Имеет значение

У него голубые глаза, и он едва достаёт макушкой Дирку до подбородка. У него голубые глаза, из-под бейсболки выбиваются светлые волосы, а на шее болтается золотой медальон, который блестит, будто на него светят фонариком. Только вокруг нет никакого источника света. Света нет, но Дирк всё равно видит и пронзительную голубизну, и всё остальное. У него бледная кожа, такая бледная, что яркий румянец на щеках кажется лихорадочным. В его глазах нездоровый блеск, отчего они кажутся ярче, и Дирк думает, что, вероятно, у него действительно лихорадка или что-то вроде. Он протягивает руку, чтобы дотронуться до бледного лба, но мальчик перед ним уклоняется. На его губах расцветает широкая, почти неестественная улыбка. Губы у него тоже лихорадочно-яркие, как будто бы искусанные или зацелованные. Припухлые и алые, совсем девчачьи губы, и девчачьи же ресницы – длинные, такими можно томно хлопать, глядя на ухажёров. У него ледяные, но ужасно мягкие руки. Дирк не сразу понимает, что это ткань перчаток. Какая разница? Кожа у мальчика такая светлая, что отличить её от белизны перчаток сложно. Руки обвивают шею Дирка, мальчик тянется к нему, привставая на цыпочки. Дирк думает, что это идиотизм – напялить на полосатый оранжевый костюм длинную синюю футболку. Кажется, это вообще чужая футболка, она слишком большая. Мальчик приоткрывает рот – с каким-то странным тихим щелчком, как если бы его челюсть была деревянной. Точно так же, как медальон, блестит золотой резец. Дирк снова думает, какой же это идиотизм. И бабочка на шее – тоже. Хотя бабочку можно простить. Бабочки – это круто. Так сказал кто-то умный и ироничный, только Дирк не помнит, кто. Может быть, бро. А может и нет. Дирк чувствует, как в его волосы зарываются пальцы, обтянутые белой тканью, и мальчик прижимается к нему. Прижимается весь, как будто принимая форму его тела, как будто у него нет костей. И смотрит своими голубыми глазами, огромными, требовательными и нетерпеливыми. И Дирк целует его, обнимая за талию. Мальчик мягкий, а целуется очень жёстко, и Дирк невольно отвечает в том же духе, понимая теперь, почему губы у того такие ярко-алые и припухлые. – У тебя губы в кровь искусаны, – замечает Дейв, и Дирк не уверен, слышит ли беспокойство в его голосе. – Наверное, – пожимает он плечами, не отрываясь от своего занятия. Он склонился с отвёрткой над рукой робота. Точнее, над тем, что станет рукой робота, а пока просто лежит кучей металла, проводков и винтиков на кухонном столе, прямо рядом со вчерашней разогретой пиццей. – Задумался, – поясняет он. С чего бы ещё ему кусать губы? Дирк проводит языком по ним и чувствует трещинки и лёгкий металлический привкус. Губы слегка пощипывает. И правда, когда он успел их так обкусать? Во сне, что ли? Он никогда не жаловался на кошмары. Хотя он в принципе никогда не жаловался. Это ниже достоинства любого Страйдера. Дирк не может удержаться, губы щиплет, и он снова кусает их, сдирает зубами тонкую кожицу, не давая ранкам зарасти, и во рту становится солёно. – В пять на крыше. – В пять на крыше, – кивает Дирк. Уходя, Дейв легко хлопает его рукой по плечу, и у Дейва ужасно мягкая рука. Дирк отрывается от работы и смотрит брату в спину. Мальчик снова смотрит на него, а Дирк пытается вспомнить, откуда он знает его. Он его точно знает, точно видел раньше. Где? Когда? Точно не очень давно, Дирк в этом уверен. Или нет. Нет, не уверен, совсем. Может, сегодня. А может, десять лет назад. Он не совсем уверен в том, когда происходит это сегодня. В принципе, это не кажется ему важным. Не то чтобы ему вообще что-то казалось важным сейчас. Мальчик снимает бейсболку, и на лоб ему падают светлые волосы, такие же, как у самого Дирка. Он думает, что это не простое совпадение. Может, мальчик сделал это специально. А может, Дирк сам сделал