Вопросы о размерах

      Андрей думает, что сходит с ума, когда в четвертый раз включает один и тот же прокат. Кажется, что он уже наизусть запомнил эти чёртовы хиты Элвиса Пресли. Но остановить себя не может.       Там же Саша. Его Саша. В своём этом красном костюме, с голливудской улыбкой, длинными ногами и широкими плечами. И из-за него такого яркого, солнечного хочется улыбаться, несмотря на дикую усталость.       Вообще Мозалёв планировал завалиться сразу спать после возвращения в отель. Поезд только завтра вечером, так что времени отоспаться предостаточно. Но сначала его из номера вытащил сам Саша, утащив в свой номер на ужин, а потом пришлось целый час отбиваться от уговоров друзей пойти на банкет. Контрольные прокаты закончились, и организаторы не поскупились на угощение. Только вот Андрей совсем не фанат таких мероприятий. И к счастью Галлямов понимает его с одного только взгляда, и обещает отмазать перед остальными.       Собственно так и остаётся Андрей один в чужом номере. После душа его даже тянет спать, но постель пахнет Сашиным одеколоном, отчего мысли в голове путаются как тонкие нити. Поэтому он принимает решение отвлечь себя хоть чем-нибудь. И ничего лучше не придумывает, как пересмотреть произвольные выступления. Собственное проглядывает быстро, замечая почти на каждом элементе помарки, не считая падения. Они обязательно обсудят ошибки на тренировках, а сейчас не хочется тонуть в неприятных и липких ощущениях снова. Он и так прекрасно знает, что может лучше. И всем это обязательно докажет.       А вот на выступлении Саши и Насти задерживается. Конкретно так задерживается.       Оно почти идеальное. С этими подкрутами и выбросами, синхронными вращениями и яркими акцентами. Андрей почти не моргает, глядя на то, как Сашка ловко крутит и подбрасывает Настю, словно она ничего не весит. Андрей машинально облизывает губы, когда Сашу показывают крупным планом и тот лукаво улыбается, играя свою роль на льду. У него потеют ладони, когда взгляд падает на этот вырез, пусть и ненастоящий. Саша в этом номере буквально идеальный. И большой.       Андрей вновь осознаёт это и как в первый раз краснеет. Пальцы ещё раз тянутся к кнопке повтора.       Если для Саши их разница в росте и размерах кажется привычной, — он уже давно смотрит на этот мир слегка сверху вниз — то для Андрея это стало настоящим открытием. Особенно в тот момент, когда их отношения из дружеских плавно переросли в романтические. К нему вдруг пришло осознание того, что Саша на самом деле ростом с телевизионную башню и доставляет массу проблем. Как минимум, целоваться приходится на носочках. А как максимум — Андрей с трудом достаёт вещи с верхних полок дома у Галлямова, каждый раз проклиная несчастные шкафы.       Следующим новшеством стали объятия. Не дружеское похлопывание по плечу, а настоящие медвежьи объятья, в которых Андрея можно спокойно потерять. Ведь Саша обнимает как большое пуховое одеяло. И ночью это становится лёгкой проблемой для Мозалёва: тяжело спать под толстым покрывалом и в руках Саши одновременно. И кто вообще мог подумать о том, что во сне Сашку так сильно тянет на объятья? Вот Андрей точно не мог. А теперь приходится жить с этим и иногда просыпаться из-за нехватки места и кислорода.       Но особенным для Андрея стал тот факт, что ему иногда двух пальцев внутри много. Ладонь у Галлямова не просто большая, она огромная. На ней может поместиться целая Настя. А ещё он ею может спокойно трахать Андрея, пока тот не сойдёт с ума. И слёзы каждый раз на щеках у мальчишки не из-за того, что больно, а потому что, чёрт возьми, два пальца! Сначала слишком большие и длинные, а потом слишком идеальные и умелые. Саша научился улавливать нужный темп почти сразу. А ещё быстро понял, что его Андрюша падок на ласковые словечки в момент прелюдии. И от всего этого многообразия Андрей хочет рыдать в голос, потому что не научился контролировать эмоции.       Только ведь в какой-то момент пальцы заменяет член и Андрей понимает, как сильно он ошибался. В первые секунды он не понимает, где чувствует плоть: у себя в заднице или в глотке. Потому что дышать невыносимо и постоянное ласковое напоминание Саши — «малыш, дыши» — на самое ухо становится жизненно необходимым. Потому одновременно дышать и осознавать, что Саша внутри, невыносимо тяжело. Ему каждый раз приходится несколько секунд заново принимать реальность, а после уже и все ощущения. Сашины плечи под руками, его огромные руки на бёдрах, член внутри. У Андрея всё сводит горячей судорогой.       