***
— Ну и дыра, — резюмирует Юнги, идя по протоптанной тропинке следом за братом. Оглядываясь по сторонам, ерошит нервно волосы, недавно в рыжий им же окрашенные, и темную оверсайз толстовку одергивает, которую только вне дома носит, как и любимые рваные джинсы с цветастыми кедами. Отец не приемлет в своем окружении неподобающего статусу их семьи вида, против чего взбунтоваться бы, но он смиренно молчит. Не потому что боится, а потому что дальновидностью обладает, иными словами, замыливает ему наигранной покорностью глаза, планируя в будущем последовать примеру Тэхена. — Не ворчи, наслаждайся лучше природой. Почти добрались, — говорит Тэхен, запечатлевая на фотоаппарат очередной красивый пейзаж. Автобусам здесь не проехать, и обычно водители высаживают пассажиров на повороте, предварительно объясняя, как добраться до фермы. Омега раскладу подобному не возражал, тем более погода шепчет, тень от деревьев смягчает жар солнечных лучей, воздух необычайно чист, буйно цветущая растительность радует глаз, жужжание шмелей по-странному успокаивает. — Если ты продолжишь все подряд щелкать, то нам и до ночи не добраться до этого твоего фермера, — фырчит подросток, отправляя камушек, попавшийся под ноги, носком кеда в полет. Старается, не привыкший показывать эмоции, виду не подавать, что и ему местность живописная очень даже пришлась по душе. Более он закрытый, чем Тэ, и в силу недополученной в детстве ласки ершистый. Старший, что не скажи, а больше времени провел с папой, напитался любовью и, в отличие от младшего, позитивно на жизнь смотрит. Тэхен всегда солнышко, аки, сияет, а Юнги – прячущаяся за облаками луна. — Чего это он мой? Я его даже не видел! — возмущается парень. — Зато я видел. Я же не ты, чтобы, ничего толком не разузнав, в какое-то сомнительное место отправляться. Если бы ты читал внимательнее, то и ссылку бы на нужную страничку не пропустил. Чон Чонгук – так его зовут, кажется, альфа, двадцать семь лет, живет с каким-то сопляком, наверное, братом. В твоем вкусе, кстати, — растягивает в каверзной улыбке аккуратные губы Юнги. — Да иди ты. Я зарекся не влюбляться в первого встречного, ничем хорошим это никогда для меня не заканчивалось, — закрыв затвор камеры, пихает его в бок Тэхен. Им и вправду надо бы поторопиться. — Так ты и не влюблялся. Так, симпатизировал лишь, но не более. Не спорю, внешность важный аспект, но любовь, она... Короче, это когда тебе весь человек в целом нравится, иначе говоря, душа с телом, как одно, неотделимы. — Фанфиков перечитал? — перешагивая муравейник, смеется омега. — Я и не знал, что ты у меня, оказывается, внутри романтик. А вообще, ты прав, но где ж такого отыскать-то? — Любовь не ищут, она сама нас находит, — минутка философии от поправляющего на переносице воображаемые очки Юнги. — И не читаю я фанфики! Попалось случайно, а я лирику как раз писал, ну и вот... Надо же мне откуда-то вдохновение со знаниями черпать. Я ж нигде, кроме школ, не бываю, — несколько тушуется младший на последних словах, вспоминая одинокие в особняке дни, где без брата совсем жить стало невыносимо и где правила, наслаиваясь на рамки поведения, никакого продыха не дают, маленького мечтателя душат. — Не грусти, котик. Все образуется, я же тебе обещал, что тебя к себе заберу, а потом ты станешь успешным продюсером и утрешь отцу нос, вот увидишь. Я уже начал копить тебе на синтезатор и прочие твои штучки, — ласково треплет Юнги по голове чувствительный к его настроению Тэхен. Юнги, смешно сморщив кнопочку-нос, от прикосновения старшего уворачивается, а в душе теплота самая настоящая от его участливости и поддержки разливается, растапливает созданные одиночеством льды. Смелость бы в себе только в момент нужный найти и все мосты за спиною поджечь, чтобы никогда не вернуться туда, где, растя его кобылкой племенной на убой, не любят, не ценят, не понимают. Кстати, о кобылках... На раскинувшемся перед ними бескрайним морем поле мирно пасется небольшой табун лошадей, заставляя братьев в восхищении раскрыть рты. К благородным животным неудержимо хочется подойти, но они, боясь нарушить их покой, это желание на корню в себе давят, да и мало ли лягнут, и тут никто, кроме них самих, виноват не будет. — Вау, — замерев на выходе из рощицы, шумно выдыхает Тэхен. — Не могу с тобой не согласиться, — произносит Юнги, глядя во все глаза на прекрасных животных, среди которых каких только расцветок нет: гнедые, серые, белые, крапчатые, но особенно взгляд цепляет один единственный чёрный. Чуть в отдалении от остальных он стоит, умными агатами наблюдая за ними. Здесь же и какой-то не старше младшего Кима смольноволосый парнишка этого красавца из ведра поит и, что-то ему нашептывая, по гриве роскошной поглаживает. — Это, наверное, и есть брат хозяина фермы, — предполагает подросток и решительно направляется в сторону незнакомца, чтобы свое присутствие обозначить. — Здрасьте, мы вам вчера звонили насчет экскурсии, — дойдя до него, бросает, всяческие прелюдии на задний план задвигая. Тэхен смешок глушит ладонью, до того надменным сейчас выглядит его мелкий. Альфа, не ожидавший незваных вторженцев, опустевшее ведро роняет из рук, глупо вылупившись на Юнги, которого оное совершенно не устраивает и вынуждает пощелкать перед его носом пальцами: — Эй, отомри. Нас бы к начальнику отвести. — Эм… да, конечно. Я Чимин. Чон Чимин, — обтерев вспотевшую ладошку об рабочий комбинезон, подает ее омежке мальчишка. Омежка, с сомнением на нее посмотрев, предпочитает жест дружелюбия проигнорировать, демонстративно фыркает и гордо вздергивает нос, обдавая ароматом лимона растерявшегося альфенка. — Ты его извини. Он совсем уже одичал в городе. Я Ким Тэхен, а этот бука – мой братец, Юнги, — приветливо улыбается Чимину старший омега. — Приятно, — ответную улыбку дарит Чон, замерев глазами на хмуром котенке – не может он, его внешностью кукольной пораженный в самое сердца, ему другое определение дать, подумывая разузнать номерок, а на деле выдаёт совершенно иное: — Прошу за мной, тут недалеко. Чонгук вас уже ожидает. Братья не спорят, молчаливо путь возобновляют за новым знакомцем. Тот упорно пытается разговорить младшего из омег, но провал полный терпит, взгляд неприязненный ловя на себе, однако Чимин не был бы Чимином, если бы отступился так просто. Старшего он Гуку сплавит легко, а там уже дело за малым, по крайне мере, верить в это хочется очень. — Гука, встречай гостей, — проскользнув в настежь распахнутые ворота фермы, окликает брата подросток. — Добрый день, — в ту же минуту показывается во дворе Чонгук, накидывая на влажное после купания в озере тело клетчатую рубаху. Тэхен невольно засматривается и мысленно ладонью к своему лбу прикладывается. Не соврал Юнги, этот статный альфа более чем в его вкусе: высокий, заметно подкаченный от, вероятно, нелегкого на ферме труда, с темными, но добрыми глазами и цвета вороньего крыла волосами, сцепленными в небрежный на затылке пучок, из которого пара прядок на загорелое и озаренное мягкой улыбкой лицо падает. Его аромат объятых девственными снегами горных сосен Тэхену тоже безумно нравится. Забавно, что сам он подснежниками пахнет, идеальный с ним тандем создавая. За мысли подобные Тэхен очередной ментальный шлепок себе по зардевшимся щечкам отвешивает, на корню задавливая неуместные думы. Вот еще влюбляться с первого взгляда в того, кому, очевидно, городской пришелец не интересен и никогда не будет. Юнги, видя, что глупо сейчас хлопающий зенками братец впал в прострацию, решает взять дело в свои руки. И кто тут, спрашивается, из них старший? — Здравствуйте, мы вам вчера звонили. Я Юнги, а это мой брат, Тэхен, — незаметно в бок большого, по его мнению, ребенка пихает, чтобы наконец отмер. — Рад знакомству. Чаю, может, хотите или сразу же приступим к экскурсии? — вскользь пробежавшись глазами по подростку и застопорившись на его спутнике, спрашивает мужчина, впервые на своей памяти столь прелестное создание встречая. Тэхен, трогательно натягивающий на кулачки