Модуляция

***

Конечно, Мэри не плакала – Сатико ожидала подобного, но всё-таки надеялась на несколько отчаянных слезинок по украденной свободе, ведь не каждый день ты становишься собственностью председателя комитета по общественной морали: по сути, просто вещью для удовлетворения чужих потребностей. Слишком самонадеянная и гордая, до боли в зубах вспыльчивая Мэри Саотоме смиренно стоит перед ней, неподвижная, как оловянный солдатик, – Сатико встречает эту стойкость змеиной улыбкой и воодушевлением, готовая дробить чужую волю на грубые осколки, окрашенные кровью. Предвкушение скользит по плечам Джурако, опускаясь на них тончайшим шёлком из ожиданий: наконец-то казавшаяся недосягаемой игрушка заполучена, и девушка намерена вдоволь насладиться открывшимися возможностями. Сатико не желает торопиться, искусно растягивая собственное удовольствие, – от этого вдвойне приятнее вкушать эмоции ничего не понимающей Мэри, которую она намеренно игнорировала две недели после фактического признания Саотоме её питомцем. Тишина между ними ластится притаившейся пантерой, которой повелевает лишь один человек в этой комнате, – Сатико одним взглядом заставляет Мэри выдыхать более шумно или движениями пальцев вытягивать из дрожащего горла девушки всхлипы, которые та глушит фырканьем, напуская на себя мнимую уверенность. На пробу она приказывает опуститься на колени – Мэри упрямо приосанивается и смотрит прямо ей в глаза, точно жертва, понимающая по глазам хищника его следующий ход, собирающаяся своими неподготовленными конечностями к борьбе – не бегству. Саотоме не наделена ни инстинктом самосохранения, ни способностью к охоте, и Сатико веселит эта неопределённость, особенно когда Мэри скалится едва ли заточившимися зубами, очевидно, в попытке запугать противника. Бесполезное действие. Наивных Сатико не любит, поэтому отточенно врезает напряжённые пальцы в тонкую шею Саотоме, любовно давя выпирающие вены и сжимая хрупкую трахею, – Мэри хрипит, цепляясь руками за изысканные запястья Сатико: её глаза непроизвольно закатываются, язык валится в глотку, слюни уродливо стекают по подбородку, но она всё равно смеётся, сипло и сухо. Немое иди к чёрту, которое почему-то содрогает Джурако сильнее самого громкого крика. Мэри действительно была чем-то выше её понимания. Она гонит её прочь, но только затем, чтобы призвать снова, опробовать заученные лучше собственного имени способы подчинения. Сатико напоминает себе, что даже её верной Микуре потребовался месяц для окончательного падения и признания своего безвластия рядом с Сатико. С Мэри не получится быстро и просто, но Джурако долго искала этот вызов, поэтому запасается терпением, – хорошо, что времени у неё предостаточно. Ещё через несколько дней она надевает на Саотоме ошейник, символ служения и неволи, позор для любого человека с чувством достоинства, коего у её нового питомца хватило бы на троих, – Мэри же носит эту кричащую полоску кожи открыто, ничем не прикрываясь и забавляясь с шокированных взглядов студентов. Девушка ведёт себя, как будто владеет этой однозначно проигрышной ситуацией: пафосно задирает нос, грубит самым лучшим ученикам, то есть продолжает быть собой, словно она не была унижена и покорена самой Сатико Джурако. Это раздражает. Поэтому Сатико зовёт девушку к себе – та кажется немного растерянной, но в ней горит не успокаивающаяся никогда сила. Мэри окидывает её насмешливым взглядом, и с неким снисхождением хихикает, когда замечает в руках Джурако резную трость, за которую какой-нибудь известный мастер точно затребовал однажды огромную кучу денег – может быть, даже равную сумме её долга перед этой безумной девушкой. — Так ты и в