«Понимаешь. Любая сказка - она всегда о любви, даже если кажется, что о смерти»
Сказка о драконе А. Долгарева
*** …Скука да исполнение приевшейся за века обязанности хозяина Бала, может быть, капелька азарта охотника – вот, пожалуй, и все, что руководит им в ночь их первой встречи. Зима, ночная тишина и слабый огонек в двух окошках – все, что их встрече сопутствует. Он еще не знает, кто будет его жертвой в этот раз, да и не особо интересуется этим – какая разница, коль смертные девы все одинаковы в своих стремлениях и чаяниях… но кто бы осмелился их обвинить? Точно не он. Что видят женщины в жизни? Мгновения молодости, дружба да влюбленность, счастливый брак (если улыбнется удача), материнство… и труд, труд и труд в семье отца, мужа и, если повезет (или доживут), сына. Желание разорвать этот замкнутый круг, в конце концов, естественно для человека. Когда-то давно он и сам пожелал вырваться из плена жизни (и смерти), за что расплачивается и поныне. …ко мне навстречу, ангел мой, поспеши… Нет, нельзя искушать судьбу, ее не обыграть. И юной дочери очередного трактирщика (кузнеца, лекаря, слуги) в весьма скором времени предстоит прочувствовать это на себе в полной мере. *** Он приходит и тайно наблюдает за ней, присматриваясь, на протяжении нескольких недель, в целом довольный своим выбором: предел мечтаний неизбалованной крестьянской девушки вряд ли поразит его воображение – скорее всего, как и ее подружки, мечтает выгодно выйти замуж, прожить безбедную и сытую жизнь… и все в таком духе. Хотя стоит признать, она смогла его удивить страстностью, пылкостью и податливостью отклика на его ночной призыв – в каждое свое посещение он видел смутную светлую фигурку в напряжении застывшую у окна … что ж, тем проще – мечтательницы всегда шли в расставленные им силки практически добровольно. Его первое появление перед нею во плоти – как и перед многими до нее - искусно созданная картина. Тени, пляшущие, мечущиеся по стенам; будто вползающий сквозь приоткрытое окно туман; прекрасный незнакомец, вдруг соткавшийся из мрака посреди комнаты… Текучие плавные движения…чарующий голос...полный восхищения взгляд. Все воссоздано, отыграно им на протяжении десятков (сотен?) подобных встреч. …я тебе судьбою дан, так прими бесценный дар – от уныния спасенье приглашение на бал… Успокоить опасения, уверить в избранности и исключительности, намекнуть на убогость окружения и перспектив, поманить реальностью исполнения грез… Самым сложным кажется, как, впрочем, и всегда во время таких сцен, смотря в затуманивающиеся глаза девчонки, не дать услышать невольный смешок, не пропустить в голос привычного раздражения рутиной происходящего. Но все в порядке. Девушка, не обращая ни малейшего внимания на обеспокоенные крики потревоженных шумом родных, все тянет и тянет к нему руки. А через пару недель, встречая у ворот своего замка ее, запыхавшуюся, в криво повязанной на платье алой шали, подаренной им, он уверен наверняка - ловушка захлопнулась. *** В этот раз присутствие в замке еще одного человека ощущается странно. Периодические появление людей никогда и никоим образом не нарушало покой этого места, разделенный между ним самим да двумя его вечными спутниками. Девушки же слишком…много? До Бала ему приходится придерживаться выбранной роли страстно влюбленного, борясь со ставшими уже привычными досадой и раздражением. Благо его репутация, да и сама атмосфера мрачного места, не располагает к наверняка знакомым ей ухаживаниям – цветам, прогулкам под луной, зажиманиям по углам (или что там могут придумать деревенские парни). Тем не менее, девчонка следует за ним повсюду молчаливой – не всегда – тенью, стремится столкнуться с ним в коридорах как можно чаще. Используемые ей наивные женские хитрости, что так любили пускать в ход ее предшественницы, вроде резко нахлынувшей дурноты, будто случайно брошенного из-под ресниц взгляда или оголившегося плечика, не вызывают ничего, кроме усталой насмешки и желания раствориться во