Турция – Москва – Башкирия

Напряженную атмосферу в просторной кухне обычного города светлой Башкирии можно резать аки ножом сливочное масло. Тишину между четырьмя сидящими за кухонным столом друг перед другом знакомыми и не очень парнями нарушает только тихое болезненное шипение и короткие всхлипы. – Ты вообще, блять, кто такой? – Не выдерживает тот, что в уличной обуви, бежевом тренче и с наспех брошеным в коридоре чемоданом, Минхо. – Это ты, – нападает в ответ Хенджин, до этого молча держащий у своей скулы кусок домашнего фарша из морозильника хозяина квартиры, – ...кто такой?! Вломился в чужую квартиру и сначала ударил меня, а потом сломал старшему Чану нос! Вышеупомянутый старший Чан недовольно погундел, пока самый младший в комнате сосредоточенно останавливал его носовое кровотечение, избегая прямого столкновения взглядами с кем бы то ни было. В замочной скважине шуршит ключ и, минутой погодя, в коридоре мелькает еще одно заинтересованное лицо. Темная макушка заглядывает на кухню, принюхивается, ожидая ощутить заветный аромат свежих блинов, а потом натыкается на побитый светлый лик приемного отца. – Святое Санте-Стефано, менты все-таки нашли наши маки на даче?! 15 минут назад – Чонин еще в школе и просил меня испечь на обед блинчики, так что я за кефиром, – Крис заглядывает из коридора в арку, ведущую на кухню. Феликс пальцем обводит ромашки на скатерки, тупя взглядом сквозь кусок акриловой дешевой ткани, покрасневший Хван усиленно вливает в себя горячий чай, как болванчик кивая головой. – Не знаю, что с вами, ребята, но я не хочу видеть ничего рейтингом выше "Пингвиненка Пороро" на этой кухне. – Старший щурит глаза в немом подозрении и, перекинув через плечо барсетку, залетая ногами в носках в шлепки, выходит из квартиры, прикрывая за собой дверь. Хенджин отрывается от бокала, высовывая язык и гортано вереща, обмахивая себя обеими руками. Младший Ли вскакивает и дует другу на язык, мельтеша то в одну, то в другую сторону, хватая с тумбы пакет молока. – Джинни, я же говорил, есть чипсы на голодный желудок дома у Чана при Чане это сродни самоубийству, – Причитает блондин, дрожащими от смеха руками льет молоко куда угодно, кроме стакана, – спалил бы сейчас и неделю потом кашами на парý откармливал. Парень только капризно мычит, на благоверного смотря со всей вселенской надеждой на спасение своего языка. Феликс, не утруждая себя мыслительными процессами, откидывает пачку чипсов куда-то под стол, побаиваясь, что "злобный провокатор гастрита и язвы" может быть обнаружен местным санитаром леса и кидает в рот подушечку орбита "Морозная Свежесть". На лице Хвана ясно читается недоумение и легкая форма испуга. – Смотри, я Саб Зиро, – как только рот внутри защипало от ментола, Феликс вжался своим лбом в лоб старшего, чуть не прижавшись ртом к чужому языку и принялся дуть на него всеми силами своих нетронутых, девственных легких. – Это что за хуйня? Феликс медленно разворачивает голову в сторону источника до боли знакомого голоса и молится, молится всем богам на свете о том, что у него просто слуховые галлюцинации. – С трудом, но я могу понять почему ты кинулся на Джинни, – подает голос Феликс, бросая на старшего разочарованно-печальный взгляд, – а Чанни-то за что досталось? Все еще таинственный для Хенджина молодой человек дергает рукой, мол, ерунда, тянется к пострадавшему и дружески лопает того по плечу. Мозг выходит из спящего режима и перебирает тысячу вариантов того, кем этот махающий культяпками во все стороны черт приходится его цыпленку и почему всем понятно, за что ему разбили лицо, кроме, собственно, его самого. – Он сам под мой локоть встал. – Чуть в сторону отворачивается приезжий, утягивая к себе поближе Феликса и скрещивает руки на груди, – вообще, я тебя тут под его отвественность оставил, а ты чужие языки лижешь. – Прям как наша правящая верхушка глаголишь, – откинувшись на спинку стула, Хван тыкает пару раз в уже изрядно заледеневшую скулу, откладывая подтаявший пакет, – не "взрыв", а "хлопок". Не "пожар", а "задымление". Не "сломал человеку нос", а "сделал авторскую ринопластику по желанию пациента". Младший Ли буквально видит сверкающие молнии, как в комиксах, между этими двумя придурками и хотел бы встрять, да по всей видимости это довольно травмоопасно. – Я, безусловно, рад, что Хенджин за что-то получил по лицу, – Чонин трагически хватается за сердце, когда расстроеный Хван бурчит в ответ "Заткнись, приемыш", скидывает свой школьный рюкзак и вторую обувь в угол, заваливаясь на пуфик у холодильника и закидывает ногу на ногу, – но правда, это кто такой? Чанбин теперь стариков в свои