***
Смятый пиджак валяется на стуле. Глеб вытаскивает сигареты, наклоняется. Щелкает зажигалкой и машинально протягивает пачку Косте. Не видя у того ничего в руках. Бекрев легонько поводит головой. Яркий блик пробегает по дужке его вновь надетых очков. – Не, я не курю. Глеб замирает непонимающе. Он не сразу осознает услышанное. Перед глазами у него встают картинками кадры сегодняшней вечеринки. – А… это? – Ну, если только это, – обезоруживающе улыбается Костя. Глеб сжимает губами сигарету. Затягивается, сдавив двумя пальцами у рта. Кончик ее, разгораясь красным, поднимается вверх. – Ничего. Еще научишься.Часть 1
30 сентября 2022 г. в 23:42
Здесь слишком дымно и шумно. И собравшиеся люди значительно младше него самого. Музыка звучит со всех сторон. В кухне монотонно играет какое-то техно. Глеб от него уже устал. Из гостиной доносятся инструментальные звуки. Он проходит туда и закрывает за собой поплотнее дверь.
Самойлов бросает взгляд в угол комнаты. К молодому человеку за роялем. Его светлая коротко стриженная голова отражается в темном лаке фортепиано.
– Костя, сыграй это еще раз!
Тот, кого называют Костей, утвердительно кивает и снова берет первые аккорды.
Глеб присаживается наугад куда-то к группке молодежи. Подлокотник дивана упирается в ребра, но он этого не замечает. Зато отсюда все хорошо видно.
Кто-то сует ему в руку свернутую сигарету. Глеб затягивается разок, стараясь задержать подольше воздух в легких. Становится хорошо и спокойно. Глеб, полуприкрыв веки, смотрит на Константина.
В нем есть сосредоточенность, но это шутливая, веселая сосредоточенность. Он действительно играет, во всех смыслах этого слова. Но это исключительно внешне. Словно боится показаться излишне серьезным. А вот музыке он отдается со всей страстностью и талантом.
Костины руки нежно касаются клавиш, будто ласкают их. Медленно, вверх-вниз, кончиками пальцев. На большом блестит ободок кольца, на других – еще несколько. Интересно, как они ему не мешают? Кожаные браслеты обхватывают мягкие линии запястий. Кажется, все, что он играет, красиво, потому что музыка – в самих его пальцах.
Ему тоже протягивают окурок. Он сначала жестом отказывается. Но потом берет. И, не отрываясь от игры, приникает губами.
Глеб поводит головой. Все становится слегка сюрреалистичным. Костино лицо в легкой дымке. Силуэт его плеч. Подчиненная чему-то ритмика движений.
Он перебирает рядом две клавиши фортепиано. Словно они мелко-мелко дрожат. И Самойлову вдруг кажется, будто там трепещет крыльями бабочка.
Черная клавиша под его рукой погружается вниз, до самого конца. Скрываясь из вида. И что-то точно так же западает в душе у Глеба. И щемяще тает там глубоко внутри.
Костя встает из-за инструмента и иронично раскланивается. Слышатся аплодисменты. Странная академичность сочетается в нем с чем-то глубоко неформальным. Как белая рубашка – со всем этим металлом на руках.
Он подходит к компании и неожиданно опускается рядом с Глебом. Жестом «Ну где там…» просит докурить и, получив, затягивается и выдыхает дым. Оглядывается вокруг и улыбается.
Они встречаются взглядами.
– Глеб из «Агаты Кристи», – саркастически называет себя Самойлов. Уверенный, что он давно уже не нуждается в представлении.
Костя протягивает руку. На лице его снова сквозит неопознанная улыбка.
– Если честно – не слушаю. Но знаю.
Первое Глебу нравится даже больше.
Далее словно следует какой-то провал в памяти.
Потом они оказываются уже вместе на улице. Фонари успели зажечься, но еще не успели погаснуть. И они стоят с Костей рядом под кругом света в каком-то дворе. «Верь, не пройдет и полвахты, мы выберем план… Вся страна будет нашей… Калининград – Магадан».
Костя опускает голову и тыкается ему куда-то в плечо. Все-таки он высокий. Глеб легонько приобнимает его. Пальцы сжимают на локте скользкую материю кожанки. Бекрев почему-то в кожаной куртке. Несмотря на лето и тепло. Это положение ощущается слишком интимно и близко.
Глеб толкает его в бок. «Нас здесь задержат». И Костя сдавленно смеется: «Не задержат».
Они трогаются с места и идут куда-то вдвоем. Зачем-то пешком, не беря такси. Словно такую ночь нельзя ограничивать тесным пространством салона.
Ночной город дышит неоном. Светом фар и сигналов автомобилей. Огни улицы расплываются перед глазами. Отчего-то Глеб уверен, что и у Кости тоже. Тот снимает очки, протирает их и запрокидывает голову.
Самойлов сам не знает, как они оказываются в этом квартале. Непонятно, стоит ли гулять тут поздно по вечерам. Еще секунду назад на дороге никого не было. Но внезапно ощущаешь чье-то присутствие. Из темноты отделяется женский силуэт. Тень от ног падает на влажный асфальт. Глеб различает растрепанные кудрявые волосы по плечам. Сапоги заканчиваются выше колена. Линия юбки наискосок подрезает бедра.
– Молодые люди…
– Сорри. Не интересуемся.
С деланой учтивостью говорит Костя. Он неожиданно порывисто привлекает к себе Самойлова. Впивается губами в его губы. Но целуется по-настоящему. Глеб успевает ощутить их вкус, а еще почувствовать удары сердца и жар от распахнувшейся на груди курточки.