тьме. Предпочтительно навечно. Он пропускает определенный момент, когда все начало меняться. Скорее всего, причиной тому послужило желание хоть как-то разбавить однообразие и рутину будней, а может и просто странный настрой, предшествующий приближающемуся кровавому пиршеству. Но однажды он обнаруживает себя описывающим девчонке красоты ночной Венеции; на следующий день – читающим ей по памяти произведения Гёте… и осознает, что такое времяпрепровождение ему весьма и весьма приятно. А в один из вечеров он перехватывает ее восхищенный взгляд на себе. Абсолютно случайный взгляд - для него не предназначенный - а потому лишенный всякого напускного жеманства и кокетства, но так похожий на то, как когда-то давно – буквально в другой жизни – на него смотрела Она. Наверное, только тогда он по-настоящему обращает на свою «гостью» внимание. Совсем юная, только вступающая в пору расцвета красоты, обаятельная, явно неглупая и… обладающая взглядом человека, который… Сформулировать и описать наверняка, что именно отражается в ее глазах, он бы не взялся. Лишь малая толика – одиночество, затаенная печаль, зарождающаяся влюбленность, тоска… Боль и жажда человека, слишком долго ждущего исполнения своих грез и видевшего его живым их воплощением. Она смотрит как человек, глядящий в пропасть, но готовый ринуться туда ради своей ожившей мечты, ради шанса, пусть и призрачного, ее осуществления. Конечно, он совсем не принц ее грез; он ни на минуту не забывает о роли, что ей уготована. Он так забавляется про себя ее слепотой и наивностью, ведь даже суть его – сущность ночного монстра, терзающего все живое – не пугает, не отталкивает ее, а лишь манит, как манит аромат хищных растений глупых мотыльков. Чувствуя волнение, лихорадочное предвкушение остальных вампиров, он усиленно кружит ей голову. Все сильнее разгорающийся голод – жажда крови – также напоминает о себе, и хищник внутри него ликует, мечется в предчувствии скорой трапезы. И все же, все же с некоторым страхом он замечает, что все больше и больше всматривается в девушку, безотчетно сравнивает, ищет знакомые черты…черты той, что так желанна, той, что сам он так отчаянно ждет. И что-то в нем откликается, желает поверить, обмануться, допустить. Заставляет окунуться в воспоминания и… надежду? …манит искушенья сладкий дурман… как сопротивляться ему?.. Можно отдаться моменту и хотя бы на мгновение забыть о предстоящем… Забыть, забыться или же, наоборот, возвратиться к прошлому? *** Девушка спит, домочадцы заняты подготовкой к балу, и у него наконец появляется возможность побыть в столь необходимом ему сейчас одиночестве. Безмолвная тишина семейного кладбища, вопреки устоявшейся расхожей ассоциации с чем-то тревожным и пугающим, всегда действовала на него умиротворяюще, даже во времена его бытности человеком. Сейчас же, пожалуй, только в этом месте проклятый голод, что с некоторых пор является и самой неизменной его сутью, немного отступает. Возможно, из-за неподдельного ненаносного вечного спокойствия, что царит здесь, но, скорее просто потому, что именно здесь он чувствует себя почти живым. Здесь, под сенью надгробных плит, укрыто все то, что когда-то было(?) так дорого, так значимо. Могилы отца и матери, братьев и сестер; поколений и поколений его семьи, друзей...ее могила. Здесь прошлое, не оставляя ему выбора, обретает цвета, звуки, плоть. Забавно, а ведь тогда он вполне мог бы назвать себя баловнем судьбы. Потомок древнего и уважаемого рода. Наследник. Первый и лучший во всем. Любимец семьи и подданных. Он не жил тогда – порхал по жизни, наслаждаясь всеми благами своего статуса. Вспоминать о ней нежеланнее, больнее всего. Молодой, самовлюбленный и самоуверенный, беспечный, он и заметил-то ее совершенно случайно. Привычный к всеобщему поклонению, лишь ухмыльнулся восхищенному взгляду…хотя и запомнил. Позже, ему довелось ее узнать. А потом он просто пропал. Была ли их встреча предопределена свыше? Пути судьбы неисповедимы. Много, много позже ему не раз