***
Первый раз он видит её молоденькой девчонкой. Слишком красивой и живой для такого лютого места, как Цитадель. Она прячет глаза, очевидно смущается и смотрит на мир с очаровательной наивностью и страхом. Но это не мешает ему глазеть на стремительно краснеющие щёки, на прямой нос со светлыми веснушками, длинную, толстую косу да округлое тело, что он заприметил, когда торопил с мылен. Девки тогда завизжали и швырнули мочалки, но именно Лесана целилась в лицо. Видно в крови её вредность. Однако острый взгляд Клесха вмиг сбивает всю спесь. —Понравилась ? – крефф появился за его спиной словно тень, но наученный опытом Фебр заслышал его ровную поступь ещё издалека. — Могла бы, но дура ведь горячечная, – крефф как отец им, но о девицах говорить не доводилось. Он почти не соврал. Девка – красивая. Она всем, а поди и креффу приглянулась. Но если это вычесть, то кроме ослиного характера да бесполезной вспыльчивости ничего он не видел пока. Хотя этот характер да опрометчивое обещание взгреть его за насмешку подогрели юношеский интерес. — Дар в ней горит, может толк выйдет. Не обрюхать смотри. И был таков.***
Ученица из неё получилась, надо сказать, коих поискать. Грамота хоть куда шла, но счёт и математика были абсолютно недоступны для её женского ума. На спаррингах её швыряли по двору словно игральный мяч, но после каждого удара, она поднималась и стояла крепче. Лесана была не глупой, но тугой, поэтому каждый урок она учила жёстким способом, то есть на своей шкуре, а иногда и не с первого раза. Терпению Клесха можно было позавидовать: чего только стоили её попытки посчитать дур Цитадели, а как её учали Дар держать... Начни он пить — никто не удивился бы. Девчонку спасали лишь её ослиное упрямство да злоба, иначе сгибла бы словно малахольная её подружка. У него дел по горло было в то время: дар держать, тренироваться, грамоте учиться да мудрость старших перенимать, чтоб самому стать креффом. Однако бывало поздними вечерами, когда от усталости ломит и тело и голову, в его сознание проникали ярко синие глаза да вызывающе вздёрнутый подбородок.***
Она смотрела на Клесха. Но не так как на Ихтора, Нурлису или Дарена, а иначе, с затаённой...влюблённостью. По девичьи нежной и стыдливой. Она действительно была влюблена, но не в Фебра, с которым у них был хоть какой-то шанс, не в любого другого выученика, а в самого наставника. Ему понадобилось много месяцев, чтобы понять этот странный оттенок, что её глаза приобретали, когда она смотрела на Клесха, но теперь, всё стала до боли понятно. Это саднило, как маленькая царапина, на которую попала соль или горячая вода или даже обеззараживающий спирт. Что не имело смысла. Он в миг почувствовал себя обманутым, хотя она ему ничего не обещала, даже не смотрела на него. Но одно дело когда девка просто ходит вокруг, когда ты смотришь на неё и знаешь, что она ничья и у тебя есть шанс, но другое, когда она выбрала себе мужчину и смотрит так, словно готова на месте растечья лужицей. Хотя это он погорячился. Лесана в Цитадели второй год, в ней от стеснительной девчонки как и у Фебра от прошлого неловкого пацана, что много говорил и спрашивал. Её глаза теперь спокойные, а сам взгляд прямой. Но теперь, встреться они в бесконечных коридорах крепости, она не беззлобно огрызалась на его подколы, а вздрагивала и напрягалась словно животное готовое к прыжку. Так было почти со всеми мужчинами, кроме Тамира и Клесха. Словно все остальные несли ей физическую опасность. Да Фебр был старше и ловчее, но нападать в тёмном коридоре на безоружную и явно напуганную девушку...