Обитаемый пояс

      Стивен внимательно вгляделся в изображение, выведенное на побледневшем за долгие годы использования мониторе.       Несколько едва угадываемых полос на черном фоне, совсем размытых, и тусклое пятнышко посередине одной из них. Крохотная пылинка, зависшая в луче света.       Он тоже был одинок — одинок безбрежно.       Дом, оглушенный навалившейся тишиной и гулкой пустотой комнат, отвергнутый, обступал Стива неуютными сумерками.       Они говорили, что дом — там.       Но Стивен был уверен, что это было обманом; там была только точка. Одинокая точка в пространстве.       Его дом был здесь.       И он не собирался его оставлять.

— 1 —

      — Эй, Стиви! Сти-и-ив!       У крыльца переминались с ноги на ногу Майк и Джереми, соседские дети, закадычные друзья Стива и его младшей сестры Мэри Лу.       Ну же, говорила мать, не заставляй друзей ждать тебя. Иначе придется идти в школу пешком по каменистой дороге, маленький Стиви.       Стив дулся и назло медленно собирался, то искал заброшенную куда-то уличную обувь, то защитную сетку, то не мог вспомнить, куда именно положил свое домашнее задание. Мама сердилась и грозилась пожаловаться отцу. Но Стиви был упрям, и, конечно, плелся в школу на своих двоих, бессовестно опаздывая.       Миссис Андерсон, его вечно занятая по хозяйству мать, разумеется, получала нелестные отзывы учителя и не раз ругала сына за неприлежание.       Дело было вовсе не в том, что Стивен не любил школу: он прекрасно справлялся с большей частью заданий и охотно носился вместе с толпой ребятишек на переменах. Но стоило кому-нибудь в шутку или всерьез упомянуть, что он, Стивен Андерсон, был рожден машиной, а не человеком, как Стив тут же лез в горячую драку, и дело редко ограничивалось словесными перепалками.       Последним, кому не повезло получить разбитый нос, был как раз сосед Джереми.       Поэтому Стив все еще обижался на обоих — на Майка просто за компанию.       Пыльная проселочная дорога, усеянная по обочинам крупными осколками камня, уходила в низину — где, ближе к источникам и тени от скал находился центральный дом поселка.       Стив на его небольшой памяти был за пределами поселения всего один раз — его взяли на детский праздник в соседний городок, и это было восхитительно. Их центральный дом был большим, в два этажа, и у Стива кружилась голова, когда он смотрел вниз — почти полтора человеческих роста!       Поля тянулись с обеих сторон от дороги, и мальчишка, приподнимая защитную сетку над лицом, вглядывался в сияющую даль. Серебристые облака плыли в головокружительной высоте.       Сетку нельзя было снимать ни в коем случае — мошки, крупные, раздражающие гудением насекомые, могли в любой момент атаковать, облепить роем и оставить зудящие волдыри на коже человека. Особенно опасны они были летом, когда животных угоняли с пастбищ на день, с палящего солнца.       Именно поэтому Мэри Лу и осталась дома: гигантское двухдюймовое насекомое оставило громадный след прямо посреди лба заигравшейся на чердаке девочки. Миссис Андерсон, не спавшая всю ночь и торопившаяся отправить старшего сына в школу, теперь хлопотала над снадобьем, купленным на прошлой неделе.       Она, конечно, переживала за Стива. Разбитый нос бедняги Джереми уже отлично зажил, и его мамаша совершенно точно не держала на нее зла. В конце концов, она точно знала, кто был застрельщиком в той схватке.       — Это он у старших наслушался… Глупости легко прилипают. Я поговорю и с ним, и с Майки. Нечего всякой ерундой заниматься.       Дети есть дети, не правда ли? Они точно так же придирались к Пегги Холлидей за слишком вьющиеся волосы или к очкам Патрика Дэниэлса. Но вьющиеся волосы не были такой уж большой редкостью, а с тех пор, как Патрик выиграл окружной конкурс юных математиков и его родителям стало полагаться больше помощи от Граунд Зиро, большинство старалось с ним дружить.       Другое дело — дети от искусственной матери. Даже не от матери… Машина, вынашивавшая человеческих детей, не могла считаться матерью. Поэтому женщины, присматривавшие за такими детьми в яслях в Граунд Зиро, запрещали использовать слово «мама» — это была привилегия тех женщин, которые получали детей в свои семьи и должны были растить их.       Стив не знал другой матери, кроме миссис Андерсон, и ему было смешно слышать, что они с Мэри Лу — не настоящие брат с сестрой. Он считал, что самые что ни на есть настоящие, вон как они были похожи: одинаковые вздернутые носы, любопытные карие глаза, ну и что, что у Стива чуть светлее.       Когда у Тигры — единственной на весь поселок кошки, — родились котята, они все были совершенно разных цветов и оттенков: совершенно черный, два в полоску и дымчато-серый. Никто не посмел и слова сказать, еще бы — кошка была подарена для охраны хранилищ с зерном от вторжений; люди из поселений к северу видели мышей в своих хранилищах. Все четверо — два брата и две сестры, — тут же были поставлены на учет специально приехавшим инспектором, и Лиззи Дэвис, жена старейшины поселка, была обязана отправить всех четверых в добром здравии по прошествии шести месяцев в Баррен Граундс для распределения.       Стив был очень удивлен, когда узнал, что давным-давно у людей было достаточно кошек, чтобы держать их в каждом доме, и деревьев, чтобы сажать их везде. Их было столько, что из них высекали мебель, и это было самым обескураживающим.       В окрестностях их поселения было еще совсем немного посадок, и деревья должны был вырасти только через пару поколений. Но, поговаривали, что вокруг Граунд Зиро уже стоят настоящие леса стройных хвойных деревьев. Стиви бы не отказался погулять по лесу; он видел деревья, еще совсем небольшие, покрытые мягкими колючками, один раз в своей жизни и не предполагал, как может выглядеть его прогулка под многометровыми гигантами.       Картинки в учебниках его интересовали, разумеется, но ответов на его вопросы до конца не давали. Ерзая от скуки на каменной скамье и разгрызая карандаш, которым записывал задание, Стиви пробовал рисовать — и получался частокол и маленькая непропорциональная фигурка человека.       Он рассматривал свой собственный рисунок и пробовал себе представить другой мир, полный воды, деревьев и кошек, отвлекался и получал нагоняй от учительницы. Вздыхал, понимал, что наказан справедливо и шел делать домашнее задание под присмотром старших детей.       Управившись с математикой, он взглянул на следующий предмет, но не успел за него взяться: Майк и Джереми, видимо, вернувшись с пол-дороги, ввалились в библиотеку.       — Эй, Стиви! — заголосил старший Майк от двери, — Миссис Эмс тебя отпускает. За тобой приехал твой па.       Роб Андерсон, сухой и очень высокий, едва помещался за рулем стандартного вездехода, поэтому, видимо, не желая вылезать и так же мучительно влезать обратно, попросил соседских ребятишек кликнуть его сына и обещал всех троих отвезти домой на заднем сидении удобного транспорта, а не школьной развалюхи.       Как хозяин положения, Стив собирался забраться на пассажирское сидение, поближе к отцу, но там, к его удивлению, оказалось занято. Плотный мужчина средних лет улыбнулся и представился детям:       — Доктор Сэмюэл Грин.       Он мог больше ничего не говорить, потому что ребята и сами уже отлично видели, что он не из местных. Доктора, как и большие деревья, водились только в Граунд Зиро, и дети притихли, стесняясь шуметь при чужаке, да еще таком важном.       Высадив Майка и Джереми у соседской ограды, Роб завел вездеход под плетеный навес. На прощанье оба братца таращились во все глаза — будет что рассказать матери, а уж та не преминет посплетничать по внутренней сети с подругами и сестрой, которая жила в Баррен Граундс.       Дома было прохладно и тихо: Мэри Лу спала, а миссис Андерсон коротала редкий час досуга в кухне в компании Долли — только что подстриженной налысо домашней овцы. Вообще их было пять или шесть, но только Долли отличалась достойным поведением и сдержанным нравом, чтобы быть допущенной в компанию миссис Андерсон.       Коротко поцеловав жену в щеку, Роб представил своего гостя. Миссис Андерсон открыла дверь, отгораживающую кухню от перехода в хозяйственный отсек, и Долли послушно вышла.       Уложив на полку противомоскитную сетку и тщательно вымыв руки с куском нового мыла, Стиви направился посмотреть, как себя чувствует Мэри Лу. На самом деле его снедало любопытство, и он бы отдал самое дорогое, что у него было — настоящую модель вездехода, неплохо сработанного из остатков железа, металлической проволоки и — самое главное — настоящего пластикового стекла, вставленного в смотровое окошко игрушки, чтобы послушать, о чем именно будут говорить взрослые.       Миссис Андерсон, убедившись, что Мэри Лу спит и обнаружив Стива тут же, удовлетворенно кивнула и вернулась в гостиную. Стиви, некоторое время пялившийся на ряд почти одинаковых плетеных кукол сестры, положил сумку с учебниками на пол и осторожно, стараясь не шуметь, выскользнул за дверь.

***

      — Не слишком ли рано, доктор? — Роб сцепил руки в замок, и крупные желваки заходили на скулах.       Доктор Грин, видимо, привыкший к таким реакциям, глубоко и горестно вздохнул.       — Это стандартная процедура, сэр. Ваш сын закончит начальную школу ровно через год; и должен будет вернуться для продолжения обучения в Граунд Зиро. Не забывайте, пожалуйста, что такие, как он, принадлежат не вам — они принадлежат человечеству.       Роб, разумеется, это понимал, он кивнул.       — Роберт, — обратился доктор к обоим. — Маргарет Ли. Ваша работа, которую вы так тщательно и с полной отдачей выполняли, является неоценимой… для всех нас. Для планеты. Для всех тех, кто живет здесь.       Опустив глаза, миссис Андерсон, тихо ответила:       — Мы просто любим его, доктор.       — Я знаю. Что, если не любовь, движет всеми нами? Любовь к вам подвигнет вашего сына создавать новые машины, учить или лечить людей.       Стиви видел, как доктор сочувственно смотрел на мать, но понимал, что тот вовсе не сопереживает им. Он сам еще толком не разобрался, от чего именно так грустны взрослые — от того ли, что он наконец увидит Граунд Зиро и большой лес своими глазами?

***

      Он тогда был еще слишком мал, чтобы понимать, что такое «прощание» и что такое «навсегда». Планета культивировала людей так же, как злаки или металл.       Доктор из Граунд Зиро осмотрел Стиви, дал мистеру и миссис Андерсон рекомендации относительно развития ребенка. С его точки зрения Стиви был прекрасно воспитан и особенно советовать было нечего, в основном это были пожелания.       Потом достал лист бумаги из портфеля и попросил Стиви написать несколько несложных заданий-рассуждений о том месте, где Стив живет, кем бы Стиву хотелось стать в будущем.       Ободренный таким вниманием к собственной персоне, Стив с удовольствием описал свои желания: увидеть лес, — для верности он подкрепил желание рисунком, все тем же самым частоколом и человечком, — и стать как отец — тем, кто обеспечивает добычу руды для людей и тех неведомых, которые живут на больших станциях, кольцом окружающих планету.       Работа Стиви очевидно понравилась доктору, он похвалил Стиви и сказал, что весьма доволен. Но рисунок забрал с собой, и это расстроило Стиви — ведь рисунок можно было легко вырезать лезвием из тонкой бумаги и подарить Мэри Лу или маме.       Коротко распрощавшись на крыльце, доктор пошел по дороге, залитой палящим солнцем; видимо, он не привык ходить под сеткой: она ему мешала. Стиви смотрел на это нелепое зрелище, и не верил, что где-то могут быть места, где люди бы ходили без плетеных сеток по открытой местности не рискуя быть изъеденными мошкарой.       — Куда он теперь?       — За дочкой Хантеров, наверное.       Миссис Андерсон смахнула с глаз слезы. Только теперь она дала себе право выдохнуть — не на виду же у этого столичного субъекта. Роб обнял жену за плечи, понимая, что не может спасти их от этого несчастья.

***

      Год казался Стиву необъятным временем, для него это «спустя год» было недостижимым будущим. Для него дни шли по-прежнему, он ходил в школу, пропадал после заката — после того, как стихало однообразное нытье роев мошкары над домом, — с соседскими детьми, дрался в школе, получал плохие и хорошие оценки…       Он мало обращал внимание на то, что говорят о таких же, как и он, рожденных машинами. Мало ли что болтают. Но помимо воли стал больше внимания обращать на тех, о ком говорили: о Греге Беллами, о Пэтси Хантер.       Родители Грега жили дальше всего, почти на краю песчаного моря — сплошной пустыни. Их домик, собранный из плоских каменных плит и листов металла, иногда заметало песком так, что было сложно отличить его от пейзажа. Грег был рослым мальчишкой, хорошо знавшим стихи и много читавший книжек. Стив, поддавшись мнению большинства, считал его задавалой. Пэтси, тихая соседская девочка, очень мало общалась с мальчишками, до паники боялась снимать сетку и вообще была довольно пуглива — поэтому никакого интереса для общения не представляла.       Каким-то шестым чувством Стив понимал, что их всех — его и этих двоих, — связывает некая, пока не очень осознаваемая общность. Но никаких шагов к взаимному общению не делал — еще чего, задавалы и девчонки вовсе не были ему подходящей компанией.

