Гуролов

Когда сзади упал Бинх, Гуро обернулся и недоуменно нахмурился.        — Что это с ним? — уточнил он у Гоголя, который оказался подле упавшего быстрее и придержал его за голову, чтобы Бинх не разбил её о камни.        Гоголь поднял взгляд, и его блестящие карие глаза замерцали в сумерках пещеры.        — Поскользнулся, наверное, — сипло пробормотал он, осторожно перекладывая Бинха на более сухой участок, подальше к стене. — Пусть пока полежит. Заберём на обратном пути.        Гуро несколько удивила словоохотливость Гоголя, но он предпочёл не заострять на этом своё внимание. Нервничает, наверное, вот и трещит больше обычного. Ещё бы не нервничать! Они черте-где под поместьем графа Данишевского, вокруг — сплошная темень, спереди, возможно, Всадник, а как с ним бороться… А как с ним бороться, знал лишь он, Гуро. Специально зачарованный ошейник оттягивал карман, и Гуро внимательно вглядывался в серость и мрак пещеры. Нельзя было допустить, чтобы Всадник застал его врасплох. Впрочем, для этого у него был Гоголь.        Желторотый юнец, Николай Васильевич даже не подозревал о значительной роли, отведённой ему в деле о Всаднике. Гуро знал, что для завершения ритуала Данишевский — ну а кто ещё мог быть Всадником? — должен был убить некогда воскресшего человека. Найти такого было настоящим испытанием, и Гуро был несколько удивлён, когда во время самого обычного петербургского следствия наткнулся на Гоголя. Юный колдун, не умеющий обращаться со своей значительной силой, оказался Тёмным — то есть воскресшим при помощи чёрного колдунства или нечистой силы. Для Гуро он был подарком небес, и судьба словно благоволила ему — Гоголь не только не избегал его, но и сам изъявил большое желание отправиться в Диканьку расследовать таинственные смерти местных деревенских девок.        Так что план был готов в кратчайшие сроки. Позволить Всаднику убить требуемое количество девушек, выставить Гоголя, как приманку, и, когда Всадник будет забирать жизненные силы юнца, нацепить на него лишающий силы ошейник. Довольно рискованно, но вполне осуществимо.        — Пусть лежит, — согласился Гуро, нетерпеливо посматривая вперёд. — Идёмте, Николай Васильевич.        Гоголь рвано кивнул и поднялся на ноги.        Пещера хранила зловещее молчание. С потолка мерно капало, а звук шагов двух мужчин звучал слегка влажно, так как они постоянно наступали на рытвины в камне, заполненные стоялой скользкой водой.        Гуро осматривался всё внимательнее и всё тише продвигался вперёд. Изгибаясь, как ловкая кошка, он медленно перешагивал с камня на камень, не отрывая взгляда от брызжущего спереди островка света. Гоголь тихо дышал ему в затылок, пытаясь шагать по тем же камням, что и он.        Наконец они вышли в более просторную и светлую пещеру. Откуда-то сверху лился рассеянный блеклый свет. Посреди пещеры расположился продолговатый камень, похожий на стол. Гуро осторожно коснулся его кончиками пальцев и почувствовал мерное тепло. Пальцы тотчас испачкались в пыли и каком-то подозрительном порошкообразном буром веществе.        — Кажется, мы нашли место, где он приносил жертвы, — прошептал себе под нос Гуро, отряхивая руку.        — Простите? — Гоголь удивлённо воззрился на него. — Он?        — Всадник. Полагаю, вы уже догадались, кто он? — Гуро ещё раз осмотрелся и перевёл взгляд на собеседника.        Гоголь, как никогда ранее похожий на высоковозрастного младенца, приоткрыл пухлые губы и нахмурился.        — Д-Данишевский? — наконец выдавил он, и Гуро, улыбнувшись кончиками губ, пару раз хлопнул в ладоши, одобряя его предположение. — Но… но почему вы уверены, что это… он?        — Вы же сами предполагали, что это он, — удивлённо произнёс Гуро. — Запамятовали?        — Ну, вообще-то, я предполагал… Данишевскую.        Гуро чуть склонил голову набок.        — С этого места поподробнее, — нахмурился он. Сердце вновь забилось быстро-быстро, как в тисках. Женщину Гуро никогда не брал всерьёз, и когда Гоголь сказал, что Данишевский — Всадник, а его супруга в опасности, он понял его совершенно очевидно: Всадник — это граф. Но почему же тогда Данишевская была в опасности, если она и была, по предположению Гоголя, Всадником?        Гоголь не ответил. Его тёмные глаза в неясном свете казались совсем чёрными, и Гуро охватило нехорошее предчувствие. Он повернулся всем корпусом и обошёл жертвенник, нащупывая в кармане ошейник.        — Она убила всех девушек, — пробормотал вдруг Гоголь. — Это было несложно — я ведь всё ей рассказывал. Кого убили, кто спрятался… Она слушала внимательно.        — Да уж, ваша любовь, Николай Васильевич, сыграла дурную шутку, — заметил Гуро, недоумевая — где же Всадник? Данишевский — или Данишевская, с чем чёрт не шутит! — не мог не чуять Тёмного, что требовался ему для ритуала. Почему же медлил?        — Любовь! — фыркнул Гоголь неожиданно саркастично. — Слишком переоценённое чувство, Яков Петрович!        Гуро не ответил. Он никогда не влюблялся и полемизировать на эту тему не собирался.        — Что-то наш Всадник не торопится, — заметил он спустя какое-то время. Человеческий разум не мог быть в постоянном напряжении, поэтому после долгого отсутствия каких-либо адреналиновых встрясок успокоился и перестал реагировать остро на любой подозрительный звук.        Гоголь, сидевший на краю жертвенника, кинул на него косой взгляд.        — Прессует она вас, Яков Петрович, — заметил он негромко.        — Это как так? — Гуро обернулся, чтобы посмотреть на капнувший в темноте сильнее обычного потолок.        — Ждёт, пока расслабитесь. Потеряете бдительность… Ну, я же говорил! — воскликнул Гоголь, вскакивая, когда пещеру вдруг обволокло густым туманом, и с громким могильным хрипом из ниоткуда появился Всадник.        Гуро метнулся в сторону, стараясь, чтобы взор Всадника попал на Гоголя, но духа он словно не интересовал. Выхватив меч, Всадник метнулся к Гуро, размахивая рукой с такой ошеломляющей быстротой, что был виден только свист. Гуро выхватил своё оружие, и клинки сошлись воедино. Раздался скрежет стали.        Началась битва, напряжённая и агрессивная. Всадник был отличным фехтовальщиком. Надсадно хрипя, он теснил Гуро к жертвеннику, а Яков Петрович, отдуваясь, пытался перейти из защиты в нападение, но у него ничего не получалось.        Спину обожгло холодом камня. Гуро дёрнулся в сторону, пытаясь уйти в более безопасное место, как вдруг что-то цапнуло его за руку и потянуло назад. От неожиданности Гуро споткнулся, и это позволило Всаднику победить. Хрипя, он отпихнул меч Якова Петровича в сторону и схватил его самого за шею, со всей силы впечатав в жертвенник. Гуро зашипел от боли, но у него был ещё один козырь.        Или не было.        — Что за?.. — просипел он слабо, чувствуя усилившееся давление на шею.        Всадник разжал пальцы, и Гуро завалился назад, тяжело дыша и не понимая, что произошло. Рука его метнулась к шее, и под подушечками пальцев Гуро с возрастающим недоумением почувствовал холод и гладкость ошейника. Цепкие пальцы впились в его шевелюру, потянули назад, и светлый взгляд Гуро воззрился на стоящего рядом Гоголя, чьи глаза светились в темноте, как два зловещих угля.        — Полагаю, вы хотели бы знать, как так вышло, Яков Петрович? — Тёмный усмехнулся и покачал головой. — Простите, что не удовлетворю ваше любопытство — Всаднице нужно обновить ритуал.        В следующий момент затянутое в тёмный смог рука сделала длинный и хлёсткий взмах — и жертвенник обагрился кровью, хлынувшей из глубокого пореза на шее Гуро. Тот захлебнулся алой жидкостью, сдавленно захрипел и забился, когда Всадник мощным хриплым тянущим звуком поглотил его жизненную энергию. Привычно потянулся было к душе, которую оставлял на десерт, но застопорился, не найдя её на нужном месте.        — Давай, завершай ритуал! — зашипел на неё Гоголь. — Это сложнее, чем кажется!        Всадник досадливо замахнулся на него мечом, но послушно оборвал хрип, позволяя трупу Гуро упасть на камень. Вокруг всклубилась темнота, а когда она рассеялась, вместо Всадника появилась заторможено моргающая Елизавета Данишевская.        Данишевский вышел на свет, убедившись, что ему больше ничего не угрожало. Он накинул на супругу-хозяйку плед и опасливо глянул в сторону мёртвого Гуро.        — Он скоро оживёт, — кинув на него косой взгляд, пробормотал Гоголь. — Лучше бы нам быть подальше отсюда.

