***
— Ты смотри, хорошо приоделся, — говорит Дин, потому что должен что-то сказать, ведь Кас в бесформенном коричневом плаще — привычная территория, одна из немногих постоянных в жизни Дина, помимо брата и машины, потому что Кас снова стал ангелом, и напряжённая линия его плеч ощущается как нож меж рёбер, пронзающий что-то усталое и бесполезное глубоко в груди Дина.***
— Просто уходи. Снова идёт дождь. Горло Дина сжимается от запаха мокрого асфальта и от гнева, скрипящего в голосе брата, и покрывающего его, словно ржавчина.***
В свою первую ночь в одиночестве Дин спит мёртвым сном, растянувшись на дешёвой кровати в мотеле, утопив себя в Maker's Mark. Проснувшись, он долго смотрит на запятнанный водяными потёками потолок, пока глаза не начинают гореть, а небо окрашивается багровым. Сознание скользит между сном и явью короткими беспокойными рывками, и ему снится всё то дерьмо, которое он так хочет забыть — Кроули, втыкающий иглы в голову Сэма, Эйприл, вонзающая ангельский клинок в грудь Каса, тело Кевина, скорченное на полу, его обугленные глаза, глядящие на Дина, как приговор. Однажды ночью ему снится Ад, каким он не видел его годами — цвета и запахи яркие и насыщенные, ужасающие в своей детальности. И голос Аластара, и его бритва, одинаково острые, скользят из тени, пока всё не становится открытым, мокрым и скользким от крови, и Дин просыпается в холодном поту, вцепившись в грязные простыни. В Пекле огонь настоящий, Руби не лгала, но свои первые тридцать лет Дин провёл там, дрожа от холода, несмотря на жар. Он промёрз до костей от боли и страха, а ещё больше — от постоянной, выставленной напоказ уязвимости.***
— Привет, Белка. Я бы сказал, приятно тебя видеть, но на самом деле ты выглядишь так, словно страдаешь от запора ещё больше, чем обычно. — Ты тупой сукин сын, — взрывается Дин, ударяя по стойке, когда Кроули садится на табурет рядом с ним. — Я же сказал, что убью тебя, если когда-нибудь увижу снова. — Да, сказал, я помню. Вот почему я здесь, в этом рассаднике микробов, который сложно назвать баром. Ты бездумно импульсивен и исключительно опасен для всех, кто с тобой рядом, но недостаточно глуп, чтобы пырнуть меня в общественном месте. Не на глазах у пятидесяти свидетелей. — Ты так уверен в этом? Все эти свидетели пьяны. — Вряд ли. «Счастливый час» начался всего двадцать минут назад. Дин вздыхает и делает большой глоток пива. — Чего надо? — У меня деловое предложение. Конечно, это повлечет за собой некоторые неудобства для обеих сторон, потому что работа с демоном, похоже, уязвляет твою мужественность, а я ненавижу запах мучеников, кипящих в собственном соку, так что… — Ближе к делу. — Что, вот так сразу, без прелюдии, Белка? Неудивительно, что Кас постоянно такой ворчливый. Волна гнева обрушивается на Дина, со звериной силой закручиваясь в животе; он с грохотом ставит пиво на стойку и тянется к бедру за ангельским клинком. — Лучше просто уходи, — Кроули прав — вокруг слишком много людей, а Дин сидит далеко от двери, чтобы получилось уйти чисто, но он не уверен, что ему уже не всё равно. — Убирайся прямо сейчас, и я не воткну тебе это между глаз. — Нам нужно убить Абаддон. — Ты собрался охотиться со мной? — Не идеальное партнерство, признаю, но нам обоим, кажется, сейчас немного не хватает друзей. Кроме того, я всегда любил комедии о приятелях.***
У Кроули уходит три дня, чтобы найти Абаддон, три дня, которые Дин проводит в обнимку с бутылкой виски, расхаживая по комнате в дерьмовом мотеле, пока не вымотается и не уснёт. Погода резко меняется, и когда выходит солнце, становится настолько жарко, что пот каплями собирается вдоль линии волос Дина и щиплет на затылке. Кондиционер в комнате даёт больше шума, чем воздуха, и пахнет мокрой собакой; Дин посыпает солью окна и рисует демонскую ловушку перед дверью, хотя не понимает, что ему это даст. Кроули найдёт способ войти, если захочет перерезать Дину горло, и, сделав это, только окажет ему услугу. Он игнорирует первые пять или шесть звонков Каса, потому что не хочет ни с кем разговаривать и ни о чём думать, но Кас звонит ещё два или три раза, и, наконец, оставляет Дину сообщение, которое буквально