говорили, что встретили и полюбили друг друга они на свою беду, что надо было прислушаться к окружению, присмотреться к знакам мира… Но в те отпущенные им совместные мгновения он был поистине счастлив. Вопреки уверениям поэтов, по сей день не прекращающих создавать свои слезливые романтические баллады, жизнь его не прервалась ее смертью. По настоянию семьи он женился, и, в общем-то, брак его был весьма удачен. Он был хорошим правителем, любимым народом, добившимся процветания своих земель. Только вот можно ли назвать жизнью существование, ведомое по инерции, существование без особой цели, веры или мечты, существование в ожидании смерти? В какой-то момент он поддался модному тогда увлечению оккультными практиками, и именно в них обрел надежду. Чающий да получит. Он принес свой обет – обещание всего - за шанс еще хоть раз увидеть ее - а ему помогли обрести бессмертие. Забавно, что боги (или кто-то еще) решили откликнуться на его просьбу подобным образом, придав его посмертному существованию именно такой образ. Вампир, жестокий монстр, ведомый жаждой и никогда не могущий ее утолить - будто в расплату за ненасытное желание счастья, жадность, желание пойти против установленного порядка. Лет через 50, устав ошибаться и разочаровываться, он осознал и иное последствие опрометчиво совершенной сделки. Жизнь в вечной надежде – обратная сторона жизни без надежды вообще. И вот сейчас его существование – кривое зеркало былого. Все так же он владеет и повелевает, все так же волен вершить судьбы смертных, все так же наделен любовью своих бессмертных подданых... Все так же вынужден ждать ее, невольник своего выбора и сути. …и во мраке безутешно душа блуждает сотни лет… Вот только в течении времени растворяются краски, покрываются трещинами чувства. Все в мире подвержено бесконечному повторению: страсти, пороки, судьбы… Он слеп и глух к окружению, застыл в некоем подобии «жизни», погряз в однообразии и скуке. Человеческое в нем почти что мертво. Но почему же даже сейчас – спустя три столетия…три столетия пустоты, одиночества и отчаяния - лишь бледное подобие, призрак ее способен всколыхнуть в нем столько чувств? Судьба всегда и за все требует плату. Он давно перестал быть человеком; ни жалость, ни доброта, ни любовь неведомы ему с тех пор. Но все же - он готов себе в этом признаться - он не в силах отказаться от нее. И если залог их встречи –соблюдение установленного кровавого обычая, он согласен ему следовать, невзирая ни на что. Поэтому и ему, и его невольной гостье остается лишь смириться с неизбежным, облачиться в заранее предопределенную роль. *** Бал ярок, бал прекрасен и ужасен в своем великолепии. Смех. Разговоры. Танцы. Яростное предвкушение. Жажда крови. Вошедшая в бальный зал изумительна: она светится – молодостью, красотой, любовью – избранное безгрешное Звездное дитя. Ненасытный голод окружающих достигает своего апогея. Физически обретает форму. Воплощается вовне. Девушка оглядывается, в нетерпеливом предвкушении осматривает толпу. С улыбкой тянется к нему. Движения его все так же плавны и текучи, но он не медлит, не дает мимолетным сомнениям и жалости одержать верх. Когда рвет ей горло. …смерти и любви познаешь цену сама, от всего было вдали, царит над миром тьма, и больше не видно земли… Ритуал свершен. *** Он не помнит о ней да и не чувствует раскаяния из-за Сары, настоящей Сары, что погибла мгновением ранее укуса, той, что различила и судьбу свою, и приговор в его глазах. Он холоден и безучастен к вампирше, продолжающей слепо и влюбленно следовать за ним. Жаль ему только души, запертой в практически вечном теле вновь рожденного существа; души, которой предстоит еще долго томиться, прежде чем получить возможность освобождения и возращения к тому, что она так отчаянно стремилась отыскать. …В настоящем проклят я, а будущего нет. Избавленья не найти от печали моей и скуки, бесконечны мои пути, неизбежны мои разлуки… …царит над миром тьма, и рвется душа в эту тьму… «… прошу, скорее…».