Вся правда о вранье

- Мне Диман сказал, что ты сегодня гарантированно дома и один, - говорит Арсений вместо приветствия, деловито проталкиваясь между охуевшим Антоном и дверью и бросая на пол сумку. Молча разувается и проходит в гостиную. Всё, как обычно: поставленная на паузу плойка, бокал с отпитым пивом на журнальном столике и вывалившиеся из пачки на диван чипсы. Машинально сгребает их в ладонь. - Ты как здесь? – эмоции Антона всегда слегка впереди него, а уж подвыпивший Шастун и вовсе прекрасная хуманизация удивления. - Приехал на ночном, знаю же, что не спишь, - Арсений пожимает плечами, намереваясь пойти стряхнуть мусор в ведро на кухне. Но Антон вдруг обнимает, да так крепко, что Арсению больно рёбра. - Погоди, дай руки помыть, - вырывается, крепче сжимая крошки в кулаке. - Арс, - Антон сейчас так по-детски улыбается, что Арсений понимает – он был прав, решив приехать, когда увидел выпуск в эфире. Мчится на кухню, растирая ладонями последнюю картофельную пыль в ведро под раковиной, и скрывается в ванной. В зеркале уставший чел с бледной кожей и красными от недосыпа глазами. У него с утра были съёмки в сериале, вечером запись рекламы, а потом, придя домой и желая раскинуться, наконец, в кровати с пультом в руках, нечаянно наткнулся на это глупое шоу... - Арс, мне сварить пельмени или заказать пиццу? – слышится из-за двери. Антон волнуется, слышно по голосу. Антон всегда волнуется, когда Арс у него. Делает вид, конечно, что всё нормально, но Арсений давно выучил все его оттенки эмоций, и без труда может понять, когда лихорадочная весёлость или режим суетливой хозяйки выдают в Антоне сильное смятение. - Я не голоден. Давай что-нибудь сам. Я моюсь, - залезает под душ, зажмуривая глаза и отдавая лицо горячим струям. Ебучий Дорохов. Ебучий Фомин. Агрессивно трёт себя вихоткой Шастуна – тот когда-то в порыве страсти демонстративно выбросил купленную Арсением и заявил, что если уж они докатились до обмена телесными жидкостями, то и одну губку на двоих как-нибудь осилят. К Мусагалиеву, как ни странно, нет претензий. То ли из-за того, что, несмотря на вынужденное соперничество, тот вёл себя максимально корректно по отношению к Антону, то ли потому, что Азамат в принципе так ведёт себя со всеми, в том числе и с Арсением, в отличие от некоторых других… - Тебе обычные, хинкали или вареники с сырой картошкой? – доносится из-за двери. - Давай вареники, только если есть сметана, - кричит Попов. - Ладно. Хитрющий Фомин в последнем раунде откровенно попугайничал за Антоном, а ролик с Дороховым вообще оказался подставой! И смеялись оба так гадко… Арсений вдруг злится. Почему Антон такой? Почему было не рассказать всё сразу после съёмок пару месяцев назад?! Кому, как не Попову успокаивать и поддерживать Антона, зная об этой трепетной части его натуры – неумению проигрывать? Но тут же одёргивает себя, понимая, что у того слишком насыщенный жизненный график, чтобы рефлексировать по таким мелочам, как потеря комфорта. Антон ведь вообще предпочитает не заморачиваться, если кто-то вдруг кидает лишнее в его адрес во время сьёмок. Или демонстративно лапает, типа, отыгрывая момент, который в общем-то был не так уж необходим. Арсений сейчас не о Диме с Серёжей – тем в пределах их шоу позволено многое, но, как ни странно, именно они не пользуются своим правом многолетней дружбы и не касаются Шастуна без необходимости – ни словесно, ни руками. И потому Арсения вдвойне злит, когда посторонние люди на камеру или без пытаются демонстрировать собственную значимость, позволяя себе нарушать личные границы Антона. Арсений, где может, пытается выступать