***

      — А что, Стиви, ты побываешь в Граунд Зиро? — спросил Джереми, подкидывая свою фишку во время очередной вечерней игры, что-то вроде продвинутого варианта «орла и решки».       — Я не знаю, Джерри, я уже сто раз тебе говорил. — Стиву не нравились такие разговоры, и, когда они начинались, он торопился уйти домой.       Майк поддел свою фишку, вытащил и выбросил на размеченное поле, где уже лежали несколько разноцветных кружков Стива и Джереми.       — Я думаю, что вас с Пэтси и Грегом сделают докторами. Вернее, тебя и Грега — врачами, а Пэтси будет выращивать детей в яслях.       М-да, Пэтси бы пошло — она иногда даже в школу таскала свою потрепанную куклу с раскрашенным личиком. Стив никогда не видел совсем маленьких детей, поэтому, в его представлениях, они были уменьшенными копиями их-восьми-десятилетних. Немного похожих на плетеных кукол, с которыми играли девочки их поселка, да и всех окрестных тоже.       — Я еще не знаю, что и как там будет, — проворчал Стив, подбирая проигравшую фишку Джереми. — Завтра отыграешься!       — Завтра рождество, Стив, не забыл? Мы с мамой поедем в Барренс, к тете Лили. Поэтому будешь скучать без нас.       Рождество! Вот как… Значит, прошло полгода.       Половина отмеренного срока — как половина пройденного пути. Если в начале ты не наблюдаешь конечной точки, и путь кажется бесконечным, то на середине ты останавливаешься, переводишь дух и уже можешь видеть, куда придешь.       Впервые Стиви стало страшно от неотвратимости этого надвигающегося будущего. Не по себе. Он смотрел на макушки увлеченно тасующих фишки друзей и понимал, что эта черта отделит их от него, вернее, уже отделяет.       И, самое ужасное, от родителей. От Мэри Лу и от учителей.       От его дома.       Может быть, навсегда.

***

      В то Рождество Стиви подарили настоящий альбом для рисования. Таких нельзя было найти ни в их маленьком поселении, ни в окрестностях, ни даже в Барренсе. Стиви подозревал, что этот интересный и привлекательный предмет — из Граунд Зиро, но спросить боялся, потому что знал, что ответ будет «да».       — Мама!       — Что, дорогой мой?       — Я хочу спросить у тебя.       — Спрашивай, спрашивай.       Стив покосился на Мэри Лу и отца, усевшихся на диване: уже порядком вымотанная долгим праздничным днем сестра лежала и слушала сказку, которую ей читал — удивительно мелодично и вдумчиво — Роб.       Миссис Андерсон понимающе кивнула.       — Что ж, молодой человек. Тогда потрудитесь, пожалуйста, помочь мне убрать посуду.       Совсем как взрослому.       Стиви, аккуратно несущий перед собой три тарелки, сложенные стопкой, торжественно вошел за мамой в полутемную кухню. Миссис Андерсон забрала у сына тарелки, осторожно поставила их в вакуумно-насосный аппарат. Чистой воды все еще не было вдоволь, и повсеместно использовали древние вакуумы, сконструированные еще Первопоселенцами.       — О чем ты хотел спросить, Стив?       — Мама, а меня отдадут обратно машине?       Маргарет Ли склонила голову, не уловив смысла вопроса.       — Ну… Если меня родила машина, и теперь меня забирают в Граунд Зиро… Это значит, что меня вернут обратно ей?       — О, мой маленький, нет, конечно! — Миссис Андерсон прижала сына к себе, так крепко, что почувствовала, как громко и взволнованно бьется маленькое сердце, совсем рядом. — Тебя не отдадут никакой машине.       Она отвела Стива ближе к окну. Грустная Долли неуверенно мяукнула, когда хозяйка выпроводила ее с плетеного коврика-лежанки, и удалилась в приоткрытую дверь, ведущую в отсек с собратьями.       — Тебя заберут, потому что пришло время продолжать учиться серьезным наукам. Ты нужен нашей земле и нашим людям. — Она говорила твердо, но глаза ее предательски блестели, и Стив был уверен: надо держаться, не нужно плакать прямо сейчас, чтобы мама не расстроилась еще больше.       — А Мэри Лу? Может быть, и она со мной поедет?       — Нет, дорогой. Она будет ждать тебя здесь. Будет помогать нам с па: у нас много земли, нужно водить большие машины. Мне нужна будет помощь здесь, с животными. Понимаешь?       Стив не понимал, но, наверное, мама была права. Если уедет и Мэри Лу, маме и папе будет очень одиноко.

***

      Он плохо помнил тот день, когда покинул свою семью. Вернее, помнил множество деталей, которые никак не желали складываться в стройную картинку — все плыло от слез, сливалось в общую мешанину и создавало общую, весьма причудливую и невеселую картину.       Доктор Грин, все тот же щеголь, так и не освоивший премудрости ношения сетки, забрал его в назначенный день и час, как и было условлено.       Накануне Стив повидался с Майком и Джереми в последний раз — они вновь резались в фишки, только вот атмосфера отчуждения была такой густой, словно ее можно было резать ножом. Ребята строили планы на каникулы, решали, как лучше сбежать из дома через Западную Пустошь в Барренс, к кузенам, обсуждали, где лучше всего ловить мышей и как обучать их трюкам, и прочую занятную ерунду. Стив слушал об этом грандиозном веселье и чувствовал себя до крайности одиноко. Он-то знал, что ни в чем из этого не сможет поучаствовать.       Граунд Зиро теперь пугал его одним своим наличием. Название звучало грозно, а леса, окружавшие Первопоселение, казались угрожающими и враждебными. Что за люди там живут, и живут ли вообще? Быть может, и Граунд Зиро — не поселение никакое, а просто громадная механическая штуковина, производящая людей и потом отбирающая их у родителей? Что это за бездушное устройство, обосновавшееся там, где люди впервые высадились на планете?..       Он спал чутко, слышал, как в комнату заглядывала Мэри Лу, как мама поправляла одеяло. Слышал тяжелый вздох отца под дверью, уже под утро. Он, наверное, тоже не сомкнул глаз.       Нехитрые пожитки Стива, планшет и игрушки были уложены в спинной ранец. Миссис Андерсон, только на днях починившая сетку для Стива, сомневалась: нужна ли в Граунд Зиро такая или нет. Ее сердце рвалось на части, и она не знала, куда себя деть, переходя с места на место.       Завтрак был совершенно обыкновенный. Стив по привычке попытался нашарить ногой ранец, который бросал у ножки стола, чтобы скорее схватить его и умчаться в школу. Мэри Лу, серьезная и сосредоточенная, принесла ему маленькую плетеную вещицу — она сама ее сделала, на память. Это не на шутку растрогало Стива, он привык, что сестра, как и все младшие дети, довольно эгоистично ведет себя.       Но не сегодня.       Не успела миссис Андерсон пригласить всех посидеть в гостиную, как с улицы раздался гудок большого шестиместного вездехода, притормозившего у самого покрытого плотной сеткой крыльца.       Последнее мгновение тишины раскололось от этого протяжного тоскливого звука, гостиная, такая тихая, зашумела суетой, заплакала вслух Мэри Лу.       Стив, уже не принадлежащий этим знакомым до боли стенам, тесной кухне, крыльцу с сеткой, опять грустной и опять всем мешающей Долли, вышел на крыльцо и увидел, как мир вокруг колышется в потоках слез. Не разбирая дороги, спустился с крыльца и застыл на мгновение перед распахнутой дверцей бокового сидения. У дальнего иллюминатора, растрепанная и тоже заплаканная, сидела Пэтси Хантер, комкающая в ладонях узелок с прощальным подарком — тонко нарезанными ломтиками нойны.       Маргарет Ли Андерсон уронила голову на плечо мужу.       Вездеход фыркнул, вычихнул облако пыли и покатил к родителям Грега, на край Западной Пустоши.

***

      Их планета не была — их.       Они были здесь пришельцами, чужими. Стивен Андерсон, личный номер ID 5687, узнал об этом на первом же уроке в новой большой школе в Граунд Зиро.       Школа была невиданных прежде размеров: огромное здание, без сеток на окнах, вместо них — прозрачные стеклопластиковые пластины. Классы, вмещающие по сорок детей, столько детей сразу, как Стиву было известно, не было во всем их поселении и окрестностях. Ровные стены, широкие переходы. Удивительное во всех отношениях место.       Доктор Сэмюэль Грин, оказавшийся заместителем директора этой школы, приветствовал новых учеников на специальном собрании, где коротко рассказал о Граунд Зиро и о том, что будет с ними, детьми, происходить дальше.       Как и говорила мама, речь шла всего лишь о продолжении обучения. Стив немного успокоился и после переживаний долгого пути и первых двух-трех дней на новом месте, начал чувствовать, что ему даже немного любопытно. Он говорил себе, что это не навсегда. Что он сможет закончить учебу и вернуться в их безымянное, богом позабытое поселение. Или хотя бы в Барренс, а оттуда уж… рукой подать.       Всем ученикам надлежало носить форму — одинакового цвета платья и рубашки, с нагрудными знаками, обозначающими класс и группу. Класс — это понятно, их Стив закончил уже четыре, и предполагал, что сейчас пойдет учиться в пятый по счету. А группа, как оказалось, объединяет разновозрастных учеников по профилю обучения: инженерные науки и математика, биология, планетология и астрофизика. Наверное, он сможет со временем разобраться, как и что.       Ученики жили рядом со школой, в отдельном здании, тоже большом и тоже пугающем своими окнами, коридорами и даже лифтом. Стиву было вполне привычно делить комнату с кем-то, ведь совсем недавно у него была Мэри Лу, поэтому он даже обрадовался, когда первый из двух новых соседей вошел в их новое жилище.       — Меня зовут Норрис. — Стив еще ни разу не видел таких мальчиков, хотя Майк и Джереми были довольно темнокожими, но они все-таки не могли сравниться.       — Я Стив. — И, поколебавшись, спросил, — У тебя есть сестры или братья?       Тот, белозубо улыбаясь, гордо ответил:       — Семь.       Ах вот оно что. Стало быть, у его матери, как и у кошки Тигры, появились несколько детей разного окраса. Это было занятно. Пока Стив не вспомнил, что они — жертвы общего несчастья. Точнее, машины, которая произвела их на свет.       Вторым соседом, гораздо менее интересным, оказался Грег. Его-то Стив знал как облупленного, и расспрашивать его было совершенно не интересно.       Оказалось, что, несмотря на то, что они все теперь стали самостоятельными, все ученики, и новые и старые, обязаны были соблюдать правила школы. Не опаздывать на занятия, к примеру. Просыпаться одновременно, завтракать, обедать и ужинать в общей столовой на первом этаже, в просторном холле можно было в свободное время устроить игры или соревнования.       Детям из тесных фермерских лачуг, выросших на задворках планеты Эдмундс, было все в новинку. Их всех объединяло то, что они были единоутробными сестрами и братьями — большая механическая мать вырастила их в своем чреве, их вырастили в общих яслях. Но кто они были и откуда — наверное, как раз этому и должны были их научить.       Стив отлично помнил, как впервые посмотрел на изображение, с которого начался первый урок их первого дня обучения.       В темной глубине бескрайнего космоса, посреди пустоты в едва различимом луче света зависла крохотная точка, такая маленькая, что, если не укажут на нее, то и не заметишь вовсе. Такая маленькая и совершенно беспомощная.       Их прежний мир.       Когда-то давным-давно Стив, еще совсем маленький, упал в чан со свежей водой, очень холодной, предназначенной для вымачивания шерсти, только что состриженной с Долли и ее товарок. Он помнил острое ощущение холода, мгновенно впившегося во все его тело, помнил, как захлебнулся им еще до того, как лицом коснулся воды. К счастью, мама услышала плеск и успела вытащить маленького Стива, побелевшего и ужасно дрожащего. Она не ругала его и не стыдила. Она была просто тихо счастлива, что успела.       В тот момент, когда Стив смотрел в изображение, его вновь настигло ощущение тотального холода. Он был там, совершенно один в ледяной воде, в пустоте, плотно обступившей со всех сторон. Он смотрел и не верил в то, что эта маленькая, едва заметная белая точка — их мир.       Их изначальный мир.       Стив бросил взгляд в окно, большое, затянутое стеклопластиком. Здесь не было нужды в сетках — все окна были герметично закрыты, а на улице было безопасно, потому что Граунд Зиро был по сути большим куполом, укрывавшим Первопоселение от пыльных бурь и прочих несчастий. Стив подумал о том, почему бы всем поселенцам не жить здесь, под защитой прозрачного щита.       Концентрическое устройство Первопоселения в общем хранило изначальную структуру развития первоначального лагеря. Нулевой лагерь содержал в себе законсервированную станцию Первопоселенцев, и первые серьезные постройки были только на границе первого и второго Кругов. На этапе освоения первых месторождений, еще без помощи извне, они выглядели довольно скромно. Однако успехи в первичном земледелии были уже видны, и некоторое количество пашен даже сохранилось с тех времен.       Самые большие и впечатляющие сооружения находились в пятом круге — это был этап первичного взаимодействия со Станциями. Тогда, спустя пятьдесят один год с момента прибытия Первопоселенцев, на дальних орбитах планеты появились двадцать громадных станций, прибывших с той маленькой точки сбоку экрана учительского монитора.       Стиву было сложно себе представить этот путь и страдания, которые вытерпели люди на пути сюда. К сожалению, Станции так и остались на орбите — маленькая и скудная планета Эдмундс не могла обеспечить больших нужд почти десяти миллиардов новоприбывших. С тех пор на протяжении двухсот тридцати лет земляне продолжали комфортно существовать на своем своеобразном кольце вокруг планеты.       Взаимодействие было построено просто и довольно эффективно: богатые ресурсы планеты добывались, перерабатывались и переправлялись на станции. В обратном направлении поставлялись технологии, изделия, лекарства.       И эмбрионы.       Десять миллиардов людей на орбите не могли размножаться.       Искусственная гравитация и нарушения циркадных ритмов за поколения в пути до планеты Эдмундс сделали почти невозможным естественное зачатие и рождение детей на орбите. Стив поднял глаза к куполу, отгораживавшему Первопоселение от неба и далеких Станций.       Так вот откуда они все пришли.       Безучастное небо было затянуто облаками, и лес, там, за куполом, в одно мгновение переставший быть интересным и привлекательным, вздохнул от особенно сильного порыва ветра.       Там, у него над головой, тоже были его родители. Стив уже и сам не знал, жалеть или ненавидеть маленький мир на пылинке, так грубо вмешавшийся в его жизнь.

