристов. Уверен, они с удовольствием тебе помогут. Белль тихо рассмеялась. — Приятно, что ты так обо мне волнуешься, но всё хорошо. Я поставила ему условие: если перестанет быть эгоистичным ублюдком, то я подумаю о том, чтобы пойти с ним на свидание. Про себя Лефу перевёл это как «я хочу для своего отца достойной старости, потому соглашусь на подходящие для себя условия и бездонный кошелёк». Скорее всего Белль думала совсем не так, но какая разница? В таком подходе тоже не было ничего дурного. Белль всю жизнь зарабатывала своим трудом и мозгами, отшивая таких, как Гастон — особенно Гастона! — так что имела право на счастье с не самым паршивым принцем. — Всё равно будь осторожна, ладно? С этими пропажами… Я не выдержу, если исчезнешь ещё и ты. Белль посмотрела на него так, словно он — её лучший и единственный друг, и Лефу не было ни капельки стыдно. Он ел пончики, запивая потрясающе вкусным дорогим чаем, и думал, что надо бы выяснить, кто ведёт дело пропавших тройняшек и Гастона. Как-нибудь эдак… ненавязчиво. На следующее утро, в свой выходной, Лефу сбегал в кондитерскую, где пекли пончики, и взял целую коробку. Парню-пышке они должны прийтись по вкусу. *** — Что значит «её нет на месте»?! — Адам фактически рычал в лицо Люмьеру, но тот был человеком стойким и гибким, словно свеча. Плавился, но не до конца. И в ответ на крики невозмутимо отвечал, что Белль вызвали в участок давать показания, что всё очень сложно и что если у господина Адама есть заказ на перевод, то он может обратиться по почте или оставить заявку. Вот ручка, вот бумага, напомнить алфавит? Лефу наблюдал за этим цирком издалека. В обеденный перерыв он обычно гулял по этажам, общался то здесь, то там, узнавал последние новости и ныл, что Гастона до сих пор не нашли. Прошло уже две недели, а полиция не обнаружила вообще никаких следов. Гастон и тройняшки словно сквозь землю провалились. Дело вела бойкая девица с тонким шрамом над верхней губой. В детстве ей исправляли дефект «заячьей губы», но вышло не совсем удачно, что, впрочем, её совсем не портило. Девица буквально рыла носом землю и сумела разоблачить парочку группировок, торгующих органами, наркокартель и раскрыть два старых убийства. Поразительное рвение! Теперь она по третьему кругу проверяла ближайшее окружение Гастона. С самим Лефу она уже успела пообщаться — он нашёл лейтенанта Хоппс крайне ответственной особой, не любящей пасовать перед трудностями. Показал свой дом, рассказал про дружбу с Гастоном, предложил поужинать, но она вежливо отказалась, сославшись на веганство. — Не покидайте пределы штата, пока дело не будет закрыто, — предупредила она прежде чем уйти. — Я обязательно поймаю преступника или преступников, кем бы они ни были. Лефу ей верил. Как можно не верить полицейской с диктофоном в форме морковки? — По какому праву её вообще допрашивают?! — Адам всё никак не успокаивался. — Она ведь не подозреваемая, правда? Люмьер хохотнул. — Мон шер, как ты представляешь себе нашу милашку Белль, вырубающую огромного Гастона скалкой? Да с ним и пятеро крепких мужчин не могли справиться! Не глупи, она просто рассказывает всё, что знает. В конце концов, Гастон ещё до твоего появления подкатывал к ней и звал замуж. Так что полицейская просто прорабатывает все ниточки. Это была не скалка, подумал Лефу и выбросил пустой стаканчик из-под кофе в мусорку. Это была любимая гастонова бейсбольная бита. Ещё через три дня Адам явился скандалить уже с Лефу. Ничего толком не добившись, он сник и убрался восвояси, потому что Белль демонстративно игнорировала его и захлопывала дверь перед носом. Через четыре дня лейтенант Хоппс наконец нашла кое-что, но это кое-что заставило наиболее впечатлительных распрощаться с обедом, а менее — побледнеть. Головы тройняшек откопали в старой части парка. Без тел. Несмотря на разложение, они были вполне узнаваемы. Каждая красила волосы в свой оттенок блонда, чтобы их было проще различать, а ещё у Полетт была крошечная татуировка бабочки за ухом. Лефу