громоотводом, но постоянно быть рядом с Антоном у него нет возможности. Поэтому, как только появляется повод, старается объяснить, почему и в какой момент Шастун должен выбирать себя, наплевав на обстоятельства. Хотя, Арсению ли об этом говорить. Сколько раз самому приходилось натужно улыбаться, буквально запинывая ногами гордость в дальний угол, чтобы не портить кадр… Чего только стоит тот шлепок по заднице от Белого на всю страну, который почему-то не вырезали, или колкие ремарки Добровольского, которые тот не преминет вставить от случая к случаю, общаясь при этом за кадром, как ни странно, довольно дружелюбно. Список можно продолжать до бесконечности – с лёгкой руки продюсеров глумиться над их четвёркой стало чуть ли не модно, и если саркастичного и острого на язык Диму почти не трогают, а над смешливым Шастуном издеваться неинтересно, то им с Серёжей достаётся по полной. Хотя, казалось бы, темы про гульку Матвиенко и гейство Арсения за шесть лет должны были себя полностью исчерпать. Но Арсений старше Антона. Он задолго до него познал всю эту крысиную подноготную шоу-бизнеса и научился прятать живого себя за красивой маской популярности. Чему и пытается научить Антона сейчас. Тот учится откровенно плохо. Нет, он уже умеет держать лицо при любых обстоятельствах, и даже выводит самый откровенный кринж в добрый юмор – а это бесспорно высший пилотаж. Но что остаётся в нём самом после всего, не ведает даже Арсений. Антон то ли не желает показывать собственную уязвимость, то ли боится признаться себе, что не все, кто так настойчиво набиваются к нему в друзья, достойны ими быть, но с Арсением он старается своё состояние не обсуждать. Антон кажется доступным. Вся его детская непосредственность – эти прорывающиеся наружу эмоции, яркий смех и принятие любого малознакомого человека сразу в ближнюю зону – даёт окружающим повод думать, что им с Антоном можно всё. Это влечёт их к нему, как мотыльков к источнику света, а Антон слишком наивен и добр, чтобы отказывать. И это при том, что ума у него не отнять – Арсений давно перестал обманываться на этот счёт: Антон умеет в анализ. Но почему-то направить своё умение на отработку собственного имиджа, чуть более защитив его и сделав недосягаемым для набегов татаро-монголов современного шоу-бизнеса и интернета, зачастую вылезших из ниоткуда, у него не получается. Арсений выходит из ванной, замотав полотенце на талии и шлёпая босыми ногами по полу. Антон на кухне – стоит, прислонившись к кухонному шкафу и отбивая ногой какой-то ритм. Такой большой и такой невыносимо хрупкий. Даже раздавшись в плечах к своим тридцати, он всё равно остаётся тонким, и Арсений, постоянно любуясь им на съёмочной площадке, всегда угадывает под многослойной одеждой очертания его узких бёдер и острых выпирающих лопаток. Антон достаёт шумовкой вареники и раскладывает по двум тарелкам: - Я решил за компанию, - сообщает, - А ты чего не одеваешься? Знаешь ведь, где всё лежит. - Да у меня с собой, - Арсений делает два шага вперёд и обнимает Антона сзади, прислоняясь головой к его плечу, - Сейчас, дай пять минут. - Я тоже скучаю, Арс, - Антон выключает плиту и разворачивается в руках Арсения. Арсению очень нравится, когда он голый вот так льнёт к одетому ещё Антону. От трения обнажённой кожи о хлопковую футболку и мягкие домашние штаны возникает стойкое ощущение дома, где бы они не находились. Арсений не может объяснить себе этот свой кинк, но активно пользуется им всякий раз, когда хочет почувствовать себя защищённым. Никакой даже самый яркий оргазм не может так разлить тепло по сердцу, как стоять рядом и дышать в шею