— 2 —

      За двести восемьдесят лет — все время, как люди жили на планете Эдмундса — лес, высаженный еще Первопоселенцами, достиг поистине громадных размеров.       Первопоселенцев было двое, мужчина и женщина. Адам и Ева этого мира. Их историю передавали из уст в уста, отдельная статья была посвящена в учебнике истории.       Первопоселенцы выполнили непосильный для пары человек и нескольких машин труд — они сделали значительную часть планеты доступной для освоения. У них был бесценный опыт освоения новых земель многими поколениями до них на Старой Земле.       Они картографировали практически всю доступную поверхность планеты, обнаружили источники воды. Сумев найти способ справиться с эндемичной формой жизни, они очистили воду и тем самым способствовали неуклонной стабилизации климата. Уже третье поколение поселенцев увидело настоящий дождь с неба — воочию.       Стабилизация климата и воссоздание почвенной микробиоты положило начало агрикультивации земли — сначала в масштабах крохотных пробных наделов, потом — все больше и больше. Все возделываемые земли, которые были в распоряжении у эдмундсиан, начинались с маленьких огороженных камешками участков на территории нулевого лагеря.       Эксперименты с геобионтом и воздействием на него живой ткани с ДНК и обратная реакция показали, что наилучшие результаты показывают грибы. Структура и способ организации грибниц разных видов и свойства редуцента значительно ускорили процессы почвоформирования, заодно решили некоторые продовольственные проблемы растущей колонии.       Первые деревья, посаженные рядом с территорией Первопоселения, на большой пустоши, уже достигли оптимальной высоты и, пользуясь все еще впечатляющей силы ветрами планеты, планировали распространяться. По крайней мере, об укоренении нескольких видов за последние сто лет докладывал ряд поселений.       Таким образом, колония сумела продержаться и даже определенным образом преуспеть вплоть до прибытия Станций с землянами, сформировавшими своеобразное кольцо вокруг орбиты Эдмундса.       И все это было не чудом.       Это был каждодневный неустанный труд на благо всего человечества, и того, которое родилось уже на этой планете, и того, что избежало страшной гибели в удушающих объятиях старого мира.       Первопоселенцев было двое.       Теперь колония значительно разрослась — население только Граунд Зиро составляло более восемнадцати тысяч человек, а тех, кто жил в поселках, поселениях и городках вроде Барренса, насчитывалась еще примерно столько же.       Для масштабного заселения всей планеты это были очень маленькие цифры, но Стивен уже знал, что когда-то в незапамятные времена численность всех человек на земле составляла не более двух тысяч. Это всего лишь вопрос мотивации и времени, говорил пожилой учитель, читавший лекции по истории древней Земли.       Как эти две тысячи человек, не обладавшие ни знаниями, ни технологиями, ни ресурсами сумели выйти победителями из схватки с природой? Простой выбор: останешься, остановишься на месте — погибнешь, пойдешь на поиски безопасности, пищи, новых земель — выживешь. И, быть может, будешь процветать.       Никакого тайного знания, только инстинкт, въевшийся в кровь. Когда-то давным-давно его далекие предки смотрели на звезды и определяли по ним путь. А затем, на рассвете, гасили костер и уходили — за горизонт, к новым, неисследованным землям.       И на эту маленькую и неприютную на первый взгляд планету их привел этот же самый инстинкт. Они были странниками, не так уж важно, на своих двоих с копьем наперевес или на громадном космическом корабле.       Разведанные подземные ресурсы некоторых железосодержащих первичных руд, меди, марганца делали освоение этого мира вполне перспективным, по крайней мере, железный век наступил бы здесь гораздо раньше, чем на Земле.       Стивен предполагал, что — следуя детской мечте, пожелает стать инженером-горняком, как и его отец. Но, спустя буквально пару занятий в группе, понял, что если не ошибся, то поторопился. Роботы пугали его, страх, запечатленный в детской памяти — маленький Стиви, которого дразнят соседские детишки за то, что его родила машина. Он пробовал поговорить об этом с преподавателями, с комиссаром, который определил его на это отделение.       Он бросил посещать занятия в четырнадцать. Он думал, что сможет сделать выбор; но никто ни у кого не спрашивал. Простое распределение. Пэтси Хантер, точно так же принудительно попавшая в группу, в которой готовили будущих педагогов, точно так же не смогла убедить школьных кураторов.       Из маленькой и испуганной девчонки Пэтси выросла в худенького запальчивого подростка, впрочем, отходчивого и отчаянно смелого. Она не боялась ни выволочек за плохие отметки, ни самых страшных акробатических трюков на спортивных занятиях. В один из дней, когда Стив вновь прогуливал занятия — сидел на плоской крыше школы и смотрел в небо, — она появилась рядом с ним, усевшись на свернутую накидку, заявила, что хочет вернуться в родной поселок.       У Стивена екнуло сердце — он, разумеется, тоже очень хотел бы вернуться к своим. Хотя бы ненадолго. Посмотреть, как там мама. Поговорить с Робом. Обнять Мэри Лу. Наверное, за прошедшие годы она уже обогнала ростом Маргарет Ли. Вопрос Пэтси состоял, в общем, только в том, что у нее не было сетки. Как и Стиву, посчитав, что она будет лишней, родители не положили сетку.       Потому что из Граунд Зиро не возвращались.       Они больше не говорили на эту тему, старались не встречаться взглядами. Потому что, как только это происходило, тоска удваивалась, и наличие совсем рядом потенциального сообщника делало возможность побега все более реальной. Не сказать бы, что школа и вообще Граунд Зиро как-то по особенному строго охранялись, но условия жизни здесь были лучше и безопаснее, чем где-либо на Эдмундсе. Может быть и побегов поэтому было не так много. На ученика Андерсона особенно не обращали внимания, пока его успеваемость не стала хромать так, что его пришлось оставлять в учебных аудиториях почти на все светлое время дня.       В тусклом свете низкопотребляющих ламп, Стивен хмурился и листал электронный учебник по инженерной графике, совсем новый, присланный с Кольца Станций несколько месяцев назад. Пэтси подошла к нему близко, так, чтобы слышал только он.       — Я сплела сетку. Я уйду отсюда, как только представится возможность.       Стивен ничего не ответил. Но Пэтси правильно поняла его молчание.       У них в распоряжении были карты — отличные, недавно обновленные карты. Однако дети опасались, что по маячкам на картах их смогут найти быстрее, чем они выйдут за периметр Граунд Зиро. А еще Стивен боялся леса. Он так и не смог там побывать, и море деревьев, видневшееся за окнами, казалось ему спиной неведомого зверя, утыканного гигантской щетиной.        Дорога от поселка, как припоминал Стивен, до Граунд Зиро на хорошем, вместительном и быстром вездеходе заняла почти сутки. Он никогда в жизни не ездил так далеко, и был очень впечатлен. Пэтси, сидящая рядом, угостила его кусочками сахарного яблока, которое ей дали на прощанье родители: их ферма считалась лучшей среди множества округов.       С точки зрения Стивена уход был правильным — даже если его произвела на свет какая-то машина, то даже в этом случае его нельзя было переставлять с места на место, как послушные сеялки и жнейки.       Он был человек и шел искать свое предназначение.

***

      Сетка, сплетенная Пэтси, никуда не годилась.       К счастью, накидка, представлявшая собой довольно большое полотнище, могла укрыть от непогоды их обоих. Поэтому накидку Стива они расстелили в небольшой расщелине, а второй, принадлежавшей Пэтси, затянули небольшой навес, сооруженный из наломанных веток.       За все то время, пока Стив учился в одном классе с Пэтси, он несколько раз успел пересмотреть свое мнение о ней. Зажатость и скованность растрепанной девчушки с фермы быстро уступила место шквалу новых увлечений, когда девочка хваталась за всякие любую мало-мальски захватывающую идею и носилась с ней, иногда доводя до белого каления соседку по комнате, Грега, Стива и всех, включая некоторых учителей.       Однако вскоре она немного остепенилась, встретив, наконец, увлечение, которое ей было совершенно по душе и пожелала перейти в группу будущих инженеров. Пока это оставалось просто разговорами никто и не думал, что весьма скромного роста Пэтси окажется такой упрямой и решит покинуть школу — потому что так решила.       Она возилась со сломанными будильниками, чужими планшетами и учебниками, чинила простеньких роботов-дронов, быстро освоив нехитрые технологии. Но Пэтси было этого мало.       Патриция Хантер хотела строить межзвёздные корабли — как только на месторождениях начнут добывать столько руды, сколько потребуется, чтобы выстроить корабль.       Неплохо владея механикой, она сумела соорудить гораздо более устойчивый навес, чем Стиви, чье творчество развалилось буквально на глазах.       Им предстояло переночевать в этом ненадежном убежище и продолжить путь. По расчетам Стива, они должны были выйти к Барренсу на четвертый день — а потом попросить кого-нибудь подбросить их через Западную пустошь прямо к дому.

