That's How Strong My Love Is

— На часах девять, и все старпёры планеты уже нацепили тапочки и посасывают Черри, а ребята, которые обожают рок-н-ролл, снова готовы оседлать нашу рок-волну. Вы слушаете «Радио Рок», и с вами Альдо. И я предупреждаю: рок доведет вас до экстаза! Рок весь день и рок всю ночь! Ракан запускает песню в эфир и выключает на время микрофон, довольно откидываясь на спинку стула. Он прикрывает глаза и пальцами выстукивает ритм по столешнице. Робер может наблюдать эту картину через стекло между их студиями: его эфир только что закончился, и он не спеша раскладывает кассеты по местам. Голос Рэя Дэвиса и гитарные аккорды льются из колонок. Робер встаёт, с удовольствием потягиваясь. Отведённые ему два часа, как и всегда, прошли незаметно для него самого, но весьма явно для слегка ноющей поясницы и затёкших плеч. Впрочем, это абсолютная ерунда: когда они наконец окажутся в своей комнате (отдельной каюте на этом корабле-радиостанции), Альдо своими нежными, но сильными руками сделает ему массаж, и в благодарность за это Робер будет долго и сладко целовать его. Конечно, не только в благодарность, и, может быть, не только целовать… Робер чуть рассеянно улыбается. Четыре года назад он, ступая на борт корабля пиратской радиостанции и считая это сомнительного рода авантюрой, даже подумать не мог, что найдёт здесь не только любимое дело, приют и друзей, но и любовь всей своей жизни. Альдо появился на «Радио Рок» где-то через год после него и с самых первых дней влился в жизнь на корабле настолько, словно был тут с самого начала. Его неуёмная энергия била через край, где бы он ни находился, он заполнял собой всё пространство, перетягивая внимание на себя, хотя ничего для этого специально не делал. Просто был собой. Робер не особенно с ним взаимодействовал, но однажды они просто столкнулись на кухне в несусветную рань, и Альдо предложил сварить кофе на двоих. В итоге они сидели на кухне вдвоём, болтали абсолютно обо всём на свете, в воздухе стоял аромат лучшего кофе, какой Робер пил за всю свою жизнь, а за иллюминатором корабля розовело небо, подсвечивая слегка растрёпанные кудри Альдо золотистым ореолом. Роберу нравится думать, что вот тогда-то всё и началось. — Будь Создатель диджеем, он бы работал на волне 104,4 «Радио Рок». Знаете, у меня сегодня довольно лиричное настроение, поэтому, я думаю, я хочу поставить песенку из прошлогоднего альбома The Who. Голос Альдо вырывает Робера из размышлений. Песня начинает играть «Please, please, please, please me (You don't have to go)», и Альдо, преувеличенно жестикулируя, протягивает в его сторону руки. Робер фыркает, но подыгрывает, отзеркаливая жест и подпевая Роджеру Долтри. Альдо широко улыбается и машет рукой. Робер наконец выходит из студии, направляясь на кухню сделать себе чай. Прихватив ещё и сэндвич с сыром, он добирается до комнаты. Нужно послушать новый альбом Боба Дилана, он и так откладывал третий день. Пластинка подходит к концу второй раз, Робер заканчивает делать небольшие заметки о каждой песне в свою пухлую тетрадь, когда в каюте появляется Альдо. — Что играет? Дилан? Робер угукает и едва успевает отложить тетрадь, как Альдо всей тушкой придавливает его к постели, наваливаясь сверху. — Чёт я устал. Его голос звучит не совсем внятно, потому что лицом он утыкается Роберу в грудь. Тот хмыкает и запускает пальцы в чужие волосы, мягкими движениями массируя кожу. Альдо довольно выдыхает. Не проходит и минуты, как Альдо забирается ладонями под чужую футболку, оглаживая и чуть сжимая бока. Губы Робера сами по себе растягиваются в улыбке. — Ты же только что сказал, что устал. Альдо поднимает голову, утыкаясь подбородком ему чуть выше солнечного сплетения. Он ухмыляется, а в глазах такие уже родные черти пляшут джигу. — Устал работать. Для секса я более чем бодр. Он слегка двигает бёдрами, потираясь пахом о пах, и Робер определённо верит его словам. Его пальцы всё ещё запутаны в чужих кудрях, и он слегка оттягивает пряди. Альдо на мгновение прикрывает глаза, а когда вновь их распахивает, медовую радужку затапливает тьма зрачка. Он подтягивается выше, Робер подаётся вперёд, и на полпути их губы встречаются в поцелуе. Губы Альдо мягкие, сладкие, со вкусом вишнёвой газировки, которую он пьёт во время эфиров. Их поцелуй неторопливый, не обжигающий, но от него по телу расходится тепло. Руки Робера гуляют по чужой спине, оглаживая лопатки, бока, спускаясь к пояснице и поднимаясь вверх. Альдо льнёт к нему всем собой, Робер может чувствовать его сердцебиение своей грудной клеткой, и это потрясающе прекрасно. Весь Альдо в его руках потрясающе прекрасен: с растрёпанными кудрями, зацелованными