Двери лифта широко распахнулись, пропуская девушку внутрь небольшого помещения. Войдя туда она быстро нажала на кнопку нужного этажа, после чего отступила на несколько шагов назад, облокотившись о стену.
В наушниках продолжал звучать нескончаемый поток слов от её молодого человека, но большую часть она пропускала мимо ушей. Сейчас мысли Оли были слишком далеко отсюда, а сознание старалось уловить каждую прошедшую секунду, в попытке сфокусироваться на времени.
— Оль, я уверен, что с ним всё в порядке. В конце концов это — Олежа, и у него есть свои трудности, тараканы и запросы, — парень пытается её успокоить, но все попытки тщетны.
— Дим, ты же знаешь, как я волнуюсь. У меня нехорошее предчувствие. Он бы не стал просто так меня игнорировать, особенно учитывая тот факт, что сегодня Антон собирался поговорить с ним, — она пыталась донести до него свою точку зрения уже около пятнадцати минут, но выходило так себе.
— Тем более! Может быть там сейчас идёт бурное примирение, а ты только мешать будешь, — после этих слов девушку только и хватило на то, чтобы недовольно закатить глаза. Она знает этого человека много лет и понимает, когда он пытается скрыть тревогу за напускным безразличием и дурацкими шутками.
— Дима, ты уверен в этом? — спросила Оля с непривычными стальными нотками в речи.
— Да, — голос предательски содрогнулся, и она, даже сквозь разделявшее их расстояние, ощутила эту дрожь.
— Прошу, не лги мне, — чересчур громко и нервно сказала девушка, не ожидая от себя такой резкости.
Двери лифта бесшумно открылись. Несколько секунд Оля стояла, потупив взгляд в пол, не решаясь нарушить, пусть даже и угнетающую, тишину.
Она делает несколько шагов вперёд и наконец выдыхает, собравшись с мыслями. На другом конце телефона до сих пор слышно лишь одинокое молчание и едва уловимый трепет, пробирающий тело Димы.
— Пожалуйста, скажи мне правду, ведь мы оба прекрасно знаем, что пока ты это не сделаешь — тебе не станет лучше, — её голос тоже колеблется, но эта
дрожь вызвана страхом и переживаниями за чертовски дорогих ей людей.
Её шаги эхом отдаются от мрамора пока она переводит взгляд от одной квартиры к другой, хотя и так прекрасно знает где находится нужная. Напряжённое молчание, повисшее в воздухе, лишь угнетает и без того мрачную атмосферу.
— Хорошо… — наконец раздался родной голос. — Пожалуй, ты единственная кто смог, и вообще когда-либо сможет, вытянуть из меня признание, что мне не безразлична судьба Олежи. И да, я тоже чертовски волнуюсь. Прошу набери мне, когда убедишься, что с ним всё в порядке.
— Конечно, милый, люблю тебя, — на её лице невольно появляется улыбка.
— Я тоже люблю тебя, — в его голосе слышится плохо скрытая тревога, но она заменяется короткими гудками, оповещающими о конце диалога.
Девушка убирает наушники в карман пальто и достает телефон. Видит время и понимает, что с последнего звонка Олежи прошло около трёх часов. Не так уж и много, но дурное предчувствие не даёт покоя.
Прикрывая на секунду глаза она вспоминает времена, когда всё было так просто. Все были счастливы и никакие проблемы не могли встать на пути у нее самой или её друзей, родных и близких. Жаль, что всё в прошлом.
Возвращаясь в реальность девушка делает последние шаги навстречу двери, разделяющей её с братом. Она решительно поднимает руку, чтобы постучать, но в ту же секунду замирает. Тишина звенит в ушах, а в голову лезут отнюдь не радостные мысли. Оля встряхивает голову, отводя наваждение, и наконец стучит.
— Олеж, это я — Оля, — девушка прикасается к дверной ручке. — Можно войти..?
Дверь открывается сама собой без приложения каких-либо усилий для этого. К горлу подступает ком. Квартира встречает разрухой и холодом. Видимо открыв дверь она создала сквозняк, но это не главное. Осколки от разбившихся вдребезги фоторамок валяются по всей квартире. Самих фотографий нет.
Страшно, страшно, страшно…
— Олежа! — голос хрипит и надрывается, она кричит, но ответа не слышит, от чего дрожь в руках появляется сама собой.