забивные отряды набирает? Ты зачем батю моего бьешь? – Кто-кто? Хуй в пальто! – Раздраженно выплевывает приезжий, сытый по горло допросом, – приехал малыша своего проверить, а он тут со всякими уродцами лобзается. – Минхо! Не было такого, я первую помощь оказывал, – орет Феликс, заливаясь краской и бьет того в лоб. Ли потирает ушибленное место ладошкой, но в ответ никак не реагирует, продолжая пытаться мысленно задушить во всю глазеющего соперника. Глазеющий, кстати, распухает от теорий прямо на глазах. Это жених его нежного котеночка? Парень? Любовник? Поэтому этот "Минхо" прячет Феликса у святого татарского дяденьки, подбирающего каждого нуждающегося? Хван что, получается, уводит мужика из семьи? – Выгоняй давай свою швабру, я Чана в травмпункт повезу, ты с ним один на один не останешься. "Может у них свободные отношения...брак по расчету...?" – Про мое существование вы благополучно забыли? – Чонин машет двумя руками, цепляясь взглядом на пакет кефира, который мог бы быть чудесными пышными блинами, не превратись начало масленицы в свадьбу из небезызвестного сериала на "Русском романе". – Ликси, малышок, сколько тебе денежек надо? – "...твою мать, он его ПАПИК?!" – Все есть? Хочешь купим тебе новые пачки или пуанты? – Хотя Хенджин только на неделе обесцветился и затонировался в серый, он чувствует как волосы седеют еще тона на два, – завтра прилетит моя машина, съездим с тобой куда захочешь. – Богатый уебок победно ухмыляется, придерживая учителя татарского под локоть в коридоре, пока Чонин завязывает шнурки отцовских кроссовок. Третий день с приезда Минхо. Вечер. – Если он с ним ради денег, то это все объясняет, – усердно убеждает себя несчастный белорусский художник, докуривая свой яблочный кисс у стоматологический клиники, где ему нужно было забрать снимок своей нижней челюсти, – но я-то не хуже! Даже лучше, – стреляет бычком в урну, отряхивает ладони от пепла и встает, подходя к цветочным полянкам, загнанно оглядывается и хапает полклумбы в свою громадную ладонь, – устроим цветочки и шефбургер... – в голове мелькает картира вчерашнего дня и "Бентли", на которой выебистый приезжий украл его принцессу с пленэра. Феликс не учится в художественной академии, нет, у него просто неискончаемый поток энергии, так что он сначала пляшет в своем "Театре Оперы и Балета", потом в тиктоке, а потом сидит на парах Хенджина, так сказать, за идею, – ...делюкс, пожалуй. Забрать рентген-снимок парень, разумеется, забывает и верно отстаивает очередь за двумя шефами-делюкс по купону. Укутывает бумажный пакет с заказом в свою кофту, чтобы еда сохранила тепло и на реактивной тяге несется к уже ставшему родным подъезду. Магнитная дверь, как обычно, сломана, так что мучать домофон не приходится, но ему все равно не везет и лифт закрывается прям перед носом – Хван матюкается и идет по лестнице, перепрыгивая длинными ногами две ступени за раз, задыхается у порога, но тянется рукой к заветной кнопке и слышит шаги позади себя. Оборачивается... – Когда тебя департируют, а? – Вздыхает блондин, крепче сжимая свежеспизженые ромашки и бархатцы, прекрасно понимая, что именно тут забыл этот турок. Конечно, Джинни было совсем не интересно, но его лучший друг вчера обмолвился, что Минхо - турок, отъявлянный кошатник, а еще очень заботливый и добрый. Парня аж дернуло от еще свежих воспоминаний, – надеюсь, ты хоть глистагонишься? Не хочу червей от тебя подцепить. – Можешь попробовать не лезть в чужие рты своим языком, предполагаю, это снизит риск передачи различных заболеваний, – Минхо подталкивает его в сторону, пытаясь позвонить в звонок и проникнуть уже в квартиру, но встречает сопротивление. – Феликс мне не чужой и я первый поднялся, – ткнув еще теплый пакет подмышку, свободной рукой Хван тянет парня за джемпер, явно стоящий больше суммы последних его десяти портретных заказов. Внезапно, его озаряет, – так это ты там прямо пред мной лифт закрыл, да? – Блондин хватает одной рукой оппонента за грудки, впечав в дверь, намереваясь отомстить за порчу самого дорогого имущества, доставшегося ему в наследство, между прочим, его красоту и харизму. Только рука заносится для удара, как дверь, к которой привалились парни, с размаху открывается, откидывая их двоих на бетонный, пыльный подъездный пол. Хван мычит, придавленный своим практически кровным врагом и скидывает его с себя в сторону, потирая копчик. На пороге возникает Чонин, с зеленым советским тазиком, доверху заполненным дымящимся попкорном. Школьник разочарованно вздыхает, бросая по взбухшей кукурузинке в каждого. – Ну вы и ублюдки, я-то думал тут опять бомжи разыгрывают четвертую