Турция – Москва – Башкирия

– Божечки, чего же ты его сразу не привел?! – Вопрошает Бан Чан на всю кухню, одновременно поджаривая мясо с картошкой, подтушивая рагу в казанке, а в духовке практически готовы мини-курники. – Так он мне не друг, я его вообще на улице нашел, – разом открещивается Хенджин, без зазрения совести разлегшись на коленях Феликса. Тот совершенно не против, гладит как маленького котеночка по голове, перебирает волосы и вообще сам получает удовольствие не меньше чем лежащий. Сынмин успевает только жевать и выкрикивать "вкусно", "спасибо", подтирая слезы счастья от восхитительной еды, каждый кусочек которой пропитан огромной любовью к готовке и к тем, кто будет ее кушать. – Кушай-кушай, мой хороший. Тощий какой, кошмар! – Старший заботливо пододвигает пиалку меда для чая и ставит на стол горячую выпечку. – Ты чего позоришь меня, друга моришь голодом? Я же вас так не воспитывал! Хван решает не спорить и умолчать, что он не Чонин и никто его вообще тут не воспитывал, а Сынмина он чуть больше двух часов знает, просто смирившись и принимая желанную ласку. – Чони-и, гости пришли, айда здоровайся и садись кушать, – высунувшись в коридор, кричит Крис, сразу же снова скрываясь на кухне. Из своей комнаты младший Чан выползает только спустя минут пятнадцать – пышащий от злости, но опущенные плечи и глаза выдают вселенскую печаль. Ли уже понимает, в чем причина и поддерживающие холопает мимо проходящего по бедру. – Раки ебаные, чтобы член отсох у того, кто зачал того, кто провел им интернет в их клоповник, – Чонин бьет ладонью по столу и плюхается на табуретку, сталкиваясь взглядом с незнакомым лицом. – У нас дома перестанут всякие незнакомцы спавниться или как? Подарите мне алмазную кирку, я пойду ломать сраные спавнеры в подвал. – Я могу тебе выковать, если хочешь. У меня в сарае при гараже плавильная печь и наковальня стоит. – Как само самой разумеющееся, будто каждый может выковать, блять, кирку, бросает Чанбин, сидящий на одном диване с Хенджином и Феликсом. В отличие от них, он полностью сосредоточен на "Следствие вели с Леонидом Каневским", идущем по телевизору. Чонин кивает на озвученное предложение, а вот Сынмин на него как-то подозрительно поглядывает. – Ты же тот самый таксист! – Прищурившись, выдает Ким, которого резко осеняет. – Как ты уже тогда знал, что мы еще встретимся?! – Я ведь не просто так владелец гадального шатра, – загадочно улыбается, потряхивая волосами, но не отрываясь от телепередачи, – моя визитка у тебя, все предложения еще в силе. – Бинни у нас сверхчеловек. И машину починит, и на суженного погадает, и точным ударом ногу сломает. – Звучит как реклама, хотя Ли даже не старается. – Он в одной школе с Бан Чаном работает, физруком. Малыш Чан прекращает заливать кипящую ярость папиным чаем и все внутри как-то приходит в норму и уже не так обидно. Теперь можно и нормально познакомиться. – Меня Чонин зовут. – Представляется школьник, перегибаясь через весь стол для рукопожатия, под громкое Банчановское: "Это мой сын!! Мой мальчик!" из туалета. – Ким Сынмин. – Румяный и малость разбухший от еды здоровается в ответ, потянувшись к чужой руке, однако, это же Сынмин, в последнюю секунду он отводит свою руку вверх и щелкает Чонина по кончику носа, довольно хекнув. Школьника такой расклад вообще не радует и тот вспыхивает как новогодняя елка, лезет с коленями на стол, но его сразу дергают обратно, настойчиво давят на плечи, вынуждая посадить свою жопу в исходную точку. – Сиди, а-то папку расстроишь, – наставляет на путь истинный внезапно возникший за спиной Чанбин, не отвлекаясь от серии про Костромского лешего. – Он тебя как в прошлый раз в клубе с ногами на барной стойке увидел, так целую неделю потом прополисом отпивался. Аргумент весомый – как чистый татар, Кристофер никогда не простит неуважение к еде и всему что с ней связано. Встать ногами на стол, за котором теоретически могли есть губадию, это почти личное оскорбление – брюнет остывает и отсаживается на свободное место, к воркующим. Минхо подозрительно притих, а те только и радуются. Кстати о Минхо. Видео до Феликса дошло сразу же, как было отснято и его это не то, что не оттолкнуло от Хвана – он даже поругался с братом и взял с того обещание извиниться, правда, когда оно будет исполнено старший уточнить не захотел и временно залег на дно. – Завтра утром на дачу поедем! – Радостно ставит всех перед фактом вернувшийся из уборной Банчан, потрепав Чонина и Феликса