It's darker than you think.

      Я не особо пугаюсь, когда вижу его у двери. Честно говоря, меня больше волнует грёбанный Варг, неожиданно отвлёкшийся от меня и то, как бы быстро покинуть квартиру.       Дэд недвижим — стоит, как неприкаянный и смотрит на то, как я пытаюсь открыть дверь своими склизскими от крови, одеревеневшими пальцами.       Я вою от боли и отчаяния, когда сзади раздаются торопливые гулкие шаги и смех.       Наконец, вырываюсь наружу, стучу в соседние двери, но меня быстро нагоняют, бьют несколько раз подряд, не отстают, когда я сползаю вниз по узкой лестнице. Удар за ударом обжигают спину, шею. Цепкие руки не отпускают меня, норовят добить — впиваются в плечи, хватают за шею, пытаются притянуть к своему разъярённому хозяину. Один пролёт, и вот я падаю без сил. Я лежу грудой изрезанного, искалеченного мяса. Грудная клетка ещё вздымается с ужасными влажными хрипами и свистом. Больно, слишком мучительно вдыхать воздух, но я пересиливаю себя, жадно глотаю кислород, пытаюсь ползти по перемазанной кровью плитке, но меня останавливает удар. Лезвие вонзилось в тело и с противным хлюпаньем вышло наружу, оставляя в лёгких ещё одно отверстие, и заставляя меня простонать от боли. Всё моё тело сейчас, наверное, как одна большая рана, кровящий кусок разделанной плоти.       Я жмурюсь и смотрю прямо перед собой — там, во тьме, что-то шевелится. Быть может, мне помогут, правда? Но я тут же теряю надежду — Викернес даже ухом не повел, не заметил тихих шорохов и чужого дыхания в глубине подъезда, и в конец отчаиваюсь, когда привыкшие к темноте глаза выцепили знакомую скрюченную фигуру.       —Оно темнее, чем ты думаешь, оно тебя сожрёт… — певучим голосом произнёс Ингве из темноты.       Вот показались светлые волосы, а затем он сам вышел прямиком из угла, не освещаемого подъездной лампой. Зияющая дыра в голове, свисающие красные ошмётки плоти, кожи. Некогда пшеничного цвета длинные волосы, торчавшие во все стороны сейчас висели бурыми паклями, закрывали разорванное острым лезвием горло; руки безжизненно вытянулись вдоль худого длинного тела, тоже изрезанные. Светлая футболка с дурашливой надписью, вся в побуревших кровавых подтёках, кажется, заимела несколько новых рваных дыр, словно чьи-то руки пытались разодрать её прямо на обладателе. Стараюсь запомнить каждую мельчайшую деталь, невзирая на поступающее отвращение.       Варг его не замечает, поэтому швед подходит совсем близко, так, что мне становится видно уродливую кровоточащую полосу на шее; склоняется ко мне, заглядывает своими пустыми белыми глазами в мои, страшно скалится желтоватыми зубами. Меня обдает могильным холодом и трепетом при виде острых клыков упыря. Будто вот-вот вцепится мне в шею, остервенело вырывая куски кожи, мышц, ломая трахею, а затем выворачивая и сами позвонки. Я смаргиваю, но наваждение не исчезает — Пэр всё также угрожающе нависает над беспомощным мной.       Он недовольно и отрывисто хрипит, когда Викернес снова всаживает в моё тело нож и разражается гневной тирадой. Он жмурится, ухмыляется истеричному голоску, неспешно пятится дальше, в свой тёмный угол и ждёт, смотрит из своей темноты на моё искорёженное от боли тело, наблюдает, как течёт по ступеням кровь и беззвучно смеётся над моими попытками выжить. Загробный зритель. Слипшиеся окровавленные волосы колышатся в такт. Будто слышен их шелест… Шелест, режущий слух смех, очередная вспышка боли, пронзающая и без того израненное тело где-то в области лопаток.       Я лежу, как кукла, которой кто-то так заботливо и с садистским упоением выломал конечности и отбросил в сторону. Уже безвольная кукла — мной скоро завладеет сама смерть.       Вновь смотрю на Мертвеца — тот недовольно ощерился, застыл в своей странной неподвижной мертвецкой позе, когда Викернес присел на корточки, заглядывая своими ненормальными, горящими больным блеском светлыми глазами мне в душу, вытягивая из меня остатки жизни.       Грёбанный волк, дорвавшийся до власти в нашем кругу. Бешеная псина. Я не могу нормально вздохнуть — Варг бил, не жалея. Вымещал всю свою сучью натуру на мне. Надо… Надо было его убить в самом деле, как планировал. Привязать, забить до смерти, заставить молчать… или скулить от боли, ха-ха.       Я смотрю на норвежца, а тот, в свою очередь, на меня и скалится, точно хищник, распробовавший вкус крови. Да, он — хищник, который сейчас вот так просто решает мою жизнь взмахами ножа за какую-то нелепую, брошенную сгоряча фразу. Как трусливо, как же это в его манере.       Усмехаюсь одними глазами — сын Одина боится смерти…       В следующее мгновение глаза улавливают лишь слабый блеск металла в подъездном освещении. Последняя вспышка резкой боли в голове, тихий смех Пелле, заботливо окутывающий со всех сторон.       Я умер, не закрывая глаз.       Умер и всё ещё видел сгорбленный мертвецкий силуэт с раздробленной головой. Мой вестник смерти. Всё же пришёл за мной.