Расхитители гробниц

Пятеро дуардинов крадучись шествовали по долгому коридору. Идти бесшумно было нелегко — тяжелые кованые сапоги в принципе не предполагали бесшумности, к тому же Кай имел привычку громко сопеть, а Дерди — таскать на себе массу гремящих инструментов. Но приказ вожака Лотаря был недвусмысленным: ни гу-гу! Фаррел споткнулся о камень и едва не выронил мешок с киркой и заступом; они были обернуты в его старую куртку, поэтому не загрохотали, но Фаррел резко наклонился, чтобы подхватить мешок, и из его кишок с гулом вырвались скопившиеся газы. — Тихо ты, пердунец, — шикнул на него Лотарь одними губами. — Я нечаян… а, блядь, — Фаррел прикусил язык. Они крались по давным-давно покинутому лабиринту в недра горы. Эти выработки истощились и были заброшены уже лет триста, не меньше. Впоследствии в них хоронил своих умерших один из дуардинских кланов, но они тоже уже лет сто как ушли из этих мест. Шахта-кладбище была совершенно безлюдной. Однако время от времени Лотарь оборачивался и бросал на товарищей грозные взгляды, чтобы они не шумели. Задавать вопросы никто не решался — отчасти из-за предостережений Лотаря, отчасти из-за того, что сам Лотарь никогда не раздумывал, съездить или нет по шее за неподчинение. Толли приподнял фонарь, прикрытый брезентом. Открыть его Лотарь тоже не разрешал. — Тут развилка, Лот, — почти беззвучно шепнул он. — И воняет. Фаррел, твоя работа? Фаррел обиженно засопел. Лотарь вытащил и поднес к фонарю лист бумаги. — Вправо, — указал он. — Оттуда воняет сильнее, — заметил Дерди. Его шепот показался громким, и остальные дружно приложили пальцы к губам. — Лот, кого мы боимся? Что мы ищем? Тут руды уже нет… — Дурак, — все так же тихо произнес Лотарь. — Там могилы. Сечешь? Это объясняло и запах — если речь шла не о настоящих вырубленные в скале могилах, а просто о составленных, как в склепе, гробах, и сомнительную экспедицию. В могилы всегда клались погребальные милодары. Мертвым, если разобраться, они уже ни к чему, а Лотарю и его шайке неплохо бы пригодились. Собственные шахты его клана в последнее время тоже заметно истощились, а жрать хочется всем. Вот только чтобы умаслить разгневанные души обворованных мертвецов, одной тишины недостаточно. Кай, самый суеверный из их компании, осенил себя отвращающим знаком и покрутил головой, надеясь, что Лотарь позаботился о том, чтобы умилостивить покойников, заранее. Они спускались вниз уже несколько часов. Толли даже пришлось подливать горючего в фонарь. Наконец они вышли в просторную галерею, где стояли изваяния бога-кузнеца Грунгни и старейшин давно ушедшего клана. Могилы располагались по периметру галереи. Вырублены они были в камне, но неглубоко, прикрыты каменными плитами, и, едва Кай и Фаррел со всеми предосторожностями сдвинули одну, стало ясно, что пахнуть в галерее уже нечему. От покойника остался один скелет, прикрытый истлевшими лоскутьями. Сохранились позолоченная пряжка, какие-то серьги и браслет, серебряные накладки на сапоги и пуговицы — покойный при жизни не был бедняком. Но ничего похожего на щедрые милодары! Даже посуды с заупокойным угощением в могиле не было. Раздосадованные дуардины так же на цыпочках перешли к следующей могиле. В ней находилась женщина — и тоже в когда-то богатом наряде, но никаких настоящих сокровищ. Обследовав еще несколько могил, Лотарь пригорюнился. Он очень рассчитывал на эту экспедицию, гораздо более рискованную, чем он удосужился предупредить товарищей. Конечно, можно обшарить могилы и собрать побрякушки, валяющиеся среди костей, но… он-то ожидал найти груды золота! Внезапно какой-то звук заставил его насторожиться. Он прислушался и сделал товарищам знак замереть. Звук не повторялся. С облегчением дуардины взялись за очередную плиту, сдвигая ее с погребения. Но внезапно на них обрушился целый водопад, целое море шума! И шумели не призрачные, а вполне живые — грубые мужские голоса. — Бля, сука, нас опередили! Балин, доставай арбалет! Глоин, обходи. А ну, возьмем их в клещи! Кто вы такие, пидоры? — От пидора слышу, — возмутился Лотарь. — Мы первые сюда пришли! Пришельцев было шестеро. Дерди прикинул, что шансов