по пушистой короткой шевелюре, – Сынмин-а, тебя на даче поселю, все под рукой будет! Там тепло, светло, будешь смотреть, чтобы кроты посаженную картошку не сожрали. – Перечисляет плюсы садовод, под тяжелые вздохи в комнате всех, кроме Чанбина. У него труд в крови, он мужик работящий, для него поле в 4 гектара это как магнитолу в "четырку" поставить, – автобусы каждый час ходят, до города двадцать минут ехать. Ли зевает, потягиваясь, и Хван наконец покидает его колени – только для того, чтобы закинуть блондина себе на плечо и, пожелав всем спокойной ночи, он утаскивает себя и свою ношу в просторную спальню парня. Раз уж завтра ехать вместе, зачем вообще уходить? Это одна цитата из книги "505 причин, чтобы остаться ночевать с Феликсом", за авторством известного автора любовных драм и подростковых бестселлеров Хван Хенджина. Почему он вообще едет копать картошку, если он тут никаким боком и даже не родственник? А потому что хочешь драгоценного мальчика Банчана ухватить, люби и копать и полоть огороды, дышать составом от коллорадских жуков и плакать, потому что на рыбалке окунь только что безжалостно откусил червячку голову. За все надо платить и Джинни такая цена более чем устраивает. Вопреки сказанному, парни на кухне слышат смех и другие неопределенного рода звуки из комнаты Феликса, но тактично закрывают на это глаза, прибавляя звук телевизора. "Следствие вели с Леонидом Каневским" заканчивается и начинается "Гадалка". Чанбин кидает на экран тот самый убийственный взгляд и со всей жестокостью выдергивает вилку из розетки. – Суки, наведу порчу на сценаристов. – Жестко заключает, а Сынмин, все еще малость побаивающийся, вздрагивает, прижимаясь к более безопасному Чонину ближе. *** Бан Чан поднял всех ни свет ни заря, накормил, напоил, одел, отцепил Феликса и Хенджина друг от друга и всучил каждому по три сумки неизвестного наполнения. Где-то что-то шуршало, где-то гремело, в подробности никто не вдвался и под аккомпонимент зевков все покинули квартиру. – Давайте половину в багажник, половину в ноги, – снимает сигнализацию со своей "Lada Granta" старший, закидывая свои сумки, – мелких на колени, взади пять человек едет. Чанбин напоминает, что в машине всего может ехать пять человек, но Бан Чан только отмахивается, сто раз так ездили, в самом деле. – У меня колени не вмещаются вместе с Ликси, – ноет Хван, пытаясь упихнуть свои конечности, но терпит поражение, выпадая на асфальт. – Ну тогда только багажник, на сумки, – предлагает Сынмин в шутку, а Хенджин уже подвязывает свою карешку и запрыгивает назад, пока Чонин поддерживает его задницу в белых штанах, чтобы тот ни обо что не обтерся. Раскидав свои свежекрашенные красные волосы и растянув ноги, парень блаженно выдыхает, заранее включая на телефоне фонарик. Счастье его длится не долго, Чанбин закидывает сверху, прямо ему на грудь, арбуз, и Хенджин аж закашливается от неожиданности. Багажник пока открыт, потому что все ждут Минхо. Спустя десять минут подъезжает черный "Mitsubishi", откуда выходит высокий парень, в очевидно дешевом фиолетовом парике, с густыми черными бровями. – Здарова! – Странный незнакомец с грузинским акцентом пожимает руку самому ближайшему к нему человеку, Сынмину, и замечает недоумение на лицах окружающих. – Вы чего не узнали меня? Это же я, Ли Минхо! Повиснувшее молчание нарушает Чанбин, отмирающий раньше всех. – Намджун-джан, это же ты? – Неуверенно спрашивает спортсмен, заглядывая в лицо, прикрытое блестящей фиолетовой челкой. – Чанбинни-джан! Сто лет тебя не видел, как мама, брат, дед, сват?! – Снимает парик, аки шляпу, Лже-Минхо накидывается с объятьями на знакомого, похлопывая по спине. – Меня ваш друг нанял, чтобы я за него картошку высадил. Такой приятный молодой человек! – Подмигивает, накладную шевелюру снова накидывая на голову и запрыгивает на переднее сиденье. – Только ты никому не говори! Давай, родной, по пути все расскажешь. В дороге выясняется, что Намджун это брат Чанбина в каком-то десятом колене и у их бабушек вообще собаки в детстве вместе щенков рожали, отцы сомов руками голыми ловили и у Джуна тоже все еще нет гражданства. – Не парься, у всей моей группы по тхэквондо гражданства нет, – зажатый между Сынмином и Феликсом с Чонином на коленках, монгол с трудом вытягивает свою руку, чтобы похлопать родственника по плечу. – Блять, менты! Прячьте малышей! Под ор Бан Чана, сбрасывающего скорость, взади начинает происходить полная вакханалия. Хвану в багажнике