самому любимому из всех людей на земле. Не замечает, как начинают целоваться. Мягко, нечаянно, словно в продолжение их целомудренных объятий. Антонова щетина привычно колет щёки, но куда же теперь Арсению без неё – никуда. Антон – это щетина, запах сигарет и сладостей, аромат дорогих духов, которые скрупулёзно выбирает ему Арсений, и пота, когда плюхается рядом на диван в гримёрке, уставший после десяти часов сьёмок. Антон – это вкус бургеров и пиццы, которые тот любит заказывать на работу и домой, и Арсений уже давно научился определять, что именно сегодня Антон ел, когда остаются наедине. Антон – это мягкая одежда и грубые кольца с браслетами, которые Арсений кроме шуток всегда караулит в гримёрке, если дресс-код не позволяет им унизывать руки их владельца в кадре. Антон – это нежность, в которую хочется зарыться всем телом, и монолит, который закроет от всех холодных ветров этого мира. В какой-то момент чувствует, что поцелуй перестаёт быть платоническим – Антон лёгок на подъём – и отстраняется, глядя Антону в глаза. Так и есть. Поплыл. - Давай поедим, ты что, зря старался? – кивает на тарелки. Сам не голоден, просто хочет вернуть голове способность соображать, а то получится, что только за сексом сюда приехал. А он ведь нет. Хотя, кому он врёт. Тот комфорт, что укутывает его рядом с Антоном, распространяется и на их постель тоже. Арсению всегда было очень трудно раскрепоститься с партнёром, как бы красиво всё ни происходило. Это целиком и полностью проблема Арсения, он знает, и испытывает бесконечную вину и благодарность к тем, кто вынужден был терпеть его качественную профессиональную игру рядом с собой даже в самые интимные моменты. Но он просто не мог по-другому, ему позарез надо было зачем-то демонстрировать своё мастерство и доказывать, что он лучший. Это каждый раз приводило к тому, что в Арсения влюблялись, а сам он остывал, потому что зачем раз за разом впечатлять одного и того же, когда можно найти себе нового зрителя? С Антоном весь сексуальный опыт Попова пошёл по пизде. Антон впечатляться Арсением в постели не желал. Он желал чего-то иного, большего, о чём Попов как-то и не задумывался раньше, озабоченный исключительно самолюбованием. В постели с Антоном стало просто не до того. Тактильный от природы, он был увлечён чувственной стороной их секса гораздо больше, чем эстетической, и Арсений на первых порах очень волновался, находя себя помятым и растрёпанным в лужах спермы и слюны с валяющимся поверх него таким же полубессознательным Антоном. Понимал, что красоты в этой животной страсти с мокрыми поцелуями и хлюпающими движениями тел нет и в помине, но и отказаться от этого уже не мог. Вопрос стеснения исчез с их горизонта практически за пару месяцев, и Антон, подавая пример искренности и раскрепощённости, всё дальше уводил за собой Арсения от мнимых правил приличия в постели. То, что они творили друг с другом, порой стеснялось облечься в слова, но что поражало Арсения больше всего, так это скорость, с которой Антон не только наверстывал разницу в их сексуальном опыте, но и раскрывал новые возможности по-настоящему поверившего в себя Попова. Антон послушно ставит на стол тарелки, вилки, сметану. Наливает обоим пива, хоть и знает, что Арсений его не любит. Но на улице ночь, и другого не купить. - Ты чего пригнал-то? – спрашивает, уминая вареник. Арсений готов вечно смотреть, как тот ест – от вида жующего Шастуна у него самого появляется непреодолимое желание что-нибудь заглотить. - Ну, я… - Нет, я рад, ты не думай! – Антон спохватывается и откладывает вилку. Тянется обеими руками через стол, чтобы осторожно