голубую кофту и не решающийся взгляд карамельных глаз поднять на Чонгука, воплощением ангела перед ним предстает, крыльев разве что ему не хватает. Хрупкий и нежный, но в то же время яркий и солнечный, в свете нисколько тому, что на небесах, не проигрывающий. — Мы плотно позавтракали, поэтому давайте начнем с прогулки, — неловко прокашлявшись, отвечает омега. — Отлично, но сперва у меня есть одно очень важное условие… — загадочно тянет Чонгук, подходя ближе к топчущимся посреди двора гостям, на что те до смешного синхронно брови вверх вскидывают, и он, посмеиваясь торопится пояснить: — Никаких мистеров, господинов, выканий и тому подобного. Просто Чонгук, ты ведь не против, Тэхен? — Ох, нет, что вы… в смысле ты. Так даже лучше, я тоже не любитель формальностей, точно не в таком замечательном месте, — мямлит растерявшийся парень, неопределенно махая рукой в сторону. Надо ли говорить, что Юнги закатил глаза? Неотрывно наблюдающий за ним Чимин прыскает в кулак. — Вот и договорились, а теперь прошу за мной, — подмигивает Чонгук и, огибая деревянный в два этажа дом, ведет их к небольшому загончику с кроликами. — Основная специализация нашей фермы – разведение лошадей, но у нас и множество другой живности есть, как, например, эта, — кивает на сбившихся в одну пушистую кучу зверьков. — Какие милые, — не удерживается от восхищенного писка Тэхен. — А погладить можно? — Конечно, — хмыкает Чон, подобной реакции ожидавший. Заходит в загон и первого попавшегося пепельного окраса крольчонка хватает. — Держи, только не урони, они очень пугливые и брыкаются. Чимин, последовав его примеру, ловит черного зверька для Юнги. Омеги руками дрожащими аккуратно ношу не менее дрожащую благодарно перенимают, к груди ее прижимают, навредить животным боясь. Трепетно по их мягкой шкурке ладонью проходятся, улыбки вызывая на лицах хозяев ранчо. — Кролики держат кроликов, — шутит подросток, с умилением наблюдая за Юном. — Сам ты кролик, — буркает младший, удобнее перехватывая под пузом пушистика. — Для тебя хоть кем буду, — поигрывает бровями Чимин. Юнги фыркает, только подкатов от не пойми кого ему и не хватало. Что эта мелочь с ароматом терпкого чая вообще о себе думает? — А имена у них есть? — поворачивается к Чонгуку Тэхен, перепалку младших за спиной игнорируя. — Нет. Их слишком много, чтобы упомнить всех, но ты можешь придумать конкретно этому свое. — Бублик, — выпаливает омега без лишних раздумий. — А мой тогда Пончик, — брат ему вторит. — Так и есть захотеть недолго, — по-доброму посмеивается мужчина. — Эй! Их нельзя есть! — возмущается парень, в жесте защитном закрывая руками крольчонка. — Не буду, — серьезно Чонгук озвучивает и на следующий загон ладонью указывает. — А там у нас курицы-несушки. Так же есть пару коров и бычок, ну и телята, разумеется. Если вы любите молоко, то на обеде я вас могу им угостить. — Было бы здорово. Никогда не пробовал настоящего молока, — улыбкой квадратной его одаривает Тэхен, передавая обратно зверька. — У тебя далеко не маленькое хозяйство, но что-то я не наблюдаю других здесь работников. Выходной? — вопрос закономерный далее задает. — Если бы, — вернув Бублика к собратьям, устало выдыхает альфа, продолжая путь. — Как ты мог понять, исходя из объявления на сайте, наша ферма на грани банкротства. Мне нечем платить персоналу, как и почти не на что содержать оставшихся животных. Большую часть я уже продал и теперь нам с братом приходится справляться вдвоем. — Оу, это очень грустно, но почему? Из того, что я вижу, это место не выглядит запущенным, а наоборот… Конкуренция или мало посетителей? — рядом с мужчиной омега идет. Юнги Пончика задержался потискать на радость Чимина. — Ни то, ни другое. Дела до недавнего времени достаточно неплохо шли, но обстоятельства так сложились, что мне пришлось заложить ферму, чтобы оплатить дорогостоящую операцию брату на сердце. Ты не думай, я не жалею. Его жизнь и здоровье для меня превыше всего. Держу пари, для своего ты не меньшим готов был бы пожертвовать, — произносит Чонгук, безэмоционально как будто бы, но стоит в его глаза, печалью сквозящие, заглянуть, как тут же его мнимое спокойствие перечеркивается. — Мне жаль, правда, — глухо шелестит Тэхен, взглядом невидящим по необъятным полям, раскинувшимся вокруг ранчо, блуждая. — И ты прав, когда говоришь, что для Юнги я бы ничем не поскупился. Но неужели больше ничего нельзя сделать? Другой кредит взять, например, чтобы частично погасить текущую задолженность? — Я пытался, но все банки мне отказали, так что… Не будем о плохом, ты сюда расслабиться приехал и отдохнуть от городской суеты, а не в беду совершенно тебе чужого человека с головой окунаться, — неосознанно прохладную ладонь омеги в плен своей заключает мужчина. Омега, захваченный безрадостными мыслями, на его жест не обращает внимания, послушно за ним следуя. Мягкосердечный он и участливый, всех мира котят приютить готовый. Зацепила его история Чона, не могла не, от того решает по окончанию уикенда больше требуемого заплатить за экскурсию из денег последних, так хотя бы немного, но помочь Чонам. И почему судьба лучших из людей наказывает? За что твердую под ногами почву в зыбучие пески обращает? А Чонгук, Тэхен уверен, именно такой. Добрый и за жизнь никому вреда не причинивший, живущий по совести. — А Чимин? Как он сейчас? — У него все налаживается. Крепчает с каждым днем, — улыбается Чон. — Ему один из клапанов заменили на протез, и он хорошо прижился. Чимину главное теперь чрезмерных нагрузок избегать и беречь себя, чем он, конечно же, пренебрегает. Козликом резвым скачет и, как бы я на него за это ни ругался, все равно всюду лезет, помогая мне на ферме. Не говорит, но я знаю, что он себя винит в случившемся, а винить-то его не в чем. — Я рад и, конечно же, не в чем! Чимин не выбирал для себя такой участи. Но важнее всего, что он здоров и полон жизни. Материальные блага вернуть можно, человека – нет. — Верно. И раз мы заговорили о личном, может, и о себе расскажешь? — хмыкает Чонгук, не упуская возможности узнать о Тэхене побольше. — Что-то это не больно-то на экскурсию походит, — глаза лукавые на спутника скашивает Ким, только сейчас замечая, что его крепко за руку держат, но попыток освободиться не предпринимает, невероятное тепло и уют чувствуя от соприкосновения бархатной кожи с шершавой, от тяжелой работы мозолистой. — Я не настаиваю, — у загона с барашками останавливается Чонгук. — А я и не скрываюсь, — в тон ему Тэхен отвечает, нехотя ладошку вспотевшую от чужой отнимая, чтобы через в ограде прореху погладить кучерявую шерстку животного. — Моя жизнь самая обычная и событиями не пестрит, если не считать того, что я сбежал из дома. — Бунтарь, значит. Никогда бы не подумал, — достает из рядом лежащего с загоном мешка листья капусты альфа, предлагая омеге покормить ягненка. — Все не так, хотя… — очаровательно прикусывает губу парень, решая может ли о причинах своего бегства рассказать. Поймут ли его правильно? Не обзовут ли глупцом? Впрочем, какая разница? — Я из богатой семьи, и мой отец ради полезных связей собирался выдать меня за сорокалетнего альфу. Но разве этого я заслуживаю? Я думаю, что нет, а потому и предпочел обеспеченной жизни в неволе свободу. Вообще, я дизайнером стать мечтаю, даже на бюджет поступил в соответствующий университет, а пока подрабатываю флористом. Отец считает, что это все блажь и что я в скором времени обратно вернусь, но я не вернусь! И Юнги, как ему стукнет шестнадцать, заберу. Его участь, знаешь, не лучше моей ожидает, если останется с ним. А у него тоже свои мечты есть. Ему всего лишь тринадцать, но он уже красивую лирику пишет и неплохую музыку создает. У моего котенка к этому талант. Мне больно наблюдать за тем, как он в особняке один чахнет, задавленный тамошними правилами и запретами. — Смело. Ты молодец, — одобрительно кивает мужчина. — Я бы на твоем месте поступил точно так же. Печально, когда родители детей не поддерживают и во всем ограничивают, но то, что я услышал