самом деле строишь имидж властолюбивой сучки? Мэри ступает в диалог, словно пожарный в огонь: бесстрашно и отчаянно, не имея возможности знать о том, будет ли в конце выход или нет; старшая девушка встречает её посередине и встаёт сбоку, она видит насквозь угли, которыми Мэри подпитывает своё пламя. Сатико клянётся самой себе, что затопит этот чёртов огонь. А наглость Саотоме определённо нуждается в наказании. Джурако перекладывает трость из руки в руку, отмечая, как при этом движении вздрагивает обычно непоколебимая Мэри, и вдыхает её страх полной грудью, насыщая каждую клеточку своего нуждающегося в чужих страданиях тела. Люди прекрасны в мгновения их слабостей и пороков, и сейчас ачеловечный голод Сатико требует подношений. Первый удар, неожиданный и стремительный, валит Мэри с ног, и её колени жёстко встречают паркет; Саотоме упирается ладонями в пол, не намереваясь задерживаться в таком положении, но Сатико снова замахивается острым наконечником трости, на этот раз целясь между лопаток, и девушка с болезненным криком полностью ложится на предплечья. Джурако огибает поверженное тело и встаёт прямо перед опущенной головой Мэри. — Лижи, — протянутая туфля, требовательная поза и знающий своё место раб. Здесь Сатико знакомо всё до мелочей, даже реакция Саотоме: демонстрация силы работала всегда, поэтому Сатико, возбуждённая своими представлениями и осязаемой на вкус победой, задирает голову — Мэри медленно приподнимается, приближаясь к носку туфли, немного оттягивается назад, игнорируя боль, и грязно сплёвывает прямо на переливающуюся лаком чёрную кожу. Джурако замирает, не скрывая удивления на своём лице, – Мэри давит из себя кривую усмешку и вытирает рот рукавом; её сердце громко стучит в груди, но она игнорирует здравый смысл, игнорирует старые предупреждения друзей и врагов, потому что это её воля и её желания. Осмелев, Мэри дёргает шеей, чтобы встретить наверняка убийственный взгляд Джурако, но Сатико требуется жалкая пара секунд, чтобы сделать следующий ход. Подошва испорченной туфли яростно опускается на затылок Мэри – девушка расшибает лоб и нос, чуть не прикусывая язык; пространство между глаз взрывается жгучей болью, усиливая тупую резь в голове. Сатико не даёт ей встать, прислоняя каблук к блондинистой макушке и буквально вдавливая лицо Мэри в пол. Саотоме стискивает зубы и лишь негромко стонет, не удовлетворяя Джурако криками или мольбами. Она снова делает попытку встать, толкаясь руками, но Сатико ставит трость на одну из её ладоней и переносит свой вес на неё. Мэри кусает губы до чёрных пятен за глазами, но не даёт голосовым связкам предать её упрямство. Гнев и жуткой силы страх успевают завладеть Мэри, прежде чем Сатико даёт ей подняться, заматывая на кулак её растрёпанные волосы и таща за собой к столу. Сатико роется в одном из выдвижных ящиков, пока не достаёт искомую вещь, от вида которой Мэри физически тошнит, – старшая девушка испытывающе машет кляпом перед её опухшими глазами и вызывающе выставляет ногу с оплёванной туфлёй: выбор, которого нет, и Мэри слабо качает головой в отказе, не в силах произнести даже слог. Джурако нарочито медленно отставляет трость в сторону, освобождая руки: она жмёт на щёки, заставляя Мэри открыть рот и засовывает в него резиновый шарик, болезненно раздвигая челюсти и крепко фиксируя кляп. Боль вспыхивает с новой силой, и лицо Мэри сводит горячей судорогой; девушке нечем дышать, она тянется к застёжке, но Сатико вгоняет свои ногти в чужие мышцы и нервные окончания у основания шеи, и тогда Мэри обессиленно падает на колени в ноги Джурако. — Я научу тебя манерам, моя непослушная микэ, — шёпотом обещает Сатико, но Саотоме всё равно: ядовитое жжение разрывает её голову изнутри, воздух застывает в лёгких железом, и всё, что она может делать, – это мысленно проклинать Сатико Джурако. Её душа пылает от унижения и бешеного испуга, паника захватывает всё её тело, но она свирепо держит своё здравомыслие под насмешливыми глазами Джурако. В любом случае, это никак не помогает усмирить ещё больше обозлившуюся после этого случая Мэри. День идёт за днём, тело Саотоме покрывается синяками и порезами, как холст краской: Сатико не даёт ей поблажек, не проявляет милосердия, приучая к тому, что непослушание – синоним боли, но девушка продолжает смотреть ей в глаза, хохотать в лицо и высмеивать её перед друзьями. Беспощадная и безумная игра. Джурако даже вгоняет литературный клуб в ещё больший долг, но Саотоме Мэри встречает новые проблемы легким пожатием плеч и при помощи сестёр Огато покрывает их минус, – этого всё равно не хватает, чтобы избавиться от Сатико, но она хотя бы обеспечивает безопасность Тсудзуры и Юкими. Для неё нет ничего важнее их благополучия. Классические методы не работают – это будоражит кровь Джурако хлеще саке, и Сатико вырабатывает новую тактику; она понимает: работа над Мэри должна быть более изощрённой и кропотливой – что-то неочевидно проникающее под кожу и уничтожающее изнутри в нужный момент, словно паразит, порабощающий чужой организм. Поэтому, когда в один из множества дней Мэри бросает на неё привычно непокорный взгляд, Сатико не выказывает своего недовольства ни единым моментом, сдерживая желание оставить пару кровавых царапин на чужой скуле, – она ласково приветствует девушку поцелуем в щеку и заправляет за ухо выбившуюся из её причёски прядь. Мэри отшатывается от этого действия сильнее, чем от любого из её ударов, сщуривает на неё свои пронзительно янтарные глаза и отпускает очередную издевательскую шутку об её больном разуме – Сатико представляет, как сладко бы звучали мольбы девушки на грани истерики, и молчит, улыбаясь в ответ, поддаваясь придуманному замыслу. На коже Мэри постепенно затягиваются раны: проходит немало времени с тех пор, как Сатико издевалась над ней. Саотоме не доверяет таким резким переменам, поэтому изучает некоторые дела Джурако, ища в них причину такого поведения, и даже обращается к недовольной Микуре, но жизнь идёт своим чередом, и Мэри невдомёк, чем вызваны эти странности. Девушка решает игнорировать любые мысли о Сатико и продолжает копить деньги на выплату своего долга, ведь желание быть свободной никуда не делось, хоть и перестало увеличиваться в геометрической прогрессии с успокоением садистских замашек Джурако. Капкан уже захлопнулся, а Сатико остаётся только осторожно спасти из него свою жертву, обработать её раны, чтобы после – привязать к себе, растерзать и повторить заново. Переиначить прошлые эмоции, вылепить новую статую из расплавленной множество раз глины и, в конце концов, стереть первичную личность, оставив на её месте клочки, сшитые кровавыми нитями и залатанные багровыми гематомами. Сатико продолжает копить неординарные моменты с Мэри, как драгоценности: вот Саотоме впервые краснеет при ней, когда Сатико решает расчесать её запутанные пряди, приглаживая чувствительную кожу на шее; одним вечером они вместе проводят несколько игр на одной стороне, умело обыгрывая неискушённых игроков; ещё через несколько недель она обнимает Мэри, которая ждала её по приказу после собрания, и девушка огрызается, но возмущение её слабое и полувынужденное, словно Мэри неохотно вытягивает из себя направленную злобу. Сатико приглашает девушку на обеденные перерывы или сборы долгов с казино, делится с питомцем планами на окончание школы, читает ей выдержки из