влажными губами и взглядом, в котором тлеет огонь нарастающего желания. Альдо отстраняется от него, приподнимаясь и упирая колени по обеим сторонам его боков, чтобы стянуть рубашку прямо через голову и отбросить куда-то на пол. Завтра он будет ныть, что она помялась, но сейчас ему явно не до этого. От футболки Робер избавляется сам, также скидывая её на пол. Альдо наигранно недовольно цокает, надавливая ладонями ему на плечи и заставляя откинуться на подушки. — Лежи. Робер подчиняется и кладёт ладони на бёдра Альдо. Тот ухмыляется, делая небольшой толчок, так что их члены проезжаются друг по другу. Робера окатывает горячая волна, он непроизвольно облизывается и чуть сильнее стискивает пальцами чужие бёдра. Альдо наклоняется, будто бы чтобы поцеловать, но останавливается в миллиметре от его губ, ведёт носом по скуле, прикусывает мочку уха, а потом спускается влажными поцелуями по шее, слегка прикусывая кожу. Робер ведёт ладонями выше, по горячей спине, чтобы обратно вниз провести ногтями, не царапая, но пуская мириады мурашек. Альдо прерывисто выдыхает. Он вновь садится, стаскивает с него брюки и раздевается сам. Робер порывается привстать, но его толкают назад. Альдо ухмыляется: — Лежи. Его тон одновременно властный, игривый и многообещающий, заставляющий Робера глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Он обожает Альдо. Любого. И по-любому. И даже когда Альдо снизу, он всё равно сверху, а сейчас, кажется, будет абсолютное воплощение этого утверждения, потому что Альдо выуживает из-под матраса баночку вазелина и, смазав пальцы, заводит одну руку себе за спину. Робер сглатывает. Ему не видно, но он всё может читать по выражению лица Альдо, по его слегка хмурящимся бровям, закушенной губе и подрагивающим ресницам. Они занимались любовью вчера вечером, так что Робер знает, что Альдо не понадобится много времени, чтобы растянуть себя для него. Но пока тот готовит себя, Робер может любоваться им сколь угодно долго, целой вечности было бы мало. Тусклая лампочка на потолке подсвечивает его фигуру, по его скулам ползёт румянец, он покусывает покрасневшие губы, а головка вставшего члена сочится смазкой. Он вздрагивает и издаёт полустон-полувсхлип, член Робера реагирует на этот звук, дёргаясь, но он сам терпеливо не двигается с места, оставаясь лежать на подушках, жадно впитывая взглядом каждое движение парня над собой. Бёдра Альдо вздрагивают, он резко вздыхает и вынимает из себя пальцы, несколько секунд переводя дыхание. Скользкой ладонью он обхватывает возбуждённый член Робера, пару раз размашисто проводя по нему, и это последнее, что заставляет Робера потерять терпение. Он тянет Альдо ближе, тот поддаётся и наконец опускается, медленно насаживаясь до самого конца. Глубоко вдыхает и прерывисто выдыхает, сразу начиная неторопливо двигаться. Роберу никогда не надоест смотреть на него такого. Альдо невыразимо прекрасен, словно сын самой Афродиты, словно Эрот, словно божество. Он неспешно покачивается на чужих бёдрах, пока не подаётся вперёд, опираясь ладонями Роберу в грудь и увеличивая темп. У обоих вырывается стон. Альдо смотрит ему в глаза, и Робер не может отвести взгляд, потому что там и страсть, и похоть, и нежность, и любовь. Робер подхватывает его и меняет их местами, нависая сверху. Кудри Альдо разлетаются по подушке, а сам он обнимает Робера ногами, руками, прижимается всем собой, не оставляя между ними пространства. Робер знает каждый его вздох, каждый несдержанный стон, но каждый раз Альдо звучит для него лучшей музыкой во вселенной. Он сжимает его талию до белых отметок, выцеловывая, вылизывая и покусывая шею, ключицы и грудь, что вздымается часто и сердце в которой стучит бешено быстро. Когда стоны начинают звучать громче, Робер знает, что Альдо близок, и хватает нескольких толчков, чтобы тот кончил с низким гортанным стоном, а Робер догнал его, изливаясь на простыни. В каюте стоит запах секса. Где-то за дверью из колонок доносится глубокий контральто Полночной Марианны. Альдо прижимается, и Робер приобнимает его, вырисовывая причудливый рисунок на чужой загорелой спине. Альдо устраивает голову у него на плече, прикрывая глаза. — Знаешь, я недавно кое-что понял, но вместо того, чтобы сразу прогнать эту мысль, я стал думать и… я знаю, эта мысль верна, но боюсь, она застряла во мне навсегда. Робер оставляет ласковый поцелуй у него на кончике носа. — А что за мысль? Альдо молчит несколько мгновений, а после шепчет: — Что это самые лучшие дни нашей жизни. Робер задумчивым взглядом окидывает их небольшую каюту, переводя взгляд на Альдо в своих руках и встречаясь с его медовыми глазами. — Тогда я рад, что ты со мной.