***
Крепкий ветер с траверза шептал в снастях, и корабли эскадры, все как один, неся лишь марселя и ощутимо кренясь, разряженным строем шли по синеющей водной гляди. По обыкновению прохаживаясь по шканцам «Анималийской Республики» вдоль правого борта, адмирал Одли Уоррен то и дело бросал свой напряжённый взгляд в подветренную сторону, будто бы надеясь уловить то, что не заметили в свои подзорные трубы вперёдсмотрящие на марсах. Данные из нескольких источников, присланные с письмами из Адмиралтейства, совершенно ясно намекали на то, что флот Империи Аекрата вышел им на перерез из Вайдбелла и намеревается навязать эскадре Уоррена бой, пока та не соединилась с силами вице-адмирала Бекера — очевидное, но крайне эффективное решение. Если планам адмирала Аднота суждено сбыться, то остатки Анималийского флота окажутся запертыми в заливе без всяких шансов на реванш, и парламент рано или поздно будет вынужден подписать унизительный для Республики мир, лишив страну богатейшего заморского владения и веса в мировой морской торговле. По его расчётам, эскадра должна была давно оставить противника под ветром, и сейчас шла курсом прямо на Анималийские залив, дабы соединиться с остальными силами и в полном составе дать решающий бой. Но Одли всё нервно бродил туда-сюда, до конца ожидая какого-то подвоха — во время этой кампании ему крупно не везло, что, впрочем, он предпочитал списывать на свою некомпетентность, вечерами страдая в одиночестве своей каюты. Первое его крупное сражение в качестве командующего флотом чуть не закончилось трагедией и трибуналом: лишь чудо и героизм моряков позволил флоту вырваться из капкана в проливе Лайма. Крики, дым и изрешечённый, лишённый матч остов «Стремительного», до последнего огрызающийся уцелевшими орудиями каждый раз приходил волку в кошмарах. Беспомощные, барахтающиеся в воде у заваливающегося на борт корабля звери — бывшие добровольцы и рекруты, доверившиеся пойти под его командование. Но он предал их — эта мысль разъедала Одли изнутри. Думал ли он когда-то, что его действия рассудят, не напрасны ли были все те усилия и смерти, что принесла война? И согласился бы он принять этот груз второй раз? — Вижу парус! Прямо на правой раковине! Ещё один! — раздался голос второго лейтенанта с мачты. — Идут бакштак на контргалсе! Поворачивает, кажется бриг. Второй повторяет. Сердце волка забилось в бешеном темпе. Вряд ли это может быть что-то кроме фрегата, выполнявшего роль разведчика для основных сил или рейдера. Но бриг? Эти маневры? Одли мог поклясться, что это погоня. Лучше бы это был разведчик, нагоняющий какой-то торговый бриг — вряд ли бы хоть кто-то из офицеров возразил бы по поводу того, что адмирал не отправил часть эскадры на помощь какому-то частному судёнышку, рискуя при этом разделиться прямо перед основными силами противника. А само по себе нахождение эскадры противника там, за горизонтом, с подветренной стороны, было бы лучшим, что может произойти — в таком случае имперская эскадра, вынужденная лавировать против ветра, уже не могла надеяться разбить эскадру Уоррена до того, как она соединится с эскадрой Бекера, стоявшей под защитой батарей форта в Анималийском заливе. Но на душе Одли было неспокойно — ему не хотелось думать о других исходах. Представить свою жизнь при поражении было невозможно. Молодой и поджарый волк — первый лейтенант «Республики» по приказу капитана юркнул вверх по вантам бизань-мачты, держа подмышкой сложенную подзорную трубу, сигнальный офицер поспешил за ним. Адмирал, коротко переглянувшись с улыбающимся во всю пасть койотом-капитаном и попытавшись изобразить что-то напоминающее улыбку в ответ, проводил лейтенанта взглядом — хоть Джек Уоррен, в отличии от своего младшего брата, не получил стремительного карьерного роста, что ему предвещали в связи с повышениями его отца до адмиральского чина, он был честным офицером и вызывал удовлетворение у отца. Ожидание было томительным — колонны мачт медленно выползали