Обещание Коленопреклоненных

Серая бледность висела в небе над Недом Старком последние два месяца, его горе и сожаление обрели форму. Рикард Старк был мертв. Брандон Старк был мертв. Лианна Старк была мертва. Его младшая сестра была мертва. Никогда больше он не услышит смеха, когда Лианна и Бенджен гоняли лошадей через Волчий лес. Никогда больше он не увидит, как Брандон учит Лианну фехтованию и рыцарским поединкам вопреки желанию отца. Он никогда не увидит, как его младшая сестра прогуливается по садам Винтерфелла со свежесорванным букетом зимних роз в руках. Он никогда не услышит, как старая Нэн рассказывает истории о девочках, нарушающих традиции и сражающихся на войнах, восхищенной четырнадцатилетней девочке. Никогда больше он не услышит, как Лианна ругается с его отцом из-за ее помолвки с Робертом Баратеоном. Помолвка, которой Нед по глупости добился ради друга, которого нашел в Долине. В самые мрачные моменты на обратном пути в Винтерфелл он винил четырнадцатилетнюю девочку. В моменты более глубоких размышлений он знал правду. Тысячи людей погибли, когда королевство пролило кровь, но он не мог винить Лианну. Любой мужчина, который мог бы смеяться над жестокой смертью невинных детей, был бы плохим мужем. Нед Старк знал, что это была его вина. Он был ослеплен Робертом — чем именно? Он был захвачен желанием видеть в Роберте настоящего брата, а не того, которого он нашел, и его желание увидеть, как это произойдет, и южные амбиции его отца заставили его сестру сделать то, что стоило ей жизни. Когда он стал свидетелем вознесения Роберта с Джоном на плече, он просто почувствовал облегчение от того, что битва подошла к концу. Два маленьких тела, закутанных в Алое, наблюдали за его трусливой спиной, когда он поспешно отступал в Дорн, отчаянно надеясь, что Лианна все еще жива. И теперь, размышлял Нед, у него было свое собственное драконье отродье, которое можно было спрятать. Боги сочли нужным в конце концов забрать и Лианну, оставив сиротой ее мальчика. Обещай мне, Нед. Даже воспоминание о последних словах его сестры ударило с силой боевого молота. Пообещай совершить измену, пообещай солгать, пообещай спрятать незаконнорожденного сына насильника от своего друга и короля. — Я обещаю, — выдавил он, наблюдая, как свет покидает глаза его своенравной младшей сестры. — Я обещаю. Он спрячет мальчика подальше, пока тот не станет достаточно взрослым, чтобы отправиться на Стену, где он будет в безопасности от гнева Роберта. Он мог бы высоко подняться в рядах древнего ордена и защитить свою родину. Было несколько высших призваний. Мальчик простит его, когда узнает правду. Он обещал защитить его, но он не взялся бы за оружие ради своего племянника, это было не то, что он обещал. Он не стал бы рисковать своей семьей ради какого-то южного трона. Достаточно людей отдали свои жизни за этого мальчика. Если бы кому-то еще пришлось умереть за него, Нед позаботился бы о том, чтобы страдал только он. Он повернулся в седле, чтобы взглянуть на предмет своих размышлений. Уилла, кормилица, которая следовала за ними все эти долгие мили на север, держала младенца на перевязи спереди. Серые глаза впились в него из-под копны темных локонов, как будто ребенок мог слышать мысли Неда. Мальчик иногда отводил взгляд от старейшего из выживших Старков и смотрел на величие земли, в которой ему предстояло жить всю свою жизнь. День был холодный, редкая весенняя метель только что покрыла все тонким слоем пыли. Нед улыбнулся, когда мальчик заметно вздрагивал каждый раз, когда снежинка падала на его запрокинутое лицо. У него были все северные черты, длинное лицо, выдававшее кровь Старков, и северные волосы. Было бы легче объявить его своим собственным бастардом, за что Нед был благодарен. Было бы колоссальной задачей каждый день смотреть в лицо насильнику своей сестры и не испытывать неприязни к мальчику. Его мысли обратились к его собственной жене и ребенку. Леди Кейтилин прислала ему ворона, сообщив, что родила ему сына Робба менее чем за два месяца до рождения Джона. Нед провел много бессонных ночей, размышляя, может ли он доверять своей жене, и в конце концов решил не рассказывать ей о секрете мальчика. Это будет только на его совести. Нед знал, что его жена