любимых книг и цитаты великих философов – она намеренно делится с ней частью себя, своего мира, привнося в свой образ больше человеческого, скрывая на время бездонную жажду. Мэри ведёт себя отстранённо и опасливо следит за ней, не расслабляясь и не забывая прошлых испытаний председателя, но сердце её перестаёт биться в страхе, кулаки расправляются, не вынужденные больше защищаться. На это уходит не один месяц, но Саотоме доверяется Джурако, утешая себя мыслями о скором накоплении на выплату долга. Мэри, как минимум, начинает нравиться Сатико с её острым умом, ледяной уверенностью и сногсшибательной внешностью. Конечно, помогает и то, что председатель больше не пытается втоптать её в грязь, хотя вокруг этой жуткой девушки всё ещё царит давящая атмосфера, пусть даже она больше и не направлена на неё. Джурако всё больше открывается ей с новых непредсказуемых сторон, и для Мэри, обременённой долгом и, по законам Хьяккау, обязанной этой девушке, эти необычные изменения являются свежим глотком воды в знойную жару. Глупые надежды и странные мечты постепенно откладываются в голове Мэри: ей становится весело обмениваться с Джурако знаками на самых непростых азартных играх, она чаще пользуется наставлениями Сатико и даже цитирует её в кругу друзей, Мэри иногда на эмоциях делится со старшей девушкой успехами своего казино и расстройствами из-за некоторых студентов. Всё становится пугающе простым, когда Сатико отвечает ей, как равной, даёт полезные советы и не скупится на нежные прикосновения. Предчувствие Мэри кричит и царапает изнутри, и она давит его на корню, присыпая сверху землёй из высоких и, возможно, неоправданных ожиданий. Она верит в то, что странный интерес Сатико к ней угас – Юкими так не считает и постоянно бросает на Сатико взгляды, полные подозрения, которые старшая девушка встречает стальным блеском и алеющими радужками, что только подтверждает опасения Тогакуси: Саотоме в большой беде. Но Мэри уже невозможно переубедить, ведь она проникается натурой Сатико Джурако до самых костей. Кровь бежит по венам вместе с белоснежными волосами, чарующим голосом и острозубой улыбкой. Сатико замечает это: ловит добрые смешки Мэри, ощущает тягу её души к ней, хватает голыми руками искрящуюся привязанность и осторожно заматывает между пальцами, чтобы не оборвать. Нить между ними становится короче, узлы – крепче, и Сатико проверяет её надёжность, довольная до безумия скорыми возможностями; предвкушение сопровождает каждый её выдох и шаг, и, когда связь уплотняется настолько, что Кирари называет их с Мэри друзьями, раздражённая этим Сатико, наконец, отпирает замкнутую ею же клетку, скидывая с себя месяцы послушания и подавления её внутреннего зверя. Она выпускает жестокость, как неприрученного тигра: не торопясь и постоянно успокаивая, потому что желание заполучить Мэри во всех смыслах усилилось в десятки раз, и Сатико не хочется поглощать Саотоме за один большой укус. Поэтому, когда Мэри привычно дразнит Сатико женщиной-кровопийцей, Джурако не хватается за трость, только даёт веселящейся пощечину – Мэри шокировано уставляется на девушку и через мгновение для осмысления произошедшего готовится поднять свои щиты, убежденная, что её провели. Подозрения, до этого захороненные в самых дальних чертогах разума, почти оборачиваются для неё реальностью, когда вдруг Сатико кончиками пальцев приглаживает место удара и шепчет кажущееся искренним извини – голос старшей девушки полон раскаяния, и Мэри беззлобно качает головой, не замечая, как наливаются кровью жаждущие глаза Джурако. Сатико ждала и сдерживалась слишком долго, и теперь с каждой встречей она сильнее вгрызается в Мэри Саотоме, единственного