сочится нетерпением, его хриплый голос и колючие вздохи откапывают что-то под кожей Дина, что-то такое, что Дин не способен рассматривать слишком внимательно, не когда между ними пятьсот миль, а Кас — снова ангел. Дин смотрит на телефон около десяти минут, ожидая, не позвонит ли Кас снова, затем ругается себе под нос и набирает его номер, зажимая телефон между плечом и ухом, наливая себе ещё глоток. — Дин. С тобой все в порядке? — Ага, — отвечает Дин, садясь на край кровати. — Я… Я в порядке. — Мы уже несколько дней ничего от тебя не слышали. Дин допивает виски, его рука дрожит, когда он ставит стакан на тумбочку. — Да, я был… Как Сэм? — Выздоравливает. Хотя, я думаю, он поправится быстрее, если ты вернешься домой. — Я не могу. Я должен кое-что сделать. Мне нужно убить Гадриэля. Мне нужно… — Дин вздыхает в трубку и потирает затылок. — Кас, я не могу. — Он беспокоится о тебе. Мы оба беспокоимся.***
Кроули выслеживает Абаддон на заброшенном складе в полутора штатах отсюда, достаточно далеко, чтобы Дину пришлось собрать вещи и переехать в другой мотель. Склад пустой и огромный, окна зашиты досками, просевшая крыша чертит неровную линию на голубоватом ночном небе; Дин считает, что лучший вариант — установить наблюдение, поэтому паркует Импалу в квартале вниз по дороге, прячет её в тени у разбитого уличного фонаря, потея на водительском сиденье и пытаясь игнорировать Короля Ада рядом. Кроули не пахнет серой, как большинство простых демонов, но Дин всё же чувствует этот запах — он вызывает изжогу, как дрянной кофе, и затеняет привычный запах кожи и бензина от Импалы. — Мне нужно найти Гадриэля, — говорит Дин примерно через два часа, потому что от тишины его кожа начинает зудеть. Телефон гудит в кармане; ему не нужно проверять, чтобы знать, что это Кас. — Нет. Абсолютно нет. Я подписался на твою последнюю ангельскую авантюру потому, что она была билетом на выход из твоей темницы. У тебя нет достаточно большой наживки, чтобы заманить меня в ещё одну. — Мне не нужна твоя помощь. Я просто хочу знать, смогу ли я это сделать. — В одиночку — нет. Тебе понадобится твой брат. Дин ёрзает на сиденье и барабанит пальцами по рулю. — Нет. — Послушай, я не знаю, о чём эта ваша маленькая домашняя драма, да и мне всё равно, но я скажу тебе, что ты не найдёшь Гадриэля, просто катаясь по стране на этом грохочущем образчике сверхкомпенсации. Если действительно хочешь сделать дело, тебе будут нужны Лось и ангелок. — Зачем? — Одержимость оставляет след. Отпечаток, если угодно. Как ты думаешь, почему демоны так заезживают свои мясные костюмы? При правильном заклинании живой сосуд может раскрыть все секреты демона, в том числе и примерное представление о том, куда тот удымил. Оставляешь труп — уничтожаешь улики. Дин проводит рукой по лицу; чем больше он узнаёт о демонах, тем меньше хочет знать. — Но Гадриэль — ангел. — Что одно, что другое. Единственная разница между одержимостью ангелами и демонами в том, что ангелам нужно разрешение. — Отпечаток, — бормочет Дин, качая головой. — И я могу использовать это, чтобы его выследить? — Ты — нет, но Кас может. Телефон Дина снова гудит; он нажимает кнопку отказа, не глядя на идентификатор вызывающего абонента.***
Абаддон почти снимает с них кожу заживо. Заклинание, которое, по мнению Кроули, должно её убить, просто скатывается с неё, как вода, и Дин на собственном горьком опыте узнаёт, что ангельский клинок не причиняет ей вреда, как и нож Руби. Кроули исчезает в тот же момент, когда дела начинают идти под откос; Дин довольно легко справляется с двумя простыми демонами, но Абаддон несколько раз швыряет его о стену, загоняет в офисную комнату на третьем этаже, и Дин ловит себя на том, что молится, когда убегает со склада через окно, потрясённый обжигающей болью в колене и плече и воплями Абаддон с обещаниями надеть его кожу вместо платья, после того как она убьёт Сэма и Каса голыми руками. Кас звонит, когда Дин набирает скорость, и Дин ругается, вынимая телефон из кармана залитой кровью дрожащей рукой. — Да? — Дин, — говорит Кас хриплым и напряженным голосом, безумно ангельским. — Дин, ты где? — Небраска. — Я слышал твою