за ним такого не водилось. И снова червячок сомнения стал грызть сознание. Шугалась он только мужчин, значит и мужчина её обидел. Его тугая голова наконец начала соображать. Телесные наказания ей принимать не в первой, видят боги её секли да трепали по двору больше, чем Фебра за все годы обучения. Осознание накрывает словно ушат воды. Но принять получается не сразу. Выходит, что боится она его не как противника, а как мужчину. Ярость охватывала его словно вода Злого моря, накатывая волнами, пока он не захлебнулся в ней. Остаток ночи он провёл на тренировочном поле, почти насильно останавливая себя от того, чтобы вытребовать имя мерзавца, посмевшего забрать то, что не были готовы отдать. Но приди он к ней в покойнички ночью, злой и напряженный, начни он требовать имя обидчика или пристань с расспросами, Лесана только сильнее закроется, а то и напугается пуще, шуму поднимет. Докажи потом, что ты как лучше хотел, а не ссильничать пытался. Это он по девчонке страдает, а сама она и знать про него не знает. К тому же стань известна правда, может и хуже бы сделалось. Если ссильничал один, то может попытаться и другой, все грёзят о плотском удовольствии, а Фебра могут и на испытания вне крепости послать или окончательно на дороги работать отправят, как и Клесха. Кто ж приглянет за ней тогда? Подобные мысли по кругу вращались в голове, пока совсем не рассцевело, и обитатели Цитадели не глазели на него как на умалишённого, что вздумал в такую рань тягать вèсы, да колотить бивные мишки с яростью быка. И пусть он малодушно отступил, но впредь пообещал присматриваться что к девушке, что к окружающим.***
Если раньше Лесана занимала лишь малую часть его мыслей, то сейчас почти все они были заняты ей. Прошла почти седьмица с тех пор как они впервые отдались друг другу в той тесной каморке, но с тех пор ни единого дня не провели разделёнными. У него дыхание перехватывало стоило вспомнить о Лесане, о её ярких глазах, о худом, но ладном теле, о её тихих всхлипах и стонах, о том как она дрожала в его руках и так доверчиво смотрела. Теперь он понял почему Цитадель запрещала браки и любую близость между выучами: потому что за Лесану он был готов подставиться сам и не раз. И теперь оправляя одежду и приглаживая короткий ёжик волос, он борется с желанием попросту опрокинуть обратно на сенник стояющую в дверях девушку и не выпускать её от туда часами и сутками. Лесана деловито оправляется и смело смотрит ему в глаза, хоть и нежный румянец снова наливается на щеках. Вчера за ужином она смотрела на него с восхитительной жаждой, хоть и скрытой, поэтому он не удивился, когда через пол оборота после негласного отбоя в его покойнички тихи постучали, а через секунду проскользнула и сама Лесана. Этот раз не был похож на предыдущие: Лесана без слов поймала его губы, одновременно обнимая его так крепко, что меж их телами не осталось никакого пространства. Её торопливые и непривычно требовательные руки быстро выпутывали его из лишней сейчас одежды. Прикосновения жадные и уверенные. И это пьянило похлеще браги. Она не шугалась теперь, а добровольно подставлялась под касания и нетерпеливо жалась к нему. После того как Фебр устало откинулся на сенник и едва привёл дыхание в порядок, он снова почувствовал жадные поцелуи на чувствительной шее и груди. Пах стянуло знакомым узлом. — Хранители, — пробормотал Фебр, когда Лесана настойчиво провела языком от ключицы до кадыка. Её руки уже жадно оглаживали мышцы живота, заставляя давить стоны в горле, — Ненасытная, всего тебе мало. — Но тебе это нравится, поэтому хватит изображать растлённую невинность, — её победный смешок застрял в горле, потому что парень протиснул руку меж женских бёдер, медленно обводя пальцами пульсирующую точку. Девушка резко вздрогнула и тихо ругнулась ему в плечо, пытаясь удержать себя от громкого стона. — Верно, растлённая невинность тут… — с губ сорвался приглушённый стон, потому что Лесана обвела языком