***

      Первопоселенцы, попавшие на эти земли, совершенно лишенные растительности и ресурсов, сумели подготовить ее для следующих поколений. Они могли немного, но сделали все, что было в их силах.       Однако этим поколениям еще предстояло появиться на свет — и это было самой большой проблемой. У первых людей не было надежд вернуться на Землю, они были обречены завершить свой путь на Эдмундсе. Но те, кто останутся после них, должны были быть обеспечены достаточными возможностями для последующей колонизации.       Так в итоге и вышло — крипта с двумя скромными надгробиями, высеченными благодарными потомками, находилась в Граунд Зиро, неподалеку от базового лагеря Первопоселенцев. Там же нашли последний приют и два больших робота, помощники людям во всех делах.       Первопоселенцы привезли с собой лабораторию, специальный отсек с инкубаторами, способными вырастить эмбрион подобно матке женщины, устройства и машины. Да, Стив знал, что изначально людей должно было быть больше — это значительно облегчило бы задачу Амелии Брэнд. Но в ее распоряжении остались только два робота и Джозеф Купер, решивший возобновить участие в миссии после того, как удостоверился, что человечество вывезено с Земли и в полном порядке следует к новообретенной потенциально обитаемой планете.       Первые дети появились на свет на десятом году основания колонии — если брать за нуль дату, в которую «Эндьюренс» появилась на орбите планеты.       После них, первых шести, был перерыв в пару лет — затем инкубаторы стали работать почти бесперебойно. В последующем, когда население колонии стало чуть старше, два из десяти исправных инкубатора Купер, не утративший сноровки и делового подхода, перенастроил на животных. На планете, в той зоне, что позже будут называть Обитаемым кругом, появились первые овцы и козы.       Цианобактериальные колонии, провзаимодействовавшие с зараженной геобионтом водой, как оказалось, прекрасно формируют почвенные маты, почти аналогичные земным — на них укреплялись первые растения. Растительный мир планеты долгое время был представлен хвощами и папоротниками, однако хвойные деревья, в особенности сосны, прекрасно себя чувствовали и начали формировать леса уже к четвертому поколению колонистов.       Разумеется, изначально детей было намного больше взрослых — в пять раз. Постепенно, в течение прошедших двух веков, демография выровнялась, приобретая более привычные очертания.       Колонисты вырастали и уже не зависели от инкубаторов — плодились и размножались, как было сказано в каком-то древнем писании, прибывшем на планету Эдмундса с Первопоселенцами. Разумеется, для обучения подрастающих поколений требовалась какая угодно работающая система — и Первопоселенцы точно так же, как на старой доброй Земле, принялись использовать школьную.       Проверенный веками метод работал, абсолютное большинство детей освоили школьную программу. В качестве преподавателей прекрасно зарекомендовали себя оба робота. Доктор Брэнд передавала детям свои знания по медицине, а Купер учил работать со всякими железяками, причем не только паять и резать, но и учить уму-разуму. Разумеется, в помощь им была придана вся библиотека «Эндьюренс».       В первые годы, когда ресурсов еще катастрофически не хватало, а население уже росло, визуально колония выглядела весьма и весьма плачевно: истрепанные бурями навесы и побитые каменными градами модули. Да и места в них стало не хватать. Не отметая здравого предложения, какое-то время часть поселенцев жила в скальных расселинах, укрепленных и оборудованных.       Сколько бы ни негодовали высокоразвитые, цивилизованные люди, отправлявшиеся сквозь кротовую нору к дальним берегам Вселенной, что их потомки будут жить в пещерах, как их собственные доисторические предки, обогреваться у костров и носить плетеные из высушенных стеблей растений защитные накидки, человечество неукоснительно доказывало примитивными орудиями, и неизменной находчивостью, и рациональным подходом к проблемам, что оно ни разу, ни на секунду не утратило главный инстинкт — инстинкт выживания.       Семьи на Эдмундсе стали формироваться почти сразу — пары и группы людей стремились жить обособленно, в первую очередь, чтобы не обременять главный лагерь растущими аппетитами. К счастью, места для расселения было предостаточно, и вся земля, нынче застроенная зданиями Граунд Зиро со второго по шестой круги — некогда была первыми наделами и приняла в себя первые семена и подарила людям первые урожаи.       Материалы для постройки домов появились как побочный продукт расширения жилых пещер. Масса больших и маленьких глыб, вытащенных на поверхность, послужила первыми кирпичами. Впоследствии именно каменной кладке будут отдавать предпочтение местные фермеры, как самой надежной защите от ветра и непогоды. Впоследствии были разведаны месторождения осадочных пород, пригодных для изготовления глины. Это положило начало производству и строительству примитивного кирпича. Рецепт был извлечен на свет божий из древнеегипетских папирусов — и оказался действенным, спустя пять тысяч лет, в другой Галактике.       Первопоселенцы прожили долгую и счастливую, хоть и полную забот о новой колонии жизнь. Умерли они совсем не в один день — Купер пережил свою Амелию почти на десяток лет, и все оставшееся ему время был весьма и весьма суров и неразговорчив. Когда и его время пришло, первые их потомки, достигшие к тому моменту вполне зрелого возраста, захоронили их вместе.       «Их» потомки — Стив это понимал, — было сущей условностью, потмоу что все без исключения дети были рождены из эмбрионов, переживших межзвездное путешествие. Не исключено, что доктор Брэнд могла использовать их с Купером генетический материал для воспроизводства. Однако об этом не сохранилось ни одной записи и вообще не было принято разговаривать вслух. Все дети считались одинаковыми — их общими детьми.       Несмотря на все трудности, колония росла.       Появление громадных обитаемых Станций стало событием невиданным никогда ранее. Несуеверные обитатели маленьких колоний начали гадать, что бы это значило: что могут им принести пришельцы из далекого незнакомого мира.       Однако контакт, состоявшийся очень нескоро, успокоил большую часть эдмундсиан — беглецы с далекой Земли вовсе не собирались отбирать у них земли, как либо ущемлять или еще как-нибудь чинить им препятствия в развитии и процветании.       Скорее наоборот, практически полностью самообеспечивающиеся корабли были практически полностью истощены — за полуторатысячелетний полет ресурсы, необходимые для поддержания жизни десяти миллиардов человек, иссякли практически до нуля. Поэтому новоприбывшие нуждались в помощи жителей маленькой колонии.       С помощью десятков посадочных модулей на поверхность были доставлены сотни машин, устройств и аппаратов. Многие технологии, выполняемые до этого вручную, оказались автоматизированы, и это сильно облегчило жизнь эдмундсиан. Усложнило же то, что многочисленные разработки руд и месторождений возродили прежнюю проблему — пыль. Вновь появилась опасность пыльных бурь и урона для урожаев.       Несмотря на большие ожидания, контакт с землянами не состоялся — так, как это видели люди, рожденные в новом мире. Они ждали прибытия братьев — но ковчеги так и не приземлились.       Поначалу встал вопрос о карантине. Люди с Земли могли принести, сами того не осознав, гибель всем, живущим в колонии.       Еще одной причиной изоляции орбитальных станций стало видовое разнообразие на них — и скорость эволюции ряда видов. Обыкновенная мошка, затесавшаяся в механизмы больших машин, спускающихся с орбиты к месту разработок, стала родоначальницей ныне угрожающего вида — громадных низко гудящих насекомых, из-за которых колонисты, проживающие вне защитного купола, обязаны носить специальные плетеные сетки.       Несмотря на то, что многие технологии и алгоритмы теперь были доступны, ресурсы определили образ жизни. Одежда в основном была домотканой, сшитой специальными машинками. Мебель — в основном камень и металл, деревянная мебель считалась кощунством, и многие колонисты вообще не могли привыкнуть к мысли, что из деревьев можно вырезать что-нибудь или рубить их, хоть для обогрева, хоть для забавы.       Важной проблемой колонии, а теперь и прибывших, было энергообеспечение — откуда взять электричество для аккумуляторов. В первое время использовали солнечные панели. Потом, когда их стало не хватать, начали возводить ветряные мельницы. Всего этого, разумеется, было, может быть и достаточно для обеспечения примитивного фермерского хозяйства, но для большого поселения, разумеется, это было слишком мало.       Земляне, обеспокоенные тем, чтобы не выпустить в дивный новый мир восхищенных свободой захватчиков земли, неба, вод и подземных пространств, были настроены решить проблему радикально — так и появился Граунд Зиро, почти в том же месте, где когда-то давно находился базовый лагерь Вольфа Эдмундса.       Возведение большого купола и построек велось одновременно, задействовав множество сил и ресурсов и со стороны землян, и со стороны жителей колонии. Ко времени прибытия больших орбитальных станций, то есть через два с половиной века после появления на планете первых людей, практически все материалы и машины пришли в физическую или моральную негодность, требовали замены деталей или в принципе утилизации.       Старейшие роботы, ТАРС и КЕЙС были приняты на орбитальной станции номер «9» с большим промышленным модулем. К сожалению, стальные параллелепипеды больше не могли принести никакой пользы, как бы ни бились над ними мастера-земляне. Поэтому их решили оставить с качестве своеобразных памятников в крипте, где спали вечным сном Первопоселенцы.       Первый, временный купол Граунд Зиро был очень неустойчивым, и несколько пыльных бурь разрушили его. На помощь пришли эдмундсианские специалисты, разработавшие специальные системы укрепления и фильтры, вот уж в чем-чем, а в тщательной работе с окружающей средой эти ребята понимали, как ни в чем другом.       Второй купол тоже стал временным, но не по причине поломки или разрушения — он простоял достаточно, чтобы столица планеты разрослась так, что перестала вмещать постройки и всех желающих.       Нынешнее сооружение было уже третьим — и пока тоже исправно выполняло свои функции. Именно здесь, в Граунд Зиро бывшие земляне оборудовали комплекс по выращиванию людей.       Последствия длительного межзвездного путешествия привели к тому, что естественные зачатия и доношенные беременности стали невероятной редкостью. Население гигантских цилиндрических станций стремительно старело и сокращалось — и в условиях открытого космоса никто ничего не мог с этим сделать.       — Как ты думаешь, — прервала Пэтси размышления Стива, кутаясь в шарф, сплетенный из овечьей шерсти, очень тонкий и приятный наощупь, — как думаешь, Стив, чего они боятся?       — Кто боится? — не разобрался Стив, выныривая откуда-то из глубин мыслей и воспоминаний.       — Да земляне же.       — Ты шутишь, Пэт? Они ничего не боятся. У них, говорят, даже оружие есть — такое, из которого одним махом можно убить овцу. Или даже…       Стив понизил голос — о таком нельзя было говорить вслух.       — Или даже человека.       Пэтси не стала вдаваться в подробности и достала из кармана немного сухарей и пересыпала их Стиву в ладонь.       — Поешь, иначе не будет сил идти.       Увидев, как Стив рассматривает обыкновенные кусочки хлеба, девочка добавила:       — У меня есть еще. Нам хватит, чтобы добраться домой.       — Так почему ты говоришь, что они боятся? — Стив немного пожевал и вновь вернулся к ошарашившего его не так давно вопроса.       — Ну посуди сам. Они не вышли к нам из своих громадных кораблей. Они отгородились даже не от нас — от всего живого здесь стеной из стеклопластика.       Стиви нахмурился. Он всегда думал, что… в общем, он еще ни разу не смотрел на проблему под таким углом.       — Ты не думал, что они просто нас изучают? Как мы рассматриваемых пойманных насекомых в сосудах из стекла?       Нет, этого не могло быть. У Пэтси к ночи просто разыгралась фантазия. Но зудящий в подсознании вопрос все равно было тяжело выбросить — а как же дети?       Эти сотни тысяч выросших в инкубаторах детей всех рас, цветов кожи, глаз и волос, которые передавались на воспитание в эдмундсианские семьи… Зачем это все было?       Стиви при всем желании не мог найти ответ на этот вопрос. В любом случае и он, и Пэтси, и Грег, и все, кого он видел в школе, рано или поздно должны будут подняться на кольцо обитаемых станций, зависшее почти над самым экватором маленькой планеты       Они уже давно устроились на ночлег, погасив все светильники и завернувшись в накидки. Сверху для защиты от случайных насекомых накрылись сеткой. Было тепло и мягко спать на хвое.       Только вот Стиви совершенно не мог спать — и не мог пояснить себе, что же именно его беспокоит. Сетка, какой бы она ни была слабой все еще неплохо защищала от насекомых.       Почему земляне не выращивали детей там, у себя наверху? Почему их плоть от плоти, дети, здоровые и крепкие дети оставались какое-то время на поверхности планеты, при этом кто-то меньше — по истечении шести месяцев его отправляли наверх, а кто-то — по девять лет, до окончания начальной школы.       Взрослые объяснили бы ему, что гравитационные нарушения имеют катастрофические последствия, если повторяются из поколения в поколение. Что корабли, преодолевшие световые годы на пути сюда, несли на себе ужасающую бомбу замедленного действия — ухудшение здоровья и способностей к нормальному воспроизводству.

***

      — Доброе утро, молодые люди.       Чуть состарившийся и поседевший мистер Грин, обернутый в сетку, смотрел на маленький лагерь своих беглых подопечных верху вниз, оценивая их жалкую попытку к бегству.       Стив и Пэтси немедленно подхватились — кто где лежал, не обращая внимания на потерянные шарфики, сухари и сбитую сетку — одну на двоих. Они переглянулись. Мистер Грин обстоятельно обошел обоих кругом и осмотрел место их импровизированной стоянки.        — Что вы планировали есть и пить, молодые люди? Почему ученик Андерсон идет в опасное путешествие без сетки? О чем вы думали, если знали, что на вашем пути — Западная Пустошь, которую нельзя, просто нельзя пересечь без транспорта?        Стив краснел, бледнел и не знал, что ответить. Пэтси молчала и только смотрела своими внимательными карими глазами на все происходящее. И Стив, конечно, был неправ, и время было не то, и место неподходящее, но он зачем-то подумал про себя, что она совершенно очаровательна.

***

      Мистер Грин, проследивший чтобы дети тщательно убрали за собой место, где ночевали, проводил их к вездеходу, оставленному им на обочине просеки, упирающейся в дорогу на Граунд Зиро.        — Я непременно прослежу, чтобы вы сдали экзамен по географии, картографии и ориентированию на местности по всей строгости. Вы хорошо меня поняли? Зачем вы пошли этим путем?       — Мы пытались не попасться вам на глаза, — наконец не выдержал этой медленной пытки Стиви.       — Вот как!       Грин закатил глаза к небу, притворно вздохнув, горестно и тяжко.        — Да будет вам известно, дорогие ученики Андерсон и Хантер, что за вами всегда и везде наблюдает система навигации. И, куда бы вы не отправились, вы, быть может, и не попадетесь мне на глаза. А вот спутникам — непременно, я скажу вам. Непременно.        На этой фразе он распахнул дверцу вездехода, и дети забрались внутрь, против воли радуясь, что их нашли — в вездеходе было тепло.

***

      Второй заместитель директора вошел в кабинет в тот момент, когда Грин снимал с себя ужасающе неудобную сетку. Он был уроженцем Станций, не привык таскать на себе дополнительную защиту, но все земляне, видевшие местную мошкару, после этого соглашались хоть на сетку, хоть на стеклопластик, хоть на доброкалиберный огнемет, твари таких размеров здесь летали.       — Каким будет наказание для ученика Андерсона и ученицы Хантер?       Мистер Грин наконец выпутался из сетки и пристроил ее на специальный крюк — такие были обязательным атрибутом каждого эдмундсианского дома.       — Наказание не применять.       Второй заместитель побледнел.       — Поясните, пожалуйста.       — Видите ли, Сайн, дети провалили предмет «послушание», были неуспешны в предметах «география» и «выживание». Но они сделали кое-что очень важное, в том числе и для нас. Они сдали экзамен на «отлично» по пассионарности, дорогой друг. Не забывайте, пожалуйста, что у нас это в крови. И, пока мы не забываем об этом, мы будем живы, быть может, гораздо несчастнее, чем могли бы быть, но живы.

***

      Видимо, успешно сданный экзамен по пассионарности все-таки имел некоторые положительные последствия: ученицу Хантер перевели на курс инженеров, а Стива Андерсона взяли, хоть и факультативно, в группу планетологов.       Он смог настоять на том, что готов серьезно учиться и не допускать больше таких серьезных промахов, коль скоро администрация школы решила пойти на мировую.       Он больше не пытался бежать — и Пэтси не говорила с ним об этом. Они вообще общались теперь очень мало, виной ли тому была общая занятость или зоркое бдительное око администрации — никто не знал.