от тебя – хуже в разы. Как можно отдать ребенка не пойми кому ради банальной выгоды? Как племенную кобылку, ей богу, — нахмурившись, неприязненно уголки губ искривляет. Тэхен смеется заливисто, припоминая, что они с Юнги и сами себе определение аналогичное не столь давно дали: — Это ты верно подметил. Кобылка… У Чонгука от его веселья, казалось бы неуместного, что-то урчаще-мурчащее на сердце ложится. Красив и прекрасен в чистых и искренних эмоциях Тэхен. Ничем не запятнан, влиянием отца не испорчен, как птица, отныне свободный. От навязанного долга сбежавший, выросши в не самых благоприятных условиях, детскую непосредственность не растерявший, вперед, а не назад смотрящий и идущий навстречу мечте, но и о брате не забывающий. — Пожалуй, это определение тебе не подходит, собственно, как и кролик, — поддается его хорошему настроению альфа. — И кто же я тогда? — кокетливо, того не осознавая, хлопает густыми ресницами омега. — Ангелок, — прежде чем обдумать ответ успевает, легко срывается с чужих уст. Тэхен, напрочь позабыв о довольно хрумкающим зелень барашке, глаза выпучивает смешно, скулами розовея. С ним это что, флиртуют? — Какой я тебе ангелок? — несильно в грудь мужчины бьет кулачком. — И то правда, скорее чертенок, — глубоким грудным смехом окатывает парня Чонгук, перехватывая его тонкое с проступающими отчетливо голубыми венками запястье. — Мистер Чон, не начинайте войну, которую не сможете выиграть, — наводит на себя вид строгий омега, игриво сверкая глазами с теми самыми пресловутыми на их дне чертятами, искры между двух, забившихся, как одно, создающими. Бывает ли с первого взгляда любовь? Тэхену хотелось бы в оное искренне верить, потому что... почему он так на неоднозначную симпатию по отношению себя реагирует? За что и про что так очаровывается тем, кем не должен? Слишком влюбчивый Тэхен, будучи не ветреным, нет, а открытым, отдающим больше намного, чем ему отдают. Плохо это. Омеге оное разве что на лбу каленым железом не выбито. Не раз и не два в в его душу беззащитную плевали, не ее разглядев, а его положение и внешнюю красоту, которой без богатого внутреннего мира не зацвести никогда, остаться оболочкой пустой. — Посмотрим, — бросает коротко Чон и тему спешно меняет, понимая, но все еще не до конца принимая, что такое нашло на него. Отчего едва знакомый омега в сердце успел прорасти? Как бы только не укоренился. Они с ним, случайно пересекшиеся на меридиане, из разных миров, а от того разойдущиеся вскоре, как корабли в море. В итоге, мужчина, водя Тэхена от одного загона к другому, переходит к рассказу о непосредственно своем быте и работе на ферме. А там и время обеда незаметно подкрадывается, и он, взяв его за руку, возвращается к дому, где вовсю хозяйничает Чимин и, как нестранно, Юнги, промывающий овощи в тазе. — Мы уж думали, вы с концами пропали, — хмыкает младший альфа, закладывая в уличный, обложенный камнями очаг поленья. — В приятной компании время слишком быстро проходит, — непринужденно отвечает Чонгук. — А вы тут чем, молодежь, занимались? Неужели так все у кроликов и просидели? — Обижаешь, я котенка к озеру успел сводить и мы даже искупались, — выдает самодовольно Чимин. — Котенка? Искупались? — выгибает выразительной дугой брови Тэхен, смотря с на лице каверзной улыбочкой на одетого явно не в свою одежду брата. — Юн, ты же не умеешь плавать. — Теперь умеет. — Заткнись, — шипит Юнги на Чимина, раздраженно закидывая промытый картофель в кастрюлю. — И хватит уже меня так называть! Я не котенок! — Утверждение спорное, учитывая твои коготки, — посмеивается альфенок, за что обрызганным грязной водой сверху донизу оказывается. — Айщ! — Мне кажется или твой брат моего пикапит? — шепчет на ухо Чонгуку омега. — Не то чтобы я имел что-то против... — Не кажется, — со смешинками в темных глазах отвечает альфа и, потрепав Чимина по волосам, уходит в дом за выловленной вчера в пруду и предварительно почищенной рыбой. Тэхен, присоединившись к Юнги, принимается за чистку овощей, не отказывая себе в удовольствии подразнить его новоявленным ухажером. Шумно и весело приготовление обеда проходит, и результатом затем удобно расположившаяся в беседке компания удовлетворена. Никогда еще омегам не доводилось пробовать такой вкусной еды, приготовленной с душой и под открытым небом. Рыба тает во рту, а картофель сладостью отдает необычной. Чонгук говорит, что это из-за способа хранения – в ледяном погребе. Все так по-домашнему и уютно, что Тэхен грешным делом подумывает остаться здесь навсегда, если не на всю жизнь, то хотя бы в текущем дне, где ферма не продана, где главенствует покой и ничего не тревожит, но главное - где семья Чон им так тепло улыбается, рассказывая нескончаемые истории и друг над другом подшучивая, чем погружает в атмосферу сказки волшебной, подобной которой Кимы даже в книгах не находили. — А теперь перейдем к знакомству с лошадьми, ну и, если вы не боитесь, то прокатимся по округе. Виды здесь живописные, но предупреждаю сразу – ваши мягкие попцы болеть с непривычки будут потом долго, — по завершению трапезы, поднимается старший альфа на ноги. — Понятно чего вас так долго не было. На заднице моего брата залипал, да? А иначе мне непонятно с чего такие выводы, — не может не вставить в отместку за шутки Тэхена иголочку Юнги. — Мелкий поганец, — отвешивает ему легкий подзатыльник Тэхен, что сопровождается громким смехом альф. — Твоя правда, Юн, — решает подыграть подростку Чонгук, задорно подмигивая. При этом мальчишкой совершеннейшим выглядит, заставляя залипнуть Тэхена. — Мне кажется или твой брат подкатывает к моему? — недавнему аналогичный вопрос задает Юнги Чимину, вызывая новый взрыв хохота, потому как все прекрасно его услышали. Один Тэхен, потупив взгляд, за стаканом обещанного молока прячется, принимая цвет переспевшей клубники. — Весь в меня, — горделиво грудь Чимин выпячивает, на что успевший хлебнуть за прошедшие с ним часы его тупых шуток музыкант закатывает глаза. Юнги по первости его поведением раздражался, но в дальнейшем привык и даже стал находить его забавным. С самоуверенным, но добрым альфенком ему время понравилось проводить, в чем никогда не признается, опасаясь зарождающейся симпатии, для него абсолютно неуместной, неправильной. Омега знает, что им не встретиться более, разве что переписываться украдкой, пряча от отца телефон. Зачем и для чего? Он на бесчисленное замков множество свое ранимое существо предпочитает запереть, чтобы ненужных привязанностей не заиметь и выброшенным за борт игрушкой попользованной не оказаться. Его брат, постоянно на одном и том же обжигающийся, тому наглядный пример. Тэхен сразу же тянется к ласковой руке, на деле оказывающейся противоположно другой. Однако, Юнги отчего-то Чонгуку благоволит, отчего-то думает, что он другой, а потому пока со стороны за ним наблюдает, особо не вмешивается, ожидая, что из этого выйдет. Мало ли? Вдруг Чонгук тот, кто Тэхену и нужен? Слепы в чувствах мы, когда оное самих нас напрямую касается, а вот за остальными, становясь до тошнотворности прозорливыми, проследить горазды всегда — Корону-то сними, мелкий, и яблок захвати, — фыркает Чонгук, показывая жестом пойти за собой. Возражающих не находится, и спустя пятнадцать минут компания, по дороге заглянув в небольшой сарайчик за седлами и всем прилагающимся для катания инвентарем, останавливается на знакомом пастбище. — Со спины ни в коем случае к ним не подходите и не делайте резких движений, — сгрузив свой карб на траву, предупреждает альфа. — Для начала познакомьтесь с ними, а там уже подберем вам подходящих лошадок. Вернее, вы сами их выберите. — Держу пари, Юн споется с Барашком, — усмехается Чимин, раздавая омегам фрукты. — Барашком? — недоумевает юный музыкант. — Он у нас самый маленький, но зато с характером. Как раз тебе под стать. Вон видишь белого? — указывает пальцем младший Чон на низкого, едва ли выше пони и недовольно разрезающего воздух хвостом коня. Юнги губы обиженно поджимает, на зло Чимину