аккурат в лицо прилетает арбузом, он гогочет так, что слышно в салоне; Сынмин раздевается, закидывая младших вещами, Чанбин обкладывает их всем подручным, лишь бы максимально вывести "лишних" из виду. Проскочить пост получается без приключений, но ехать приходится дальше в таком виде. Полумертвого Хвана с арбузом в зубах доставали всем скопом, тот хрипел, просил подвести к нему Феликса, чтобы сказать то, что он давно хотел и ручку, чтобы подписать завещание, нацарапанное ногтем на крыше багажника. За испорченную краску втык он получил еще в лежачем положении, а потом пошел наворачивать круги со своим предметом обожания, дышать необходимым кислородом. Разгрузив все вещи и перетащив их в дом, парни разбились по парам и принялись собирать друг друга: волосы под платочки, заботливо приготовленные балетником еще дома, те, кому нужно, пьют таблетки от аллергии, переодеваются в дачные луки и Ликси, не удержавшись, белой подводкой рисует всем на лице солнышки, сердечки, звездочки и мажет блестками, чтобы на камеру Сынмина получились классные фотки. Лопат хватает на всех, но получают их только Чанбин, Намджун, Банчан и Хенджин – на плечах оставшихся просто раскидать картошку по лункам и не снимать панамки и кепочки, чтобы не получить солнечный удар. Сраное картофельное поле Чанов просто бесконечно, москвич правда в ахуе от размеров: когда они проходят киллометр, он понимает, что тянется это аж до леса. Школьник под боком заботливо предупреждает о составе местной флоры и фауны и приезжий зарекается за пределы участка не выходить никогда. И не проверять "странные" звуки, как в дешевых хоррор-фильмах. Спустя два часа, когда все, кроме Чанбина уже хотели вздернуться, последний мешок был досажан и парни навалились друг на друга, падая прям в чернозем. – А где Намджун-джан...? – Первым пропажу замечает, на удивление, Хенджин, нависая над своим младшим. – Мы что, потеряли Лже-Минхо на открытой пустой территории картофельного поля?! – Поражается Чонин, выгибая бровь. – Может он в дом ушел? – Он вроде в лес собирался, отлить. – Смутно припоминает Ким, почесывая затылок, но особо не торопясь на поиски, – может его того...этого самого...? – Мать моя женщина... – Шепчет в ужасе самый старший, сталкивая всех с себя и подрываясь в лес. Физрук сразу за ним. Несколько часов проходит в поисках Намджуна по всему прилежащему лесу, под вечер взрослый и отважный возвращаются с ботинком грузина и скорбными лицами. Павшего в бою за картошку было решено *отпить сегодня, опеть завтра и сообщить в спасательную службу. Дабы не пугать своих драгоценных детей, Чан переводит разговор в отдыхательное русло: сейчас будет банька, шашлычки и вообще вон идите в гамачок поваляйтесь. – Слушай, дедуль, а ружье у тебя есть? – Собирая свой мольберт, невзначай интересуется Хван (Сынмин весь день удивлялся как белорус может так материться на картошку, даже если у него в руках лопата и гектары непаханой земли. Потом выяснилось, что Хенджин вообще картошку не ест и пришлось давать москвичу занюхать нашатырного). – Может мы его поближе держать будем, вдруг волки не наелись? Взвесив все "за" и "против", Бан Чан отдает художнику ключ от оружейного сейфа и наказывает даже не тянуть свои сосиски к курку, а просто принести сюда и старший уже сам разберется. Когда Феликс возвращается из бани с бревнами, а Чонин с металлическими деталями мангала, за забором слышится рев двигателя и тормозящих колес. Толпа выбегает на улицу и утыкается в черный гелик, затонированный доверху, с блатными номерами. С минуту тот просто стоит, а потом начинает доносится музыка – она становится громче, когда дверь переднего пассажирского сиденья отворяется и оттуда выходит...Минхо, собственной персоной. С громадной, неподъемной колонкой для вечеринок и поющим оттуда Биланом. – Начальник выпил и приказал привезти его к вам, господин Феликс. – Стекло водителя спускается на половину, до уровня носа показывая лицо человека, правда все, что на нем есть, это блестящая лысина и черные очки. Больше он ничего не говорит, окно закрывается и машина отъезжает, а к ошарашенной толпе подползает хмельной Минхо, волоча за собой колонку. – Вот это встреча. – Хван возвращается как раз вовремя. Из калитки сначала показывается охотничье ружье, а только потом белорус, довольно ухмыляющийся. Чонин оперативно отвешивает подзатыльник, а Чанбин забирает ружье. Семейство заваливается обратно за участок под причитания Хенджина, настраиваясь на полный чилл.