***

      За несколько месяцев до конца обучения — а в связи с большими объемами программы выпускникам успевало исполниться по двадцать два или даже двадцать три года ученики Андерсон и Хантер заключили брак, о чем была сделана соответствующая запись в реестре семейств колонии Эдмундс, а их родители — эдмундсианские родители — получили соответствующие уведомления.       Только теперь, после совершеннолетия, им открылась тайна воспитания детей в семьях колонистов. Те дети, которые передавались из яслей на Станции в возрасте от шести месяцев до года, поступали напрямую к биологическим родителям.       Те же дети, кто попадал в семьи фермеров, рудокопов и прочего населения планеты Эдмундс для воспитания и обучения в первых классах школы, возвращались на станции уже взрослыми и готовыми работать на благо всего человечества.       Это объяснялось предельно просто: биологических родителей эдмундсианских воспитанников уже давно не было в живых — они были теми эмбрионами, которые были приготовлены к легендарному «плану «Б».       Они все — Стив, Пэтси, все-все знакомые им по Граунд Зиро, — были истинными уроженцами далекой-далекой и оставленной поколения назад Земли.

— 3 —

      Стивену она сразу не понравилась.       Грубовато вылепленное, нелепое лицо, уставившееся на него с монитора с надписью «д-р Медора» выглядело в принципе совершенно обычным, если бы не резкий голос и этот характерный староземной говор, по которому землянина можно было вычислить среди тысяч одинаковых.       Но самое нехорошее, что доктор Мид Саммер Медора теперь совместно с ним, Стивеном Андерсоном, возглавляла новый этап проекта по рекультивации. Он ни за что в жизни не захотел бы иметь с такой эдмундсианкой ничего общего.       А Мид Саммер Медора была землянкой.       Патриция, тяжело вздыхая, просила мужа быть помягче — не стоило с порога портить отношения и выяснять, кто круче. Если есть шанс вернуться на Старую Землю, то как можно не воспользоваться им?       — Мы — плоть от плоти того, оставленного мира, Стив, — говорила ему Пэт. — Мы, быть может, приживемся, а, кто знает, может, и нет. Но мы обязаны хотя бы попробовать.       Результаты полевых экспериментов пока были вполне удовлетворительными: симбиоз грибницы и геобионта формировал устойчивые почвенные структуры, преобразующие безжизненные стерильные территории в плодородные земли. Если удалось бы получить стабильные показатели на протяжении определенного числа циклов, это значило бы победу — противоядие от токсина, некогда уничтожившего все живое на планете.       Спасительное средство выглядело и работало как простейшая ядерная бомба: до детонации клапанов две емкости разделялись тонкой, но непреодолимой оболочкой. Первая из них была заполнена зараженной геобионтом водой — на первый взгляд невозможно было понять этого, если бы не чрезвычайные меры предосторожности в помещениях с резервуарами, — а вторая — спорами микоцелл, способными сформировать грибничное тело.       При совмещении жидкостей получалась очень устойчивая смесь, укрепляющаяся на большинстве поверхностей и со временем — по мере пышного роста — превращающаяся в некое подобие грязно-серой пены. Пена выглядела и вела себя как обыкновенный гриб, с соответствующими клеточными структурами, способными к переработке такого количества токсинов, которое могло сравниться с весом основного тела новообразования.       Второй этап серии экспериментов должен был быть проведен на Станциях, в условиях, приближенных к таковым на Старой Земле. Для этого контрольные образцы должны были направить на орбиту в специальных капсулах. Патриция Андерсон сама принимала участие в разработке герметичных вместилищ будущего лекарства для планеты.       Изначально планировалось, что полет будет проведен в автоматическом режиме, через несколько этапов шлюзования и карантинов. Однако в последний момент было принято иное решение: и Стивен так и не узнал, чьим оно было.       Он был уверен, что не справится — полеты требовали специальной сноровки и громадного количества времени, которого и так катастрофически не хватало, учитывая, как редко он видел Патрицию и детей. На Старой Земле в сутках было двадцать четыре часа, а здесь всего двадцать два — и ему бы весьма и весьма пригодилось эти «лишние» минуты. Исполненный самых мрачных предчувствий, он приступил к тренировкам.       Суборбитальные полеты Стив переносил на удивление хорошо, удивляясь тому, насколько его детские страхи и иллюзии оказались образными: отсюда, с границы стратосферы, леса, окружающие едва заметный Граунд Зиро, все еще были похожи на громадное свернувшееся животное, ощетинившееся темной зеленью хвойных.       Страх был не самой главной его эмоцией, важнее — и сильнее, — было беспокойство за будущее. Он хорошо понимал мотивы землян и хотел бы разделять их с ними. Но душа его была неспокойна: Патриция грустно улыбалась и говорила ему быть мужественным. Это до умиления напоминало ему мать, и до боли — счастливые детские годы.

***

      — Предварительная!       Стив сжался в кресле модуля, чувствуя, как по горлу вверх ползет волна дурноты и ледяного ужаса. Он направлялся в полную неизвестность.       — Промежуточная!       Мощные магниты, удерживающие модуль на подвеске, покачнулись и разошлись в стороны. Теперь его удерживало короткое нажатие ключа и на чудовищной силы прыжке он совершит переход до уже ждущей его Станции на орбите. Если закрыть глаза — можно представить себя маленьким, как Маргарет Ли или Роб качают его на импровизированных качелях на заднем дворе, а в колыбели капризничает Мэри Лу, лишившаяся внимания родителей и обиженная за это на весь свет.       Громадные качели подносят его к самому небу, и он начинает падать — кружась в пространстве. Иллюминаторы замелькали темным-светлым, небом и землей с чудовищной скоростью.       Он разобьется.       Он не справится.       — Корректирую курс на 3-10.       Голос из динамиков был надтреснутым, механическим. Его корабликом управлял робот.       Ну разумеется. Единая система, налаженная за полвека присутствия Станций, обеспечивала стабильный обмен благами — и их будущими получателями.       Модуль выровнялся, и Стив впервые без опаски взглянул вниз. Планета была под ним — далеко внизу, и линия горизонта полукольцом опоясывала всю видимую область. Сверху его мир казался пустым, огромным, неуютным.       Не было видно ни Граунд Зиро, ни лесов, ни засеянных пастбищ или пашен, ни терриконов от выработки громадных карьеров. Отсюда планета Эдмундс была пустыней.       Может быть, земляне поэтому не желают сходить со своих ковчегов?       У него, наверное, будет возможность спросить.

***

      — Добро пожаловать на борт, мистер Андерсон.       Голос, казавшийся ему таким неприятным по видео-радиосвязи, поразил его тем, как он отличался от электронной версии, когда звучал из уст живой женщины.       Это, несомненно, была она — доктор Медора.       — Мид Саммер, — представилась она, подняв руку и чуть махнув ему из-за стекла карантинного блока.       — Рад знакомству, — морщась от боли в побитых во время кружения модуля ребрах ответил вполголоса Стивен.       Он и в самом деле был рад — приземлению, и не слишком доволен карантином. Двенадцать дней в закрытом боксе — это еще хуже, чем в крохотном домике, в котром они с Пэт начинали семейную жизнь. Стеклопластик, герметичные двери… Наверное, и воздух фильтровали.       Доктор Медора пришла к нему — точнее, к стеклу в стене его бокса, — на следующий же день. Она была любезна и очень признательна ему за решение отправиться на орбиту.       — Вы составите мне компанию, — произнесла она странную фразу, озадачившую Стивена.

***

      — Пора вам посмотреть на то, как мы тут живем, доктор Андерсон, — приветствовала она его на утро тринадцатого дня, когда он уже получил новый комплект одежды, не похожий на ту, которую была ему привычна.       — Мы вернем вам вашу экипировку, когда будете возвращаться, — успокоила его коллега, показывая дорогу в громадном исследовательском комплексе.       Людей и в самом деле было совсем немного или их просто не было видно — в конце концов, несмотря на размеры и убранство, это было местом работы, а не праздных прогулок.       Они вышли на небольшую площадку, где были припаркованы несколько вездеходов странной конструкции — не на гусеницах, а всего на четырех колесах. Стивен подумал, что для таких уязвимых средств передвижения должны быть идеальные условия и очень ровные дороги. С другой стороны Станции строили под нужды и в соответствии с желаниями людей, отчего бы и не сделать дороги идеальными?       Свет, перенаправленный от рефракторов станций, формировал на каждой из них маленькое, очень теплое и яркое солнце, энергии которого было вполне достаточно для освещения и обогрева. Основные цвета, заполнявшие все до самых выгнутых горизонтов, были зеленый и синий, столько зелени Стив в своей жизни не видел.       — Вон там, — указала доктор Медора куда-то вдаль, — наша маленькая исследовательская станция. Мы очень ждали ваш груз, чтобы наконец завершить эксперимент.       Воздух был теплым и пах чем-то необычным, вроде свежего хлеба, только чуть слаще. Немного напомнило дом. Впрочем, разве не живут здесь поколения людей? Ведь и Медору должны были вырастить где-то внизу, в Граунд Зиро и передать сюда, наверх. Поэтому она не могла считаться совсем уж чужеземкой — примирился с собой Стивен.

***

      Он не заметил стеклопластика и едва не вошел прямо в прозрачную стену, окружающую небольшой участок земли рядом с лабораторией доктора Медоры.       За прозрачным стеклом росли небольшие деревья, покрытые странными наростами. Плоская ярко-зеленая хвоя тут и там была поражена странными белыми образованиями. Стивен едва не спросил у Мид Саммер, как осознал, что впервые видит своими глазами живые цветы.       Пятнадцать маленьких яблонь в цвету.       — Пойдемте взглянем. Пока можно.       Облачившись в защитные костюмы и маски, ученые — земной и эдмундсианский, — вошли сквозь герметичный шлюз на территорию участка. На первый взгляд «внутри» ничем не отличалось от «снаружи»: те же солнце, земля и движение воздуха.       Но это пока. После фиксации исходных показателей и полной герметизации участка с автономной системой подачи и очистки воздуха, в стеклопластиковый короб будут занесены образцы токсина со Старой Земли. Доктор Медора пригласила Стивена поучаствовать.       Он пристрастно наблюдал, как по-прежнему волшебно выглядит бело-розовая пена живых цветов, растущих прямо на деревьях. Как лениво колышутся тонкие ветки, как жадно вбирают деревца каждый луч света. Какая-то его часть не могла поверить, как возможно такое расточительство — ведь там, на Эдмундсе, каждое растение было ценным, потому что ни одно не выросло без труда поколений колонистов.       Но, как бы там ни было, на кону стоял вопрос о рекультивации Земли — маленького, далекого, уже много веков мертвого мира.       — Если эксперимент покажет обнадеживающие результаты, то пойдет речь о миссии на Землю. Мы сможем — в далеком будущем, — приступить к возвращению ее к жизни.       Стивен не мог разобрать, чего в ее словах было больше — вызова от амбициозной научной задачи или тяги к возвращению.       По прошествии нескольких дней с начала эксперимента, когда накануне экспериментальный участок выглядел по-прежнему спокойным, все еще цвели деревья и зеленела под ними трава, Стивен поинтересовался у Мид Саммер, где же остальная команда, с которой Граунд Зиро вел совместную работу.       — Я познакомлю вас с ними, — грустно улыбнулась доктор Медора, и Стивен успел уловить какие-то странные нотки в голосе.

***

      Бело-розовый ковер лежал на траве и влажно отсвечивал каплями только что выпавшей утренней росы.       Листья на ветках яблонь потемнели, посерели и свернулись в тонкие трубочки — видимо, в ткани растения все еще содержалось достаточное количество питательных веществ, чтобы удержать их.       Потом обсыпались и листья. И даже ветки, которые были потоньше.       Травы, какой она была в первые дни, уже не было видно под сплошным ковром тлеющих цветов и листьев.       — Это только начало, — комментировала картину увядания доктор Медора, сводя темные брови на переносице.       В ее присутствии Стивен начинал немного жалеть о том, что относился к ней с таким предубеждением. В конце концов, она была настоящим профессионалом.       Он спросил ее о ее детских годах.       Но она отрицательно покачала головой — она была из тех партий, которые отправлялись на кольцо Станций совсем маленькими. Она ничего не помнила, кроме жизни здесь.       Вновь задавая вопрос о коллегах, Стивен предполагал, что некие — неизвестные ему, — протоколы препятствуют тому, чтобы он познакомился, например, с коллегами по фамилиям «Наота» или «Рейн», с которыми он так интенсивно переписывался и даже иногда обменивался шутками в чатах.       Доктор Медора пожала плечами и проводила Стива в маленькое помещение без окон совсем рядом с силовыми установками. Стив уже знал, что почти всю территорию под ними занимает генераторная станция.       — Здесь.       Большое кубообразное устройство, подключенное напрямую к генераторам, возвышалось в углу. Слабо освещенное и подмигивающее индикацией, оно создавало впечатление странного подземного духа, скрючившегося в углу, недоброго бога.       Стивен нахмурился и присмотрелся. Никого из операторов за этой машиной не было.       — Нет же, ты не понял. — Доктор Медора осторожно коснулась бока устройства и отдернула руку — оно было горячим. — Здесь нет операторов. Это они и есть. Наша команда.