у них меньше, но… у них тоже есть арбалеты и мечи, посмотрим, кто управится быстрее. Такие же дуардины, как они, только из другого клана и вполне разбойничьего вида — тощие и оборванные, в грязной, хотя и когда-то богатой, одежде, с хорошим оружием, насколько можно было его рассмотреть в тусклом свете фонаря. — Да кто вас сюда звал? А ну, пошли отсюда! Давайте, давайте, а то мы вас перестреляем! — Не ори, дубина, — шикнул на него Лотарь. — Ты мне еще указывать будешь? — заорал во все горло Балин с арбалетом и спустил болт. Фаррелу повезло: болт ударился о скальную породу прямо над его макушкой. Сам Фаррел везения не оценил. — Ах ты, козлище! — взревел он, выхватывая собственный арбалет, и ловким выстрелом всадил болт прямо в ногу Балину. Тот охнул, припал на колено и снова выстрелил… — Стойте, недоумки! Стойте, мать вашу, чертовы уебки, не орите так, — надрывался Лотарь, но услышать его было уже некому. Дерди отбросил инструменты и выхватил тяжелую двуручную секиру; на полголовы выше большинства дуардинов, коренастый и широкоплечий, он мастерски орудовал ей, почти сразу разрубив ключицу одному из противников. Но второй, поспешивший на помощь приятелю, тоже оказался не лыком шит и полоснул Дерди кривым ятаганом по боку — кожаная куртка мгновенно распалась под ударом отточенного лезвия, а вместе с ней распалась и кожа самого Дерди, обрастая густой бахромой кровавых потеков. Дерди гулко зарычал и взмахнул секирой; его противник взвыл, когда покрытое рунами лезвие снесло ему кисть руки с зажатым в ней ятаганом. Фаррел прицелился и всадил еще один болт Балину в плечо, втайне надеясь, что он после этого не сможет стрелять. Но тот и не подумал бросить арбалет — наоборот, заревел нечто нечленораздельное, но матерное, прицелился, морщась в полумраке от боли, и попал Фаррелу в правую сторону груди. Тот охнул, выплюнул проклятие, ухватился за толстое древко и вырвал болт, разворотив себе пол-груди. «Хорошо хоть ребро не выдернул! Но сломал, как пить дать…» Над ранеными крутился Кай с ножами-бабочками, — он любил драться не только оружием, но и ногами, в чем не знал себе равных. Его противник, такой же верткий и проворный, размахивал гладием. Кай снес ему мизинец — и получил длинную царапину на лице, прорезавшую щеку так, что стало видно челюсть и зубы. Кровь хлынула ему на воротник, но в запале боя Кай ничего не замечал, пытаясь добраться противнику до горла. Лотарь, выхватив меч, сошелся в поединке с главарем. Сделал выпад, ушел в правый сектор защиты, перехватил лезвие, отбросил, снова выпад… Он считал себя больше шахтером, чем воином, но это не мешало ему быть отменным фехтовальщиком. И все же он не мог сосредоточиться на драке. С опаской он озирался кругом, отчего едва не пропустил выпад врага. Тот сразу это заметил. — Что, надеешься, что тебя кто-то спасет? Не надейся, — фыркнул он. — Мы вас тут и прикопа… А-а-а-а! — Я же говорил, не орите, мудаки, — вздохнул Лотарь. Пахнуло вонью — теперь она становилась вовсе уж невыносимой. И из глубин галереи послышались тяжелые шаги, сопровождавшиеся низким рыком и подвыванием. Вскоре к ним добавилось тяжелое звериное сопение и лязг огромных когтей. Как будто по галерее двигалась чудовищная туша какого-то невероятно крупного животного… Дуардины один за другим останавливались, тяжело дыша, отдуваясь и понимая, что происходит нечто непоправимое. Наконец, Глоин с гладием выкрикнул: — Троггот! Драпаем! — Троггот! Подхватив раненых, они, толкаясь и пыхтя, ломанулись обратно по галерее. — Я же вам говорил, уебки вы пиздоротые, заткните свои сраные хлебала, — бранился Лотарь, на котором повис раненый Фаррел. Кай, зажимая щеку, торопился следом. Дерди, прижимая руку к раненому боку, немного отстал и оглянулся — гигантская туша троггота уже настигала их, пыхтя и злобно моргая гноящимися глазками. Вздрогнув, Дерди прибавил шагу, забыв и о ране, и о боли, и только судорожно припоминал, что ему известно о трогготах. По всему выходило, что они крепко влипли. Недаром Лотарь их предупреждал! Если бы они сумели потихоньку обобрать эти злополучные могилы, троггот бы не проснулся и дрых себе спокойненько. Но