In Between Breaths

Когда Хонджун открывает глаза, в комнате ещё темно, а с нижнего яруса кровати едва различаются размеренные вдохи. Экран рядом лежащего телефона слепит заставкой с печальными ещё не начавшимися пятью утра. Не в его стиле просыпаться так рано, да и в последние недели перед камбеком хочется высыпаться как можно больше — во время промоушена можно благодарить за возможность поспать в машине между съёмками. Однако Хонджун уже вымотался, на процессе постоянных прогонов песен и выступлений, и не мог противиться вчерашнему желанию лечь до одиннадцати. И вот какой результат. Спуститься со своего верхнего этажа почти равнозначно разбудить спящего внизу Сонхва, но перспектива пролежать несколько часов без наушников и с почти разряжённым телефоном заставляет идти на риск. Двигаться нужно совсем тихо, и Хонджун умеет это делать, но в обратную сторону — перемещаться от двери к кровати, возвращаясь поздней ночью из студии. Ещё немного полежав, он откладывает одеяло к стене, почти бесшумно поворачивается и наступает на первую ступеньку. Внимательно вслушивается в неизменяющееся дыхание, ступает дальше. И через несколько секунд касается босыми ногами пола, сразу же обращая внимание на Сонхва. Проснулся? Хонджун делает два шага в сторону от лестницы и всматривается в темноту, в попытке различить реакцию Сонхва. Он даже успевает иррационально начать себя корить за ранний подъём и идиотское желание встать с кровати, пока не разглядывает его спокойное лицо. Щекой тот упирается в подушку, и если в мире существует что-то более милое и умиротворяющее, то Хонджун в это верить отказывается. Он аккуратно опускается на колени перед матрасом и взглядом цепляется за каждую замечаемую деталь. Как недавно окрашенные прядки раскиданы по подушке. Как движется от глубоких вздохов одеяло, накинутое на плечи. Как подрагивают ресницы и пальцы руки, лежащей у самого края кровати. Как приоткрыты губы, которых хочется коснуться. Касаться Сонхва хочется всегда и везде, потому что Сонхва отзывчивый, тянется к прикосновениям сам, льнёт к гладящим его рукам и улыбается смущённо. Будто это совершенно разные вещи, когда тебя самого треплют по волосам, и когда ты запускаешь пальцы в волосы Сонхва и массируешь кожу головы. Когда тебя сжимают в объятиях и единственные мысли — о побеге; и когда ты обхватываешь руками Сонхва, ведёшь пальцами по позвонкам и добровольно прячешься в изгибе шеи. Когда ты не даёшь другим нарушать своё личное пространство, а сам за закрытой дверью вашей комнаты дышишь Сонхва в губы. И эти противоречия сами тянут Хонджуна к глупейшей мысли, жадной и безрассудной. Эгоистичной до последней капельки, но отражающей ту безграничную волну возникающих при виде Сонхва чувств. Он умеет выражать мысли в текстах, умеет создавать музыку, передающую их смысл, но не умеет говорить их Сонхва в глаза. Не может усадить его рядом и сосредоточенно рассказать, как он важен и нужен. Не удаётся описать влюблённость в каждую мелочь, собранную в Сонхва, не получается найти слов для ощущения комфорта, когда тот рядом с ним. И поэтому он прикасается губами к чужому запястью в поцелуе — просто потому что эти чувства льются через край. Сонхва вздыхает короче, чем раньше, сжимает пальцы и сонно щурит глаза. Волны внутри заходятся в новом шторме, потому что быть таким красивым, когда только просыпаешься, незаконно. Губы Сонхва тянутся в улыбке, видимо, после осознания, кто сидит рядом, и все остальные мысли смываются одной единственной, граничащей с одержимостью. И Хонджун первым делом решает воплотить её в жизнь и целует сжатые костяшки. — Ты чего не спишь? — хрипло бормочет Сонхва, пытаясь прочистить горло. Руку он разжимает и поправляет Хонджуну спадающие на лоб пряди волос. — Выспался. Сонхва задерживается пальцами на щеке и тянет за футболку — в кровать. Нагретое одеяло укрывает плечи, а горячее тело под ним жмётся ближе. Становится ещё удобнее, когда Сонхва обнимает и утыкается в ключицы, а Хонджун касается губами его макушки. — У меня голова грязная, — смущённо шепчут в шею, и за такие слова хочется назвать Сонхва дураком. Под недовольное мычание он ещё раз касается губами волос, в