Стекло оглушительно трескается под каблуками невысоких сапожек, но девушке всё равно. Она бежит на кухню, со стороны которой, как ей кажется, и дует холодный, промозглый ветер.
Забегает и видит ужасающую картину: такой родной розовый сервиз разбит вдребезги, стулья опрокинуты, подушки валяются в разных углах комнаты,
но самое ценное на месте. Душнов, с отрешенным взглядом сидит на подоконнике и весь трясется словно осиновый лист. На секунду Ольга облегченно выдыхает, но затем паника накатывает с новой силой.
Девушка медленно, осторожно подходит к брату. Боится сделать что-то не то, боится роковых глупостей, который могут случится, если человек сидит возле открытого настежь окна.
— Олежа… — голос мягкий, беспокойный. — Ты меня слышишь?
Парень устало поворачивается в её сторону. Она видит какой он бледный, измученный, берет его за руку и ощущает
какой он черт возьми холодный. Страх — эмоция которой она отныне руководствуется. Девушка тянет парня на себя и тот буквально падает на нее, словно безвольная кукла.
Страшно.
Самым разумным вариантом было бы позвонить Диме, но такие решения не приходят в голову когда ты весь на нервах, поэтому она просто старается дойти до, на вид нормально выглядевшего, дивана и расспросить о том, что здесь черт возьми произошло.
— Что случилось? — наконец спрашивает она, попутно поглаживая руки брата в успокаивающем жесте. — Антон приходил?
Взгляд Олежи на секунду проясняется, но в следующую опять становится безэмоциональным. Он еле заметно кивает, вместо ответа на вопрос. Оля терпит, должна, нельзя давить и срываться. Только не сейчас.
— Вы… поговорили? — девушка не знает, что спрашивать. Её мысли мечутся, заменяя друг друга на ходу. В какой-то момент ей хочется закрыть окно, успевшее выстудить всю квартиру.
Выстудить… Сколько же времени должно было пройти с прихода Антона, чтобы температура опустилась практически до нуля?
Температура… Оля только сейчас понимает, что Олежа всё это время сидел в легкой, домашней одежде.
Девушка бежит к коробке с медикаментами, надеясь, что она осталась на прежнем месте. К счастью, так оно и есть. Градусник тоже цел. Возвращаясь к брату ей
кажется, что прошли не считанные секунды, а часы. Душнов
кажется вообще не заметил ее отсутствия.
Градусник электронный и температуру мерит мгновенно. Оля смотрит на цифры и с ужасом выпускает термометр из рук —
31,4°С.
— Блять, — единственное, что она может из себя выдавить. — Олежа, что случилось?
— Ничего. Всё нормально, — он говорит заторможенно и с заметной дрожью, но теперь Оля поняла истинную причину этого.
Врет.
— Олеж, скажи правду, пожалуйста, тебе же только хуже будет, если не сделаешь этого, — девушка буквально умоляет его, боясь вновь браться за градусник.
— Не переживай, всё хорошо, — сказав эту фразу парень почти заваливается на бок и Оля, словно выйдя из состояния невменяемости, понимает, что нужно срочно что-то делать, пока не стало слишком поздно.
Холодный порыв осеннего ветра обдает квартиру с новой силой, пока девушка судорожно набирает номер скорой помощи. Руки занемели ни то от холода, ни то от страха. Наконец с противоположного конца слышится голос диспетчера.
— Никольская десять…
***
Страх. Он продолжает разъедать мысли девушки словно серная кислота. Она сидит в больничном коридоре уже часа два, не зная ничего о том, что творится в палате. Врачи только развели руками, ведь средство повышения температуры только одно — правда.
Дима приехал сразу же, как узнал о случившемся. Оля не стала попрекать его за попытки отговорить её от поездки к брату, не стала напоминать о его словах. К чему это было сейчас? Главно, что он рядом и обнимает её, согревая своим теплом.
Тепло… Олежа…
Девушка всхлипывает и ощущает как парень прижимается к ней сильнее. Ему тоже тяжело, он, также как и она любил Олежу, просто по другому, по-дружески, по-братски.
Вот увидеть того, кто судя по всему не дорожит Олегсеем вовсе, она не ожидала. Оля поднимает на Звездочкина заплаканный, полный презрения взгляд. Ей хочется кричать, выцарапать ему глаза, сказать кто он и заставить уйти любыми способами, лишь бы не видеть лицо человека из-за которого её брат в таком состоянии. Она чувствует как хватка Димы на её плечах становится заметно крепче.