никогда не полюбит мальчика из-за его обмана, что лучшее, на что он мог надеяться, — это враждебное безразличие. Он не мог заставить свою жену отдать ребенку свою любовь, не тогда, когда на юге были гораздо более суровые взгляды на внебрачных детей. Просто еще одна вещь, которую он не мог дать ребенку для своей собственной защиты. Когда Нед погружался в свои мысли подобным образом, он не был уверен, что вообще сможет защитить парня. Нед был вырван из своих мыслей явными признаками битвы. Крики раненых были слышны поверх скрежета стали о сталь — признаки сражения в самом разгаре. Нед приказал большинству своих охранников оставаться с кормилицей, а остальных повел вперед с обнаженной сталью наготове. Пробравшись сквозь линию деревьев впереди своих охранников, Нед осмотрел сцену расчетливым взглядом испытанного командира. Мужчины, вооруженные костяным и каким-то грубым железным оружием, столкнулись с мужчинами с изображением лютоволка Старков на их плащах, прикрывающих их кованую кольчугу замка. Палатки и костры усеивали поляну, на которую они ворвались бессистемно, не думая об организации или обороне. Палатки были поношенными, спартанскими по форме и назначению. На кострах все еще жарилось мясо, запах горелого мяса временно прогнал запах поля боя. Это была настоящая бойня. Тела в мехах усеивали землю, мех и кости не шли ни в какое сравнение с более совершенным оружием и доблестью стражи Винтерфелла. Нед и его команда оттеснили одичалых еще дальше во вражеский лагерь, кольцо ощетинившейся стали загнало одичалых ближе к центру лагеря. Один за другим враги падали от копий своей охраны или собственного клинка Неда. Бойцы снаружи не просили пощады, они бросились на элиту Винтерфелла с огнем, рожденным отчаянием. Эти люди за что-то боролись. Нед только хотел, чтобы бойня прекратилась. Трех лет кровопролития было достаточно. Жестом приказав своей охране убрать палатки, он последовал за двумя мужчинами, которых узнал из своего отряда, в самую большую палатку, установленную в центре лагеря. Его люди откинули полог палатки и ворвались внутрь. Из открытых створок донеслись женские крики, прежде чем Нед протиснулся в палатку. Палатка была обставлена по-спартански, две свечи окрашивали все в оранжевые тона, длинные тени тянулись к центру палатки. Открывшееся перед ним зрелище заставило его ноги перестать нести его вперед и погрузиться в хаос, который палатка скрывала от мира. Молодую женщину раздели ниже пояса и уложили на ветхую койку, вокруг нее была лужа крови. Единственной особенностью, которую можно было разглядеть из-за горы мехов, были волосы женщины, ярко-рыжие волосы, влажные и спутанные от крови и пота. Женщину можно было принять за чардрево, ее мертвенно-бледная кожа вспыхивала там, где два темно-зеленых глаза со страхом смотрели на новоприбывших. Пожилая женщина сидела на корточках между ног младшей, тихо разговаривая с ней, ее голос был успокаивающим. Однорукий мужчина склонился над молодой женщиной, сжимая протянутую руку. Пожилая женщина попеременно то приседала между бедер женщины, то порхала по палатке. Его перенесли на три тысячи миль южнее и на два месяца в прошлое. Мать, умирающая на кровати Лианна, пожилая акушерка Уилла, однорукий мужчина, тяжело раненный Хауленд Рид. Палатка одичалых не была Башней Радости, но сходство было тревожным. Нед вложил свой клинок в ножны и пересек комнату, прежде чем осознал, что делает это, его мысли все еще были далеко. Опустившись на одно колено, он сжал другую руку беременной женщины, его хватка была спокойной, но твердой, когда она слабо попыталась вырваться. Нед открыл рот и обнаружил, что его голос надтреснутый и хриплый от неиспользования. — Миледи. К ее чести, у будущей матери хватило сил фыркнуть на новоприбывшую рядом с ней. — Если ты подождешь еще несколько минут, коленопреклоненный, ты сможешь стереть с лица земли наш жалкий лагерь до последнего младенца, и тебе не придется пачкать свой меч, чтобы сделать это! Глаза женщины выдавали то, чего не выдавало ее тело, страх ярко сиял, когда она выдерживала пристальный взгляд Неда. Нед медленно покачал головой. — Я не причиню вреда ребенку. Нед сказал то же самое своей сестре, когда она умоляла его взять племянника. — Нет, ты бы просто