ушную раковину и куснула мочку, одновременно с этим обернула узкую ладонь вокруг члена. Ведьма, не иначе. Ещё и мстительная. Движения собственных пальцев ускорялись, почти доводя девушку до пика удовольствия, когда Лесана оттолкнула ласкающую руку и, перекинув ногу через бёдра, медленно опустилась на его член. Оба громко вздохнули, пытаясь быть как можно тише, но знакомое чувство единения серьёзно мутило рассудок. Их движения вначале медленные, снова привыкающие друг к другу в этой позе, постепенно ускоряясь. И пусть Фебр придерживал её за бёдра или дразнил напряжённые соски, всем управляла Лесана: она двигалась на нём словно на коне, и она же определяла темп и скорость движений. В какой-то момент девушка с томительной медлительностью скользила против него то почти соскальзывая, то насаживалась до предела, крепко сжимая его глубоко внутри и дрожа всем телом. Его руки почти неконтролируемо нашли этот сладкий переход от талии к бёдрам и сильнее вдавили её таз в себя. Хранители, до чего ж хорошо. Лесана несдержанно, слишком громко для ночной тишины простонала, из-за чего мгновенно распахнула в страхе глаза. Её искренние и обоснованные опасения о том, что их могут так и поймать, голых и впаянных друг в друга, его не сильно волновали. Сосед уехал из цитадели ещё несколько месяцев назад, а по другую сторону была какая-то каморка, едва ли кто-то будет ходить по коридору в такой поздний час. Поэтому вся Лесана с её несдержанными стонами и тихими ругательствами принадлежала лишь ему и без остатка. Натренированные руки чуть приподняли женские бёдра и снова опустили на себя. И ещё. И ещё. Быстрее, чем до этого и размашистей, они отдавались друг другу со странным отчаянием и прежде невиданной страстью. Словно зачарованные, они не отводили глаз, наслаждаясь взаимной открытостью. И это заставляло его ещё стремительнее терять голову. Сильнее и быстрее , он двигался уже сам, крепко сжимая женские бёдра. А Лесана лишь старалась следовать ритму и не сойти с ума от переизбытка ощущений. Внутри у неё всё горело и пульсировало и так сладко, что она забыла и про Цитадель и про опастность поимки, и что важнее про всю её боль тут. Ничего не существовало пока Фебр так удивительно и точно двигался. Лесана, крупно дрожала и сильнее стискивала мужские бока коленями, пока парень под ней отчаянно двигался, теряя себя в её жаре. Для Фебра – особое наслаждение наблюдать за ней в такие моменты: смотреть в её синющие глаза и видеть как они туманятся от наслаждения, чувствовать упоительный жар, ощущать тело, что дрожит и выгибается от силы ощущений, и слышать, как и без того неспокойное дыхание вовсе прерывается. Девушка обмякает, пока сам вой смаргивает звёздочки восторга перед глазами и приходит в себя. И утянув к себе на грудь, аккуратно обнимает её. И ничего не было правильней в тот момент В этой приятной тишине они лежат непозволительно долгие минуты, которые перерастают в часы. Чужие шаги за дверью и непривычный жар чужого тела заставляют Фебра вынырнуть из сна и непонимающе посмотреть в окно. Рассветное небо, окрашенное всеми оттенками оранжевого только подтвердили его догадки. Они заснули, так по детски могли попасться. Если остальные выучи громко стучали и ждали разрешения войти, то Клесх или Руста так церемониться не станут. Девушка в его объятьях выглядела до сумасшествия мило и соблазнительно, и проснись он хоть на пол оборота раньше, он бы разбудил её подобающе, заставляя снова всхлипывать или тихо постанывать, но время нещадно поджимало. — Лесана, — девушка встрепенулась и распахнула полные непонимания и страха глаза, но когда она сфокусировалась на нём, её тревога отступила, а мышцы доверительно расслабились. И это ощущалось его самой большой победой, — Мы уснули, уже утро. Её сонное, мало что понимающее лицо и заторможенные движения заставили его почувствовать щемящую нежность в груди. И уже стоя перед дверью вдвоём, полностью одетые и в относительном порядке, вслушиваясь в звуки коридора, он не смог отказать себе в удовольствии глубоко её поцеловать.***