взять Арсову ладонь, - Я всегда тебе рад, ты же знаешь, просто, ну, это так неожиданно, ночью… Ничего ведь не случилось? Арсений перехватывает руки Антона и, притягивая к своим губам, мягко целует костяшки на пальцах. - Ничего не случилось. Кроме того ёбаного шоу на ТНТ. - А, - Антон отнимает руки и вновь берётся за вилку, - ты про «Я тебе не верю»? Не парься, это давно было. - Для миллионов телезрителей это случилось именно сегодня, точнее, уже вчера, - Арсений смотрит на часы на стене, - Как и для меня, Антон. Почему ты не рассказал мне? Зачем подписался на всё это во второй раз? Тебе же не зашёл концепт! – сам не замечает, как начинает говорить громче. - Наплюнь, Арс, мне предложили, я согласился. Это всё же телевизор, не Ютуб, мне надо, - Антон обмакивает вареник в сметану и тянет в рот. - Почему ты не сказал мне о съёмках? – повторяет Арсений, стараясь говорить спокойно, - И почему не поделился, что проиграл? Антон усердно пережёвывает пельмень и в глаза не смотрит. - Антон! - Ну потому и не поделился, что проиграл! – Шастун быстро заводится не только в сексе. Вилка бряцает об стол, а руки скрещиваются на груди. С ужином можно заканчивать. Арсений встаёт из-за стола и, покачивая своей набедренной повязкой, подходит к Антону, протягивая руку. Насупленный, тот хватается за неё и легко встаёт. Путь до спальни Арсений знает наизусть и может пройти с закрытыми глазами. В молчании раздевает Антона – тот послушно поднимает руки, позволяя стянуть с себя футболку, и переступает ногами спущенные Арсением домашние брюки и трусы. Смущение, даже после стольких лет, проступает на его щеках нежным румянцем и только усиливается, когда Арс садится перед ним на колени, влюблённо ластясь губами к приподнимающемуся на глазах члену. Антон долго молчит упрямо и подаёт голос, только когда Арсений берёт в рот его яички по одному и сжимает ягодицы ладонями. - Арс, - слышит хриплое, - Можно я лягу? У меня ноги дрожать начинают. Арсений растекается в улыбке. В этом весь Антон – будучи несдержанным и зачастую властным в сексе, он до последнего трепетно вежлив в обычной жизни. Преданно смотрит снизу вверх, легонько хлопая по заднице. Антон тут же валится на кровать и широко разводит ноги, приглашая продолжить. Арсения не надо просить дважды – рот снова полон слюны при взгляде на уже откровенно просящий ласки член. Насаживается без промедления, подключая язык и руки. Ласково обхаживает головку, упирая её затем в нёбо и растирая пальцами спускающиеся по стволу слюни, смешанные с естественной смазкой. Гладит чувствительную зону под мошонкой и, вынув член изо рта, накрывает его поцелуями. Заглатывает снова, теперь уже до основания, расслабляя горло и позволяя Антону толкаться вперёд, обхватив его голову руками. - Арс, - скулит тот, - Что ж ты делаешь… Арсений вместо ответа теребит кончиком языка уздечку при каждом взмахе – а он умеет. Это становится последней каплей – Антон враз убирает руки с Арсовой головы и впивается ими в простынь по обе стороны от себя. Перестаёт стонать, замерев и выгнувшись на постели, а затем начинает заходиться в судорогах, душа в себе высокий всхлип. Глотку Арсения затапливает тёплым, и сверхзадачей становится проглотить, не подавившись и не испортив момента кашлем. Он справляется, и когда уже затихший Антон загнанно дышит, закрыв глаза, снимается с члена и плавными мазками натёртых губ с низа живота добирается до шеи. Там и останавливается, укладываясь Антону головой на плечо и закидывая на него ногу. - Арс… Это полный пиздец, - Антон, так и не открывая глаз, обнимает его правой рукой, притягивая для поцелуя в лоб, - Я