зарезал мать и отца у нее на глазах! Два источника лесного огня метнули кинжалы в молодого человека, который просто хотел утешить умирающую мать. Однажды ему уже не удалось этого сделать. Образы Лианны затуманили его глаза, реальность и память расплылись. Нед прогнал эти образы прочь, задыхаясь: — Ты придумала имя? — Малышкам из вольного народа не дают имен, коленопреклоненный. Они должны дожить до двух именин. Их разговор был прерван пожилой акушеркой, которая сказала матери слова на языке, которого Нед не знал. Мать огрызнулась на пожилую женщину, прежде чем сжать руку Неда так крепко, что ему показалось, он услышал, как хрустнули кости. Женщина трудилась несколько минут, задыхаясь и ругаясь от боли. Когда женщина откинулась назад, она переместила хватку, чтобы поймать руку Неда. — Коленопреклоненный… — начала женщина, — Пожалуйста, не убивай ребенка. Я знаю, что мне конец, я видела, как родильное ложе унесло мою маму раньше меня. Мы старались избегать коленопреклоненных, мы просто искали место для лагеря, пока бежали на юг. — Я не позволю, чтобы с твоим ребенком что-нибудь случилось. — Я воспитаю его как своего собственного, — сказал он, когда силы покинули его сестру. — Обещай мне, коленопреклоненный. Обещай мне. — слабо пробормотала женщина, ее хватка соскользнула с предплечья Неда. Нед дал свое обещание двум мертвым женщинам, когда крики новорожденных детей наполнили его уши. Неда оторвала от своих мыслей приближающаяся к нему пожилая женщина. Ссутулив плечи и согнув спину, женщина неуклюже обходила беспорядок, разбросанный по палатке. Ее глаза были опущены, когда она поравнялась с Лордом Винтерфелла. В палатке воцарилась тишина. — Ребенок родился мертвым, ваша светлость, — начала женщина, — мать так и не узнала об этом, прежде чем скончалась. Нед торжественно кивнул: — У нее были другие дети? Какие-нибудь родственники? — Да, у нее было трое или четверо детей, но больше ничего. Она в палатке рядом с этой, ждет встречи с мамой. Нед закрыл глаза и прерывисто вздохнул. — Я заберу ее. Я обещал ее матери. Выйдя из палатки, он приказал своим людям охранять пожилых мужчину и женщину и приготовить погребальные костры для мертвых одичалых. Нед остановился перед палаткой рядом с родильным шатром и позвал, прежде чем протиснуться внутрь. Моргая, когда его глаза привыкли к полумраку плохо освещенной палатки, он оглядел обстановку палатки, которая выдавала, что внутри жили мать и ребенок. Лук из чардрева и рога лежал без тетивы на койке, заваленной мехами, а грубые игрушки валялись в дальнем углу палатки. Размытое пятно высотой по колено мчалось на него, годы боевых инстинктов позволили ему развернуться и схватить ребенка, который мчался на него, прижимая его руки к бокам. Нож из кости и бронзы со звоном упал на землю, когда девушка зашипела от боли. Нед бегло оглядел девушку. Девушка выглядела невысокой для своих трех тезок, закутанная в меха, ее внешность противоречила ее скорости, она была похожа на нелетающих птиц, которые, как он слышал, жили на Скагосе. Алые локоны выбились из-под капюшона ее верхней шубы, глаза были закрыты, а хмурое выражение омрачало ее пухлое лицо. Она все еще пыталась вырваться из его хватки. Изо всех сил стараясь успокоить дьяволицу, которую он обнаружил в своих объятиях, Нед говорил ровно, его голос излучал спокойствие. — Успокойся, дитя. Я не причиню тебе вреда. Ребенок не раскачивался, ее крики были постоянными. Нед мог посочувствовать, без сомнения, одичалые рассказывали своим детям ужасные истории о ворчунах, снарках и злых северных лордах, которые заживо тушили детей. Он изменил свой такт. — Я отвезу тебя к старшим, но тебе нужно перестать кричать. Понимаешь? Девочка перестала кричать и раздраженно кивнула, все еще не открывая глаз. Нед слегка улыбнулся ребенку, несмотря на то, что девочка упрямо отказывалась смотреть на него. — Как тебя зовут, малышка? Девочка открыла глаза и уставилась прямо в лицо Неду, серо-голубые глаза встретились с серыми, как грозовые тучи, глазами самого Неда. — Я Игритт. — Игритт, — лорд Винтерфелла словно провел языком по ее имени, — Мне очень жаль, милая. Он не мог защитить одного из детей, которым дал клятву, но будь он проклят, если не защитит тех двоих, кого мог.