Intact

      Тело непроизвольно содрогнулось, и Матвей открыл глаза. Тяжело дыша и осматриваясь, он пытался убедиться, что находится не во сне, что объявшая его дрожь, которая не желала растворяться, реальная, но кончаемая. Несколько раз моргнув, разгоняя первый в его жизни настолько реалистичный кошмар, Романов положил руку на сердце — то до сих пор бешено колотилось. Стараясь выровнять сбившееся дыхание, парень сел на им же во сне раскаченном гамаке и попытался глубоко вдохнуть, но сконцентрироваться отнюдь было не так просто. Если кошмары и приходили по ночам, то настолько правдоподобные — никогда. Потолком было, наверное, когда он проснулся, с жаром думая о собственных быстро разрезающих замёрзшую гладь коньках, не дающих нагнать их владельца, что неосмотрительно решил взять не принадлежащее себе. Взмокшие от пота кудри прилипли ко лбу, и Матвей дрожащими руками попытался убрать мешающуюся копну волос, однако, нещадный тремор, словно неуловимая змея, никак не отцеплялся. В доме, не считая чересчур громкого храпа Мухи, стояла по большей части тишина — та не хотела, чтобы эта ночь для Матвея была лишь его собственной, которая забудется, как и предыдущие. Но они были не просто мимолётными, совершенно никак не цепляющими, а пустыми, ничем не наполненными. Данное же сновидение выделилось не только своим гиперреализмом, но и эмоциями, что не давали до сих пор восстановить дыхание и продолжить беспокойный сон, обращая тот в спокойный. — Не спится? Прозвучало слишком тихо и будь Романов чуть менее бдительным — скорее всего не различил бы голос Алекса среди не только постороннего шума, но и собственного, внутреннего. Он и не вздрогнул толком, лишь перевёл не полностью сфокусированный взгляд на Тарасова, который, держа в руках кружку, отпил из неё, всё также смотря в глаза напротив. Голова пустовала, не считая точных образов кошмара, что сейчас вился рядом, обрамлял сознание, не давая тому заполниться чем-то светлым, не таким пугающим. — Матвей?.. Яркие голубые глаза встретились с до одури спокойным взглядом, в котором читалась неподдельная поддержка несвойственная для такого как Алекс. Тарасов в любой ситуации оставался хладнокровным и та история с практически пойманным Мухой — тому подтверждение: мужчина умело блокировал какие-либо негативные эмоции и переживания, не давая им раскрыть себя настоящего. Матвей видел это — замечал, как тот старательно скрывал беспокойство во время его первой настоящей кражи, как по-настоящему гордился им; не на публику, не чтобы все видели, как он буквально из ничего слепил золото. Алекс никогда не скрывал улыбки, никогда не пытался быть тем, кем не являлся: он сам нашёл для себя набор качеств, которые, по его мнению, должен иметь настоящий лидер. Матвей же был просто Матвеем: смотрел исподтишка, наблюдая за ловкостью тонких пальцев, обворожительной улыбкой, прямым взглядом тёмно-зелёных глаз и быстрыми движениями ног во время очередной погони, кои стали после их знаменательной облавы далеко не последними. Пришлось и перебраться, и привыкнуть к новому месту по антуражу практически не уступающему старому: за исключением того, что в воздухе не витал водно-древесный запах, пропитывающий лёгкие. Но гамак никуда не делся — Романов сам настоял, чтобы в отведённом для сна углу был именно гамак. Такой же какой был на корабле. Зачем? Да Матвей сам толком не понял, когда заявил об этом, а все лишь кивнули, мол, окей, без проблем: твои заскоки — не наше дело, но мы поможем. Сейчас организм не хотел избавляться от назойливой тахикардии: сердце не прекращало отбивать ускоренный ритм, а его хозяин так и смотрел на нависшего над ним в ожидании Алекса. Мужчина как будто уже знал, что что-то