сейчас… Мне надо буквально пару минут, и я тобой займусь. Ну уж нет. В коварные планы Арса это не входило. - Отдыхай, - шепчет, сползая, - я принесу нам чаю. Затягивает потуже узел на полотенце и отправляется на кухню, игнорируя призывы организма свернуть по пути в ванную и хорошенько оттдрочиться – вид кончающего Антона всегда подводит Арсения к опасной черте. Но сейчас есть дела поважнее. Пока ждёт закипающий чайник, смотрит в чёрное окно и сосредоточенно думает, с чего начать и как не дать разомлевшему Антону сползти с темы на, собственно, член Арсения. Что это в итоге случится, он ни секунды не сомневается, но всё же хотелось бы сделать то, за чем приехал, прежде, чем сам будет валяться помятой тряпкой под своим неугомонным мальчишкой. Мечты, может, и сбываются, но не у Арсения сегодня. Сорванное с бёдер полотенце летит на пол, а Арсений испуганно пытается развернуться в чужих руках, когда его бесцеремонно роняют на стол, расшвыривая стоящие там тарелки и вжимая в прохладную поверхность грудью. - Тебя как за смертью посылать, – низко дышит в ухо Шастун, оглаживая Арсовы ягодицы и перекладывая его руки выше, заставляя ухватиться за противоположный край столешницы. Арсений зажмуривает глаза, покрываясь мурашками. Оживающий член Антона, притирающийся сзади, не скрывает своих намерений. - Не знал, что тебя настолько мучает жажда, - непроизвольно стонет, когда тот прикусывает мочку уха, а потом скользит кончиком языка в ушную раковину. - Я передохнул, - Антон слегка кусает за загривок и властно прижимает Арсения к столу, когда тот пытается приподняться. Сползает поцелуями по спине ниже и, опустившись на колени, раздвигает Арсовы ягодицы. Тот протестующе мычит, но Антон тут же целует, пуская внутрь слюни и оглаживая края входа языком. И Арс затихает, сосредотачиваясь на цепкости своих пальцев, впившихся сейчас в край стола – это всё, что ему подвластно. Чувствует, как стенки ануса расслабляются под осторожными прикосновениями, и как язык мягко проникает внутрь. Юрко орудует, исследуя, как там сегодня, а на давно стоящий член Арсения в это время опускается горячая ладонь. Арсений вздрагивает и стонет, сжимая на столешнице и так побелевшие пальцы. Антон слишком хорошо его знает, чтобы можно было как-то обмануть и оттянуть надвигающийся конец. Проще признать своё поражение и расслабиться, отдаваясь воле владеющего им сейчас человека. Чайник, вскипев, щёлкает тумблером, и Арсений непроизвольно сжимается от одновременного прикосновения холодной смазки ко входу. - Прости, мне слишком не терпится, - Антон смешно дышит ему в зад, пытаясь согреть гель, а потом мягко просовывает в него один палец, кусая за ягодицу. Пальцы Антона настоящее произведение искусства. Арсений готов бесконечно смотреть на них, окольцованных на публике или нежно оголённых дома, когда Антону не нужны обереги. Готов вбирать их в свой рот, нежно оглаживая языком каждую фалангу и стонать от накатившего только от этого возбуждения. Сейчас эти пальцы в нём – уже два, судя по ощущениям. И Арсения кроет настолько опасно, что вынужден просить, срываясь на скулёж: - Антон! - Щас, щас, я только… - Арсений слышит щелчок тюбика со смазкой и опускает голову вниз, на стол, прислоняясь горячим лбом к холодному пластику и надеясь, что не кончит позорно быстро. Но нет, сегодня определённо не день сбычи мечт. Стоит Антону пару раз скользко толкнуться внутрь, разогнавшись, как простата, взрываясь, посылает ударную волну по всему телу, вырывая сильной струёй из члена семя, а изо рта – брызги слюны, смешанные со стонами. Арсений бьётся в оргазме, прикусив язык и моля, чтобы сердце