из-за горизонта, корабль монотонно покачивался на волнах, а ветер продолжал завывать меж снастей. Мачты судов, участвовавших в жаркой погоне за горизонтом, были видны уже с палубы «Анималийской республики». — С брига сигналят! Позывной «Неустрашимого», — голос лейтенанта дрогнул — «Наблюдаю силы противника с севера. Восемнадцать кораблей.» Капитан «Республики», стоявший на шканцах недалеко от адмирала, помрачнел, ожидая реакции командира флотилии. Одли прекрасно понимал, что беспокоит капитана — страшный выбор, в страхе перед которым так трепетал Уоррен, всё-таки предстал перед ним. Ужаснее было лишь то, что в свете последних неудач он не может и помыслить об одном из вариантов. И какая же злая ирония! Он отлично помнил, как под салют с фортов выводил эскадру с рейда, как прощался со своим младшим сыном — блестящим офицером и своей гордостью, провожая его с палубы «Республики» на «Неустрашимый», отдав депеши. Помнил, как лежавший под обстененым грот-марселем бриг, перебрасопив рей, шустро развернулся и, пляша на океанских волнах, двинулся прочь. И что теперь? Он ведёт потрёпанную эскадру обратно к столице, пытаясь перегнать имперский флот, а у него под боком вражеский фрегат расправляется с «Неустрашимым» — а что он может сделать? Вот — топы мачт уже виднеются из-за горизонта прямо на траверсе, его и неприятельские линейные силы разделяют какие-то десять миль. А вот имперский фрегат и «Неустрашимый» — их видно даже с палубы. Мгновение — и оба скрылись в облаке порохового дыма, где то и дело мерцают тусклые вспышки. Грохот бортовых залпов донёсся раскатами далёкого грома. Одли, прикрыв глаза, медленно отвернулся от этих скрываемых линией горизонта далей, где вода пенится под форштевнями десятков кораблей. — Продолжайте следовать тем же курсом. Вызовите меня, если посчитаете нужным. Выбора не было, но это было крайне слабым утешением для пламени, уничтожавшего его изнутри. Полная тревоги ночь сменилась обыкновенным для этих краёв тёплым утром, встретившим моряков знакомыми очертаниями фортов в утренней дымке и отсутствием каких-либо признаков преследования — очевидно, эскадры разминулись в ночи. Орудия гремели, разнося известие о прибытии эскадры на многие мили. «Республика» салютовала, Срединный форт отвечал, приветствуя флагман. Подойдя к Анималийскому заливу на рассвете, к полудню эскадра убавила парусов, проходя к югу от Срединного острова и сияющего в лучах утреннего солнца каменного форта. Он располагался почти в центральной части пролива, лишь немного смещённый к северу, и своими тридцатишестифунтовыми орудиями покрывал по полторы мили во все стороны. Фортификационную систему дополнял малый Южный форт, вкупе с островным обеспечивавший прострел всей южной части прохода в залив, идеально подходившей для судоходства. Проход же от острова и до северного побережья залива, испещрённый коварными песчаными банками, закрывала северная береговая батарея, усиленная пехотным полком для защиты от морского десанта. Батареи, имеющие печи для накаливания ядер и толстые каменные стены фортов делали залив неприступным для вражеских флотов, и многочисленные торговые и военные суда, укрывшиеся на рейде, могли подвернутся опасности только в случае овладевания противником самой столицей.***
— Войдите! — из-за двери донёсся голос морского министра, не выдававший никаких эмоций хозяина кабинета, но подходящий к концу рабочий день не сулил благосклонности. Пожилой ягуар, развалившись в кресле так, что плечи его мундира неестественно вздёрнулись, уныло постукивал когтем по корпусу стоявшей на его столе адмиралтейской модели семидясятичетырёхпушечной «Аллоны», не сразу удостоив взглядом вошедшего то ли из-за усталости, то ли не услышав скрип двери. — Уоррен! — министр поднялся в кресле, и на его морде даже промелькнуло что-то вроде улыбки. — Опять вам суперинтендант докучает? Присаживайтесь! Поёжившись, волк вжался в кресло, тупо смотря на вино, плескавшее в его бокале, и ягуара, что