этот раз уже демонстративно. — Хочешь, сходим в душ? — Хонджун предлагает, потому что знает, что в это время все спят. Когда он ложился прошлым вечером, на кухне вовсю шёл спор из-за какой-то игры, и после таких шумных посиделок вероятность встретить кого-нибудь в пять утра невероятно близка к нулю. Никто в это время не задаст вопросов, почему они отправляются в ванную комнату вместе и почему задержатся там. — Хочу, очень, — Сонхва отодвигается, и Хонджун, не сдерживаясь, сцеловывает его улыбку. Скользит пальцами по шее, воротнику мягкой пижамы на пуговках, загривку. Утреннее обожание опять затмевает его рассудок, и осознаёт он себя уже нависающим над Сонхва, пытающимся глубоко дышать. — Но ещё хочу полежать подольше… — Тогда, может, ванна? — Хонджун целует линию челюсти, спускается к шее и показывающимся из-за фланелевой пижамы ключицам. Хочется расстегнуть её и дать себе доступ дальше, к плечам, но в голове колокольчиком звенит отрезвляющая мысль. Не стоит. Если они хотят правда закрыться в ванной на ближайшие полчаса, то сейчас просто потеряют время, а продолжить можно будет и после. — Хороший вариант, — дыхание Сонхва сбивается, когда одеяло откидывается в сторону, и разгорячённую кожу холодит кондиционер. Времени нет, а желание хаотично целовать всё подряд никуда не пропадает, и Хонджун ведёт языком по оголённому из-за задранной рубашки впалому животу, смотря в глаза. Большими пальцами скользит по рёбрам, обхватывает узкую талию и приспускает спальные штаны ровно настолько, чтобы можно было поцеловать выступающую тазовую косточку. — Пойду наберу её? — а сам, в противовес словам, прикасается губами к подрагивающим мышцам пресса и усмехается на то, как сдержанно дёргаются бёдра Сонхва. — Да, пожалуйста, — в голосе опять хриплые нотки, но уже не из-за сонливости, и Хонджун заставляет себя оторваться. Хотя бы потому, что чувствует, как быстро и возбуждённо бьётся сердце, как дрожат у Сонхва пальцы, которые зарываются ему в волосы, и если они продолжат, то ванна быстро забудется. А это правда хороший шанс, который не стоит упускать. — Я быстро, — Хонджун напоследок целует его в щёку и вздыхает спокойно только в коридоре. Он решается взглянуть на себя в зеркало, только когда присаживается на бортик ванны. Вода в ней начинает набираться, и у него есть ещё несколько минут, чтобы прийти в себя. В отражении видно, как сильно горят щёки — что, он надеется, было незаметно из-за тёмных штор в их комнате, — как растрёпаны волосы после сна и пальцев Сонхва, как жутко расширены зрачки, несмотря на яркие лампы под потолком. Хонджун умывается дважды, а мысли о Сонхва здесь, рядом с ним, патокой разливаются по всему телу. Когда начинают дрожать даже кончики пальцев, он опускает их в ванну, проверяя температуру воды. Ещё две минуты наедине с собой и монотонным шумом из крана дают свой результат, и кажется, что дышится легче, хотя воздух тяжелее из-за пара. Перекрывая воду, Хонджун отмечает, что получилось горячее, чем нужно, так что можно не спешить и дать ей остынуть. Он тратит минуту на поиск полотенца в общем шкафу и сверяется с настенными часами в гостиной — пять тринадцать. На пару секунд приходится замереть в коридоре, вслушиваясь в возможные шумы из комнат ребят, просто чтобы убедиться, но всё тихо. Когда он возвращается в комнату, Сонхва обнимает одеяло и прячет в нём лицо. Хонджун даёт ему ещё минутку поваляться, пока ищет среди их вещей чистую пижаму, бельё и новую футболку и относит всё в ванную. Сонхва вставать отказывается, лениво смотрит из-под одеяла и улыбается сонно, будто успел задремать за это время. — Во сколько ты лёг? — Хонджун тянет его за руку, чтобы тот принял сидячее положение. — В… Час? Наверное, — в доказательство Сонхва зевает, прикрывая рот. Хонджун чувствует укол вины за то, что вообще разбудил его из-за каких-то там собственных желаний. Сейчас они кажутся несущественными, в отличие от его прерванного сна. — Может, ещё полежим после ванны? Сонхва согласно мычит, когда поднимается с кровати, а потом потягивается, открывая вид на голый животик, и Хонджун борется с желанием отвести его в ванную сейчас же, чтобы поскорее стянуть эту чёртову