человека, который доводил потребность в воплощении её жестоких желаний до одного уровня с жизненно необходимыми едой, водой и сном. Пощёчина превращается в знакомые удары и жестокие приказы: Мэри до сих пор микэ, и Сатико пользуется этим, как данностью, вынуждая девушку не спать всю ночь или по тысяче раз переписывать избранные цитаты любимых авторов Джурако. Сатико внимательно следит за реакциями девушки, которая, как любой нормальный человек, должна, как минимум, пытаться убежать от неё или бороться, но Мэри ужасно подавлена: она перестаёт собирать деньги на выплату долга, проглатывает язвительные слова, терпит появившиеся на своём теле фиолетово-бордовые полосы и синяки – Джурако всегда извиняется, и в те моменты взгляд её тосклив и до нереальности приземлён. Мэри не может просто бросить её, не теперь, когда Сатико Джурако для неё – не какой-то монстр, не сумасшедшая девушка, не безжалостный садист, а обычный человек со своими проблемами, увлечениями и особенностями. Сатико читает девушку, как открытую книгу, и у неё в груди сводит жаром от яркого понимания: Мэри обречена. Скоро Джурако застаёт Мэри в своём кабинете за отчаянным чтением книги по психологии; страницы громко шуршат, перекрывая вкрадчивые шаги Сатико, которая некоторое время наблюдает за этим актом надежды со спины: Мэри прекрасна в этой безутешной суете, полная идей и мыслей о великом спасении чёрной души председателя. Трагедия, достойная уважения. Сатико опускает руки на напряжённые от работы плечи Мэри, и девушка подпрыгивает в кресле, на автомате выбрасывая книгу в сторону. Мэри оборачивается, облегчение вместе с тревогой проступают на её лице – Сатико привычно перекатывает эти противоречивые эмоции на языке, и, грубо оттягивая волосы Мэри в стороны, оставляет невесомый поцелуй возле проступающих позвонков. Саотоме отзывается на это действие моментальной дрожью и тянется вперёд, вырываясь прочь, пока ещё может ровно дышать и спокойно двигаться. Пальцы тут же впиваются в её шею и душат, выдавливая новые синяки поверх старых, острые ногти разрезают чувствительную кожу, и капли крови уродливо размазываются на ней; Мэри тяжело дышит через нос и прикусывает язык, когда Сатико наклоняется к её уху и вдыхает тягучую панику, которая захлёстывает младшую девушку с головой. Сатико самозабвенно считает секунды, ожидая пробуждения рефлексов, заложенных природой: Мэри проигрывает борьбу с эволюцией и беспомощно бьётся в её руках, шипя и выкрикивая не имеющие смысла фразы, слоги, слова. Джурако резко ослабляет хватку, и вырывающаяся Мэри по инерции падает на пол, как и всегда, громко откашливаясь; слёзы безмолвно текут по щекам девушки, и она упирается лбом в паркет, заглушая рыдания и надвигающуюся истерику: её душа спутана, словно тысячи змей, сердце ругается с разумом, тело распирает от рвущих на части эмоций, и она не знает, что должна сделать, чтобы привнести утерянный мир. Мэри устала от хаоса – Сатико обещает ей порядок. Джурако опускается рядом с Мэри и привычным движением поднимает её голову за волосы. Взгляд Мэри рассеян, она смотрит сквозь Сатико, пребывая в своём собственном аду, и, недовольная такой потерянностью Джурако, нежно целует Мэри, заполняя лёгкие девушки воздухом, а существование – смыслом. Саотоме тянется к ней, как к спасительному маяку, и тогда Сатико отстраняется. Старшая девушка с презрением смотрит на свою разбитую микэ и велит подняться ей с колен – Мэри охотно подчиняется и встаёт, игнорируя внутренний шторм из переживаний и страхов. Сатико наклоняется к Мэри и в знак утешения мягко опускает ладони на её болезненно раскрасневшиеся щёки. — Прости, — шепчет Сатико. И Мэри прощает.