А самым приятным в их разнице оказывается момент после оргазма, когда Андрей ощущает себя ещё в несколько раз меньше под боком у Галлямова. Тот мягко водит своими ручищами по влажной коже, обнимает, тискает, даже не задумывается о том, что может сломать мальчишку. А тому и сказать нечего. Потому что приятно.       С этим пришлось свыкаться дольше всего. Ему приятно, когда приходится тянуться к желанным губам. Приятно, когда его обнимают, и Андрей может спокойно спрятаться на несколько минут за широкой спиной. До хриплых стонов приятно, когда Саша шепчет ему о том, насколько его любимый Андрюша узкий, а после размеренно берёт, потому что быстрый темп даже для крепкого тела Андрея слишком. В этом есть некоторые нотки мазохизма, Мозалёв этого не отрицает. И ему это нравится. Потому что это связано с Сашей. А всё, что связано с Сашей, ему нравится.       Даже этот слегка аляпистый красный костюм. На любом другом фигуристе он бы смотрелся как минимум странно. Но на подтянутом Саше выглядит как очередная горячая фантазия. Андрей чувствует, как внутри начинает загораться интерес. Взгляд быстро скользит к большому шкафу возле двери в ванную комнату.       Мозалёв поднявшись, медленно подходит к нему. И правда — в чехлах висят костюмы. Первым идёт тот самый смокинг из короткой программы, а после уже красный комбинезон. Андрей не удерживается, расстёгивает замочек и достаёт довольно увесистый костюм. Даже так, слегка прикинув, видно насколько он большой. Андрей точно утонет в нём, если решится надеть. В плечах будет висеть, а штанины придётся подворачивать на несколько раз. От возникшей картины его пробивает на тихий смешок. Но если костюм померить он не решается, то вот худи буквально срывает с вешалки. Большое, пахнущее Сашей и такое теплое. В этой Москве холоднее, чем в родном Петербурге, ужас.       Андрей и раньше любил разглядывать себя в зеркале в вещах Галлямова. Но сейчас он заостряет внимание на каждой детали: для него ворот кофты слишком большой и видны ключицы, рукава постоянно приходится дёргать из-за их длины, много пустоты в области талии. А из-за тёмно-зелёного цвета кожа кажется в разы светлее. Только порозовевшие щёчки и встрёпанные влажные волосы заметно выделяются в образе.       А ещё в такие моменты он совершенно теряет связь с реальностью. Не удивительно, что упускает момент, когда дверь в комнате открывается и из темноты показывается весёлый Сашка. Но Андрей не пугается и просто принимает эти заинтересованные глаза как данность.       Галлямов сначала бросает взгляд на работающий телевизор, замечает слегка расправленную постель и только потом подходит к Андрею. Ласково приобнимает, кладя руки на плечи, и целует в макушку.       — Ты рано, — тихо отзывается Андрей, глазея на то, насколько они разные. Сейчас, когда Саша стоит за спиной, это сразу бросается в глаза.       — Без тебя там скучно, — честно отзывается парень, мечтательно улыбаясь. — Не хватало твоей очаровательной улыбки.       После такого Андрей не может сдержать той самой улыбки.       Сашка просто обожает осыпать его комплиментами, поцелуями, объятьями, заботой. О таком отношении к себе Мозалёв мог только мечтать. И это именно то, что нужно было после тяжёлых эмоциональных прокатов на Олимпиаде. Саша тогда взял инициативу и запретил всем хоть как-то приближаться к Андрею, и был с ним всё время. Потом остался рядом уже и в Питере. И на отдыхе. А по итогу отпуска они решили съехаться. Раньше это можно было бы считать верхом легкомыслия. Но с Сашей настолько легко, что тянуть и делать всё по правилам не хотелось.       Потому что когда на тебя так смотрят через отражение, ноги натурально подкашиваются. Саша и есть любовь в чистом виде.       Пусть и не всегда внимательная.       — Никогда не замечал, чтобы это худи на тебе так сидело, — говорит Галлямов, отходя в сторону и скидывая с себя пиджак. — Неужели уже так быстро ткань растянулась?       