пижаму. Сонхва же, не замечая, или делая вид, вытаскивает небольшую бутылочку с ароматическим маслом и, перед тем как выйти из комнаты, берёт Хонджуна за руку. Бессмысленное движение — им придётся отпустить друг друга секунд через десять, когда они окажутся в ванной, — а сердце всё равно заходится в очередном приступе. Щёки у Хонджуна краснеют раньше, чем пар снова горячит лицо. Сонхва капает в воду масло и убирает бутылочку на раковину, пока воздух пропитывается цитрусовым запахом. Хонджун приоткрывает дверь, потому что задохнуться от жары и апельсиновых ноток, пусть и очень вкусных, ему не хочется, а проветрить комнату позже уже не получится. Достаточно всего полминуты подержать дверь открытой, но всё это время прикасаться друг к другу нельзя. Сонхва ловит его взгляд и бесстыже расстёгивает верхнюю пуговицу пижамы. Хонджун думает, что будь он сам безрассуднее, оставил бы дверь открытой нараспашку хоть на всё время, а, может, и вообще бы уложил того прямо на диван в гостиной и довёл бы до стонов без зазрений совести. Но они должны быть аккуратны, и на то, чтобы не рисковать, есть более тысячи причин. Их даже необязательно называть, они просто не должны. Им нельзя. Но это не мешает Сонхва сделать самое развратное выражение лица из всех возможных и расстегнуть ещё одну пуговку, ведь Хонджун может выскользнуть за дверь в случае опасности, спрятаться в их комнате и переживать кризисы под одеялом. Поэтому Сонхва и позволяет себе смотреть таким томным взглядом и вести пальцами по груди, избавляясь от остальных пуговиц. Потому что всё пока безопасно. — Дразнишься, — полушёпотом тянет Хонджун, впиваясь пальцами в дверную ручку. А бессовестное существо рядом с ним улыбается и скидывает пижаму с одного плеча. — Если только немного. Лучше Хонджун задохнётся в апельсиновом паре, чем заставит себя больше ждать. Щелчок, и они заперты в ванной. Ещё секунда тратится на осознание, что можно прикасаться друг к другу, не в своей собственной комнате, под одеялом и в темноте, а в окружении ламп и холодного кафеля. Разве что громкими быть нельзя — Хонджун уже вовсю планирует двухдневное путешествие куда-нибудь далеко, когда им в следующий раз позволят провести неделю с семьями. Было бы неплохо украсть Сонхва в горы, в крошечный дом посреди леса. Где можно спать на двухместной кровати, целоваться где только вздумается и стонать во весь голос. Хонджун очень хочет послушать. Он ведёт носом по голой шее, а руками стаскивает рубашку. Когда его губы очерчивают ключицы, Сонхва выдыхает коротко и присаживается на бортик ванны, разводя колени широко в стороны, чтобы можно было подойти ближе. Чем Хонджун и пользуется, притягивая к себе. Каждый раз, когда они целуются, в голове белый шум и сбитый сердечный ритм. В коротких нежных поцелуях, которые они, кстати, не могут себе позволить столько, сколько хотят, чувствуются поддержка и базовые признания в любви. А сейчас — принадлежность. Им не надо показывать, кто над кем преобладает, потому что они оба уступают при желании второго вести; сейчас необходимо напомнить, что они есть друг у друга, насколько бы сильно мир не давил на них. Что даже если вне кафельных стен каждый второй человек будет их осуждать, они вместе, они нужны друг другу, они справятся. Сонхва наклоняет голову, чтобы было удобнее, и просит о большем — дёргает за футболку, едва слышно мычит в поцелуй, жмётся. А когда Хонджун опускает руку прямо поверх его спальных штанов, он отрывается и тихо стонет в губы. Такие звуки нельзя прятать, и хочется увести его такого в первый попавшийся отель. — Вода совсем остынет, — Хонджун утыкается лбом в лоб Сонхва, растерянного и с расфокусированным взглядом. Тот непонимающе мычит, и Хонджун перемещает руку на резинку его штанов, желая стянуть их поскорее. Вместе с бельём они отправляются к рубашке, Сонхва пальцами впивается в бортик, а Хонджун не может оторваться, перестать рассматривать. По пальцам можно перечесть разы, когда у них была возможность так открыто любоваться друг другом — обычно, в спешке, в возникшем при подходящих условиях желании было не до этого, трата времени, не более. Но как можно назвать Сонхва тратой времени, когда Хонджун