***

      Это было похоже на бессмертие — но не было им на самом деле.       Люди, умиравшие на станциях, никогда не умирали окончательно; цифровой слепок их мозга оставался в специальной директории, подключенной к общему файловому древу и обеспечивал дальнейшее взаимодействие с теми знаниями, которые накопил ушедший, пользоваться его умениями для блага всего человечества.       — Нас катастрофически мало. Ты и сам видишь.       Из десяти миллиардов человек, начавших долгий межзвездный путь с Земли, цели достигли едва ли одна пятнадцатая часть. Долгое путешествие, временной сдвиг, радиационные катаклизмы при опасном сближении с Гаргантюа на выходе из кротовой норы…       Детей рождалось все меньше и меньше.       В конце концов поколение, достигшее цели, совсем не могло восполнить стремительно убывающее население орбитальных станций. Они — люди с оставленной Земли, — выстроили купол над Граунд Зиро и начали процесс репопуляции. Долгий и опасный, и не гарантирующий никакого результата.       Некоторые надежды внушал разработанный Амелией Брэнд алгоритм с использованием эмбрионов и искусственных утроб, уже показавший себя успешным при разворачивании колонии.       — Поэтому ты тоже родом отсюда, — подтвердила Стивену Мид Саммер.       Тогда было вполне объяснимым стремление сохранить общность знания, цивилизацию, к которой они все принадлежали.       Стивен смотрел на гладкие остовы полностью опавших яблонь и недоумевал, зачем человечество хочет возвратиться в свой давно умерший мир. Почему не желают создать новый, хотя бы здесь?..       Возможно, если бы они спустились со станций, то Эдмундс бы их принял. Им было бы нелегко, изнеженным, выращенным под искусственным солнцем людям, доверяющим машинам больше, чем собратьям, но разве это был не шанс?       — Идет процесс вымирания вида, Стив, — покачала головой доктор Медора в ответ не его вопросы. — Мы не сможем приспособиться, не успеем…       — Но, в таком случае, отчего бы не попробовать покинуть Эдмундс?       — Мы ведь над этим и работаем. Разве это не очевидно?

***

      Стивен лежал посреди ярко-зеленой лужайки, щедро посыпанной мелкими цветами вьюнка, и смотрел вверх, на пейзаж, составляющий другую оконечность громадной орбитальной станции. У доктора Медоры был выходной, и она отлучилась навестить родственников, готовившихся получить нового ребенка из Граунд Зиро.       Теперь, глядя на этот процесс с другой, противоположной стороны, Стиву было одновременно неловко и обидно за своих собратьев, воображавших землян заносчивыми неженками. Они были как те несчастные яблони — токсин убил бы их, и чужая пустынная планета убила бы.       Доктор Медора улыбалась все реже, и судьба яблонь была ей безразлична — она ждала дня, когда сможет впустить в систему привезенный Стивом с поверхности планеты состав.       — Я хочу взять с собой саженец. Или два, — объявил ей Стивен, полагая, что имеет право на награду за такое далекое путешествие и долгое пребывание на орбите.       — Нельзя. Ваш мир еще не приспособлен к появлению там основного видового разнообразия.       Стивен понимал, что между ними пролегают бездны.       Иногда он верил в то, что кольцо вокруг планеты — просто чудовищный эксперимент по выживанию, и земляне просто смотрят с орбиты, как же они, маленькие жители поселков вроде Барренса справятся с трудностями освоения пустошей.

***

      — Я не представляю, как Первопоселенцы выжили и не убили друг друга… — проворчал Стив, глядя на напряженную спину доктора Медоры, склонившейся над лабораторным стеклом.       — Ты имеешь в виду Амелию Брэнд и Купера? — крикнула со своего места все прекрасно слышавшая Мид Саммер.       — Да, мы называем их Первопоселенцами.       Доктор Медора хмыкнула.       — Не убили ведь. И потом, мы не знаем, может быть, они пытались.       Едва не задохнувшись от такого святотатства, Стив не нашелся, что ответить: в его понимании Первопоселенцы были идеальной супружеской парой.       — Кто знает? Может, да, может, и нет. Мы успели уйти от вас далеко вперед — на много поколений, и их потомки не могут естественно вспомнить ничего конкретного об этих людях. Для нас они, конечно, все еще примечательны своим вкладом, но…       Стивен прервал ее:       — Разве у нового человечества, прибывшего на орбиту нашей планеты, нет своих легенд, кого бы вы почитали и брали бы в качестве примера?       Она обернулась, уже всерьез заинтригованная.       — У нас немного другой принцип организации сообщества, знаешь ли. Наши тела умрут, а души — если под этим понятием условно можно объединить метапонятие переживания и переработки опыта индивидом, — переселятся в машину и будут существовать там, пока есть кому поддерживать ее в работоспособном состоянии.       Нет, все-таки она положительно раздражала его. Этот покровительственный тон дамы из метрополии по отношению к жалкому туземцу. С другой стороны, может быть, дело было в том, что их женщины встречали своих детей у приемных портов, а не из собственных родовых путей. Поколения были весьма условными, а передача опыта — то, что некогда обеспечило человеку главный рывок эволюции, — максимально автоматизированной.       Ему не было жаль этих заблудившихся во тьме космоса странников, хоть они и принадлежали к его же роду. Ему было жаль одинокую женщину на почти заброшенной Станции, упорно решающей задачи всего человечества.

***

      Решающий день наконец настал — не слишком солнечный, потому что были приглушены рефракторы, но достаточно ясный, без дождя из цилиндрообразного фронта облаков, протянувшемуся по всей длине станции.       — Да, дождь здесь не падает на землю, как это было там, на Земле, или, скажем, изредка на Эдмундсе. Он распрыскивается в соответствии с концентрической искусственной гравитацией, — буднично пояснила Мид Саммер, застегивая щиток защитного костюма высшей степени надежности.       Капсула с субстратами уже была приготовлена — и Мид Саммер предстояло ее установить посреди экспериментального участка с почерневшими остовами деревьев.       Разумеется, и речи не было о том, чтобы зайти внутрь куба, зараженного земным токсином, поэтому во внешнюю шлюзовую камеру был помещен специальный магнит, который с помощью дистанционного управления доведет устройство до условной точки приблизительно в центре разрушенной мини-экосистемы.       Прозрачный «потолок» куба был высотой в шесть метров, падение с такой высоты обеспечило гарантированное разрушение временной переборки. Сквозь прозрачное стекло было хорошо видно, хотя и не слышно, как падает и разлетается о корку высохшей и растрескавшейся земли колба размером примерно с ладонь взрослого человека. Как выплескивается опалесцирующая вода, смешивающаяся с белесыми порами грибов.       Мид Саммер тяжело дышала, свистящий звук был хорошо слышен в передатчик. Стивен, следивший за манипуляциями с наблюдательной точки на третьем этаже лаборатории, похвалил ее — с его точки зрения все было проведено на высоком уровне.       — Спасибо, Стив, — чуть похрипывая, донес передатчик. — Вы знаете, что такое «пиво»? Может быть, я познакомлю вас с этой частью рациона древних землян? Что скажете?

***

      — Фильтр настроен очень тщательно, филигранная работа. Это все доктор Наота, он оставил нас почти пятнадцать лет назад, и с тех пор упорно работает над проблемами чистоты воздуха. Это его идея-фикс, в общем.       Как пояснила Стивену Мид Саммер, все привычки, странности, методы взаимодействия с реальностью у покойных, встроенных в общее древо знания, сохранялись. Кое у кого, правда, они иногда приобретали черты гипертрофированности или навязчивых идей, однако открытая система социализации, настроенная для входа как умершим, так и еще живым, обеспечивала постоянный контроль и — в некоторых случаях, — исключение из общей сети поврежденных секторов. В такой системе взаимодействия, рассказывала доктор Медора, очень тяжело отличить, кому именно принадлежит то или иное слово, мысль или алгоритм.       Поэтому страх Стивена перед попаданием постороннего в сферу влияния геобионта был минимальным. Но не безосновательным; попади в генетические жернова крылышко маленькой мошки — и все, весь куб был бы заполнен изнутри прозрачными жилковатыми мембранами, микротрихиями и хитиновыми вкраплениями.       Потянулись почти одинаковые дни ожидания.       Патриция очень скучала и рассказывала о новостях, которые могли бы его заинтересовать. К удивлению Стива в конце года готовилась к замужеству его сестра. Избранником ее стал какой-то неизвестный Стиву мужчина, родом из совсем других краев Обитаемого пояса.       Если бы Стив мог, то однажды взял бы и родителей, и сестру на эту вылощенную станцию, показал бы эксперименты над плодовыми деревьями — дело неслыханное на пустынной планете.       Он уже знал, что Грег — его знакомый по школе, — перебрался на Станцию под номером «6», окончательно, и теперь занимается подготовкой эмбрионов для отправки их на Эдмундс, в инкубаторы. И сам руководил постройкой машин нового поколения — задействуя передовые разработки, производственные мощности промышленных секторов и сырье, переданное с поверхности.       Взгляд — сверху, — на оставшуюся далеко внизу обычную жизнь сделал Стива осторожнее в своих диалогах с Мид Саммер, при этом он не прекращал размышлять о том, почему планета, ставшая источником сырья и яслями для молодняка — Стивен содрогнулся от ужасной формулировки, — не достойна освоения этими странными созданиями, прикидывающимися людьми.

***

      Белесые выросты на стволах появились вновь — только это были не цветы. Покрыли почву в почти полфута слоем. Грибница плотно обосновалась в кубе, упираясь в стенки и демонстрируя хитросплетения новых выростов в тех местах, где стремилась «уползти» по стеклопластику вверх, к условному потолку.       — Процесс редуцирования запущен. Тело миции будет продолжать пролиферацию, пока подпитывается геобионтом — а он, как известно, топографически конечен и не способен к воспроизводству.       Стив отправлял подробные отчеты в Граунд Зиро, которые возвращались к нему, сплошь испещренные электронными пометками, примечаниями и вопросами. В Граунд Зиро вплотную озаботились вопросом широкого применения биологических бомб в том числе и на Эдмундсе, для расширения Обитаемого пояса.       Это радовало его: значит, его планета будет расцветать. Люди, прилетевшие из ниоткуда, по случайному, быть может, расчету, недоразумению или воле неведомых древних богов, высадившиеся на осколке едва обитаемого камня, смогут превратить это место в дом.

***

      — Не хочешь принять участие?       Стивен сперва подумал, что ослышался — это звучало непривычно, и ему потребовалось время, чтобы осмыслить.       — Завтра будут встречать транспорт. С детьми из Граунд Зиро. Ты не хочешь составить мне компанию?       Первым желанием было ответить, что категорически не хочет. С младенцами было проще — они бы ничего не помнили, как Мид Саммер, а десятилетки, отобранные для возвращения на станции? Те, которые ни разу не видали своих биологических родителей и знают только беззаботную жизнь на фермах да несколько классов школы?       — Я не знаю.       Наверное, она поняла — потому что не стала настаивать.       В конце концов, она могла оказаться его родной сестрой, он ведь до сих пор не знал, кто именно были его отец и мать, те, которые были здесь, на орбите. Это тоже было в определенной степени кощунственно, и Стив мысленно извинился перед Робом и Маргарет Ли. Наверное, его местные родители были чем-то похожи на эдмундсианских. По крайней мере, миссис Андерсон несколько раз говорили, как похож на нее сынишка, когда она — изредка, — брала с собой Стива в Барренс.       Мид Саммер много хмурилась и говорила в нос. Некоторое время не появлялась в лаборатории, и Стив вновь развлекался перепиской с коллегами из Граунд Зиро. Иногда в чате всплывали Наота или Ясбек, и Стив не был уверен, живы ли эти люди, или с ним разговаривает машина. И он не был уверен, что у людей было бы лучше с чувством юмора.

***

      — Как ты?       — Хорошо. Уже лучше, спасибо.       Мид Саммер покачивалась на стуле, как сомнамбула, и Стив хотел ее спросить, как прошло прибытие транспорта. Но понимал, что, возможно, был груб, когда так резко отказался от участия в празднике, поэтому не решался.       Он размышлял о том, что мог бы предложить ей спуститься на Эдмундс вместе с ним, осесть в Граунд Зиро или того интереснее — выйти за купол и поселиться где-нибудь в тихом местечке, подальше от выработок, поднимающих тучи каменной пыли, и терриконов.       Это был инстинктивный порыв, он точно знал, что она не сможет там выжить, скорее всего. Что не сможет привыкнуть к суровому климату и дорогам, едва обозначенным в пыли и камне, к жилищам, к каменной кладке там, где у землян деревянная вязь. К суровым пейзажам и серому, металлическому цвету неба.       Мид Саммер должна была остаться здесь, в окружении или тисках изнеживающих условий, с подогревом от рефракторов, с искусственным дождем, обреченная никогда не стать матерью естественным путем, быть может, ее детей будет воспитывать эдмундсианка, а потом они, заплаканные и оторванные от привычного, будут возвращены в эти теплицы и будут ненавидеть их, как он, Стивен, тихо ненавидел ту картинку, с одинокой точкой в неверном луче света.       — Не нужно так. Я… Нет, мы — так привыкли.       И Стив понимал, что между ними — представителями одного вида — лежит пропасть. Еще короткая, ее еще можно преодолеть — наверное.