собираясь оседлать противоположно другого. Большого самого! Впрочем, это желание быстро поумеривается пониманием, что с таких громадин можно ненароком свалиться. — Не дуйся, ты новичок и тебе не стоит выше головы прыгать. Барашек, если ты ему понравишься, а ты понравишься, очень мягок в управлении и никогда не понесет ездока - ленивый для этого слишком, — ободряюще улыбается мальчишка. — Пойдем, — берет омегу за руку и, не принимая никаких возражений, тащит его за собой. — Аккуратнее там и не выделывайся, Чим, — кидает вслед удаляющимся подросткам Чонгук и переключает внимание на завороженного лошадями Тэхена. — Ну что, приглянулся кто-нибудь? — Даже не знаю... каждый из них особенный и по-своему красивый, — смущенно отвечает Ким, то и дело возвращаясь взглядом к вороному коню. — Это Торнадо, вожак и мой любимец, — легко угадывает его интерес мужчина. — Как у Зорро что ли? — смеется Тэхен. — Именно. В детстве я обожал фильмы про него, да и сейчас частенько пересматриваю. — Серьезно? Я тоже фанат этой серии! — А может Антонию Бандераса? — беззлобно над ним альфа подтрунивает. — Может, — не теряется с ответом омега, игриво стреляя глазами в Чонгука. — Я не хуже, — хмыкает Чонгук, откровенно наслаждаясь ничем неприкрытым флиртом. — Не довелось проверить. — Дело поправимое. Идем, — взяв его за руку, направляется к вожаку Чон. — Привет, дружище. Скучал? — поравнявшись с конем, любовно оглаживает его морду, угощая наливным яблочком. Торнадо, издав приветственный храп, к презенту сразу же тянется. За секунды считанные его поглощает и требовательно в ладонь Тэхена тычется, требуя добавки. Вот ведь обжора. Разве так себя джентльмены ведут? — журит четвероногого друга Чонгук. Тэхен заливисто смеется, послушно расставаясь с фруктом и, пройдясь по лоснящейся шее животного пальцами, говорит: — Он замечательный, но не думаю, что я бы смог на нем прокатиться. Слишком большой для меня. — А со мной? Я могу тебя посадить впереди себя. Бояться нечего. — А это разве удобно? — сомневается омега, избегая ожидающего взгляда альфы. — Торнадо сильный, да и ты выглядишь с виду пушинкой, — подмигивает Чон, думая что никогда доселе, как с этим ангелом, столько не улыбался. Чему не противится - разум и сердце заодно со своим хозяином. Тэхен Чонгуку понравился и отступиться от него ошибкой станет непоправимой. Только вот нужен ли ему такой, как он? Простой и самый обычный, в скором времени ничего, кроме долгов, за душой не имеющий. Вдыхает украдкой его умопомрачительный подснежников аромат, ненавязчивый и нежный, но бесспорно притягательный. Но не он витком главным в симпатии к омеге для альфы пришелся, а то, как открыто тот себя с ним ведет, не строит из себя никого, совершенным в первозданности созданием предстает. Ангел самый настоящий, неожиданно к нему спустившийся с небес, и что уж греха таить, безумно красивый. Эти волосы, завитушками на шею тонкую спускающиеся, глаза теплые и лучистые, смущенный румянец, кажется, никогда со щек не исчезающий. Стройный и гибкий, с голосом глубоким, омегам несвойственным, но не грубым, а бархатным, слух ласкающим. Чонгук вечность его слушать готов, а взамен всего себя без остатка ему подарить. Шутит ли так над ним судьба, в обстоятельствах не благостных сталкивая, а может, это она так глоток живительного нектара в горло иссушенное вливает? — Ну давай попробуем, — после минутной паузы соглашается Тэхен, краем глаза подмечая, что Чимин уже успел усадить ни живого ни мертвого от страха Юнги на Барашка и теперь с тем рядом красуется, оседлав крапчатую лошадку. — Чимин! Сними меня сейчас же! Я упаду! — пищит подросток, судорожно вцепившись в поводья. — Не упадешь, если дрыгаться не будешь, — подсмеивается альфенок. — Сначала чуть в озере меня не утопил, а сейчас шею мне сломать вздумал?! — Не преувеличивай, ты все купание на моей спине катался. А это ничем не отличается. Не бойся, Барашек с моим Зайчиком друзья, и туда, куда и он, следовать будет. — Что за имена такие дурацкие? Зайчик блин! — ершится омега и тут же взвизгивает, когда его конь послушно отправляется за Чимином. Тэхен смеха не сдерживает, глядя на все это безобразие, а там уже и Чонгук возвращается и начинает закреплять на Торнадо всю надлежащую амуницию: — Смешной у тебя брат, — говорит Чон, перепроверяя подпругу, просунув между телом животного и ней палец. — Давно я не видел его таким открытым в эмоциях. Привезти его сюда было моим лучшим решением, — озвучивает без утайки на сердце лежащее Ким. — Я и сам как будто переродился. Мне очень здесь нравится. «Нравишься ты» — в воздухе невысказанным повисает. Умел бы Чонгук читать мысли, в миг бы с себя всю неуверенность скинул и забрал бы Тэхена себе, но не умеет он, к сожалению. Вместо этого, подхватив его за талию, усаживает в седло, а затем ловко запрыгивает него позади. — Ох, высоко, — ерзает омега, устраиваясь удобнее, и без какого-либо подтекста окидывается спиной на мужчину. Маленьким в его объятиях смотрится и ощущается точно так же. Чон незаметно носом в его макушку каштановую зарывается, запахом чистым, незамутненным ничем, напитываясь. Трогает поводья, направляя коня в сторону прячущегося за холмом озера, планируя все красоты близлежащие ему показать, а на деле, его обществом насладиться полно. Завтра уедет Тэхен и никогда не вернется, не потому что не захочет, а потому что возвращаться некуда будет. Месяц остался всего до взыскания долга, с которым альфа, не найдя нужной суммы, расплатится своей фермой. — Не ерзай, — спустя некоторое время молчаливой и неспешной прогулки просит Чонгук, не выдерживая трения чужих ягодиц. — Я не железный, а попка у тебя и впрямь мягкая. — Дурак! — пищит Ким, отвлекаясь от любования проплывающих мимо пейзажей. И подумать не мог, что может спровоцировать Чона, от осознания чего красками малиновыми в очередной раз заливается. В струну натянутую превращается и в спине выпрямляется, что сразу же пресекается твердой рукой, в себя теснее его тело вжавшей. — Я пошутил. Расслабься и не надумывай лишнего, я и без тебя это делаю прекрасно, глядя на твою реакцию, — шепчет ему на ухо Чонгук. — И что же ты там такого надумываешь, мистер Чон? — голову поворачивает к нему Ким, мгновенно в бездонных агатовых омутах утопая без возможности выбраться. — Ты не хочешь этого знать. — Не решай за меня, — в ответ колкое, и мужчина не выдерживает. Поводья натягивает, останавливая Торнадо, но не себя. Губы вишневые Тэхена пленяет, никакого сопротивления не чувствуя от него, зато хорошо ощущая другое – податливость. Как рот раскрывается послушно, язык впуская его. Без страсти пока, а с нежностью, сладостью по рецепторам разливаясь обоих. Секунды, минуты проходят, а пара о прекращении поцелуя не помышляет, если бы не воздух предательский, закончившийся не вовремя, ну и положение для подобного не особо-то и удобное, что, по сути, неважно. Они, шумно кислород необходимый втянув, в новом танце встречаются, не желая порознь быть. — Мне кажется, я сошел с ума, — едва слышное выдыхает омега. — Не ты один, — улыбается Чонгук, напоследок чмокая его целомудренно в лоб. — Но разве это жизнь, если желаниям не поддаваться и все себе запрещать, следуя кем-то выдуманным рамкам? Тэхен слова Чонгука, как никто, понимает, но молчит. Ни слова более не произносит, а альфа и не настаивает, коря себя за поспешность и переживая, что своего ангела напористостью испугал, ему обычно не свойственной. Но не получается у него по-другому. Точно не с ним, не с омегой, мир его перевернувшим с первого взгляда. А впереди поля раскинулись ярко цветущие и ветер несильный в лицо бьет, влажность с озера, мимо которого они проезжает, приносит. Солнце постепенно клонится к горизонту, извиняясь за то, что продлить идиллию их не в силах. Обещает завтра восстать, не ведая, что поздно тогда уже будет. Тэхен уедет и о Чонгуке забудет, а он его, увы, никогда.«Не решай за меня» — голосом омеги в мыслях разрозненных всплывает, но не слышит того Чон, поворачивая Торнадо в сторону ранчо.