продал бы душу лишь за возможность каждый день видеть его таким? Открытым, обнажённым, с красными щеками и побелевшими костяшками. В горле пересыхает. Слова даются с трудом. — Сонхва, ванна. — Да. Да, — тот моргает, как ото сна, и разворачивается спиной. Далее он аккуратно встаёт на дно ванны и, держась за края, медленно погружается в воду. Смотреть за тем, как волны скрывают его тело, оказывается куда менее занимательно. — Не горячо? — Хонджун опускается на колени рядом и опирается о бортик руками, укладывая на них голову. — Нет, всё отлично, — Сонхва прикрывает глаза и глубоко вдыхает витающий апельсиновый аромат. — Спасибо большое. Не прикасаться — кажется Хонджуну испытанием, которое он без сожалений заваливает, опуская пальцы под воду и проводя по скользкой от воды и аромамасла коленке. Движение смазывается, кожа горит от воды и прикосновений, а Сонхва размыкает влажные губы, которые опять хочется целовать. Хонджун сглатывает собравшуюся во рту слюну, что, судя по всему, не удаётся скрыть, и едва разряжённая атмосфера снова искрит. — Ты хочешь, чтобы я..? — говорить всё ещё трудно, проще опустить руку с коленки к бедру и остановиться прямо перед полувставшим членом. Сонхва губу кусает скорее нервно, чем с целью совратить, и плавно, потерянно кивает. — Тогда сможешь сесть ко мне спиной? В голове всё работало чуть проще, но в итоге развернуться должным образом получается. Вода всё ещё взволнованно бьётся о стенки ванны, когда Сонхва упирается в неё спиной, садясь перед Хонджуном. Колени приходится развести, левое остаётся в согнутом положении, правое опускается на дно ванны. Сидеть поперёк неё — не самая удобная поза, но зато куда более интимная. — Умница, — несдержанно шепчет Хонджун в шею, опуская правую руку в воду. Сонхва рвано выдыхает и откидывается ему на плечо, когда ладонь гладит напряжённые мышцы живота. Уловить, от чего именно кружится голова, не получается. Может, виноват пар, или влажные приоткрытые губы Сонхва, или короткие вздохи, которые срываются с них, или твердеющий член, по которому скользят пальцы. У Хонджуна в голове хаос из образов, и он не знает, за что цепляться. Потому что Сонхва льнёт к его плечу и томно смотрит из-под ресниц, и хочется уделить ему всё свободное время и внимание. В какой-то момент даже хочется спустить всю чёртову воду, залезть в ванну и, расположившись между разведённых коленей, взять член в рот, просто чтобы Сонхва стало ещё приятнее. — Хонджун-а, — сбивчивый шёпот отвлекает, заставляет фокусироваться на покрасневших губах. Вода плещется в такт медленным движениям руки. — Я хочу проводить так каждое утро. — Я тоже. В их суетливых распорядках дня сложно было выделить достаточное время на такие вот нежности. Не всегда получалось справиться с возбуждением вместе — иногда им по очереди приходилось идти в душ, а пару раз жаркие поцелуи просто не могли перейти во что-то большее из-за отвлекающих обстоятельств, таких как грядущие съёмки или не справляющиеся без них младшие. И несмотря на то, что тихими и аккуратными приходилось быть двадцать четыре часа в сутки, они всё равно выучили мелкие привычки и особенности друг друга. Начиная от поцелуев в заднюю часть шеи, от которых у Хонджуна мурашки по телу и красные щёки, заканчивая тем, как именно нужно двигать рукой по члену, чтобы Сонхва терял последние капли рассудка. И именно так и делает Хонджун, целуя угол плеча. Обводит пальцем головку, меняет темп с медленного на хаотичный, а второй рукой оглаживает соски, прижимает к себе. У самого член болезненно упирается через шорты в акриловую ванну, но не возникает даже мысли о том, чтобы отвлекаться на него сейчас. Сейчас Сонхва тает в руках, и это единственное, что волнует. Пальцы на его члене опять замедляются. У Сонхва в глазах ноль понимания происходящего. Он, кажется, уже настолько растворился в горячей воде, в прикосновениях тонких пальцев и мягких губ, что иногда забывает дышать. Его бёдра, которые из-за неудобной позы не могут толкаться в ритм, мелко дрожат, и, глядя на них, у Хонджуна в голове возникает мгновенно сводящая с ума идея. — Я хочу кое-что попробовать, ты не против? — такое спрашивать нечестно, потому