мировую войну шиноби в деталях, – младший Чан вкладывает в сказаное все свое горе от потенциально потерянного экшона, он ведь ради этого пропустил подбор игры в CS и теперь забанен на три минуты, – а тут опять петушинные бои. Я вам снова батю избить не позволю. – Угрожающе, по очереди в каждого тычит пальцам, а когда оглушенные дверью все-таки встают, Чонин отходит, по-лисьи ухмыляясь, подзывает рукой. – Ну и хули стоим, заходим чай пить, папа такой белэш замутил, поесть и умереть. Даренному коню в зубы не смотрят, и что Минхо, что Хван, слегка выпали с таких резких разворотов событий, так что молча кушают, пока сын учителя татарского, подливает в их кружки молоко. Самого Бан Чана дома, кстати, нет, хотя сегодня воскресенье и школа закрыта. – Папа в школе объясняет директору, что это не ученики Чанбина сломали его нос, – будто читая мысли обоих, подает голос брюнет, лениво распивая уже вторую порцию дымящегося напитка, – он все пытается уволить Бинни, так что если что-то происходит в школе или с теми, кто со школой как-то связан, в первую очередь проверяют может ли Чанбин быть к этому причастен. Хенджин перебирает папочки в архиве своего мозга и вспоминает, да, был такой. "Феликс живет с Бан Чаном и его приемышем, Чонином. Крис работает в школе, там же работает местный забиван – учитель физры и тхэквондо, с которым в их районе даже собаки здороваются, он же лучший дружбан мелкого школьника". Минхо тоже осведомлен, не хуже местного голодного художника, кто такой этот Чанбин и не нравился он ему даже больше, чем Хван. Разница между ними лишь в том, что его цыпленок и Бан Чан ему всегда рассказывали обо всем и всех, а об этом крашеном недоразумении рядом почему-то умолчали. – Где Ликси? – Задает волнующий обоих героев-любовников вопрос Ли, отодвигая от себя чай и укладывая руки на стол, ладонями вниз. – О, он как раз у Чанбина. А вы, кстати, зачем пришли? Чонина уже никто не слушает, бросив друг на друга короткий взгляд, парни подрываются, бросая выпечку и вылетают из квартиры под татарские маты младшего, который таскает их имена на чем свет стоит за такое обращение с едой и за то, что они ушли без куштенеша. В машине едут молча, навигатором не пользуются, Минхо, по всей видимости, знает дорогу до печально известной в их городе шиномотажки-гадального шатра Со Чанбина. Проблемы начинаются по прибытии – они снова не могут решить, кто зайдет первый и завязывается очередная потасовка. – Да съеби ты уже, старина. – Не выдерживает Джинни, отпихивает от себя крашенного в фиолетовый Ли, но тот сдавается не собирается и цепляется за его паленную найковскую футболку. – Отъебись ты от моего Феликса, – шипит турок, пытаясь развернутся спиной к двери, чтобы пройти первым. Ничего не получается и, практически обнявшись, они вваливаются в помещение одновременно, устояв на ногах. Картина предстает такая. В углу гаража разложено дерево из карт таро, Минхо не может сосчитать, но, кажется, штук шестьдесят точно лежат рубашкой вверх. На капоте старого "Москвича" с двух сторон сидят искомые объекты – Феликс скрестил ноги и сложил улыбающееся лицо в чашу своих ладоней, Чанбин с важным видом и открытым ртом, тычет на одного из выложенных четырех валетов из простой карточной колоды, намеревается что-то сказать, а потом две пары глаз устремляются прямо на него и Хёнджина. Они кашляют и, в неизвестно какой раз за день, отталкивают друг друга. В гараже воняет благовоньями, сверху свисают веревочки, на которых подвешенна куча трав, а Бин почему-то в тюрбане. Ли почти уверен, что вопросы были по типу: "Феликс 18 и Хенджин 23. Будут вместе?". Фу. – Мы забираем Феликса, – хором говорят и злобно смотрят друг на друга, протягивая руки к бедному блондину, чье хорошее настроение таяло на глазах. – СТОЯТЬ! – Вскрикивает хозяин этого магичесного монгольского шатра, хватая Минхо за руку, – на тебе порча. За косарь сниму. Распахнув свои карие глаза, мужчина сразу серьезнеет и подходит к гадалке ближе. Тот заливает ему в ушли про огромную черную порчу, которая висит над ним и его семьей, отводя в сторону, за стол с "волшебным" шаром. Феликс благодарно кивает и, собрав Хенджина в охапку, смывается отсюда подальше, намеренно оставляя телефон на "Москвиче". Закат голубки встречают вместе, обойдя четыре подъезда соседнего дома, чтобы найти открытый люк на крышу. Младший устраивается между ног старшего, откидываясь на чужую спину и жует свой холодный бургер, бегая взглядом то на заходящее солнце, то на помятый двумя пережитыми драками букет, то на мелькающие руки Хвана и думает, что сейчас он действительно счастлив. И что Чанбин – отличная гадалка.