***
— Моя задница, — канючит Юнги, головой лежа на коленях зарывшегося в его волосы брата под крышей резной беседки. — У нас есть обезболивающая мазь, — предлагает Чимин, пока Чонгук в висящем над костром котелке помешивает ароматное жаркое. — Могу сам обработать, — поигрывает бровями. — Мечтай, — фырчит музыкант, нехотя принимая вертикальное положение. — Пожалуй, не откажемся. У меня, если честно, тоже там все побаливает, — говорит Тэхен. — И может, мы все-таки поможем с ужином, а то как-то… — Вы и так нам помогли с обедом, так что отдыхайте, — прерывает его старший альфа. — А ты, Чимин, не филонь, а кур с баранами покорми, — строго смотрит на младшего. — Эй! Я так-то все уже сделал, пока вы незнамо где шлялись, — возмущается мальчонка. — Коров даже в стайку загнал, лошадей только не успел в конюшню, но это ты сам, я что-то подустал немного, — зевок с трудом подавляет. — Чимин, я же просил не переусердствовать и не перенимать мои обязанности. После операции год всего прошел. Я не хочу для тебя осложнений, — обеспокоенно к брату подходит Чонгук и на сердце его руку укладывает, проверяя частоту биений. — Ой да перестань, — отмахивается Чимин от его ладони. — Я не маленький и не беспомощный. Не надо со мной обращаться, как с хрустальной вазой. Нормально все с моим сердцем. Будь это не так, я бы сказал. — В том-то и дело, что ты молчал до последнего, пока сознание не начал терять. Забыл уже? — бросает раздраженно мужчина. — Чимин? Ты сердечник? — не удерживается от закономерно вопроса Юнги, виноватым себя чувствуя за то, что альфа целый день с ним возился, пренебрегая своим здоровьем. Да он же на спине его катал, пускай и в воде, но все же… На руки поднимал, помогая на Барашка взобраться, а потом с него же снимал, ведра тяжёлые таскал для скота. — Вот только давай без жалости, — буркает парень. — Это не жалость, а забота, идиот, — пылит омега. — Почему ты не сказал мне сразу? И вообще, слушай брата, он не из прихоти о тебе заботится, а потому что тобой дорожит. Если себя не жалко, так хотя бы его пожалей. Не каждому доводится в жизни такую за спиной поддержку иметь. — Откуда тебе знать? — Действительно, откуда? — усмехается невесело Юнги, поспешно отворачиваясь, чтобы никто слезинок невольных в уголках его глаз не успел увидеть. Да, у него тоже имеется брат, лучший, самый родной, но подросток большую часть времени находится с ним порознь, видя на окнах особняка вместо штор решетки и захлебываясь от нелюбви отца, во взгляде которого читается полное в нем разочарование. — Котенок? — потупившись немного, подсаживается к нему Чимин, благодарно кивая уступившему место в беседке Тэхену. — Прости, я вспылил. Не подумал, что и у тебя не так все в жизни гладко. Мне просто не нравится слабым в чьих-либо глазах выглядеть, а особенно в твоих… В дальнейшее Тэхен предпочитает не вслушиваться, усаживаясь прямо на землю около костра рядом с Чонгуком. Уж как-нибудь без него мелкие разберутся, а ему с собой бы разобраться суметь. — Хочешь я с тобой пойду загонять лошадей? — спрашивает он, никуда конкретно не глядя. — Хочу, но один я управлюсь быстрее. Не обижайся. Я это верхом на Торнадо делаю обычно, а твое мягкое место и без того пострадало, — снимает Чон с помощью специальных варежек с огня котелок, на другой его заменяя - с приправленным пряными специями вином. — Я не обижаюсь, и это что… глинтвейн? Меня же развезет с первой кружки, — неловко посмеивается омега. — Не переживай, до кровати я уж как-нибудь тебя донесу. — Не в том дело... Я когда выпью… становлюсь очень раздражающим и тактильным. — Тактильным – это хорошо, а вот раздражающим… никогда в подобную глупость не поверю. Ты не такой. — Ты не настолько хорошо меня знаешь, чтобы так уверено говорить, — натягивает кофту на ладони Тэхен по вшитой с детства привычке. — То, что я сегодня увидел, мне было достаточным, чтобы… «В тебя влюбиться» — … понять, что ты замечательный. Особенный, если хочешь. Ко мне разные люди приезжают на ферму, и многих из них я уж точно в категорию раздражающих смело могу занести. Как со слугами ведут себя с нами, а с животными обращаются и того хуже. Зайчик даже лягнул однажды одного такого, благо до суда не дошло, но могло, и не докажешь, что он, а не мы виноваты. Нет искреннее созданий, чем лошади, они сразу же плохих людей чувствуют, а к тебе обычно никого к себе не подпускающий Торнадо был более чем благосклонен. Скажу больше – понравился ты ему. — А тебе? — глаза решительно поднимает на альфу омега. — Ты и сам ответ на этот вопрос знаешь. Тэхен губу закусывает, пряча улыбку. Романтичнее признания для него не существует, но тем больнее ему будет, когда настанет момент расставания, но сегодня он о том решает не думать, а настоящее испивать до дна, что пьянит сильнее аромата винного из кипящего котелка. — Это так странно. Мы только сегодня познакомились, а мне кажется, что я тебя как будто уже встречал. Не в этой жизни, а в другой. Глупо, наверное, но я верю в родство душ, верю в перерождение. — Тогда мы оба глупцы, потому что я тоже, — ладошку альфа накрывает омеги, несильно ее сжимая. — Я с детства любил всякие сказки и легенды читать, но из чего-то же они родились? Какие-то, значит, предпосылки для этого были? Может быть, те, кто их писал, это все воочию видели, если не в этой вселенной, так в параллельной. Те же моменты дежавю наглядное тому доказательство, а сколько фильмов разных снимают на подобную тематику? — Может, и ты мне какую-нибудь сказку расскажешь? Всегда мечтал, сидя у костра, что-то такое послушать, — предлагает Тэхен. — Отчего же нет? Расскажу. — И мы с удовольствием к вам присоединимся, — плюхаются рядом с ними Чимин и Юнги, предварительно захватив для жаркого тарелки. Раскладывать его начинают по ним, а Чонгук, разлив по кружкам глинтвейн и предупредив младших, чтобы они на алкоголь много не налегали, принимается за рассказ: — Раз уж тебе, Тэхен, так нравится Зорро, то для тебя у меня есть особенная история, и нет, в ней главный герой не альфа, а омега, промышлявший грабежом банков, иногда в одиночестве, а иногда с семьей, жившей где-то неподалеку Испанского Пика, но никто точно сказать так и не может, где именно, а значит, его так и не нашли, не поймали. Звали омегу Сельвой, что в переводе с индейского означает – дикий. Как-то раз, пока все жители Сан-Ильдефонсо за городом праздновали День Святого Иоанна, Сельва наведался в банк и повстречал в нем охотника на бизонов. В заложники его взял, пригрозив клерку, что вышибет тому позвоночник, если он все деньги ему не отдаст. Понятное дело, клерк испугался, выполнил требование, потому что следом за альфой и сам мог отправиться к праотцам. Омега же, желаемое получив, все равно не отпустил Гука. — Его имя созвучно с твоим, — смеется Тэхен, отпивая горячий напиток. Жаркое он уже успел, будучи зверски голодным, приговорить. — Есть такое, — улыбается Чонгук, ненадолго прервавшись, чтобы немного смочить иссушенное горло. — Так вот, с собой Гука взял Сельва. Из-за надвигающейся течки ли, инстинктов или же чего-то еще – он и сам не знал точно. Думаю, имела место быть банальная симпатия, это уже впоследствии оказалось, что они истинные. В ходе недолгого путешествия и у альфы к омеге зародились чувства, которым они оба на берегу Рио-Дель-Нортэ поддались. Там же охотник и метку поставил Сельве, но на утро проснулся один с мешком денег под боком, оставленным ему возлюбленным на реализацию мечты – постройку асиенды. — Грустно, а как же… — хмурится Ким. — Любовь? Именно из любви Сельва так и поступил. Не желал жизнь портить Гуку, думая, что кочевой и преступный образ жизни не для благородного охотника. Не понимал только, что тот к дьяволу послать все ради него готов был, ему отныне жизнь не жизнь была без своей дикарки. Гука естественно такой расклад не устраивал. Он ни дублона из тех денег не потратил, планируя отправиться в путешествие и попытаться отыскать сбежавшую пару. Впрочем, сжалилась над ним судьба, а вернее сам Сельва, вдали без него долго не выдержавший. Утром ранним постучал в его хилый домишко и, как и при первой их встрече, пушку к нему приставил, говоря, что это ограбление, на что Гук спросил: «и что же ты пришел грабить, если у меня ничего нет?». — Твое сердце, — догадывается Тэхен, заканчивая