Андрей непонимающе моргает, разворачиваясь лицом к парню. Его брови слегка ползут вверх.       — Саша, ты сейчас серьёзно?       — А что не так?       — Ты серьёзно спрашиваешь, не растянулось ли худи, когда оно на мне? Может, потому что это ты размером с вековой дуб и вся твоя одежда для меня велика?       — Ну не настолько же, — бросает Саша из ванной комнаты. Шум воды слегка заглушает его слова.       — Настолько, — Андрей делает акцент голосом, наблюдая за перемещениями парня по номеру. — Боже, только не говори, что для тебя это новость! Я в твоей футболке ночью сплю как в ночной рубашке.       Саша усмехается мягко, переодеваясь и быстро прогоняя в голове воспоминания. Конечно он всё замечает, не слепой же. Ему пришлось переставить часть посуды на полку ниже, потому что велика вероятность того, что Андрей расшибётся, если продолжить скакать по табуреткам. Рядом с собственной обувью появилось несколько пар кроссовок на пару размеров меньше, которые кажутся почти крошечными. И конечно же Саша помнит и знает то, каково это обнимать Андрюшу — можно легко упереться подбородком ему в макушку.       Но каждый раз, когда Андрей надевает на себя что-то из одежды Саши, то того пробивает разрядом тока. Потому что и без того маленький Мозалёв становится совершенно хрупким. И таким невинным. И его такого хочется, как бы Галлямов не пытался это отрицать.       — Да не правда, — фыркает Сашка, падая на постель и всё ещё разглядывая Андрюшу. С такого ракурса видно, как худи почти скрывает под собой домашние шорты. — Ты преувеличиваешь. У нас разница всего-то в несколько размеров.       — Ты даже не представляешь, насколько сильно это ощущается, — Андрей заползает на постель и выключает болтающий телевизор. Зачем ему Саша в телевизоре, когда настоящий под боком?       — Что даже когда мы занимаемся любовью?       — Галлямов! — рыкает Андрей и заливается краской. Благо свет в комнате приглушённый и не видно, насколько сильно розовеет лицо.       — Что сразу Галлямов? — улыбается Саша и, оттолкнувшись от постели, подбирается к мальчишке ближе. Рука аккуратно скользит по бедру и выше, под худи. — Я вообще-то волнуюсь за тебя.       — Да ты что? — в голосе звучит смех.       — Если я такой большой, то может...       Саша так и замолкает на полуслове, почти нависнув над Андреем. Он смотрит в его раскрытые глаза, беглым взглядом скользит по красным щекам, тонкой шее, выглядывающим ключицам. А после вдруг опускает глаза и видит то, что раньше действительно не замечал. Его рука на аккуратном бедре кажется слишком большой. Он гладит длинными пальцами бок, скользит ими ниже, наощупь проверяя свои догадки. Паника неприятно начинает стучать в висках. Андрей не стал бы заводить разговор, если бы это не волновало его. Неужели это за ним косяк? Не углядел, сорвался, сделал больно? У Саши проблема с контролем эмоций. Если любить, так на полную катушку. С долгими поцелуями, объятьями, лаской и сексом. И видимо его затопило собственными чувствами, раз он не смог увидеть очевидного.       Только вот Андрей не хрупкий мальчик, которого можно переломать одним ударом. Он спортсмен и его физическое состояние более чем хорошее. Его тело способно выдержать постоянные тренировки, нагрузки в зале, чемпионаты и турниры. Но сейчас Саша беспокоится о том, может ли это тело выдержать его. Сколько раз нужно было быть внимательным при просьбах быть медленнее? Сколько раз сжатые руки в кулаки, натянутая простыня были ярким жестом, который Галлямов не понял?       Он с вымученным стоном роняет голову на живот, тут же чувствуя пальцы в волосах, которые так приятно массируют, сглаживают углы. Хочет спросить обо всём и сразу, но не знает как. И вообще так он всё понял или нет? Какие слова подобрать и не показаться запоздавшим дураком? Теперь всё смешивается с сомнением, оставляя неприятный осадок внутри. А Андрей словно чувствует смену настроения, скользит руками чуть выше, поднимая голову и заглядывая во взволнованные глаза.       — Саш?       — Я просто... Ответь, пожалуйста, на один вопрос, — тихо просит Саша. И продолжает только после кивка. — Тебе со мной больно?       Он ожидал всего, но не тихой усмешки и улыбки на красивых губах.       — Ты думал, что я говорю с тобой об этом, потому что мне больно заниматься с тобой любовью? — переспрашивает Андрей. И когда видит замешательство в глазах напротив, спешит добавить: — Ни разу. Честно. С тобой как угодно, но не больно. С тобой хорошо.       Галлямов улыбается ласково, а после изворачивается ловко и нависает над своим мальчиком, заглядывая в его большие глаза.       Андрей нежно красивый. С ещё по-детски круглыми щеками. С чуть волнистыми светлыми прядями, которые он так часто поправляет, когда волнует. У него мягкие губы, пусть и слегка потрескавшиеся от того, что он их постоянно кусает. Красивая улыбка и яркие глаза. Андрей скромен на публике и так открыт рядом с близкими. Саше нравится в нём всё это и ещё тысячи мелочей, которые замечает каждый день. Даже сейчас он видит, как тот стесняется этого пристального взгляда, хотя они видели друг друга обнажёнными, злыми, счастливыми и влюблёнными уже сотни раз.       С Андреем всегда всё словно впервые и это нравится Саше больше всего.       — Саша, — тихо зовёт Мозалёв. — Саш, что ты...       Но тот лишь аккуратно склоняется и целует приоткрытые губы, оглаживая горячую скулу пальцами. Андрею хватает буквально трёх секунд, чтобы включится в поцелуй.       У них на протяжении всего турнира не получалось остаться наедине. То тренировки не совпадали, и свободного общего времени найти не получалось. То тренера, словно сговорившись, таскали их на индивидуальные беседы. То ребята как будто назло постоянно заявлялись в самый неподходящий момент. А ещё раздельные номера в целях конспирации и меньше — как можно меньше! — взаимодействий. После совместной спокойной жизни вместе такой режим кажется просто ужасным.       Но сейчас почти все на банкете, никто их не отвлекает и они наконец-то могут позволить себе любить.       Губы у Саши ласковые и он так уверенно ими касается лица, а после и шеи, чуть отводя ворот худи в сторону. Мажет по нежной коже языком, прикусывает и тут же зацеловывает. Андрей поддаётся, слегка раздвигает ноги в стороны, чтобы им было удобно, а после цепляется пальцами за широкие плечи. Жар ползёт от щёк ниже, по венам, в самое сердце. У него сбивается дыхание, хотя Саша ещё даже ничего толком не сделал. Но ему хватает этой нежности в обычных поцелуях, касаниях пальцев, взгляде. Ему хватает просто быть рядом с ним.       А вот Саше Андрея всегда мало. И он с трудом удерживает этот неспешный темп. Ему хочется уже стащить эту такую противную сейчас кофту, коснуться прекрасного и любимого тела без преград и, наконец, услышать не просто рваные вздохи, а хриплые стоны. Но он упорно продолжает водить губами по шее, ощущая бедром, как Андрей медленно — очень медленно — возбуждается. Знает же, что эта сладкая пытка так любима самим мальчишкой.       Но терпение у Саши не железное. Поэтому в какой-то момент он, чертыхнувшись себе под нос, стягивает этот балахон с красивого тела. При взгляде на такого Андрея слюна во рту скапливается сама собой.       Не громкий стон срывается с припухших губ в тот момент, когда крупные ладони сжимают талию, а Сашины губы касаются где-то в районе солнечного сплетения. Собственные пальцы сжимают то мышцы под футболкой, то скользят выше и сжимают тёмные волосы, пока горячие-горячие губы расцеловывают сначала грудь, а после и поджатый живот. Саши становится в один момент много. Губы, его руки на бёдрах, редкие комментарии в момент передышки. Андрей закрывает глаза, но всё равно чувствует его, слышит, хочет. Новый стон получается уже больше жалобный, нежели довольный.       — Давай, приподнимись, — шепчет Саша, подцепляя чужие шорты за резинку. Сейчас Андрей ослушаться не может.       Но вместе с шортами он стягивает и нижнее бельё, оставляя на мальчишке только тёплые носки. У него ведь всегда мёрзнут ноги, а здоровье надо беречь.       — Не честно, — выдыхает Мозалёв и тянет край чужой футболки. Саша через мгновение остаётся без неё.       Ладонь Андрея скользит по гладкой коже от плеч к животу. Он буквально облизывает его взглядом, склонив голову немного набок. И Саше нравится за ним наблюдать.       