случилось, поскольку вид такого Матвея для него открылся впервые: выглядел парнишка испуганным до смерти; будто та сама лично к нему явилась, не оставляя ни единого шанса на спасение. Однако спасение-то было рядом. Руки непроизвольно потянулись к чужому оголённому торсу — только потому что до плеч не доставали, и дёрнули тело Алекса на себя, отчего тот, удержав равновесие, лишь наклонился, всё так же сохраняя зрительный контакт. — Ты живой. А он нет, — пробормотал Матвей, словно находясь в бреду. Пальцы обожгло, и Романов сильнее сжал чужую кожу под собственной. Не усмиряющуюся дрожь, что не удивительно, Алекс сразу почувствовал и опустил глаза на аккуратные поцарапанные руки. — Я… Рад, что это сон. Тарасов понятия не имел, что приснилось Матвею, но отчётливо знал о поддержке, которую он в принципе оказывать не умеет. — Разбудил, д-да? Я не хотел… Прости. Алекс обременил всего секундным молчанием, а затем, кажется, впервые улыбнулся тепло, без обыденного азартного оскала, что априори должно было насторожить любого, кто знал привычного и с виду беззаботного Тарасова. Только вот трясущийся Матвей, больше похожий на маленького беззащитного котёнка, сейчас точно не мог полноценно анализировать не то что свои действия, но и привычное поведение Алекса. — Да. Но хотелось бы знать причину столь резкого пробуждения. Объяснишь? — в голосе была слышна нить хрипотцы — сон не далеко отошёл. — Отец. И ты. Коротко, но абсолютно непонятно. — Раньше… Раньше такого не было. Алекс, мне страшно. Коротко и абсолютно понятно. — Пожалуйста, не уходи. Останься на пару минут. Ладно? — заломил брови Романов. Сердце непроизвольно сжалось под столь грозным натиском под именем Матвей: этот мальчишка не был полной противоположностью Алекса, как могло показаться на первый и даже на второй, третий взгляд, нет. Он умело достигал целей, но снимать розовые очки явно не торопился: в силу возраста или в силу характера — это было неизвестно. Привлечь внимание у него получилось. Ещё во время принятия решения чтобы нагнать Алекса, "потерявшего" часы, и вернуть тому "пропажу". Тарасов не был удивлён, заинтересован — да. И эта самая заинтересованность чуть не сгубила его самого. Но Алекс никогда ни о чём не жалел: если в моменте ему было хорошо и совершённые действия не подвергли опасности товарищей или собственную жизнь, то смысл горевать? Жизнь одна и тратить её на лишь правильные и рациональные действия — грань между скукой и безделицей. — Ну тогда двигайся, — обернувшись через плечо, сказал Тарасов, глазами выискивая куда они-таки вчера после прекрасного времяпровождения в компании хорошего алкоголя дели оделяла, которые великодушно подстелили себе под задницы. Матвей без лишних высказываний шустро подобрал свои конечности и довольно неуклюже попытался освободить и без того небольшой участок ложа. А Тарасов, что ушёл буквально на несколько секунд, уже вернулся, держа перед собой объемный тёплый плед, а кружку с чем-то недопитым, видимо, оставил на столе. Аккуратно устроившись рядом с Романовым, Алекс, укрыв их чуть ли не полностью, через мгновение почувствовал, что к нему максимально вплотную прижались, утыкаясь носом в ключицу. — Спасибо, — прозвучало тихо, но Тарасов всё прекрасно расслышал и привычно приподнял уголок губ. Проявление эмоций, что ты не испытывал раньше — всегда слишком спутанно. Организм активно сопротивляется чему-то новому, неизведанному. Но в этом был свой особенный кайф: интерес всегда пересиливал страх и неловкость, давая телу особенную и красочную разрядку. И сейчас, когда Матвей спустя пару минут сопел под боком, тесно прижимаясь и глубоко дыша, показывая, что его сон в полнейшей безопасности, Алекс ни о чём не жалел.