Старград встретил их холодом и промозглым ветром, хотя погода в пути стояла сносная. Его настроение было подстать: странная задумчивость и угрюмость. Их жизнь тут была слишком отличной от Цитадели, а перемены как известно — болезнены. Новые заботы поручения, шугливые люди и нелепые попытки местных девиц с ними заигрывать. Конечно, как мужчина он мог увидеть их нежную невинную красоту, но всегда неосознанно сравнивал этих овечек с огненной и волевой Лесаной, на фоне которой все эти разодетые и слабые девки казались и вовсе убогими. Его это страшно злило. Умом то он понимал, что их дороги разошлись, что девица она сейчас свободная, как и он сам себе хозяин, но наделе... забываться с какой-то вдовой, вспоминая синии глаза и насдержанные стоны, казалось неправильным. Он не забыл Лесану, и ещё долго, наверное, не забудет, возможно вообще никогда, и будет каждую женщину с ней сравнивать, даже ту с которой по итогу осядет. Если осядет вообще. У них в Цитадели такое редкость. А когда мысли заняты яросными воительницами, так вовсе – невидаль. Но одновременно с этим Лесана была не только его ученической влюблённостью и страстью, она осталась в его сердце тем сладким и светлым воспоминанием, которое делало жизни ратоборца менее горестной. Фебр уверен, если его смерть будет им ощущаться, он вспомнит Лесану и их короткое время, как самое радостное, что было в его жизни. Он оказался прав.***
Признание Клёны его ошарашило. Наверное он так и стоял несколько мгновений с открытым ртом и глупо выпученными глазами. Девочка…девица была красивой и в замужнем возрасте, тут ничего не скажешь, но сама-то она головой ещё незрелый ребёнок. Она и не знает, что в мире есть за ужасы, и какие из них Фебр испытал. — Но я ведь старый для тебя, — одна из наиглупейших отговорок в его жизни. Возраст у него не такой ещё, чтобы не суметь жениться и настругать детишек. Но Клёне, что за прошедшие недели стала им всем почти младшей сестрой, этого знать не обязательно. Казалось неправильно обманывать нежную и невинную девицу и обещать ей то, что сдержать не сможет. Когда она убежала, расстроенная его отказом, он крепко задумался. И понял, что правильно сделал, что ложных надежд не давал и мягкими словами не дурманил. Это всё равно, что бессовестно врать. Хотя жалко девку, теперь совсем оробеет. Дурёха ещё ведь, и смотрела с такой обидой, словно он ей слово не сдержал. В какой-то момент он даже малодушно разозлился на это неродимую девку, словно она посягает на неприкосновенное. Глухая обида затопила сердце: почему всё идет через одно место? Почему ему в чувствах объясняется не желанная девушка, а наивная и чужая девица? Почему ожидает клятв в верности ? Он обещаний даже Лесане не давал, а её он любил сильно и крепко. Да и она не просила, потому что понимала их жизнь, его она понимала. Наверное, именно поэтому у них с Клёной ничего и не получится: они слишком разные, и этот разрыв в опыте им никогда не преодолеть, на её счастье. А сердце девичье пройдёт, какая может быть у неё любовь, если она его видит всего-то третий месяц.***