Каким бы тихим и скромным Андрей не был на людях, здесь, за закрытыми дверьми номера, он совершенно другой. Открытый, жаждущий любви. Здесь, рядом с Сашей, он не стесняется говорить о том, чего ему хочется. И за это Галлямов ему благодарен. За слова, за движения навстречу, за ответную ласку. У него самого от удовольствия каждый раз закатываются глаза, когда Андрей ненадолго, но берёт в свои руки инициативу. Прямо как сейчас.       Он тянет Сашку к себе за талию, заставляя склониться. Оставляет смазанный поцелуй на губах, а после касается там, где быстро-быстро бьётся пульс. Не кусает, ласкает, добавляя ещё и руки. Они на огромном Саше смотрятся немного несуразно. Но им контраст нравится. Саше уж точно. Его дыхание тоже сбивается, когда пальцы ловко скользят по бедру, сжимают плоть через ткань одежды.       — Только не говори, что ты её сам где-то поблизости покупал? — судорожно и быстро спрашивает Андрей, когда видит в руках Галлямова тюбик со смазкой. Новый и запечатанный.       — Нет, — усмехается Саша и снова подползает к мальчишке. — Вытащил перед поездкой из нашего запасника.       — Боже, Галлямов, — улыбается Андрей, толкая пяткой чужое плечо. — Ты сюда приехал на соревнования или потрахаться?       — Одно другому не мешает.       Саша пресекает разговоры, когда тянет Андрея к себе за щиколотки. Одеяло под ним сбивается окончательно, однако сейчас это мало заботит. Сейчас важен только момент и эти пальцы, боже. Саша закидывает одну ногу к себе на плечо и мягко толкает один палец. Мозалёв выдыхает шумно из-за контраста температур, ощущения и того, что этого опять просто много. Сначала один палец, который двигается ритмично, по самые костяшки, а потом ещё и второй. Саше нужно всего несколько мгновений и он уже при каждом глубоком движении касается подушечками простаты. Андрею хочется выть, но он только тихо скулит, кусая свои бедные губы.       И его очередной раз пробивает мыслью о том, как они сейчас смотрятся со стороны. Он, раскрасневшийся и взмокший, буквально разложенный Сашей на постели. Нога на плече уже слегка затекла, но он забывает об этом каждый раз, когда пальцы внутри расходятся в разные стороны и растягивают. Внизу живота скапливается весь внутренний жар, и Андрей бесстыдно тянется к возбуждённому члену, лаская себя и слегка пережимая у основания, потому что его уже невыносимо трясёт от перевозбуждения. А Саша не останавливается, не замедляется, но и не ускоряется. Он делает всё аккуратно, наблюдая лишь за чужим выражением лица. Ему нравится видеть Андрюшу таким.       Раздевается Саша в несколько движений, позволяя Андрею перевести дух. А после снова нависает над ним. Но вдруг чувствует сопротивление в районе груди. Ладони давят, заставляют лечь на спину. Саша руками помогает взобраться на бёдра, устроится поудобнее. Но почти тут же чувствует волнение. Ласково скользит по красивым бёдрам, ловит слегка потерянный взгляд Андрея.       — Точно хочешь так? — уточняет он, убирая чужие выбившиеся пряди за ухо. Андрей ластится к ладони, как кот. И ему абсолютно плевать, что теперь его щека в смазке.       — Точно.       Андрей выдавливает немного смазки себе на пальцы, ведёт ими по плоти Саши, наблюдая за тем, как тот хмурится, сдерживает рваный стон. А после опускается сам. Медленно, с лёгкими остановками и хватаясь за чужие руки, которые держат его в ответ за бёдра и талию. Саша не даёт сорваться, потому что хочет, чтобы сейчас им было хорошо. Но знает, как тяжело его мальчику даётся эта поза. Поэтому и не оставляет, придерживает, пока Андрей не опустится полностью.       Он буквально задыхается. От ощущений, от того, что чувствует Сашу в себе. Его много, член внутри давит на стенки и двигаться совсем не получается. Но Андрею хочется, жуть, как хочется кое-что показать Саше. Чтобы тот сошёл с ума, как и он сам.       — Дай руку, — хрипло просит Мозалёв, протягивая ладонь. Саша слушается.       Он кладёт крупную ладонь на низ своего живота, накрывает её своими пальцами. А потом одновременно надавливает и делает первое неспешное движение. Саше нужно несколько таких движений, чтобы почувствовать это. И после он сам надавливает на низ живота одной рукой, а второй накрывает поясницу, помогая Андрюше. Тот хнычет слабо, изворачивается в руках, но продолжает двигаться. И Саша чувствует это пальцами. Движения ощущаются слабо, но он может их уловить. От этих мыслей довольный и громкий стон слетает с его губ.       