рассказ вместо рассказчика. — Верно, но и его не было у альфы, потому как он его ему еще тогда на берегу реки подарил, — посмеивается Чон с мечтательного и раскрасневшегося от вина личика Кима. — Ты забыл добавить, что Сельва вдобавок ко всему залететь от него умудрился, — вставляет Чимин. — Не порти романтику, — ощутимый подзатыльник ему отвешивает Юнги. — Это уже другая история, пускай она останется неозвученной. Скажу только, что Гука как своего в семье Сельвы приняли, ну и, как вы понимаете, разбойничать они продолжили, наводя приличного в Мексике шороха. — Здорово, всем бы такую любовь, — обхватив руками свои колени, шелестит Тэхен. — Ага, так и вижу, как ты, размахивая пушкой, врываешься в банк, что, очевидно, бред, так как ты и мухи никогда обидеть не сможешь, — фыркает младший омега. — Не порти романтику, ворчун, — не остается перед ним в долгу Чимин, чмокая его под шумок в щеку. Слинять спешит сразу же во избежание кары мгновенной и хохочет заливисто, когда подросток на ноги подскакивает резво, намереваясь его поймать. — Получишь ты у меня! — вопит Юнги. — И какого хрена ты носишься?! У тебя сердце! — Волнуешься? Я польщен, но ты одного не учел… я, как и Гук, его кое-кому уже отдал и оно теперь в безопасности, по крайне мере, я на это надеюсь! — показывает ему альфенок язык и скрывается в доме. Юнги стопорится, в землю врастая. Растерянно на хлопнувшую дверь смотрит, шокированный признанием неожиданным. «Идиот» — под нос себе буркает и, не отдавая себе отчета, почему и зачем, за ним в дом проскальзывает. — Примерно так и рождаются сказки с легендами, — пьяно хихикает Тэхен, голову на плечо опуская Чонгука. — Останови время, не хочу чтобы наступало завтра, — голосом донельзя жалостливым умоляет. — У нас еще целая ночь впереди, — за талию тонкую по-собственнически обнимает его Чон, согревая. Жарче в сто крат огонь альфы, чем тот, что перед ними потрескивает, уходя искрами в небеса звездные. Не встретить такого Тэхену больше нигде, настолько правильно, как в его объятиях, себя не почувствовать и никогда так сильно, как с ним, сердцу не биться. — На что это вы намекаете, мистер Чон? — по между ними сложившейся традиции на особо смущающих моментах переходит на игривый официоз Ким, глаза вопрошающе поднимая на мужчину. — Как есть говорю, — забавной родинки на носу Тэхена указательным пальцем касаются. — Будем на звезды смотреть через окно на потолке моей спальни… Омега дуется и отстраняется, в бок обиженно пихает самодовольного альфу, осознавая, как его ловко на далеко не целомудренных мыслях подловили. Буквально над ним посмеялись! — Но я не сказал что будет дальше, потому что о таком не говорят, а наглядно показывают, — перехватывает Чонгук занесенный над его грудью кулачок и мягкий поцелуй на нем оставляет. — Это обещание? — от алкоголя осмелевший Тэхен спрашивает, тормоза последние утеряв. Прав альфа: что это за жизнь, если зову сердца не поддаваться? А его рвет, оно кричит и умоляет о большем, Чонгука желает себе, чтобы ее первую и оттого самую что ни наесть настоящую вкусить полно. — Констатация факта, но тебе придется немного подожда… — Гука, Юн хочет посмотреть, как я буду загонять лошадей, так что расслабься, сегодня я за хозяина побуду! — высунувшись в окно, прерывает его Чимин, явно все это время подслушивающий. А там и Юнги показывается, часто кивая, мол, так все и есть. — Эти мелкие… ни стыда, ни совести, — под нос себе шепчет альфа, ко лбу ладонью прикладываясь. Тэхен, хорошо все расслышавший и догадавшийся к чему это все, лицо горящее в его плече прячет. — Что ты там бормочешь? Идите уже на свои звезды смотреть, — добивает брата альфенок, с трудом смех каверзный подавляя. Что бы эти придурки без него делали? Юнги ему вторит, в кулак прыская, и обратно его, перекинувшегося через подоконник, затаскивает в гостиную. Связала же нелегкая с идиотом…
***
— У тебя тут классно. Я бы тоже хотел иметь спальню в мансарде, да и в принципе такой дом, — мнется на пороге комнаты Тэхен, не решаясь пройти дальше. Все здесь просто и лаконично, без всяких излишков. Кровать прямо под небольшим в потолке окном, шкаф, кресло-качалка и несколько с книгами полок. Куда угодно смотреть готов, лишь бы только взглядом с омутом темным не встречаться Чонгука, потому как знает: посмотрит и назад не будет дороги. Нырнет в него и не вынырнет, но разве не того он желал, идя сюда добровольно? — Хотел бы я сказать, что он твой, но… — Не будем о плохом, ты сам мне так говорил днем, — подходит вплотную к альфе омега и все-таки туда, куда себе запретил, смотрит, но недолго - невозможно глаза открытыми удержать, когда губы оказываются захваченными в плен чужих жаркий. Мгновенно он им без боя сдается, на носочки приподнимаясь. Зарывается в его волосы пальцами, высвобождает их из хвоста. Резинка с едва слышным звуком на дощатый пол падает. Падает и Чонгук спиной на матрас, Тэхена за собою утягивая. — А как же звезды? — приземлившись на мужчину, за смехом скрыть смущение пытается парень. — Ты их увидишь, — загадочно улыбаются и вновь к напротив устам припадают. Ладонями шарят под кофтой, с однозначным намеком ее вверх требовательно тянут, и не без помощи владельца снимают, а там и рубашка на теле Чона распахивается, соблазнительный рельеф демонстрируя благодарному зрителю. — Ты не альфа, а чертово совершенство, — буркает Тэхен, по мощному торсу блуждая руками. Стыдится своего мягкого животика, по которому Чонгук сейчас трепетно водит пальцами. — Кто бы говорил, — хмыкает Чонгук, поднимаясь к нежно-розовым бусинкам. — Не издевайся, — шлепает его по предплечью омега. — Это кто еще над кем, — одним резким движением альфа местами с Тэхеном меняется, сверху теперь нависая. Влажными дорожками по его шее скользит, на запаховой железе останавливается. Лижет ее и аромат подснежников жадно вдыхает, ни в жизнь которыми не надышаться, не по весне расцветших, а с ним рядом, в середине лета. — Чонгук… со мной такое впервые… В смысле, я еще ни с кем… — жалостливо скулит под ласками альфы Тэхен. Чонгук шокировано от него отстраняется, в глаза, пеленой желания замутненные, в слов сорвавшихся подтверждение заглядывает и ничего, кроме правды и к нему любви, в них не находит. Невероятно… — Ты… — выдыхает он шумно. — Это проблема? — беспокоится омега. — Это награда, которой я не заслуживаю. — Не тебе решать, потому что я уже все решил, — обратно к себе Чонгука Тэхен притягивает, не согласный без его тепла обходиться. — Я тебе доверяю. — Чертенок, — шепчет Чон, мочку прикусывая. — Тогда я не имею права тебя разочаровать. — Никогда не разочаруешь, потому как… — не договаривает, давясь стоном от языка альфы на своем затвердевшем соске. Воздух выброшенной на сушу рыбой судорожно ртом хватает, не его, а аромат сосновый, кислород ему заменивший, чувствуя. По венам не кровь и не вино, им ранее выпитое, бежит, а раскаленная лава, собой все затапливающая, поглощающая без остатка обоих. Наигравшись с первой вершинкой, Чонгук, подбираясь к ширинке рукой, ко второй переходит. Пуговицу почти вырывает и молнией вжикает вниз, освобождая Тэхена от джинсов, следом белья. Тэхен руки куда не знает пристроить - ему мало мужчины. Всего и сразу охватить желает, но из-за рубашки, все еще надетой на том, не может. Сдергивает ее с его плеч и следы на лопатках от маленьких ноготков оставляет. Чонгука его несдержанность улыбает. — Не смейся и не смотри, — прикрыться смущенный омега от голодных глаз альфы пытается. — Слишком невыполнимо, ангел. Тебе нечего стыдиться, ведь не я тут чертово совершенство, а ты, — снимают с себя холщовые штаны вместе с боксерами, ни на секунду зрительного контакта с Тэхеном не прерывая. — Молчи, — ногами за талию зацепившись, тянет парень его на себя. — Какой нетерпеливый однако, — руки по обе стороны от его головы расставив, нависает Чонгук над ним. Пахом по его промежности проезжается, чужой вскрик заглушая своими губами. Ощутимее фрикции повторяет, которые не по касательной, а внутрь себя Тэхену хочется получить, что он, постанывая в поцелуй и навстречу толкаясь, однозначно обозначает. Откровенно течет, простыни хлопковые под собой пачкая ароматной смазкой, неконтролируемо по кровати ерзает и пальчики трогательно на ногах поджимает. Его понимают, о том же