Больно. Очень. И холодно. Темно. Его дар высасывают с завидным постоянством, и если вначале у него были надежды сбежать, то теперь он понимает всю провальность затеи. Волчья сука приходит ежедневно. Злорадствует и бьет. Ему хотелось плакать от безысходности или кричать. А лучше лично вскрыть себе глотку, чтобы избежать этих мучений. Но сил нет. Даже чтобы открыть глаза. Всё болит. И этот вечный мороз, заходящий под кожу и скручивающий внутренности. Смерть кажется спасением. Но его так просто не отпустят, им нужна его сила, которой он так гордился. Теперь она кажется проклятием. С каждым глотком крови они забирают заветный Дар, а вместе с тем и часть его души. Он чувствует себя ничтожным калекой. Единственной отрадой стал беспокойный сон, если это бессознательное состояние можно так назвать. Там тоже темно, но спокойно и тихо. Ему иногда видятся Цитадель, его наставник и остальные выучи. Но яснее всего он видит Лесану, её нежную улыбку и синие глаза. Её ничем не прикрытую ярость и силу. Ему чудится словно они снова вдвоём, после стольких лет. И это видение слаще всего на свете. На какое-то мгновение, когда он ещё верил в побег, Фебр решил, что попытается избежать службы в Старграде, ему найдут замену. Он будет полезен в Цитадели или на дорогах. Возможно не всё потеряно для них с Лесаной. Может Хранители по итогу позволят им быть вместе хоть ещё один раз. Но эти мысли были много седьмиц, а может, и месяцев назад. Никто не придёт за ним, никто не знает. А если и знают, где он, то не сунутся в самое опасное волчье логово, он не настолько важен. Сил недостаточно, надежды нет. И больше он не будет любоваться Лесаной с её синими глазами. Больше не услышит резких слов и колкостей. Не сможет больше ощутить дрожь её тела и нетерпеливые касания. Теперь он чувствует только боль и холод. Холод. Боль. Отчаяние. Проваливаясь в темноту, он впервые молится древним, тёмным богам, чтобы те скорее решили его судьбу.***
Волчья сука оказалась хитрее всего волчьего стада. Несясь с ней по лесам, он попросил богов повременить с их встречей. Надежда на жизнь и покой снова неосторожно проросла в очерствевшем мужском сердце. Хранители дают ему ещё один шанс.***
Ему потребовались месяцы, чтобы восстановиться после плена. Седмицу назад ему разрешили тренироваться с весами, и он почти ощущал знакомое напряжение в мышцах, и от восторга у него перехватывало дыхание. Почти месяц назад он опробовал свой теперь послабевший дар, и хоть он не горел тем ярким и горячущим пламенем, но всё равно ощущался обжигающим пожаром в груди, так как должно быть. Теперь его тело покрывали многочисленные шрамы от когтей, от укусов и старыми, теперь родными от ножей. От центра лба до самой челюсти шёл белёсый шрам, рассекая бровь, но не касаясь глаза. Сначала он едва не загноился, но стараниями Ихтора и многочисленными притирками, теперь он просто мазолит ему глаза. Ногу они спасили, Дар вливал каждый из целителей, но особенно Ихтор, он даже потом несколько дней отсыпался да восстанавливался. Но как раньше не побегаешь. Нога потеряла былую чувствительность, а в холод вовсе немеет или ноет в непогоду. Левое ухо хуже слышит, поэтому теперь полагаться надо только на глаза, что для него, как для охотника — проблема. Лесана теперь водится с волком, изворотливым и хитрым. И даже былая боль и обида отступают. На что он теперь годен? Почти калека с уродливым шрамом на лице. Не лучший вой цитадели, не красивый и статный выуч. Фебр принял решение, что если они увидятся, то он не станет её тянуть за собой. Если судьба её теперь с волком, то пусть. Он вытерпит. В конце концов главное, чтобы Лесана была счастлива. Но иногда, холодными ночами, что он проводил в неутешительных раздумьях: Возможно его Лесана сейчас в чужих объятьях, она может сейчас другому улыбается или язвит? Нурлиса сказала, что волк красивый, обаятельный, языкастый. Но неизвестный ему. А Лесана хоть и вой, но женщина, а их обидеть много ума не надо. Хотя и она не просто женщина. Просто женщины лучшими воями не становятся. Наверняка, и думать не думает о пропавшем парне, что однажды грел её кровать и учил разжигать костёр в холодном лесу. Если он ей сильным и ловким воем не сильно мил был, то теперь он и вовсе не сдался. В такие моменты сердце словно хватала холодная рука и сжимала до скрежета зубов и позорного кома в горле. Потому что мечта о синих глазах и женской улыбке всё ещё жила в нём.***