Только вот в следующий же момент его охватывает паника. А вдруг Андрею больно? Больно по-настоящему. Потому что это всё нереально. Его оглушает эта мысль и он опускает руки обратно на бёдра, придерживает, заставляя того остановится. А после обхватывает одной рукой за талию и делает движение в сторону, переворачиваясь и укладывая Андрея на постель. Тот тут же выгибается с хрипом, пытается двинуть бёдрами.       — И ты чувствуешь это всегда? — спрашивает Галлямов, ведя носом по шее Андрея. Словно пёс, который пытается найти прощение хозяина.       — Да, — выдыхает Андрей и чуть нахмуривается. Мышцы натянуты, и плоть внутри без движений доставляет больше дискомфорта, нежели удовольствия.       — И тебе не... Ну...       — Мне не больно, — прерывает Андрей, скрещивая ноги у Саши за спиной, а после толкая в поясницу пяткой. — Мне хорошо. Мне пиздец, как хорошо.       Эти слова звучат для Саши яснее и понятнее всего. И он делает плавное движение, набирая нужный темп.       Андрею хочется кричать о том, насколько ему хорошо, когда Саша внутри. Они буквально одно целое и весь мир со своими проблемами им не нужен. Он двигается и Андрей забывает обо всём. Он двигается и Андрей задыхается от удовольствия, позволяя себе царапнуть сильные плечи короткими ногтями. Саша перехватывает его под бёдрами, снова закидывая одну ногу на плечо, а вторую держит под коленкой. В такой позе Андрей открыт максимально и от этого им двоим хорошо.       У Саши всё замирает внутри при одном взгляде на такого Андрея. Это больше не тот смущающийся мальчик, который закрывался каждый раз руками и отворачивался. Он теперь перед ним обнажён телом и душой, стонет так зазывно, пытается сам подмахивать бёдрами. Его грудь быстро вздымается, щёки пунцово-красные, а волосы намокли от пота. Но он такой Саше нравится до боли в груди. И Галлямов не сдерживается: кусает возле резинки носка, тут же зализывая это место, улавливая громкий и долгий стон.       Когда Андрея начинает мелко потряхивать, а в ушах появляется звон, он сам тянется к члену, пытаясь ласкать себя в такт неровным, но глубоким толчкам. Получается плохо, он сбивается через каждые два-три движения, сжимаясь сильнее и вынуждая срываться Сашу. Ему хочется оттянуть оргазм, насладиться склонившимся взмокшим Сашей ещё, но его накрывает и несколько секунд он ничего не ощущает, кроме как режущего плоть удовольствия. Оно сжимает его в тиски, не позволяет двигаться. И всё, что может Андрей сейчас, это не стонать, а хрипеть от этих ощущений.       Саша прилагает все усилия, чтобы не кончить тут же. Замедляется, а потом и вовсе останавливается, держа Андрея в руках, пока тот просто не обмякнет на постели. И может быть, он даже забыл бы про собственную неудовлетворённость, если бы не Андрей, которые прилагает последние усилия и снова скрещивает ноги на пояснице. Саше хватает трёх глубоких толчков, чтобы кончить от жара и тесноты, склонившись над любимым телом.       Спустя какое-то время дышать под Сашей становится тяжело и Андрей спихивает его на бок, пока тот тихо посмеивается. Но мальчишке не получается ускользнуть. Всё те же огромные руки сгребают его в объятья, прижимают к широкой груди. И не то, чтобы Мозалёв был против этого. Очень даже наоборот.       — Жопа болит, — шепчет спустя время Андрей, вызывая новый приступ тихого смеха у Саши. За что получает локтём в бок. — Не смешно.       — Конечно не смешно, — отзывается Галлямов и поднимается с постели. Вроде бы у него где-то была мазь для таких случаев. Только перед этим им нужно в душ. И попить.       Саша замирает на месте, когда поворачивается лицом к Андрею. Сейчас, в такой позе, обнажённый и раскрасневшийся он выглядит как настоящее произведение искусства. Тоненький, изящный, мягкий. На него такого только молится. У Саши буквально подкашиваются ноги. Он опускается на пол и касается губами чужих бёдер почти невесомо. Но Андрей дёргается и приподнимается.       — Саш, ты чего?       — Ты невероятный, — шепчет он, оставляя ещё один поцелуй на коже. А после поднимает глаза на разомлевшего мальчишку. — Ты невероятный маленький ангел.       У Андрея скользит улыбка по губам, а внутри расползается нежность от этих слов. Любовь к Саше становится всё больше и больше.