мечтая, но все равно не спешат. Мучают и изводят, пока наконец первый палец меж ягодиц не проталкивают, а затем и второй, на манер ножниц их внутри раздвигая. Омега от непривычного, но не болезненного ощущения жмурится, задерживает дыхание и ногтями в поисках опоры в спину альфы вцепляется. — Тебе больно? Дыши, Тэхен. Я могу остановиться, — предлагает обеспокоенно Чон, прекращая двигать фалангами, чему сразу же противятся и головой в отрицании машут. — Эй, не надо терпеть, если тебе неприятно, — нежно касается Чонгук его подбородка, заставляя на себя посмотреть. — Мне приятно, просто непривычно немного, — обратно на пальцы насаживаясь, произносит на выдохе Тэхен. — Ах… — вскрикивает, стоило подушечке среднего задеть простату. — Это было… — прерывается, потому как и слова больше не получается у него из себя выдавить: Чонгук целенаправленно на нужную точку надавливает, добавляет третий палец и ключицы выцеловывать принимается, после вновь к губам, без него заскучавшим, возвращается, все всхлипы жалостливые с них съедая. Смазка, между тем, внутри пошло хлюпает, стекает по жилистой руке, что нисколько не волнует распятого на постели Тэхена. Он только подмахивать бедрами успевает и давиться стонами в предвкушении большего. На его счастье, Чон теряет последнюю выдержку и резко пальцы вытаскивает, оставляя сжиматься колечко мышц вокруг пустоты. Ненадолго. Спешно бедра забывшего как дышать Кима разводит и одним слитным движением в его влажное нутро входит. Замирает, считывая его реакцию. Тесно и до скрежета зубного невыносимо не двигаться в ожидании пока привыкнут и когда, на дальнейшее давая согласие, распахнутся глаза. — Ты как? — его волос, разметавшихся по подушке, касается Чонгук. — Звезды ловлю, но что-то никак ни одной не поймаю, — в ответ улыбаются, одаривая взглядом игривым. Альфа смеется заливисто. Этот Ким Тэхен. Невероятный. Ни на кого не похожий. С ума сводящий, на себя проклинающий. Нет, не так. Скорее благословляющий. Совершеннее которого не существует для него на планете Земля и за ее пределами тоже. — Позволь, я тебе помогу, — пробно толкается, закидывая длинные ноги на плечи себе, постепенно начинает наращивать темп. Его растяжкой и податливостью пользуется, до шлепков звонких кожи о кожу тело распаленное испивает по капле, боли в расцарапанных лопатках не чувствуя, зато хорошо чувствуя другое… Как откликается на движение каждое омега, как жадно он член сжимает внутри, но главное, как крепко за него держится, боясь только-только обретенное отпустить, боясь навсегда потерять. Особенно сильный удар головки по простате, и Тэхен, громко вскрикнув, на живот себе изливается, руки крыльями по простыням раскидывая обессиленно. На небо сквозь в потолке окно невидяще смотрит, где звезды в одну большую преобразовались - кажется, протяни ладонь и ее поймаешь, но не нужна она ему, он другую словил, самую яркую, которой не загадывать желания, а с ней вместе их в жизнь воплощать. Чонгук из него через секунд несколько выскальзывает и рукой догоняется, чтобы последствий избежать. Не готов еще к такому его ангел, как и к метке, хотя и желается поставить ее на его бархатной шее отчаянно, но эгоизмом попахивает, а Чон по отношению к нему подобного себе никогда не позволит. К разводам белесым на его коже свои добавляет и рядом ложится, притягивает разомлевшее тельце к себе. Носом в макушку каштановую зарывается и говорит, что любит, что отныне никому не отдаст. Ему верят, но лицо прячут, слезинки с глаз смахивая украдкой, чтобы он не заметил. Тэхен для себя уже все решил, еще у костра сидя. Примеру Сельвы последует, себя на страдания обречет, но Чонгуку потерять дом не позволит. — Я тебя тоже, Гук, — чмокает в лоб заснувшего альфу на прощанье, неосознанно именем из легенды его называя. — Прощай.***
— Отец, я вернусь и выйду замуж за выбранного тобой альфу, но у меня есть одно условие и выполнено оно должно быть немедленно. — Я тебя внимательно слушаю, Тэхен.***
— Я тебя не понимаю…Ты сам мне не раз говорил, что важнее свободы нет ничего, а теперь что? Какого хрена мы сидим в самом дорогущем салоне красоты и готовим тебя к свадьбе с каким-то старпером? — возмущается Юнги, зло отмахиваясь от умелых рук визажиста. — Меня-то хули малюете? Им лучше займитесь, — тыкает пальцем на давящегося слезами брата. — Хотя ему тут ничего уже, кажется, не поможет, но оно и к лучшему, может, женишок испугается и сбежит. — Юн, перестань и не груби ни в чем неповинным людям, они всего лишь выполняют свою работу, — голосом безжизненным осекает младшего Тэхен. — Оставьте нас ненадолго, пожалуйста. Я немного успокоюсь и мы продолжим, — просит метнувшегося к нему бету, не желая, чтобы он их разговор с Юнги услышал. — Успокоится он, как же, — стоило визажисту покинуть помещение, фыркает подросток, нервно постукивая по плитке носком лакированных туфель. — Беги лучше пока не поздно, а я уж как-нибудь тебя прикрою. Ты ведь в этом мастер, не так ли? Посреди ночи меня разбудил и, ничего толком не объяснив, утащил с фермы, при этом за версту Чонгуком благоухая. Чимин мне весь телефон оборвал, спрашивая куда мы, даже не попрощавшись, пропали, а я и сам не в курсе. — Я так и думал, что вы общаетесь, и это неплохо, но именно поэтому я тебе ничего не рассказывал, чтобы ты ему чего не разболтал ненароком, — комок удушающий в горле при упоминании любимого имени судорожно сглатывает старший, что не получается очевидно, он там намертво засел, как и альфа с ароматом сосновым в его сердце. — Я… мне Чонгук дорог стал. — Говори как есть, ты влюбился, — закатывает кофейные глаза Юнги. — Я же не дурак и сразу же догадался, но мне до сих пор непонятны дальнейшие твои действия. Отец тебя чем-то шантажирует? Мной, да? — Ты тут ни при чем, а действия мои вызваны как раз-таки любовью. Не знаю, уведомил тебя Чимин или нет, но они были на грани потери фермы, да что там, всего дома. Операция на сердце дорого стоит… — Блядь! — вскакивает на ноги мальчишка и нервно расхаживать по салону из стороны в сторону начинает. — И ты, такой сердобольный, ничего не придумал лучше, как продать себя? Денег у нашего папаши взамен этого фарса попросил? — Ты всегда у меня был смышленым, — не юлит Тэхен, взгляд в пол опустивши. — Я анонимно им перевел необходимую сумму. И я настоятельно прошу тебя об этом Чимину, а тем более Чонгуку не рассказывать. Дело сделано и ничего тут уже не исправишь. Юнги не говорит ничего, молча дверью хлопнув, уходит, одного оставляя разбитого брата, а оказавшись на улице, достает айфон: — Ошибаешься, Тэ, — в пустоту шепчет и на зеленый сенсор решительно жмет.***
— Юнги, а ты чего так рано? Церемония же на полдень назначена, — на пороге католического храма встречает неожиданного гостя Святой Отец Кибом. — Отец, тут такое дело… — скидывает объемную сумку с рюкзаком на приходскую скамейку подросток. — Вы всегда мне и Тэхену помогали, выслушивали, не откажите и теперь нам в милости… — Я так понимаю, эта милость непосредственно касается грядущей свадьбы? — хитро прищуривается мужчина, взглядом нечеловеческих неоновых глаз прошивая юношу насквозь. — Вы как всегда проницательны, Святой Отец, но честно, это богоугодное дело. Вы сами не раз говорили, что союз создавать на любви, а не на костях надо, а в случае Тэхена… — Его выдают насильно, — понимающе кивает Кибом. — Что от меня требуется? — Потяните немного церемонию, ну и вы же не против, если я пока что в исповедальне вещи оставлю? — спрашивает Юнги, рукой указывая на брошенные сумки. — Да хоть жить здесь оставайтесь с Тэхеном, разве я когда-либо вам в чем-либо отказывал? — улыбается священник, аметистовую подвеску сквозь ткань рясы поглаживая неосознанно. — Заманчивое предложение, но у нас несколько другие планы… — О которых ты сейчас за чашечкой ароматного чая мне и расскажешь. — С марципановыми булочками? — Обижаешь.***