Ей оказалась Лесана. Её неизвестной соперницей. Клёна долго не могла понять, почему не мила Фебру даже через столько месяцев, когда у неё, как все говорили, появилась голова на плечах. Старая Нурлиса разболтала ей по секрету, что они с Фебром вместе были ещё до его отъезда в Старград, а до этого он на неё почти год заглядывался. —Разве что слюни не текли, – язвительно заметила старуха, — ...а потом, уже перед отъездом, они вместе в лес вылазили да и тут по углам любились. Жаль разошлись их пути, Лесанка в те дни словно рассцвела да и кабель её как серебрянная кюна блестел. Её раздирали обида и бессилие. Потому, что Лесана стала ей почти страшей сестрой. Её единственной настоящей подругой и ненавидеть её, ну никак не получалось. Хоть это бы всё упростило. Поэтому он в Старграде ей и отказал. Из-за неё. В ней заключается корень проблем. Лесана и в тысячи вёрстах имела над ним власть, кою Клёна не могла получить, даже сейчас. Однако женская уязвленная гордость не могла понять, что он нашёл в Лесане, чего нет у неё. Она же краше и тело у неё женское, а не сухое как у юноши. И моложе она, дольше красивой останется. И коса у неё до бёдер и нрав мягкий. Лесанка и Клесху иногда так дерзила, что даже он с негодованием смыкал зубы, да не мог ответить. Но очевидно Фебр видел больше. Или он и это в ней любил. — И ничего с этим не поделаешь, девочка. Плюнь и забудь, мало ли в цитадели мужиков... – Нурлиса сочувственно тогда похлопала её по спине, словно понимая все её неутешительные мысли. Весь вечер и всю ночь она проревела в своём покойничке словно снова стала маленькой девочкой. Оплакивая её с Фебром будущее, которому он не дал и шанса.***
Клёна не стала решением его проблем. Красивая, выросшая и поумневшая, он всё равно оставалась маленькой девчонкой слишком далёкой от Фебра. Они старались. Действительно пытались, но пропасть между ними только стала больше, потому что его плен у Серого, этот выматывающая балансировка между жизнью и смертью не прошли бесследно. Ночами он вскакивал с тёплого сенника и судорожно зажигал свечу, чтобы только убедиться, что он в своей комнате, а не в грязной тёмной берлоге. Его сны могли начинаться с воспоминаний о счастливом детстве, о бабушкиных сухих и морщинистых руках, о её негромком смехе, после он переносиля в Цитадель, вспоминались первые успехи, выучи и их проделки, Лесана, иногда даже Клёна, но потом он словно проваливался в сквозь землю и оказывался в тёмной дыре, а его дар высасывали вместе с жизнью, волчья сука снова злорадствовала и опять холод, боль и отчаянье… Его дар потерял былую мощь, что ощущалось словно потеря руки. Поэтому Клёна с её чрезмерной заботой, бессмысленными разговорами и странными обидами вместо желанного спокойствия и нормальности, только напрягала. Их недовлюблённость, что с его стороны была скорее попыткой избежать одиночества, быстро проиграла схватку суровой реальности. Поэтому при их расставании его сердце ни ёкнуло, а сам только понадеялся, чтобы не зацикливалась девчонка на этом и нашла себе кого получше.***
Их встреча в Ихторово была ответом на все его молитвы и желания. Ведь Лесана сейчас с ним в его небольшой избе, у него под боком. В кои-то веки ему хватило смелости и решительности признаться. Все события сплелись в единое целое и подвели их друг к другу. — Хранители меня любят, –подумал Фебр. Ощущая, как могильный холод не отступавший со времён плена, медленно исчезал. Потому что его мечта и судьба слились воедино, образуя собой ярко синие глаза.