выдержало, потому что набат в голове настойчиво предупреждает о приближающемся обмороке. Крышка стола по всем законам физики должна была уже слететь от впившихся в неё пальцев, но, видимо, давление Антона сверху – последнее, что не даёт ей сорваться с креплений. Сколько это длится, Арсений не знает – он всё время пытается как-то дышать, урывая воздух моментами между резкими толчками и собственными криками. Не помнит, как оказывается на полу, в объятиях Антона, весь в вытекающей изнутри сперме и зацелованный – жмурится только лениво, подставляя нос и щёки под мягкие губы. - Ты ведь поддержать меня приехал? – шепчет Антон, улыбаясь, - Так у тебя получилось, - промакивает живот и бёдра Арса валяющимся на полу полотенцем. Арсений понимает, что весь подготовленный в Сапсане сценарий идёт нахуй, и ему не остаётся ничего другого, как лепить главное, из-за чего он здесь: - Я впервые рад, что ты проиграл, Антон. Зелёные глаза смотрят встревоженно: - Как это? – Антон хмурится, разглядывая Арсения и, вероятно соображая, мог ли оргазм так повлиять на мыслительные процессы человека. Арсению безумно хочется в мягкую кровать, но понимает, что без душа соваться туда нельзя, а если они сейчас устроят помывку, то ничем хорошим это не закончится, и Арсений уж точно потом не сможет растолковать свою мысль. Остаётся лежать на полу, на Антоновых коленях. Но это, если подумать, намного лучше кровати. - Понимаешь, некоторые поражения только на первый взгляд кажутся таковыми, а на самом деле приносят победу. Как, в общем-то и с обратной ситуацией. Слышал про тех, кто выигрывал спор, засунув лампочку в рот? – смеётся. Антон тоже хихикает, и Арсений тянется поцеловать его в подёргивающийся живот. - Я столько раз проигрывал, что можно уже не беспокоиться об обстоятельствах, - Антон обхватывает Арсения руками, впечатывая в себя, - Не вижу разницы. Попов вырывается из объятий и садится между ног Антона, обхватывая его корпус своими по-турецки. - А между тем, в чём именно проиграть, и кроется фишка! - придвигается ближе, помогая руками и останавливаясь, когда тычется пахом в пах Антона. Это приятно очень, и на секунду замолкает, закрывая глаза, - В шоу о вранье все в очередной раз убедились, насколько ты не искушён во лжи. - Думаю, тебе стоит пересмотреть свои взгляды на меня, Арс. Я не такой невинный агнец, каким ты меня видишь. Условия у всех были равные. Я просто проиграл. И хорошо это для моего имиджа или плохо, моих собственных ощущений не отменяет. - Антон, все проигрывают, это в конце-концов вопрос удачи и везения! - О, только не ты! Вспомни, когда ты в последний раз оказывался побеждённым, прямо уложенным на лопатки? У меня вот что-то не получается… Зато я помню, что в «Неиграх» ты единственный не провалил ни одного испытания. И в «Контактах» первым рекорд установил. На «Где логика» вырвал победу у Лёхи с Нурланом – а этих чэбэдэшных корифеев даже Азамат бы вряд ли обошёл. Мы на картинге благодаря тебе победили, только ты сам потом эту победу щедро отдал другим… Везде, где ты, наша команда выигрывает, а если проигрывает, то это значит, я – в другой команде, Арс! Никогда ещё очко Арсения не сжималось с такой силой, как на последних словах Антона. - Ты на что намекаешь, паршивец?! – гротескно сердится, обхватывая Антона в кольцо рук. - Я не намекаю, а говорю прямым текстом: ты, сукин сын, умён до чёртиков и в творчестве гениален, - Антон отнимает от себя прижавшегося к нему Арса и горячо целует в губы, - Но когда дело касается меня, ты готов подставиться и сдаться, и это меня волнует. Блять. Блять-блять-блять. - Я не поддаюсь тебе! – сам понимает, что