что Сонхва моргает расфокусированно, пытаясь, видимо, понять слова. Через секунду он кивает и неосознанно тянется вслед за исчезающими прикосновениями. Хонджун расстилает чистое полотенце на пол прямо перед ванной, и Сонхва, уже развернувшийся, выглядит растерянно, когда следит за его действиями. — Иди ко мне, — Сонхва послушно поднимается в ванне, пошатываясь. Скорее всего, от позы затекли ноги, так что Хонджун, взяв в руки второе полотенце, обнимает его, укутывая и давая на себя опереться; вместе они опускаются на пол. Но когда Сонхва встаёт в ту позу, которую он задумал, забывает дышать уже Хонджун. Сонхва стоит на коленях, опираясь о ванну грудью и цепляясь за бортик, сводит немного ноги и пытается смотреть из-за плеча. По голой спине стекают капельки воды, бёдра блестят и подрагивают. Даже если хочется выжечь этот момент в памяти, медлить не получается. — Какой же ты красивый, — Хонджун целует выступающие позвонки, руками поглаживая талию и дрожащие ноги. В голове мысли сплетаются в неразборчивый клубок, и он как в бреду повторяет, — такой красивый, ты такой красивый. Поцелуи со спины плавно переходят на поясницу, затем на ягодицы. Хонджун гладит ладонями внутреннюю сторону бёдер, влажный от воды и естественной смазки член, не зная, как не кончить от одних только звуков, которые издаёт Сонхва. К его тяжёлым вздохам добавляется сдержанное мычание, граничащее с шёпотом. Мысль о том, как сделать ещё приятнее, снова пульсирует в сознании, и в погоне за ней Хонджун не даёт себе опомниться. Обычный, не разморенный поцелуями и прикосновениями Сонхва точно бы покраснел, начал отнекиваться от таких идей, говорить, как это смущает, а пользоваться таким его состоянием неправильно, но… Стон, который издаёт Сонхва, когда Хонджун проводит языком между разведённых ягодиц, стоит всего. И его точно можно было услышать сейчас из коридора. — Хонджун-а, боже, что, что т-ты?.. — Сонхва давит новый стон в ладони, когда горячий язык прикасается к напряжённым мышцам, дразнясь. Хочется услышать его ещё раз, и, видимо, они вместе совсем потеряли рассудок от происходящего, потому что это желание куда ярче, чем любая приходящая в голову причина быть осторожными. Сонхва всё равно прижимает ко рту руку и пытается оглянуться, прогибаясь сильнее. Хонджун проталкивает язык внутрь, и Сонхва скулит. Приходится крепче сжимать пальцы на его коже, чтобы не реагировать на собственный изнывающий от этого член. Двигаться получается, только когда он притягивает Сонхва за бёдра к себе ближе. Хлюпающие, смущающие звуки, кажется, эхом отражаются от кафеля, но Хонджун всё равно слышит только сдержанные стоны и прорывающиеся ругательства. Если бы он знал реакцию Сонхва, то попробовал бы это намного раньше. Возможно, усадил бы его к себе на лицо ещё несколько месяцев назад, когда только впервые задумался о таком. То, что они оба не продержатся долго, становится понятно сразу. Ноги Сонхва совсем его не держат, постоянно разъезжаясь в стороны; Хонджун давится стоном, когда прикасается к себе через ткань шорт впервые за всё это долгое утро, и понимает, что уже готов кончить. Языком он продолжает толкаться, проводить по стенкам и растягивать, а пальцами обхватывает член Сонхва, возобновляя быстрые движения. Их хватает на минуту сбитых темпов и шумного дыхания. Перед оргазмом Сонхва начинает весь дрожать и сжиматься, тянуться навстречу прикосновениям рук и языка. Отрываться от него Хонджун не спешит даже тогда, когда он кончает — как всегда тихо, хватаясь за бортики до белых костяшек, — и двигается внутри ещё несколько секунд до умоляющего всхлипа. К себе притрагивается уже небрежно, не медля, справляясь всего за пару толчков в ладонь. Шорты неприятно липнут к телу. Сонхва сидит на полотенце, откинув голову на ванну, и глубоко дышит. Его хочется целовать, но откуда-то берутся мысли, что ему это покажется противным, так что с этим можно подождать. Хонджун садится рядом, чистыми пальцами зарываясь Сонхва в волосы, массируя, успокаивая. — Ванна совсем остыла, — пытается отшутиться он, разглядывая раскрасневшееся лицо. — Ну и чёрт с ней, — отвечает Сонхва. И тянет Хонджуна за футболку на себя для поцелуя.