плакал, из-за чего его крупный нос распух и покраснел, модельное агентство объявило траур, а Белль заблокировала номер Адама к чертям и ходила мрачнее тучи. Всем было непросто, очень непросто. *** Прошло два месяца с тех пор, как пропал Гастон. Не нашли ни тела, ни орудия преступления. Его квартиру опечатали, а затем передали родственникам по отцовской линии. Кто-то предлагал скинуться на памятник или хотя бы панно с головами оленей, ведь он обожал охоту, но говорили об этом шёпотом, чтобы не расстраивать Лефу. Хотя разве мог он расстроиться ещё сильнее? — Смотри, птенцы вылупились, — Белль пыталась поддержать его по своему разумению и показала на скворечник, который смастерил её отец. — Ты ведь знаешь, что они совсем ещё беспомощные и родителям приходится кормить их практически насильно? — О, ну да, — оживился Лефу и пристально посмотрел на скворца, который срыгивал пищу в жадно распахнутый клюв. — Я как-то писал статью в научный журнал про птиц, ты ещё помогала мне переводить. — И у тебя здорово получилось! Честно говоря, я хочу уехать из города и снять домик на берегу моря. Отцу было бы полезно. Если захочешь, можешь бывать у нас в гостях. Я всегда тебе рада. Лефу удивился. — Поедешь одна? А как же работа? Белль почему-то смутилась, но взгляд у неё был по-прежнему твёрдым. — Я увольняюсь, Лефу. Мы заключили с Адамом договор на выгодных для меня условиях. Даже если это значит жить в клетке, я… хочу для папы самого лучшего. Лефу не сумел подобрать слов, чтобы ответить, потому молча обнял Белль. Ради близкого и важного человека она пожертвовала своей свободой и мечтами, и почему-то Лефу казалось, что уж она-то сумеет сплести из гордеца Адама дюжину верёвок. А ещё она подала ему, Лефу, прекрасную идею, которой грех было не воспользоваться. — Обязательно приеду, — пообещал он. — Только закончу с некоторыми… делами. Белль кивнула. Она верила Лефу. Потому что Лефу — прекрасный друг, лучший из лучших. *** Лефу вернулся домой, тщательно запер дверь. Насвистывая мотив какой-то ужасно популярной в последнее время песни, он разложил свежие продукты на столе, вымыл их и просушил, после чего нарезал аккуратными кубиками. Главное — соблюдать баланс всех необходимых микроэлементов и витаминов. Для мышц необходим белок, нельзя забывать про углеводы и полезные аминокислоты. Всё это Лефу знал лучше, чем молитву, которую его заставляла учить в детстве бабушка. Он отварил десяток перепелиных яиц, потому что они были полезнее, чем куриные, и терпеливо почистил каждое, аккуратно собирая скорлупу в отдельной миске. Затем загрузил все ингредиенты в блендер и нажал кнопку. Получившаяся жижа на вид была, конечно, совершенно неаппетитной, зато полезной. Для более мягкого вкуса Лефу обычно добавлял в готовые блюда немного приправ и украшал свежей зеленью. Чтобы уж теперь всё прошло как надо, он наполнил содержимым кулинарный мешок, надел самую широкую насадку и проверил на себе, удобно ли, не опасно ли? Нет, всё было в порядке, довольно вкусно, если не придираться. Сделано же с душой! Уложив всё необходимое на поднос, Лефу спустился в погреб, где под аккуратно подогнанными досками скрывался люк в помещение ещё ниже. Когда-то это всё построил и выкопал его дед, больной параноик, и Лефу не забыл ни единого дня, когда его запирали там, а его воплей никто не слышал. Надёжное и хорошее место, правда? — Доброго вечера, милый! Скучал? — Лефу спускался медленно, так как лестница была довольно крутая. Закрыл за собой люк, включил свет. Он постарался, чтобы Гастону было у него уютно: заранее покрасил стены в его любимый цвет, украсил тканями приятной текстуры, использовал ароматизаторы, похожие на парфюм, который Гастон всегда носил перед свиданиями. Здесь был проведён душ и водопровод, чтобы было удобно мыть Гастона и помогать ему справлять нужду. Несколько лет Лефу перестраивал подвал в своём доме, тратил на это практически всю зарплату, чтобы теперь всегда — всегда! — иметь возможность быть рядом с Гастоном. Привязать