молитву. — Ага, прости за это. Абаддон любит играть с едой, и я… Думаю, я так и не избавился от старых привычек. — Ты охотился на Абаддон? Один? — Я был не один, — говорит Дин, хмурясь в окно. Солнце начинает подниматься, зажигая горизонт розовым и золотым. — Со мной был Кроули. Кас издаёт короткий недовольный звук. — Кроули? Ты был… — Всё в порядке, Кас. Всё в порядке. — Работать с Кроули — это не в порядке, — наступает короткое, напряжённое молчание, как будто Кас ожидает, что Дин будет возражать, затем следует тихий вздох, который грохотом отдаётся в ухе Дина. — Просто вернись домой. Твой брат обеспокоен, и мне… Мне не нравится слышать, как ты молишься, когда я не могу прийти тебе на помощь.***
Дин возвращается в бункер после полуночи. Всё ощущается не так, как когда он уходил — всё более холодное, пустое, неживое — и он на мгновение впадает в панику, стоя наверху лестницы, его рука вцепляется в тяжёлые перила, пальцы беспокойно пробегают по выемке, оставленной арбалетом Кевина. Он почти уверен, что Сэм и Кас ушли, бросили его, но потом он слышит тихое движение в соседней комнате. Это Кас, сидящий за любимым столом Сэма в библиотеке и листающий книгу, которая, похоже, вот-вот рассыплется в пыль; он оглядывается, когда Дин проходит в дверь, его лицо смягчается так, что Дину становится трудно дышать. Ему нужно дважды прочистить горло, прежде чем он сможет заговорить. — Как он? — Намного лучше, — говорит Кас, откинувшись на спинку стула, его бежевый плащ шуршит по старой коже кресла. — Ему лучше с каждым днём. Я уверен, что теперь, когда ты вернулся, он поправится ещё быстрее. Дин пожимает плечами, вцепившись в ремешок сумки. — Сомневаюсь. Сэм спит, храпит так громко, что его слышно через закрытую дверь спальни, и Дин понимает, что эгоистично благодарен за это, когда крадется по коридору, чтобы бросить свои вещи. Это, вероятно, значит, что он трус, но он не уверен, что смог бы справиться с альтернативой прямо сейчас; он ехал слишком много часов и слишком много миль, чтобы выдержать разговор, который Сэм точно захочет провести. Он почти засыпает, его глаза горят, он измотан так, что усталость чувствуется даже в костях, но он слишком взвинчен от кофе, чтобы спокойно уснуть, поэтому оказывается босиком на огромной кухне бункера, зевая, и привычными движениями начинает готовить чили. Он не очень голоден, а Касу больше не нужно есть, но готовка всегда его успокаивала, а нарезка лука и открывание банок с фасолью даёт возможность чем-то занять руки. Кас заходит на кухню, пока Дин разбавляет томатную пасту большим количеством пива, чем это необходимо. На Касе нет плаща, его волосы взлохмачены, и Дин смотрит на него краем глаза, не в силах сделать что-либо ещё. Ворованная благодать вернула Касу некоторую неловкую жёсткость, которую Дин помнит со времён до Чистилища, но она словно не совсем ему подходит, возможно, потому, что она не его, и он всё ещё странно человеческий во многих тонких деталях. Он меньше щурится, больше жестикулирует руками. Прямо сейчас он опирается бедром на стойку рядом с кучей перца и лука, которую Дин бросает в кастрюлю, хотя ноги у ангелов не болят и не устают. — Он волновался за тебя, — наконец говорит Кас. Вздохнув, Дин поворачивается до тех пор, пока Кас не исчезает с поля зрения. — Я не хочу об этом говорить, — он всё ещё может чувствовать напряжение на том мосту, словно тяжесть на шее, запах мокрого асфальта и яростный изгиб рта Сэма, когда он велел Дину просто уйти. — Он злится. — Он злится, и он имеет на это право. Но это не значит, что он спокойно отдыхал, пока тебя не было, пока ты работал с Кроули и не желал отвечать на наши звонки. — Чёрт побери, Кас, — рявкает Дин, швыряя банку с чили на стойку, потому что не может открыть крышку. — Не надо, хорошо? Просто не надо. — Я тоже не отдыхал спокойно. — Ты вообще больше не отдыхаешь. — Это правда, мне больше не нужен сон. И от этого всё только хуже, — Кас подбирается ближе, сжимая локоть Дина ладонью, дергая за складку его рукава, пока Дин наконец не уступает и встречается с ним глазами. — Когда я не был занят уходом за твоим братом, мне не оставалось ничего другого, как беспокоиться о твоей безопасности. Дин целует его прежде чем понимает, что делает, сжимая липкие пальцы на воротнике рубашки Каса. Кас на мгновение замирает, невероятно, нечеловечески неподвижно, затем осторожно наклоняется, чтобы ответить, его губы приоткрываются, а рука скользит вверх, нежно обхватывая подбородок Дина. Его мягкий стон звучит в рот Дину, и это возвращает Дина к реальности быстрее, чем сильный удар в живот. Он чуть не спотыкается о собственные ноги и пятится, бормоча извинения через плечо, убегая обратно в свою спальню.***