***

      И он попробовал — преодолеть.       На вкус ее губы были чуть сладковатыми, возможно, ему показалось. Стив ждал ответного движения — но остался без вообще какой-либо реакции.       Мид Саммер Медора никогда в жизни ни с кем не целовалась.       Потрясенный, Стив обнял ее — просто, чтобы подержать в объятиях, поделиться теплом. У него не было ничего, кроме оглушающего сердцебиения, и оно, кажется, распространилось на обоих. Тяжелое и неотвратимое влечение подступило острием, упираясь в солнечное сплетение.       Она, разумеется, понимала, что именно с ней происходит, не соглашаясь и не протестуя, с энтузиазмом ученого окуналась в никогда до этого с ней не происходившее. Стив ненавидел ее за это — здесь и сейчас он прикасался к Мид Саммер, но она была так же пуста, как остов плетеной куклы, отделена от него стеклом экспериментальной площадки, он для нее был всего лишь препаратом на приборном стекле.       Наверное, он был жалок. И его жар, его сердцебиение, его пульс ушли в космический холод и пустоту. Может быть, он хотел бы, чтобы она была более живой — раз уж создавала видимость.

***

      Они почти не разговаривали — с тех самых пор.       Молчание казалось тягостным, но необходимым, и они соблюдали этот ритуал с достоинством и рвением обреченных. Он не знал, что именно чувствует. Она не была уверена, чувствует ли.       Попытка в диалог равных провалилась, они стояли на пороге нового понимания — диалога разных.       Истинным облегчением для обоих стал зеленый росток — прямо на черном, высохшем стволе яблони, устремившийся в небеса, очень маленький, но такой значительный для всех, кто ждал его появления.       Одновременно это значило, что почти годичный эксперимент подошел к концу, и это стало для Стива и Мид Саммер одновременно и мучительным разрешением, и облегчением. Они попрощаются, возможно, как друзья, оставляя всякие надежды за порогом своих собственных изолированных шлюзов.

***

      Граунд Зиро, который был не виден с орбитальных станций, вырос — изнутри шли работы по расширению периметра, и Стивен точно знал, что это никак не связано с решениями, принятыми на орбитальных станциях. Его планета имела силы расти, и будет развиваться впредь, автономно, без посторонних, имеющих наглость ставить над ними эксперименты.       Модуль, в отличие от взлета, чего опасался Стив, мягко приземлился в окрестностях западных ворот эдмундсианской столицы. Чувствуя себя отлично, он соскочил с небольшого парапета, разумеется, оступился и выругался.       Какое все-таки счастье — привычная гравитация, черт побери, подумалось ему, захромавшему к раскрытым воротам и ждавшему его семейству: улыбающейся Патриции с Ником на руках и носящейся взад и вперед неугомонной Джен.       — Она так выросла, — одобрил Стив, и Пэт расхохоталась.       — Не узнаешь? Она ведь вся в тебя — уже успела подраться в школе.

***

      Небеса были безмолвны и наполнены звездами.       Где-то там, среди них, в луче света, пыль среди пыли, висела крохотная бледная точка.

— 4 —

      Стиву исполнилось семьдесят четыре стандартных года, когда со Станций сообщили, что миссия, отправленная к Земле с биологическими бомбами, возвратилась и принесла с собой обнадеживающие новости.       Из главного, о чем свидетельствовал отчет миссии, было видно, что атмосферные показатели выровнялись и цифры токсина уже на протяжении длительного времени не показывают рост. Также из поверхностного обследования стало понятно, что биота в той или иной мере сохранилась, возможно, приобретя необходимые для выживания характеристики.       Радиационный фон, изменившийся за время господства токсина в атмосфере, тоже начинал приходить в норму.       Экваториальный облет показал, что прорывы в озоновом слое затягивались — это значит, что кислород вновь наполнял легкие планеты.       Самые «чистые» места формировались над мировым океаном — как и три миллиарда лет назад бактериальные колонии вырабатывали кислород.       Это значило, что человек вновь мог бы жить и дышать — на плавучих платформах или даже на мелководье. Были проекты по размещению воздушных городов, как в незапамятные времена на Венере, в узком слое пригодной для жизни атмосферы. Почвы, конечно, надолго останутся самыми зараженными, но сброшенные бомбы с эдмундсианским геобионтом уже работали, внося свой небольшой, но значимый вклад в очищение Земли.       Загрязнение почв не представляло какого-то серьезного препятствия, по мнению населения станций. Во-первых, они обходились без почв почти тысячу шестьсот лет. Во-вторых, и главных, если разработка Медоры-Андерсона работает, то это было просто вопросом пары поколений — и человечество вновь займет Землю.       Стива коробила эта формулировка «совместная разработка», но он молча слушал доклад. Это были только его личные и непрошенные воспоминания. Вероятно, все дело в том, что он считал себя здесь совершенно лишним, и его разум метался в попытках хоть чем-нибудь занять себя. Теперь, когда он возглавлял совет по развитию, он чувствовал себя лишним на собраниях комиссии по рекультивации Земли.       За прошедшие сорок лет планета Эдмундс пополнилась еще тридцатью тысячами новых людей. Теперь, когда существовала опасность невозвращения детей из семей воспитателей, выращенных в яслях младенцев все реже и реже отдавали за пределы Граунд Зиро.       Окончательный разрыв связей наступил, когда Кольцо Станций приняло совместное решение о поднятии яслей на борт одной из них. Разумеется, это вызвало большие споры, но прения закончились взлетом кораблей-модулей с лабораториями, хранилищами и яслями с большой стартовой площадки.       Уже не первый и, как подозревал Стив, далеко не последний отчет был выслушан и принят с пониманием. Он приготовился аплодировать докладчику, землянину, гостю с Кольца, надеясь на обычное завершение доклада фразой «…на данный момент мы продолжаем вести исследования и рассчитываем на взаимопонимание, помощь и поддержку».       Однако же достопочтенный Рэкхем, разумеется, землянин, уроженец Станций — один из первого поколения, вместо дежурной фразы помолчал, покашлял, вытянул шею и начал говорить. Уже в другом тоне, вместо мягкого оживления в голосе его слышалась решимость. Он явно разделял те взгляды, которыми делился с аудиторией.       Землянин старался говорить коротко, роняя каждую фразу, как металлическую фишку на каменное поле. Стиву припомнилось, что он играл в такое — в далеком детстве. Кольцо Станций делало ход, и от их имени выступал Рэкхем.       Каждое слово, интонация, взгляд — вызывали шум и оживленную реакцию. Землянин ждал, пока собрание успокоится.       Продолжал. Потом снова ждал.       Он смотрел в зал и словно не видел никого, кто сидел перед ним.       — Кольцо Обитаемых Станций, представительство планеты Земля, приняло общее решение покинуть планету Эдмундс и возвратиться в колыбель человечества.       Напряженное дыхание и оглушительное сердцебиение. Ответом на это окончательное решение стала тишина.       — Станции возвращаются после строго оговоренного срока и согласно утвержденной процедуре.       Стивен Андерсон сжал кулаки.       Бледно-голубая пылинка рушила мечты всей его жизни одним движением руки, одним словом, сорвавшимся с губ чужака.       Он увидел — мельком, — как изменилось лицо Патриции, сидевшей во втором ряду, как напряглись пальцы его соседа по Совету.       Это решение могло значить только сворачивание колонии. Месторождения, разумеется, будут эвакуированы в промышленные сектора Станций, как и те производства, которые уже работали в Граунд Зиро и окрестностях.       Но как поступить с лесами? С землями? С поселками, наконец? Неужели все эти сотни, тысячи людей бросят все и отправятся на другой край Вселенной просто потому что показатели токсинов в воздухе немного опустились?       Это был сущий бред, который стоило опротестовать немедленно, запретить и забыть об этом. Недостойный научной ценности, если быть точным.       В первое время Стив не проявлял беспокойства — он был уверен, что здравомыслие удержит его народ от того, чтобы принять это сомнительное приглашение Станций. Он ни разу не подумал, что это может быть серьезно.       И, несмотря на это, его страшила мысль о том, что долгий путь человечества закончится вот так — ничем.       Провалом колонизации.       Рэкхем, проводивший со Стивом переговоры от лица Кольца Станций, понимал, что убедить в чем-либо доктора Стивена Андерсена не выйдет, и упирал на логику и пользу для поколений.       — Вы не понимаете, сэр. Речь идет о системном воздействии на наш вид. С тех пор, как мы покинули нашу планету и путешествуем между звезд… Это, смею сказать, прекрасное, величавое путешествие… Но мы не знаем, во-первых, где оно закончится, и закончится ли вообще. Настанет ли день, когда мы выйдем на поверхность и закричим от радости, потому что обрели нашу землю обетованную. Во-вторых… На сегодняшний день есть только одно место во Вселенной, которое можно назвать совершенно безопасным для жизни и нашего дальнейшего развития. И это, без сомнения, Земля.       Доктор Андерсон морщился и слушал оппонента.       — Эти ваши байки про колыбель человечества — сущие россказни, оставьте их для детей или внуков, сэр. Здесь, на этой планете мы имеем шанс преуспеть, но только если проявим должное стремление к этому.       Чем больше Стив протестовал, тем больше он понимал, что проиграл в споре. Что решение — помимо его воли, — принято. И он должен остаться просто свидетелем того, как земляне просто соберут свои купола, города и машины и возвратятся в родные пенаты.       Черт бы их побрал! Стив медленно выдохнул. А Рэкхем, меж тем, продолжал:       — Мы не имеем ресурсов, чтобы поддерживать здесь колонию и продолжать изучение…       Ах вот как. Значит, Пэтси верно их подозревала. Они и не планировали приветствовать маленькую колонию как равных себе. Они изучали здесь людей в полевых условиях, как машины на полигоне. Они пополняли свои ряды уже готовыми людьми — выращенными машинами, специально обученным персоналом, а потом — ничего не ведающими женами фермеров, рудокопов, землемеров и ремесленников       Рэкхем прервался, а Стивен, все еще крепкий, с увесистыми кулаками, приподнял его за край откинутой сетки над полом.       — Послушай, вы можете катиться, куда вам вздумается, и барахло ваше с орбиты прихватить. Только вот я тебе такое скажу — тут не все хотят с вами в ту дыру.       Он с размахом поставил Рэкхема обратно, убрав для верности руки за спину.       — Вы сами ее убили. Уничтожили, изгадили, превратили в клоаку, куда спускали все, что вам не нужно было. А теперь, разумеется, легко плакать о далеком доме и той… бледно-голубой точке. Верно я помню?       Землянин молчал. Склонив голову, он бросил взгляд исподлобья на Стивена и вышел из кабинета доктора Андерсона, громко хлопнув дверью.

***

      «Взгляните ещё раз на эту точку».       Стивен вновь вгляделся в едва заметное пятнышко, для верности подсвеченное кругом.       «Это здесь. Это наш дом. Это мы.»       Это — вранье, сказал себе Стивен, потому что человечество способно освоить и другие миры.       «Все, кого вы любите, все, кого вы знаете, все, о ком вы когда-либо слышали, все когда-либо существовавшие люди прожили свои жизни на ней.»       Стив подумал о том, что его биологические родители давным-давно умерли, быть может, они и не предполагали, что он вообще может существовать и помнить о них.        «Множество наших наслаждений и страданий, тысячи самоуверенных религий, идеологий и экономических доктрин, каждый охотник и собиратель, каждый герой и трус, каждый созидатель и разрушитель цивилизаций, каждый король и крестьянин, каждая влюблённая пара, каждая мать и каждый отец, каждый способный ребёнок, изобретатель и путешественник, каждый преподаватель этики, каждый лживый политик, каждая «суперзвезда», каждый «величайший лидер», каждый святой и грешник в истории нашего вида жили здесь — на соринке, подвешенной в солнечном луче.»       Стив вовсе не собирался злорадствовать. Мысли о войнах, насилии, уничтожении природы делали его безучастным к судьбе абстрактного человечества.       «Земля — очень маленькая сцена на безбрежной космической арене. Подумайте о реках крови, пролитых всеми этими генералами и императорами, чтобы, в лучах славы и триумфа, они могли стать кратковременными хозяевами части песчинки. Подумайте о бесконечных жестокостях, совершаемых обитателями одного уголка этой точки над едва отличимыми обитателями другого уголка. О том, как часты меж ними разногласия, о том, как жаждут они убивать друг друга, о том, как горяча их ненависть.»       Неужели человечество собирается вернуться ко всему этому? Могли ли быть силы, чтобы внушить гордым и самонадеянным кускам мяса, умеющим говорить и ходить, что миры стоит поберечь хотя бы ради того, чтобы потомки не скитались по Вселенной в поисках нового дома?       «Наше позёрство, наша воображаемая значимость, иллюзия о нашем привилегированном статусе во вселенной — все они пасуют перед этой точкой бледного света. Наша планета — лишь одинокая пылинка в окружающей космической тьме. В этой грандиозной пустоте нет ни намёка на то, что кто-то придёт нам на помощь, дабы спасти нас от нас же самих.»       Стив отложил учебник Ника, и, несмотря на это, он мог воспроизвести последнюю фразу по памяти:       «Земля — пока единственный известный мир, способный поддерживать жизнь. Нам больше некуда уйти — по крайней мере, в ближайшем будущем. Побывать — да. Поселиться — ещё нет. Нравится вам это или нет — Земля сейчас наш дом.»       Учебник по истории для колонии планеты Эдмундс. Самая первая лекция.       Каждая фраза здесь была источником жестокого, страшного расстройства доктора Андерсона.       Он был одинок в своем неприятии этого поклонения оставленному миру. Зачем, зачем было человечеству так нестерпимо рваться туда, где еще дымились развалины прежнего мира, разрушенного их собственными руками?