его к себе. — Больной ублюдок! Стоило вытащить кляп, как Гастон тут же начал ругаться. Это ранило чувства Лефу, но он старался относиться к другу с пониманием. Не сразу до него дойдёт, что так будет лучше. Лефу ведь никогда не делал ничего, что Гастону не нравилось, верно? Он избавился от тройняшек, когда те стали совсем уж докучать, требовать взять на себя ответственность, тянули из Гастона деньги, время и силы. Ужасно эгоистично! Когда любишь человека по-настоящему, отдаёшь ему всего себя, а не жадно забираешь. Гастону совсем не подходили эти тупые курицы, поэтому Лефу подмешал им в воду снотворное, избавился от улик, а после — и от тел. Конечно, это было довольно трудно и грязно, пришлось повозиться и смотреть ролики по разделке коровьих туш, но что поделать? Он подготовил место в ванной, застелил всё плёнкой и при помощи пилы и топорика отрезал конечности и порубил их вдоль на волокна. Внешне человеческое мясо почти ничем не отличалось от говяжьего, но готовить из него и тем более кормить этим Гастона Лефу не хотел. Проще всего оказалось со внутренностями — они отделялись с мягким влажным звуком и отправлялись в переносной холодильник. Потроха и есть потроха, что же в них страшного? Лефу не был брезглив, потому разделал тройняшек очень тщательно, рассортировал все части и утилизировал понемногу в местах, для этого предназначенных. Одна из старых знакомых, которым он вытирал слёзы, не спросила даже, откуда он взял перегнивший компост для свиней на их с мужем ферме. А вот с головами пришлось поступить иначе. Просто выбросить в мусорный контейнер нельзя — слишком приметные, заметят быстро. Тоже разделать? Ковыряться в мозгах, придумывать, куда девать волосы, зубы… Фу. Так что он закопал их поздно ночью в лесу. Вид копошащихся в ранах червей надолго мог отбить аппетит кому угодно, но в какой-то статье Лефу прочитал, что подобным способом ускоряют гниение несвежей плоти. К тому же черви стирали многие следы насилия, удобно. Держать головы в холодильнике вечно невозможно, запах всё-таки не слишком приятный, а освежевать их подобно головам оленей и повесить на стену не захотел уже Гастон. А жаль, Лефу думал, что ему будет приятно… Пришлось поработать гробовщиком, ну да ради счастья Гастона он был совсем не прочь натереть парочку мозолей. Наблюдая за тем, как рыхлая влажная земля падает на лицо кому-то из тройняшек, Лефу не думал о них. Он прислушивался, не решил ли кто прогуляться ночью в лесу, зябко переступал резиновыми сапогами по траве и размышлял, в каком именно озере утопит и сапоги, и лопату, и плащ, которым он замаскировал фигуру. Странно, что лейтенант Хоппс до сих пор его не разоблачила, но… Возможно, ему просто повезло? Бывает же такое. — Отпусти меня! — продолжал требовать Гастон. Последнее время он отказывался от пищи, что было совершенно недопустимо. Без сбалансированного питания его шикарные мышцы превратятся в тряпки, вылезут волосы, кожа станет серой и хрупкой, словно пергамент. Лефу совершенно этого не хотел. Он каждый день мыл его, обрабатывал сломанные ноги, благо успел получить и образование медбрата однажды — подвернулся случай, а сейчас вот пригодилось. Первые дни нагота смущала Гастона, он называл Лефу педиком и извращенцем, боялся, глупый, что его будут насиловать и лишать мужской гордости. Но Лефу вовсе не насильник! Он никогда бы не посмел так надругаться над тем, кого любил больше самого себя. — Прости, не могу, — сокрушённо покачал головой Лефу и бережно протёр всё тело Гастона влажными салфетками. Развязывать его было нельзя, он слишком сильный и моментально свернёт Лефу шею, но сломанные ноги делали его намного послушнее. Увидев Лефу с молотком для отбивания мяса, он теперь сжимался на кровати и закрывал глаза, словно тогда злое и страшное исчезнет. Лефу добродушно смеялся, садился рядом и гладил Гастона по щеке. — Мир снаружи не достоин тебя. Только я могу сделать тебя счастливым. А ты — меня. — Я не понимаю, — в голосе Гастона нет-нет да проскальзывали жалобные