* * *

— До сих пор не могу поверить, что ты предложил убить своего друга, — пробормотал Данишевский, придерживая бредущую Елизавету.        Гоголь, волочащий бессознательного Бинха, досадливо поморщился:        — Не пытайся вызвать во мне вину, человек! — резко бросил он. — Яков Петрович — чёрт, каких поискать надо. И в прямом смысле тоже. Никогда не был он человеком вовсе, а ужо ж после его плана, так удачно подслушанного мавками, я и вовсе к нему никаких тёплых чувств не испытываю. Не друг он мне, а самый настоящий враг!        Данишевский поёжился. Из всей троицы он был единственным человеком. Чувствовать рядом раздражённую ауру тёмного колдуна было, скажем так, не очень приятно.        — А казался таким милым юношей, — ехидно поддела Гоголя Данишевская, которая, судя по румянцу на щеках, почти уже пришла в себя.        — Казался! — хмыкнул Гоголь. — Какая вероятность того, что Тёмный останется ангелом с крылышками?        — Не зазнавайся, Тёмный, ты о том, что колдун, узнал с месяц назад.        — Узнать-то, может, и узнал, а быть им всю жизнь был. Повидал за жизнь мерзостей всяких.        Данишевская закатила глаза. Гоголю было всего двадцать, так что повидал он не особо много. Но уточнять это Всадница не стала.        — И что теперь делать будешь? — поинтересовался Данишевский, когда они выбрались в столовую поместья и остановились, переводя дух. — Этот чёрт Гуро, судя по всему, довольно активный тип. Как бы охотиться за тобою не стал. Может, с нами отправишься?        Гоголь на это с улыбкой покачал головой.        — Неча Тёмному черта какого-то бояться, — пробормотал он. — Возьму Якима и в Петербург вернусь. Была у меня знакомая ведьма. Авось чему-нибудь научит.