отчаянье слишком сильно сквозит в голосе, чтобы ему можно было верить. - Спокойно. Я тебя ни в чём не обвиняю, просто рассказал о своих выводах в рамках беседы о вранье, что ты затеял, - Антон мягко улыбается, пригвождая ошарашенного Арсения к месту. Откуда Шастун такой?! Когда успел вырасти и научиться перехватывать самые хитросплетённые комбинации Арсения? - Не жди от меня признаний. - Не жду, - смешок, - Но, если хочешь знать, мне было приятно. И тогда, когда побеждал, и потом, когда срастил всё… - Ты меня не ненавидишь за это? – Арсений искренне удивлён. - За что? – так же искренне удивляется Антон, - Я не считаю это проявлением жалости, потому что не чувствую себя слабее. Да, ты пиздец какой эрудированный, и я до конца жизни буду благодарен тебе за то влияние, что ты на меня оказываешь. Но ты весь будто соткан из воздуха и, хоть и скрываешь, слишком нежен для этого мира. Тебе при всём твоём совершенстве самому нужна поддержка, Арс. Я красиво сказал? - Очень, - Арсений теряется, не зная, как правильно донести свою мысль, - Но, получается, я тебя тоже обманываю… Чем я лучше тех, из вчерашнего шоу? Антон, смеясь, крепче обнимает: - Наверное, тем, что делаешь это ради меня? - Это не оправдание. С моей стороны гнусно пользоваться тем, что ты беззащитный и всем слепо веришь. - Я только что вывел тебя на чистую воду, Арсений. Пересмотри свои взгляды на меня. Арсений и правда смотрит, отстраняясь. Антон расслаблен и улыбается ему. - Но ты ведь расстроился, когда проиграл! Ты не поговорил со мной об этом, потому что тебе было неприятно обсуждать эту тему… - Ну и что? – Антон снова приваливает его к себе, и Арсений слышит биение его сердца, - У меня спортивная злость. Это со школы ещё, с футбола, с КВН. Это нормально, все не любят проигрывать, просто взрослый мир диктует свои правила – типа, относиться философски, не показывать вида... А я вот не хочу! Меня если бесит, почему я должен надевать маску безразличия и, такой, а ну и ладно, ну проиграл, и что, с кем не бывает… Я играю, чтобы выигрывать, и если не получается, расстраиваюсь. Что в этом такого? Я, вон, на днях в покер не просто проиграл, а ещё и крупную сумму оставил, и что? Это жизнь. Нельзя всегда и во всём быть победителем. Я и так считаю, что сделал эту жизнь – посмотри, мы сидим в моей собственной квартире в Москве, я известная личность с кучей проектов, денег и подписчиков. У меня много друзей, но самое главное – это ты, которому я всегда буду слепо верить и который меня не предаст! Ты наплевал на свои планы, сорвался ночью и приехал, просто потому, что подумал, что мне будет плохо после дурацкого шоу… Ты думаешь, после такого меня что-то может разбить? Арсений слушает и понимает, что глубоко заблуждался, считая Антона беззащитным. Защита Антона крепче всех выстроенных человечеством крепостей. Своим тёплым принятием, бесхитростной любовью и верой в лучшую природу человека Антон обезоруживает всех приближающихся к нему, заставляя сбрасывать даже самые неприступные маски. А с открытым забралом зла не совершить. - Получается, Фомин с Дороховым ни при чём? – хмыкает. - И все остальные, Арс, - слышит над ухом, - Ведь врут все, вопрос только в том, что выбрать – продолжать верить, несмотря ни на что, или навечно закрыться от людей за стенами подозрительности… Арсений медленно отрывается от груди Антона и потрясённо смотрит в его глаза. - Я обещаю, что никогда не обману тебя в главном, Антон, - укладывает мягкого Шастуна на пол – кухня уже всё равно не будет прежней – и нависает над ним, в сантиметре от губ, - Ты веришь мне? Антон молча смотрит, расползаясь в улыбке.