нотки. — Ты держишь меня, словно животное, убираешь и кормишь, но это ни хера не делает меня счастливым! Я был счастлив там, наверху, а не в этой яме!.. — Тшшш, — Лефу прижал палец к его губам, и Гастон замер, глядя прямо перед собой. Запомнил, что нельзя кусаться. Он всегда был очень сообразительным, когда дело касалось целости его шкуры. — Не надо врать. Я же знаю, что ты просто не понимаешь. Ничего страшного, верный Лефу никогда тебя не бросит. Для тебя я сделаю всё, вообще всё. А сейчас пора ужинать. Осознав, что его ждёт, Гастон забился в путах и завыл, будто раненый зверь. Но Лефу покупал только самые крепкие верёвки и прочные наручники. Зафиксировав голову Гастона и вставив ему в рот расширитель, чтобы он случайно не откусил себе язык, Лефу прижал кончик кулинарного мешка к отверстию. Прямо в содрогающуюся в спазмах от рыданий глотку медленно потекла полезная кашица. Лефу внимательно следил за тем, чтобы Гастон не захлебнулся, вытирал ему слёзы и слюну, а когда содержимое мешка закончилось, аккуратно достал расширитель и вытащил из-под головы Гастона заранее подложенную туда одноразовую простыню. Она была мокрая насквозь. Хм, в следующий раз лучше делать это сидя, пожалуй. Он огляделся: всё было в порядке. Для Гастона он принёс журналы по здоровому образу жизни и альбомы про птиц, которые собирал в юности. Зная нелюбовь друга к слишком «заумной ерунде», он читал ему вслух и искренне радовался, видя, что Гастон засыпает, обессиленный, под звуки его голоса. Разумеется, Гастон был хорош собой и любой на месте Лефу воспользовался бы возможностью обладать этим шикарным телом. Широкие крепкие плечи, густые волосы на груди, узкие бёдра и ноги с литыми мышцами. Лефу видел, как Гастон из ребёнка превращался в роскошного мужчину, и прекрасно отдавал себе отчёт, что никогда не поднимется до его уровня. Но насиловать? Никогда!. Лишь трижды Лефу покусился на Гастона и сделал ему неприятно. В первый раз, когда подсыпал наркотик, потому что против здорового и крепкого мужчины ему ни за что не выстоять, даже с битой. Второй был уже с ногами и молотком, и видит Бог, Лефу пришлось так сделать! Ведь Гастон на следующий же день порвал путы, попытался избить Лефу и сбежать, но Лефу сумел его остановить, а потом… Пока слёзы лились ручьём, руки делали. Хорошо, что всё происходило при закрытом люке. Хруст разбитых коленных чашечек и прочих костей, а также крики боли могли вызвать у соседей вопросы. Когда Лефу накладывал тугие повязки и вкалывал обезболивающее, то не выдержал и поцеловал Гастону пальцы ног. Его третий грех, ах. Жаль, что Гастон, отключившийся от болевого шока, этого совсем не помнил. — Когда ты меня отпустишь? Вопрос странный. Лефу удивлённо посмотрел на Гастона. — В смысле? — Что я должен сделать? Написать тебе продолжение тупого романа? Ползать за тобой на коленях? Извиняться за всё те разы, когда… — Гастон почему-то запнулся и Лефу испугался, что еда всё-таки пошла не в то горло. Но нет, он собрался с духом и продолжил: — Когда вытирал об тебя ноги и воспринимал как должное? Это такой типа путь исправления? Лефу не удержался и фыркнул. Это звучало так наивно и так мило. Он присел на кровать рядом и коснулся виска Гастона. Тот замер, взгляд его упёрся в одну точку, но он определённо всё слышал и ждал ответа. — Ты никогда не обижал меня, Гастон. Ты мой единственный и самый лучший друг, и я не хочу ни с кем тебя делить. Не помню ни дня, когда ты бы причинил мне боль. Может, по незнанию ты отвергал мои чувства, но поверь, я вовсе не зол на тебя! Всё, что я делаю сейчас — для твоего же блага. По щекам Гастона покатились слёзы. Лефу впервые видел, чтобы люди плакали вот так вот беззвучно, словно животные, которых незаслуженно наругали хозяева. Сердце дрогнуло от нежности и жалости. Желая немного успокоить Гастона, Лефу наклонился к его уху и застенчиво прошептал: — А знаешь, почему? Он давно хотел признаться, но смелости не хватало. — Потому что я твой поклонник номер один. И я тебя люблю.