Тэхен, ни живой, ни мертвый, по бархатной алой дорожке медленно идет, букет желтых тюльпанов онемевшими руками сжимая перед собой. Не ее под ногами видит, а разлившуюся реку крови. Его крови… из него с каждым шагом вытекающую неумолимо. Начало конца, потому как не станет ему жизни отныне, пустотой она обернется, в которую изредка лунный свет в лице его брата проскальзывать будет, но, к сожалению, былого уже не вернет. Не решается поднять покрасневшие от слез нескончаемых глаза, всем существом чувствуя, как в него взгляды гостей впились, красотой его восхищаясь, а на деле, кинжалами его полосуя безжалостно, вынужденные, как и он, тут находиться из долга. Конечно, событие же какое, старший сын не последнего человека в Далласе замуж выходит и за кого… за альфу вдвое старше, с залысинами и брюхом отъевшимся, но зато деньгами и связями не обделенного. Лицемеры. Все они здесь такие, кроме Юнги, так ни одним словом после разговора в салоне с ним не обмолвившегося, и Святого Отца, который другом хорошим приходился их папе и их с братом, как своих родных детей, под сводами храма принимал в особенно тяжелые для них периоды. Теперь же ему надлежит Тэхена в руки отдать Чхве Мингю, на союз благословить, душе претящий, и в крышку его гроба тем гвоздь последний забить. От того, чтобы Дуонг его под венец вел, Тэхен отказался, не в силах присутствие старшего Кима рядом с собой выносить. Хотя бы так, но наперекор пошел положенному порядку церемонии. Подходит к аналою, где его уже Кибом ожидает и, конечно же, супруг будущий, руку ему подающий, но он ее, остекленевшими глазами на распятого Иисуса глядя, игнорирует. Не молится, ничего не просит, а лишь губами онемевшими имя любимое про себя повторяет, чей носитель столько счастья всего за один день и одну ночь успел подарить. — Дамы и господа, дорогие гости, мы собрались здесь, чтобы скрепить союз этих двух людей. Чхве Мингю и Ким Тэхена, — начинает Святой Отец, опуская слово «любящих», но никто изменения привычной речи не замечает и, очевидно, в нее не вслушивается. Кибом продолжает, но постоянно на покашливание прерывается, листы в псалтыре путает и особенно заунывную и долгую выбирает молитву, постоянно на Юнги, залипшего в телефоне, косясь. Тот ногти себе все от волнения сгрыз, понимая, что времени почти не осталось. На двери оборачивается храма, а заметив мышкой промелькнувшего внутрь Чимина, улыбается, что от внимания глазастого священнослужителя не ускользает. — Если кто-то против этого брака, пусть скажет сейчас или замолчит навеки, — покончив с молитвой, громогласное с его уст срывается под недоуменными взглядами собравшихся. И тут случается невообразимое: двери в стены храма впечатываются, силы удара копыт вороного коня не выдерживая. — Я против, — твердо произносит облаченный во все черное всадник. За полами мексиканской шляпы и маской лик он свой прячет, но не может Тэхен его не узнать, как и под ним благородного жеребца. Букет свадебный, как в съемке замедленной, падает на пол. — Ты кто такой? Охрана! — орет Дуонг, пытаясь перекричать загомонивших гостей. — В представлениях не нуждаюсь, классику смотреть надо, — холодно озвучивает Чонгук и прямиком к Тэхену направляет Торнадо. — Это похищение, ангел, не твоего сердца, а тебя всего, — улыбается, руку ему подавая. — Что ты себе позволяешь? — невовремя очухивается горе-жених, загораживая собой Кима. — Пошел вон, — на стременах приподнявшись, ногой отталкивает Мингю Чон, заставляя его неуклюже на задницу плюхнуться. — Не с тобой разговариваю. — Ты с ума сошел? — растерянно глазами хлопает Тэхен, дорожками влажными щеки бледные в неверии окропляя. Это точно все с ним происходит? — Как и ты. Сам не так давно мне говорил об этом. Ну же, Тэхен, — руку, в кожаную перчатку затянутую, продолжает протягивать ему альфа. — Мой герой, — всхлипывает парень и ладонь в его решительно вкладывает, за доли секунды оказываясь в седле позади него. — Но, — трогает поводья Чонгук и галопом уносится из храма под дружное скандирование Чимина с Юнги: «Да, здравствует, Зорро!». Кибом, пользуясь суматохой, чуть ли не за уши утаскивает из главного зала подростков и в дальней исповедальне их прячет, смех с трудом сдерживая. — Ну вы, ребята, даете, а теперь цыц и не высовывайтесь, — строго грозит он им пальцем. — Спасибо, Святой Отец, — тепло улыбается Юнги. — Должен будешь, прелесть, — хмыкает мужчина и хлипкую дверцу перед носами мальчишек захлопывает. — А он точно священник? — спрашивает у омеги Чимин. — Уже не уверен.
***
Тэхен до невозможности счастливым себя ощущает, к спине прижимаясь Чонгука, пока Торнадо их все дальше от храма уносит, благо за городом он находится и потому свидетелей ненужных они по пути на ферму почти не встречают. Альфа не спешит тишину прерывать, давая омеге произошедшее переварить, да и не особо к этому скачка быстрая располагает. Не сбавляет Чон скоростей, желая оказаться как можно дальше от Далласа, во избежание какой-либо погони. Не просто так нацепил маскарадный костюм, а чтобы сохранить инкогнито, потому как знал, что искать будут их, но ни лица, ни имени похитителя не зная, этого они сделать не смогут. Лишь среди знакомых полей оказавшись, мужчина с галопа на рысь переходит, рукой накрывая сцепленные на его талии ладони. — Ты как? Сильно испугался? Прости, что не предупредили, времени и так почти не оставалось, — спрашивает Чонгук Тэхена. — Я скорее шокирован. Не каждому в жизни доводится быть спасенным самим Зорро, — улыбается Ким. — Как и не каждому повстречать в жизни удается такое чудо, как ты, — в тон ему отвечает альфа, но быстро настрой игривый теряет, нахмуриваясь. — Впрочем, это нисколько не отменяет того, что я на тебя зол. Ладно сбежал, но зачем ты пошел на такое? Ты даже представить себе не можешь что я почувствовал, когда узнал какой ценой я сохранил ферму, а если бы я не успел? — Но успел же, — бубнит омега, утыкаясь носом в лопатки альфы. — Дурачок. Разве ты не понял, что стал для меня важнее ее? Я, знаешь ли, словами «я люблю тебя» не разбрасываюсь. Их от меня только брат и слышал, а ты, судя по всему, глухой, раз ни им, ни легенде, мной рассказанной у костра, не внял. — Не глухой я, — обиженно бурчит Тэхен, щурясь от яркого солнца. — И если ты не понял, то и я тебя так-то люблю. — Рад это наконец от тебя узнать, а не от угрожающего мне всеми небесными карами, если я тебя не заберу, Юнги. — Юнги? О боже! Котенок же там один остался! Отец его навечно из-за меня запрет в особняке! — паникует омега, находясь на грани истерики из-за переживаний за брата. Как он мог о нем забыть? — Успокойся, с ним Чимин, да и, как я понял, Святой Отец их обещал спрятать, а там уж и к нам присоединятся. Вдобавок, они сюда будут добираться не пешком, а на Зайчике, и он, надо сказать, по скорости почти не проигрывает Торнадо. — Так вот почему Ки так затянул церемонию. Вы все были в сговоре! А я так переживал, думая, что даже Юн от меня отвернулся, не желая со мной разговаривать, — сквозь слезы смеется Тэхен. — И этот твой костюм... Где ты его откопал? Зорро блин! — На последнем курсе университета мне довелось в спектакле его сыграть, а костюм вернуть я так и не удосужился, ну и вот, пригодилось, как видишь. — Ты был прав. Ты не хуже, а намного лучше Антонио Бандераса, а знаешь почему? — спрашивает омега, но в ответ тишину получает. — Неужели не догадался? Чонгук фыркает: — Отгадывать загадки - это не про Зорро, а про Индиану Джонса, так что тебе с подобным к моему братцу. Он его фанат. Омега улыбки не сдерживает очередной, памятуя, что и Юнги серию этих фильмов пересматривать любит. Не торопится любопытство утолить Чонгука, выглядывая из-за его спины и наблюдая за тем, как точка на горизонте, до этого едва различимая, очертания приобретает дома семьи Чон, о котором ночами бессонными грезил, в судьбоносный день мыслями возвращаясь. Мучился из-за невозможности вновь в нем оказаться, утешая себя, что ферма, по крайне мере, у законных владельцев осталась, но вот он опять здесь... — В фильмах мы всего лишь в образ актера влюбляемся, человека не зная, а ты, Чонгук... — на подъездах к месту назначения затянувшуюся паузу обрывает Тэхен. — ... настоящий. — Как и ты, ангел, — спешивается альфа на землю и омегу аккуратно далее с Торнадо снимает, после не спеша его выпускать из объятий. Смотрит в напротив чистые искренние глаза, слез с ним в разлуке немало пролившие, мысленное обещание их владельцу давая, что плакать они будут отныне только от счастья, потому что... — Добро пожаловать домой, Тэхен. Он теперь твой. — Наш - звучит лучше, — маску с лица любимого стягивают. — Согласен. Повода, чтобы губы в долгожданном поцелуе столкнулись, идеальнее нет.