***

      Многие из тех эдмундсиан, кто был постарше, еще помнили рассказы родителей или бабушек и дедушек о том, как сложно было жить до прихода на орбиту планеты станций с далекой Земли.       Многие думали о том, как сложно лечить зубную боль или снимать почечную колику травяным отваром.       Многие рассуждали о том, как могут измениться их потомки — не ждет ли их вырождение и медленная гибель.       И поэтому больше людей, чем хотелось Стивену Андерсену, подняли руки на совете колонии за то, чтобы возвратиться с землянами в их древний мир. Он хотел говорить с ними, со своими соплеменниками, но понимал, что, вполне возможно, его слово не возымеет того воздействия, как вид зеленой Земли и ее бескрайних океанов, частичку которой можно было так легко наблюдать всем желающим — торопясь с экспериментами, земляне устроили под куполом что-то вроде озера, наблюдая, как ведут себя привыкшие быть аквариумными на орбитальных станциях рыбы.       Ударом для Стивена было сворачивание программ по планетологии. Она была больше не нужна — вновь станет кабинетной наукой, умозрительной, построенной на моделях. Для Земли есть тысячи биологов, геохимиков, антропологов.       Вторым поражением Стивена было решение его жены.       Патриция, плотно сжав губы, пряча глаза сообщила ему, что хочет улететь. Она думала прежде всего о том, как будут расти дети Джен и Ника.       Еще одним аргументом для нее было то, что на Земле они все будут равны: все примерно на уровне моря, и никакие станции с орбиты не будут вести наблюдения. Стивен позволил себе не согласиться мысленно, но сохранял почтительное молчание, позволяя миссис Андерсон высказаться.       — Стиви, дорогой мой. Там, на Земле, быть может, мы сможем наблюдать новый рассвет человечества. Путешествие к звездам нас изменило, быть может, мы научились различать плохое и хорошее, а?       Он смотрел в глаза жены и на его собственные тоже наворачивались слезы. Он знал, что она хотела бы, чтобы дети жили в безопасности, в подходящем климате, в условиях, которые были идеальными или близкими к таковым. Стивен Андерсон уже знал, что должен будет отпустить ее и — что гораздо страшнее — сообщить ей, что остается.       Такие разговоры вообще не должны бы происходить. Никогда. И милосердная Патриция, Пэт, Пэтси, избавила его от этого. Девочка, в которую он без памяти влюбился в тот самый момент, когда она, успокаивая его, одинокого и оторванного от семьи, его обожаемая женщина, мать его детей просто его поняла.       — Я знала, что ты так поступишь, — вскинув изящную голову с седеющими висками произнесла она. — Но и ты окажи мне ответную любезность — отпусти меня с ними. Я нужна буду им обоим.       И он тоже будет нужен, обязательно будет, кричало сердце Стива, бешено колотящееся в груди. И Джен, и Нику. И их детям.       Он уже знал, с какой нестерпимой тоской будет смотреть вслед распадающемуся кольцу из станций, как будет разбиваться его сердце, как он захочет, чтобы все будет по-другому.       Но здесь была его земля, его родина и тот маленький дом, сложенный из камней, с затянутым собственноручно сплетенной сеткой крыльцом. Он вырос, играя на этом крыльце, учился ходить, обрывая пальцы о сосновую поросль на заднем дворе. Он слишком много отдал этой планете, чтобы от так уходить с нее, отчаливая в заоблачные дали.

***

      Большой исход человечества был методичным, но сравнительно быстрым. По согласованной с эдмундсианским Советом процедуре сначала свернули все производства, которые были рассчитаны на разработку долгохранящегося ресурса — камня и руды. Машины, сборные цеха и персонал были эвакуированы на больших грузопассажирских модулях.       В последующие месяцы постепенно останавливались более мелкие и кустарные производства. Последними прекратили работу школы и медицинские пункты. К космодромам потянулись бесконечные вереницы вездеходов, упряжек и просто идущих пешком людей, населявших Обитаемый пояс. Они вели с собой скот и в плетеных сетках и заплечных сумках то немногое, что могли унести — смысла забирать с собой в качестве сувенира каменную мебель никто не видел.       Стивен доехал до родного поселка уже после того, как он наполовину опустел — во многих домах двери были заперты и сетки с них сняты. Он притормозил у знакомого навеса, подумал, что у Роба новый классный вездеход. Но потом вспомнил, что, должно быть, всем заправляет муж Мэри Лу, только как его зовут так и не припомнил.       Он остановился и посмотрел на двор, который когда-то казался ему таким большим, что дойти от крыльца до ворот и не упасть было целым приключением. Стивен не верил, что все закончится вот так, сию минуту.       Белокурая женщина в наброшенной на голову сетке показалась из глубины дома.       — Мэри Лу! — не поверил он своим глазам.       Женщина, видимо, не ожидала гостя в такой час и при таких обстоятельствах. Она остановилась в нерешительности, не зная, как поступить.       — Нет, я не Мэри Лу. Меня зовут Энни. А Мэри Лу — моя мать, вы, должно быть, спутали. Если вы ищете ее, то вы опоздали, она уже успела уехать.       — Простите, мэм, я не хотел вам мешать. Только собирался попрощаться.       — Попрощаться? Зачем? Мы все встретимся на Земле, когда долетим. На сей раз, как утверждают, полет пройдет гораздо быстрее, за полгода — до кротовой норы, а там, по формуле Мерфи, совсем немного до Земли.       Стивен почесал седой затылок. Наверное, его племянница даже не представляла, что кто-то может хотеть остаться в таких условиях.       — Когда увидитесь с матерью, пожалуйста, передайте, что я очень, очень по ней соскучился, и что хотел бы ее обнять. И что возможности у нас такой не будет, потому что я не лечу.       — О! — женщина удивленно округлила глаза. Потом обратилась к кому-то в доме, поторапливая.       — С минуты на минуту мы тоже уезжаем. Жду только мужа, он застрял где-то по соседству.       — Мэм, пока вы не уехали, разрешите, пожалуйста, мне заглянуть внутрь. Когда-то я… Одним словом, я вырос в этом доме.       Энни отошла от входа, приглашая его внутрь.       — Я сомневаюсь, что здесь могло что-то радикально поменяться. По крайней мере, детская комната служила таковой нескольким поколениям нашей семьи. Теперь вот — моим детям.       Она взглянула в боковой коридор прямо за кухней. Стивен отлично знал, где была его комната и, спустя столько лет, все еще прекрасно ориентировался.       — Которые никак не могут собраться! — добавила она в том направлении на повышенных тонах.       — Вы можете остаться здесь, сэр.       Его племянница поправляла сетку перед начищенной металлической пластиной, заменявшей в большинстве домов зеркала.       — Нам больше ничего здесь не нужно. Да и сам дом еще вполне неплох.       И, теряя терпение, окликнула детей:       — Стив! Джуно! Пожалуйста, постарайтесь поскорее! Вы хотите уезжать в хвосте всех, а потом толкаться на узких дорогах?       Но детям было совершенно наплевать на горести и заботы взрослых. Они были счастливы — впереди было Большое и Удивительное Приключение, такое, о которых писали в книгах, и они от всей души готовы были в нем поучаствовать.       Муж племянницы пришел, за дверью, которая вела на улицу, было видно, что он уже вывел из-под навеса вездеход. Семейство заторопилось.       Стивен горько усмехнулся. Он все еще не мог забыть, как спускался с этих же ступеней, совсем мальчишкой, маленьким испуганным ребенком.       Дом опустел внезапно, одним порывом ветра, ворвавшимся в открытую дверь.       На полу все еще лежали игрушки, плетеные зайцы, обрывки старой сетки. Ничто не наводило на Стивена такой тоски как вид оставленного жилища.       Он вошел в кухню.       С первого взгляда показалось, что она осталась прежней. Но естественно, что за долгие годы детали поменялись. Осталась прежней чудесная атмосфера, уют, созданный из мелочей умелыми руками его матери.       Ему даже показалось, что она находится там, незримо стоит у небольшого очага и смотри на него — в ожидании рассказов, как прошел день в школе.       Стоило Стивену сделать шаг, как он сразу понял, что изменилось: он сам. Он вырос, и там, где, как ему казалось, было много места, было теперь не повернуться — и он, стараясь не нарушить порядок, оставленный хозяйкой дома, вышел обратно в гостиную.       За окнами сгущались сумерки или собиралась пыльная буря.       Он вошел в детскую, уверенный, что почти ничего не узнает из того, что там было.       Но, к удивлению, все было примерно там же: кровати, стулья с плетеными сидениями, корзина, заполненная всяким хламом. Он припомнил слова племянницы о том, что здесь почти ничего не менялось.       Стивен огляделся еще раз и его осенило страшной догадкой: это миссис Андерсон не захотела ничего менять. Это была ее идея. Она так переживала потерю сына, который, как оказалось, никогда ей не принадлежал, что настояла на том, чтобы оставить все так, как было, когда в детской жил ее старший ребенок.       На столе замигал маячком старый планшет, наверное, учебник кого-то из детей. Странно, неужели они и это оставили, как ненужное?       Да, все верно, старый учебник, уже никому не нужный и не интересный.       На одной из первых же лекций — напоминание, откуда они пришли.       Маленькая, бледно-голубая точка.       Их далекий дом.       Стивен посмотрел в изображение, чуть смазанное из-за низкого качества.       Несколько полос на черном фоне, размытых, и крохотное пятнышко посередине одной из них. Пылинка, зависшая в луче света.       Стив отложил учебник, так некстати подвернувшийся под руку. Решил побродить по дому и заглянуть на задний двор, где когда-то давно маленькому Стиви устроили большое развлечение — плетеные качели.       Однако он не успел. Снаружи, из стремительно сгущающихся сумерек, к крыльцу подъехал небольшой вездеход, двухместный, не более.       В первый момент он подумал, что хозяева могли оставить что-то важное, но это было сравнимо с возвращением с ковчега для того, чтобы снять с очага кипящую воду.       — Доктор Андерсон, было трудно вас отыскать.       Высокая моложавая дама приближалась к крыльцу, приподнимая опущенную на лицо сетку.       Черт бы побрал этих землян, не умеющих пользоваться таким полезными штуками.       — Я уже потеряла надежду, но мне подсказали. — И их, подсказавших, тоже бы неплохо.       Стивен подозрительно прищурился.       — Доктор Медора?       — Я очень рада, что вы меня узнали. — Улыбалась, по крайней мере, она вполне искренне.       Предваряя вопросы, доктор Мид Саммер Медора подняла руки:       — Вы не единственный планетолог на Эдмундсе и его окрестностях. Я приняла решение остаться, а потом узнала, что и вы тоже… Вы ведь не против компании?

Эпилог

      В темноте и абсолютной тишине крипты было душно и пыльно. Мало воздуха и мало света. Здесь и не нужно было ни то, ни другое — вечный покой должен был царить над могилами Первопоселенцев и последним пристанищем их роботов.       Покой наполнял каждый сантиметр пространства, иногда движение ветра, проникающего извне, поднимало небольшие столбики пыли. И, пока не уляжется сквозняк из щелей каменных плит, пыль носилась в воздухе, в лучах едва проникающего сквозь единственный световой колодец солнца.       Гигантские стальные роботы, установленные по бокам от захоронений, застыли молчаливыми стражами этого забытого места в далеком уголке бесконечной Вселенной.       В какой-то из неуловимых в одинаковой череде бесконечных секунд проблесковый маячок на контроль-панели ТАРСа включился и моргнул дважды, немедленно нарушив всю монолитную торжественность. Условный сигнал ожидаемо принят: контроль-панель КЕЙСа тоже загорелась индикатором в ответ, тоже мигая.       — Амелия? — чуть искаженный стареньким динамиком голос Купера нарушает тишину.       Голос давно умершего Первопоселенца.       Тишина длится недолго, После нескольких секунд настройки профилей из динамика КЕЙСа раздался голос Амелии:       — Да, я здесь.       — Не представляешь, как я рад тебя слышать.       Судя по тяжкому вздоху Амелии, сгенерированному динамиками КЕЙСа, она до этого момента не перестала терять радужные иллюзии относительно Купера.       — Теперь, когда на планете почти никого не осталось, мы можем дни напролет общаться.       — Амелия, что на тебе сейчас надето?       Маячок на КЕЙСе яростно замигал, символизируя крайнюю ярость пользователя под номером 2, обозначенного в алгоритмах «Амелия Брэнд».       — Стивен решил остаться, — бросив валять дурака, прокомментировал «Купер» из динамика ТАРСа.       — Узнаю твое ослиное упрямство, — поставила диагноз «Амелия».       — Стоит ли ему сказать, что мы его родители? Он был последним из эмбрионов, если я верно помню.       — Если он зачастит сюда с исповедями о том, как ему одиноко — непременно нужно.       Неловкая пауза повисла в странном разговоре.       — Как ты думаешь, они вернутся?       — Даже не сомневаюсь. Даже если Земля возродится... Они больше не смогут жить как прежде. Их снова потянет к звездам — уж поверь мне.