Все происходит мгновенно. Костя ржет, сгибаясь пополам от смеха. Он хватает Глеба за руку, и они куда-то бегут, периодически останавливаясь отдышаться. Самойлову тоже весело.
Оба смеются, заглушая позади досадливый шепот.
Эйфория. Она растворена в воздухе, пульсирует внутри головы. Разливается теплом по телу. Она сама уносит тебя вперед, как волна. Не видя перед собой теперь никаких преград и препятствий. Незримые звездочки сыплются и вспыхивают в глазах. И ты просто существуешь в этом стремительном потоке.
Глебу знакомо это ощущение. Еще не настал страх мимолетности. Вдруг это погаснет, закончится. И ты содрогнешься от прохлады серого утреннего воздуха.
Нет, сейчас кажется, что все это будет длиться вечно.
Они сворачивают на оживленный проспект. Мимо с шумом пролетают машины, словно крупные шмели. В них тоже бьется что-то живое и полнокровное. Но абсолютно сумбурное. Хотя из некоторых музыка все-таки долетает обрывками. Из-за тонированных стекол оглушительно вырывается на секунды какая-нибудь мелодия. И стремительно, со свистом порванной кассетной ленты, ускользает вдали.
Впереди полицейская машина с мигалкой. Пост ГИБДД или что-то еще. Рядом стоят люди в форме. Красно-синие огни падают на шоссе. И медленно вращаются, вытягиваясь на мокром асфальте. Глеб смотрит на них, залипает и почему-то не может двинуться с места.
Костя наклоняется к его щеке, опаляя ее своим дыханием.
– Спокойно, мы ничего не нарушили.
– Да?.. А, по-моему, – всё.
– Пошли!
Костина рука скользит по его рукаву. На секунду сцепляется с пальцами. Но тут же разжимается. И снова легонько дергает под локоть.
Они огибают постовых и замирают у перехода. И его белых подсвеченных полос, уходящих на другую сторону улицы.
Зеленый сигнал светофора светится гигантской инопланетной луной. Будто блюдце из яркого зеленого стекла. Он притягивает собой. Манит, завораживает.
Сердце почему-то колотится. Но до них нет никому никакого дела. Они перебегают по дороге. Мимо спешат другие люди. Фигуры пешеходов инородно, неестественно возникают слева и справа. Глебу очень странно, что он не может управлять их движением.
Он видит Костю, уже озаренного красным светом. И вот они опять куда-то бегут. Полицейские с машиной остались далеко позади. Все осталось позади. Есть только Бекрев. Белые пятна его дурацких кед на земле. Его улыбка. Короткий стриженый ежик.
Не сговариваясь, они переходят на шаг. Что-то темное таится в каждой выбоинке асфальта. Глеб внезапно вздрагивает от тени сбоку на тротуаре. Но это дробится его собственная тень. Она падает снизу от ног, разделяясь надвое. Словно стрелки часов на циферблате.
Глеб сглатывает, проводит рукою по лбу. Он понимает, что это пройдет. Где-то через час или даже минут двадцать. Нужно отвлечься. Сосредоточить свое внимание на чем-то другом.
И он вновь поднимает глаза на Костю.
Незаметно они оказываются в теплой сонности спального района.
Окна большинства домов уже погашены. Тут спокойно и тихо. Ни гула дороги, ни шума машин. Раздается только летнее стрекотание кузнечиков.
Фонари изливают мерный умиротворенный свет. В его лучах серебрятся листья дворовых деревьев. Их всклокоченные кроны наверху кажутся какими-то слишком бледными. Платформы Самойлова ступают по обшарпанным краешкам плит на дорожке. В щелочках между их стыками лежат мелкие камешки.
Неестественно белеет в полумраке краска бордюра. Костя в какой-то момент встает на него. Но делает пару шагов, разводит руки, отчаянно пытаясь поймать равновесие, и спрыгивает обратно.
– А куда мы идем? – запоздало спрашивает Глеб.
– Это твой дом? Нет? Ну, значит, ко мне, – улыбается Костя.
Перед крашеной скамейкой затоптаны на земле бычки.
Неизменная клумба возле дверей. Крупные дурацкие желтые цветы золотого шара буйно распускают свои головки. Те немного невесомо парят в зарослях куста в рассеянном сиянии.
Во двор медленно заезжает машина, чуть заваливаясь на поворотах. Лучи фар ощупывают пространство перед собой. Они выхватывают опущенные ветви, зелень травы и фигуры их двоих, стоящих у входа. Эти яркие снопы напоминают шарящую в пространстве лампу инспектора. Глеб щурится и закрывает рукой глаза. Идиллия нарушается. Только бы снова к нему не вернулись тревога и паранойя. Костя роется по карманам, звенит ключами и увлекает его в подъезд.
На этаже темно. Свет горит только где-то на площадке внизу. На стену падают тенями решетки лестничных перил. Теснясь с надписями Stigmata и Amatory. Неожиданно дверь Костиной квартиры.
Бекрев толкает его внутрь, и они снова целуются. Губы и дыхание Кости еще хранят странный вкус. Его руки блуждают по телу Глеба. Пальцы ласкают ушные раковины, забираются ему в волосы. В голове у Самойлова звучит какая-то музыка. Просто потому, что она привыкла рождаться под этими пальцами.
Глеб чувствует, что возбужден, но это ощущение хочется сохранить как можно дольше.
Все по-прежнему медленно куда-то плывет, но теперь уже в правильном направлении. Это хорошее и закономерное движение. По крайней мере сейчас ему так кажется.