ему такие волосы. Кто из них кого сделал? Это тоже не кажется ему важным. Дирк поправляет мальчику бабочку, и тот снова улыбается ему. Его длинные светлые ресницы чуть подрагивают, когда Дирк проводит большим пальцем по его щеке. На пальце остаётся кровь, но мальчик совсем не меняется в лице. – Бро? – Дейв смотрит на него пристально, он снял очки. – Задумался опять, – предполагает Дейв, и Дирк кивает. Они оба стоят в ванной, Дирк аккуратно стирает кровь со щеки брата – оцарапал его кончиком катаны во время тренировки двадцать минут назад. Его палец обёрнут марлей, вымоченной в перекиси водорода. – Мыслитель-философ, от Лалонд набрался? – Дейв едва заметно усмехается, и Дирк усмехается ему в ответ. Наверное, это выглядит так, будто они играют в зеркало. Они могли бы, наверное. – Не больше чем ты дурацких шуточек от Эгберта, – парирует Дирк. Он думает, что красная кровь на бледной, белой коже Дейва – это красиво. У него глаза почти такие же, тоже красные на фоне белков, под белёсыми ресницами. Некоторые боятся смотреть Дейву в глаза из-за этого. Из-за выразительности, наверное, а может, из-за необычности. Дирк не сразу замечает, что встал ближе, почти вплотную к брату. – Сейчас? – Дейв изгибает бровь, и его ладонь ложится на плечо Дирка. Мягкая, какая-то бархатная ладонь, как будто это не в ней Дейв держит рукоять меча каждый день, натирая мозоли. Может, Дирку просто кажется. Это не важно. Дирк кивает, и Дейв приоткрывает рот, подаваясь ему навстречу. С тихим щелчком, очень знакомым, но Дирк не обращает внимания. Ему не хочется обращать внимание ни на что. Придавать особое значение чему-то тоже не хочется. Дейв не щадит губы брата, хотя знает, что они искусаны и так, сам ведь заметил это утром. У Дейва горячее дыхание, которое очень громко отдаётся у Дирка в ушах, горячее, тяжелое и неровное. Он дышал так и во время тренировки. Что ж, это тоже можно назвать тренировкой, почему нет? Дирк вдыхает воздух из лёгких Дейва. К его лбу прилипли пряди светлых волос. Таких же, как у Дирка. Иногда Дирк думает, что это он сделал Дейва. Воспитал его. А иногда ему кажется, что всё совершенно наоборот. Кто из них кого сделал? Если это не имеет значения, то что имеет тогда? Дирк заставляет себя задаться вопросом. Он разрывает поцелуй. На Дейве оранжевый костюм в полоску, а поверх него – синяя футболка. – Бабочки – это круто, – говорит Дейв, замечая, что Дирк смотрит на его шею. Ощущение такое, будто кто-то говорит за Дейва, а он только открывает рот – немного невпопад. У него дрожат белёсые ресницы, а в голубых глазах – море жадности. Он сильнее впивается пальцами в плечо Дирка и настойчиво тянет зубами его нижнюю губу. Мягкие руки и ноги, будто резиновые, бескостные, обвивают Дирка. Что имеет значение? Дирк старается держать этот вопрос в голове. Сам вопрос уже имеет значение, и почему-то от этого осознания внутри Дирка нарастает тревога. Нет, не тревога. Что-то сродни панике. Дейв отрывается от него, смотрит внимательно и хмурит брови. У него получается карикатурно, словно брови просто нарисовали на его лице. В ярко-голубых глазах море жадности и море злости теперь. Что имеет значение? Дейв громко клацает деревянными зубами. Один из них блестит, покрытый позолотой. У Дейва красные глаза, как кровь на белой коже. Дирк помнит это и помнит, что так было сегодня. Вчера. Всегда было так, и его волнует, что его всегда не существует в этот момент. Это имеет значение. Дирк пытается отцепить от себя Дейва с голубыми глазами, но тот впивается зубами в его шею, там, где она соединяется с плечом. Дирк кричит, чувствуя, как разрывается кожа. Он с силой тянет Дейва за волосы, пытаясь отодрать. Это имеет значение. – Задумался, философ. Останешься без губ. Дирк не может вспомнить, какого цвета у Дейва глаза. Всё остальное белое. Как его кожа.