Туалетная поэма

Приют — премерзкое пристанище поэту… Нам запрещают портить туалеты. Но плачь, уборщица, добыл я новый маркер И собираюсь спрятать аккуратно, Как только допишу свою поэму На этих стенах, выпачканных спермой. Поверь, уборщица, любимая, я знаю, Что ты не очень часто убираешь, И я простить готов тебя за это, Ведь в этом вот приютском туалете Подчас такое можно слышать за стенами, Что прозой не расскажешь — лишь стихами. Я знаю тех, кто поебался здесь, в уборной. Поверь, я знаю очень-очень многих: Их навыки, их нравы, их фетиши… Хоть о последнем я б хотел не слышать. Представь, как тяжело мне на занятьях Потом смотреть в глаза приютских братьев. Взять, например, Патрокла и Ахилла. Ахилл — он наделён огромной силой, И раз, забывшись в пелене оргазма, Патрокла он вознёс над унитазом, Но у истории финал печальный был — Он на себя Патрокла уронил. Ты помнишь, сколько крику в тот день было? Ужаснейшая травма у Ахилла, Он врал, что будто падал в коридоре И пятку повредил — большое горе… Как жаль, ему теперь не быть спортсменом, Серебряный браслет сменили медным. Печальная история, уборщица, мне грустно, Но я клянусь развеселить тебя искусством. Ещё немало чувственных историй Хранит в себе вонючий акваторий. Надеюсь, ты читаешь эту оду, А не стираешь сразу строки содой… Ах, если бы ты знала, как обидно, Когда чиста стена, где были гимны, Но ладно — гимны; ты, жестокая, однажды Науку стёрла… И из-за пропажи Икар стонал от горя час примерно, А Брут… Не знаю — утешал, наверно… Ах, эти страстные служители науки: Вот — сила трения, вот вам законы Гука — О деформации упругих… Дальше — стёрто. Прогресс застопорен, ведь он вам стены портит. А может быть они, сестра, могли бы… Хотя о чём я… Грант — недостижимый. Ну вот, я в лирику скатился ненароком, Прости, уборщица, мне просто одиноко. Настолько, что пишу тебе поэму… Конечно, ты увидишь здесь проблему. Директору на стол положишь рапорт О том, как погибает здесь талант мой. О том, что я, как вор, в тиши полночной Ищу здесь вдохновения источник. И, воплощая дар в стихах о членах, Пытаюсь доказать всем, что я — ценен… Пускай я не спортсмен и не учёный, Зато я вот к стихам имею склонность. Ни серебро, ни медь мне не подходят, Я золота алкаю, дайте шанс хоть… Я стану кем угодно, стану смирным, Не буду больше здесь писать стихов постыдных… Уйду, не оглянувшись, точно зная, Что заберу с собой тебя, моя родная… О, Эвридика, ты — мой свет, моя отрада, Я так влюблён в тебя, что мне не надо Тех гибких ласк любовников послушных, Поверь, любимая, мне это всё не нужно. Я верю, мы покинем эти стены, И ты тогда не будешь больше медной… Ты вспомнишь, как была на нас похожа. Ведь старше ты меня совсем немножко. Ты не страдаешь, ты вполне довольна, Но я же вижу… За тебя так больно. Пойдём со мной, тебя я выведу на свет! Сомненьям — нет, преградам — нет, забвенью — нет… Я ждать не в силах, милая, так скоро Нам будет весело, и ярче, чем Аврора, Нам будет золото, сковавшее запястья, Мы будем веселы, юны, пьяны от счастья… И Полис не узнает лучшей пары, Нам будут вслед звучать восторженно фанфары… Но я заговорился, замечтался, Прощай, любимая, нельзя мне оставаться, Иначе выдам сам себя, лишь обернувшись, Чтоб зреть тебя, пока ты тут колдуешь, Но я не выдам, я клянусь тебе, родная… Всё поменяется, я точно это знаю.