воодушевлённо убирал со стола свидетельства его монотонной бумажной работы. Толстый конверт, послуживший причиной его беспокойств и бессонной ночи, которую он провёл за мысленной репетицией грядущего разговора, всё так же хрустел плотной бумагой под его мундиром. Он не один раз встречался с несправедливыми, глупыми или несвоевременными приказами, каждый раз помня о своём долге и, наверное, смирился бы ещё раз — но что бы сказал Чарльз, если бы узнал, что его отец прятался за батареями форта, не смея взглянуть пленителям сына и страны в глаза? Нет, он бы его понял, кинул упрёк в сторону адмиралтейства. Одли в который раз признавался себе, что не простит себя, в первую очередь, он сам. — Я хотел… Попросить несколько уточнений по поводу ваших инструкций. Вы хотите, что бы мы остались в заливе? — произнёс Уоррен, пытаясь выглядеть как можно деликатнее, хоть формулировка «Обеспечить безопасность портовой инфраструктуры и пресечь проникновение противника в Анималийский залив» не подразумевала множества трактовок. — Я уверен, сэр, что они не полезут под калёные ядра фортов. Но мы можем разбить их в открытом море. — Они только этого и хотят, — наконец произнёс помрачневший ягуар, прервав напряжённую паузу. — Они хотят блокировать наш флот здесь. И я, и вы читали доклады от моих разведчиков, сэр. Все эти транспорты, что они снаряжают в своих портах, скоро смогут перенести войну к нам. Мы должны бить первыми. Пара желтоватых глаз внимательно изучала волка, что, не смея пошевелится, вцепился лапами в свои брюки, силясь не выдать волнения. Тяжело вздохнув, министр когтем выцепил какую-то бумагу из толстой папки. — Это не моя воля. Парламент больше не хочет слышать сумм, что нужны нам для поддержания флота. Мы больше не можем рисковать. Вы видели бюджет на следующий год? Если мы потерпим поражение ещё раз, всему конец. Это наши последние силы. — недовольно фыркнув, ягуар кинул на стол испещрённую финансовыми выкладками бумагу. — Армейцы, эти чёртовы травожуи, тянут одеяло на себя. Что ж, когда Аекрат высадит свою армию в двадцати милях отсюда, это станет их проблемой. Если полгода назад они почесали бы свою рогатую голову и выделили нам пару бригад, что я просил, никакого залива Лайма не было бы. — Всему в любом случае конец, если мы не заставим их вернуться туда, откуда они пришли. — Я смотрю, вы не очень-то верите в мощь нашей армии, Одли, — усмехнулся министр, наконец пригубив вино, но выражение морды адмирала осталось неизменным. — По крайней мере, это будет не наша с вами вина. — Я в любом случае выйду в море, Алан. Меня ведь никто не осудит за нарушение инструкций, если мы победим? — ягуар лишь покачал головой в ответ. Рой мыслей крутился в голове Уоррена, но облегчение от рухнувшей с плеч тяжёлой ноши выбора расходилось по телу. Отступать больше некуда, и ощущение предрешённости последующих событий даровало удивительную лёгкость. — Дайте мне ваш пакет с инструкциями, Одли, — тихий голос Алана звучал, тем не менее, весьма настойчиво. Конверт лёг на стол, и вскоре министр, поднеся поближе дрожащее пламя свечи, вновь смотрел на надиктованный им же злополучный текст. Мгновение, и пожелтевшая бумага вспыхнула, сворачиваясь в языках огня. Одли лишь поражённо смотрел то на стремительно таявший лист адмиратлейских инструкций, то на улыбавшегося в лучах пламени ягуара. — Передайте привет Чарльзу с Джеком, и удачи. Адмирал ещё долго проматывал в голове эти слова, каждый раз благодаря небеса за то, что новость о вероятном захвате «Неустрашимого» ещё не дошла до министерства.***