нет, явились эти… конкурирующая организация, чтоб им! Разбудили эту зверюгу. А она, между прочим, людоедка. И если Дерди с его секирой еще может что-то поделать с ее прочной шкурой, то ножи-бабочки Кая… разве что он попадет ими зверю прямо в глаз. Или Фаррел с арбалетом выстрелит. И то не факт, что это им поможет: регенерации трогготов позавидует любой. Главарь конкурентов опередил всех, спасая свою шкуру. Но вот он споткнулся, упал — и покатился вправо: галерея в этом месте давала ощутимый крен, а когда поднялся, над ним уже нависала вонючая туша, с которой сыпались грибы: видимо, троггот дрых в галерее настолько давно, что оброс грибами от морды до хвоста. — Кэп! — воскликнул Глоин, выхватил арбалет из-за плеча и выстрелил трогготу в морду. Попал. Как и опасался Дерди, это не помогло, только разозлило тварь еще больше — хотя, казалось бы, куда уж больше, троггот и так был разъярен до красных глаз и пены с клыков. Из пасти его брызнула слюна — и окатила главаря. — А-ай! — взвыл тот. Лотарь сперва не понял, что такого случилось. Оказалось, слюна троггота способна разъедать кожу. Лицо главаря мгновенно вспухло и пошло волдырями, кожа начала облезать. — Мои глаза, — застонал главарь. Троггот нагнулся, подцепил его пастью и с хрустом стиснул. Главарь захлебнулся криком, изо рта его плеснуло кровью. — Ах ты, сволочь, — выругался Фаррел и тоже выстрелил. Не попал. Лотарь проклинал себя за эту авантюру. Но кто знал, что, кроме них, сюда припрутся еще и эти болваны! Что теперь делать? Половина — раненые, даже удрать не смогут… — Р-разойдись, мудачье! Глоин, размахивая какой-то сумкой, подскочил к трогготу. — Отвалите! Глухие, что ли? Бегом отсюда, жопоухие! — Отходим, — крикнул Лотарь, еще не понимая, что задумал Глоин и что у него в сумке. А тот пыхнул зажигалкой, бросил ее в сумку, метнул сумку зверю прямо в разинутую пасть, бросился на каменный пол и покатился… Полыхнуло. Потом раздался оглушительный грохот, ребра троггота внезапно вывернулись, точно наизнанку, с треском ломаясь и прорывая шкуру, а затем трогготья туша начала разваливаться на огромные куски парного мяса. Тошнотворно воняющие внутренности с чавканьем вывалились из нее, брызгами крови окатило и Лотаря, и Глоина, и всех вокруг по самые уши, все заволоклось дымом, и послышался кашель: это не успевший отползти раненый дуардин пытался выбраться из-под упавших на него свитых кишок. — Пиздец, — резюмировал Лотарь, утирая лицо и отплевываясь. Медный запах крови и вонь вывернутых наизнанку кишок забили ему ноздри так, что из глаз брызнули слезы. — Кэп! Ну вот, взял и подох! Как же так! — вздыхал кто-то рядом. Кай взял свои ножи-бабочки наперевес и пошел куда-то в сторону, откуда явился троггот. — Стой! Совсем дурачина, что ли? — крикнул ему вслед Толли. — Эй, мужик, а что ты ему вкинул в пасть? Глоин обернулся, размазывая кровь троггота по исцарапанному лицу, и фыркнул. — Крак-гранаты. Против этого даже он ничего не поделает! — Эй, вы! — послышался издалека голос Кая. — Идите сюда! Уцелевшие дуардины поплелись к нему. По-видимому, выемка, которую Кай нашел в галерее, была занята трогготом, так как вполне подходила ему под лежку: округлой формы, просторная. И на дне ее лежали тускло блестящие вещи. Монеты. Браслеты. Броши. Оружие в драгоценных ножнах. Серебряные кубки. Все милодары, когда-то принесенные ушедшим кланом для своих умерших. Видимо, предыдущие расхитители не смогли забрать награбленное — а троггот был лучшим стражем для этого клада. Один из пришедших и Фаррел схватились за оружие, готовые снова драться. Лотарь выдохнул. — Тупицы, вы что, не видите? Тут хватит на всех! Забирайте, и давайте скорее валить отсюда. Выберемся, тогда и поделим поровну. Дуардины, даже тот, что остался без руки, принялись за дело, ссыпая и сгребая сокровища в заготовленные мешки. И только один осмелился вякнуть: — Слышь, красава! Чего раскомандовался? Хватит нас подгонять! — Да мне плевать, сиди тут хоть сто лет, — ответил Лотарь, пожимая плечами. Но следующих его слов оказалось достаточно, чтобы все заработали с удвоенным рвением. — Только ты точно уверен, что этот троггот тут — единственный?