— Что тебе нужно? — голос хриплый и еле слышный. — Кто тебе сказал, что мы здесь?
По мнению Оли он выглядит слишком спокойно для человека по чьей вине кто-то при смерти. Особенно если этот кто-то её брат. Она, конечно же, не видит синяков под глазами, порезов от стекла на руках и, уже сошедшего за это время, красного следа на щеке.
— Дмитрий позвонил, — привычный ораторский тембр, свойственный Антону. Чего ещё можно было ожидать… Беспокойства и раскаяния? Только если в мыслях.
— Предатель, — шипит девушка в сторону парня, наконец переставшего удерживать её на месте.
— Оль, мы все знаем, что без меня его состояние не улучшится, — голос кажется гипнотизирующим. Возможно это бы и сработало, если бы девушка не видела всей картины последствий ссоры.
— О нет, Антон, ты скорее сведешь его в могилу! — она произносит это громче чем хотелось бы, привлекая внимание окружающих.
Парень нервно выдыхает, присаживаясь рядом. Все молчат. Нарушение тишины, в данной ситуации, приравнивается к началу скандала. Оля хочет успокоиться, мыслить рационально, но как это может быть возможно, если рядом с тобой сидит человек, что довел твоего брата до состояния отключки раз в несколько минут.
— Какая палата? — Антон больше не заморачивается. Спрашивает прямо.
— Не скажу, — буквально рычит девушка. — Я тебе не доверяю.
Тишина продлилась ещё несколько минут, после которых Звездочкин подрывается с места и идет в сторону стойки регистрации. Оле всё равно. Последние силы ушли на перепалку с Антоном. Если ему удастся помочь Олеже, то пусть делает, что хочет. Если из-за него ему станет хуже, Оля самолично его придушит.
***
Палата открывается с тихим скрипом. Олегсей выглядит также, как и тогда, когда Антон ушел громко хлопнув дверью. Сейчас стыд за этот поступок пожирает парня с головы до ног.
Идиот. Дурак возомнивший о себе невесть что.
Жаль Звездочкин говорит об этом лишь в мыслях, на деле просто молча подходя к кровати.
«Скажи чтобы уходил… дай шанс вымолить остаться…»
— Скажи правду и покончим с этим, — ему самому от себя тошно, но он говорит грубо, без приветствий. Переходит сразу к делу. Если даст слабину, то внутренняя гордость изведет его. Похоронит сильного Антона заживо, оставив лишь сопляка в бренном теле. Эта тряпка не сможет быть Дипломатором.
Надо держаться.
— Нет, — подстать Антону безразлично чеканит Олежа. — Я вообще разговаривать с тобой желания не имею.
Какая-то часть парня радуется. Быть может затуманенное сознание Душнова и не осознает это, но сказанное — правда. То, что слова будто бы ножом провели по сердцу роли не играет.
— Давай последний раз поговорим начистоту и больше ты меня не увидишь, —
«дурак!» — кричит Антон-романтик, которого Дипломатор заживо похоронил около месяца назад.
— А что говорить? — голос Душнова срывается на крик. Как бы странно это ни было это — хороший знак. — Я буду с тобой, если ты скинешь свою броню,
Дипломатор, или не буду вовсе!
Удар в спину. Не первый за сегодняшний день.
Больно, больно, больно… Олежа имел право злиться. Он чуть не погиб от рук противников альтер эго Антона и вместо слов утешения услышал лекцию о том, какой он неосторожный, и что это он сам во всем виноват.
— Скажи, ты бы пришел за мной, если бы мне самому не удалось сбежать? Имею… — парень осекается. — Имел ли я хоть какое-то значение для тебя?
Дипломатор бы не пришел. Парень который призывает людей к революции оставил бы маленького человека ради высшей цели и не важно кем он ему приходится, но вот
Антон…
— Нет.
Звездочкин встает и разворачивается. Он понимает, что если сейчас уйдет, то пути назад не будет. Последний, совсем ненадежный, мост рассыпется пеплом на ветру, но так будет правильнее. Антон увидел румянец на лице Олегсея, поэтому и постарался ретироваться как можно скорее. Не хотелось сказать что-то из-за чего температура вновь может начать падать.
Особенно учитывая тот факт, что его самого начала колотить крупная, сильная дрожь…