Проходит всего десять минут, и Кас приходит к нему. У Дина на кровати разложена куча отвлекающих факторов — пара журналов, несколько книг, две или три газетные статьи, которые могут оказаться делом — но он не смотрит ни на что из этого, когда Кас входит в комнату, не озаботившись постучать. Дин просто сидит на кровати, поджав ноги, смакуя вкус Каса на языке и уставившись на его ботинки. — Дин, я… — Кас, не надо. Я не должен был этого делать. Тишина ужасна. Сердце Дина бьётся в груди громче, чем тикают часы на тумбочке; Кас переступает с ноги на ногу, его одежда шуршит, а ботинки шаркают о ковёр. — Почему нет? Дин заставляет себя посмотреть на Каса, на этот раз действительно посмотреть. Голова Каса наклонена набок, а глаза невероятно синие. — Потому что ты снова ангел, а я… — Не заканчивай это предложение, — резко говорит Кас. — Я не хочу этого слышать. — Ты спросил. — Я не хотел, чтобы ты себя унижал. Дин смотрит в сторону, наполовину надеясь, что Кас просто уйдёт, если он так и будет молчать. Но сегодня ему уже сошла с рук трусость, а с Касом никогда не было легко. Кровать устало скрипит, когда Кас садится рядом; он кладёт руку на колено Дина и наклоняется так, что губы едва касаются его уха. — Я был на этой земле ещё до того, как она стала землёй, и самое трудное из всего, что я когда-либо делал — было позволить тебе уехать от меня тогда, в Рексфорде. Ты значишь намного больше, чем думаешь. Дин закрывает глаза и поворачивает голову, чтобы поймать губы Каса своими.***
Казалось бы, всё не должно быть так просто, но Кас так выгибается в руках Дина и находит такие места на его теле, что это заставляет Дина ругаться и цепляться за простыни. Дин думал, что это будет неуклюже, но они идеально подходят друг другу, их члены наливаются, а ноги переплелись, пальцы Дина до синяков впиваются в бёдра Каса, а ногти Каса оставляют розовые следы вдоль рёбер Дина. Старая кровать скрипит, когда Кас перекатывает их, обхватывая Дина за талию, двигаясь так, что спираль жара прокатывается по его спине; Дин не может перестать целовать Каса, не может держать руки подальше от его волос, не может перестать стонать его имя. Становится ещё хуже, когда Кас толкается внутрь; стон, который вырывается у Дина, кажется, эхом отражается от стен, и немного неловко от того, насколько отчаянно он звучит, но Кас начинает двигаться, и Дин стонет снова, его пальцы цепляются за волосы на затылке Каса, его открытый влажный рот прижат к подбородку Каса, его лицо пылает огнём, потому что Кас не замолкает, потому что Кас всё время бормочет о том, как прекрасен Дин, о том, как давно он хотел это сделать. Дин не может вспомнить, когда начал хотеть Каса, за исключением того, что, определённо, это длилось годами; он, вероятно, потом пожалеет о потраченном впустую времени, но прямо сейчас Кас трахает его долго и медленно, прижимаясь так, что член Дина трётся о его живот, и Кас может покрывать короткими поцелуями шею Дина и дышать в выемку его горла. Когда он, наконец, обхватывает рукой член Дина, Дин выгибается ему навстречу, притягивая Каса к себе для поцелуя, и вжимая пятку в его бедро с такой силой, что остаётся след. Он кончает с языком Каса во рту и его ладонью на своей щеке, бёдра дёргаются в попытке толкнуться на член Каса и одновременно трахнуть его в кулак. Кас издаёт тёмный низкий стон в глубине горла и следует за Дином через край, его спина изгибается длинной красивой линией, белое сияние благодати вспыхивает в глубине зрачков.***
Дин засыпает, положив голову Касу на плечо и обняв его за талию, и если ему вообще что-то снится в эту ночь, утром он ничего не помнит.