Звон колокола, отбивший шестую склянку утренней вахты, застал Одли в постели. Всё было расписано до мелочей, подписанные им инструкции ещё прошлым днём были разосланы капитанам, и он точно знал, что понадобится на палубе ещё не скоро, но заставить себя снова заснуть так и не смог — разум, последние дни прокручивавший гипотетические варианты развития событий этого дня, требовал действия. Привыкший к ранним подъёмам адмирала, вестовый быстро распорядился подать завтрак, и уже седьмую склянку Одли встретил быстрым шагом выйдя на, озаряемую лучами только что взошедшего солнца, верхнюю палубу, а звуки рутинной жизни образцового линкора быстро вернули волка в привычный ему мир. Скрип и стук блоков, команды офицеров, свист боцманских дудок и тишина среди матросов, демонстрировавших бесприкословную дисциплину, разбавлялись разносившейся по палубе весёлой мелодией скрипки, задававшей темп работавшим на шпиле матросам. Налегая на вымбовки и упираясь в надраенную песком палубу, они медленно выбирали трос тяжёлого станового якоря, и «Республика» неторопливо двигалась по акватории внутреннего рейда. Быстрые шаги по трапу — максимум, что мог позволить себе адмирал, не нарушая нормы приличия. Офицеры на шкафуте привычно приветствовали его — если бы не взволнованный взгляд первого лейтенанта, смотревшего на Одли с немой надеждой, сочетавшейся с твёрдой решимостью стойки, рушил всю рутинность этой немой сцены. Незримая стена, разделявшая отца с сыном пятью ступенями званий, обычно нисколько не давила на Одли — слишком далеко в закоулках памяти остались волчата Джек и Чарли, уступив место лейтенанту Джеку Уоррену и капитан-лейтенанту Чарльзу Уоррену. Он уже и не помнил, когда в последний раз мог проявить отцовскую заботу, когда от общения со старшим сыном его не ограждали жёсткие нормы субординации, а с младшим — морские мили, разделявшие «Руспублику» с посланным на очередное задание «Неустрашимым». До того дня Одли, из-за затянувшейся войны практически полностью потерявший контакт и со своей единственной дочерью, не видел в таком, уже давно привычном положении вещей чего-то странного или неправильного, и только поднявшись этим утром на шкафут, волк понял, как желает перекинуться с Джеком хотя бы парой слов. Поддержать словом, обнять, узнать, как обстоят дела в совершенно оторванной от адмиральского быта кают-кампании. Захват «Резвого» и неопределённая судьба Чарльза была словно ноющей раной на душе, которая требовала быть услышанным и дать успокоение родной душе, хоть Одли и не до конца понимал природу мучавших его чувств. Проглотив вставший поперёк горла ком и коротким кивком поприветствовав капитана, он прошёл к правой стороне шканцев, и офицеры, не имевшие права делить её с адмиралом, покорно освободили его территорию. Одли в последний раз встретился с обернувшимся на него Джеком, и жизнь на «Республике» вновь пошла своим чередом. Безотчётно отбивая пяткой ритм лёгкой качки Анималийского залива, Одли молча наблюдал за тем, как спадала утренняя дымка, оживали силуэты стоявших на рейде кораблей, и эта картина, как в первый раз, вызывала трепет на душе бывалого моряка. «Республика», снявшись с якоря и поставив марселя, неторопливо шла к фарватеру, остальные линкоры эскадры Уоррена, разбросанные по заливу, спешили занять своё место в строю. С подветренной стороны то и дело слышались отдалённые команды — «Громовержец», над грот-мачтой которого развивался флаг вице-адмирала Бекера, пропускал вперёд «Республику», обстенив часть парусов. Совсем новый линкор, изготовленный по последней кораблестроительной программе, нёс восемьдесят орудий на двух орудийных палубах, включая грозные тридцатидвухфунтовки на нижней палубе, и его элегантные обводы и высокие мачты, придававшие кораблю солидную для класса скорость, всегда завораживали Уоррена. Проводив корабль взглядом, Одли, развернувшись, направился к капитану. Время безделья в окружении команды, трудившейся не покладая лап с самого утра, тянулось невыносимо медлительно. Раз за разом, шагами отмеряя расстояние от кормовой карронады до гакаборта, Одли силился найти мужество пореже смотреть в сторону противника. Дул привычный для этих краёв умеренный юго-восточный ветер, и флот, следуя в разреженном строю, рвался в открытое море: четырнадцать линкоров и три фрегата, поставив почти все паруса и вздымая форштевнями белую пену бурунов, в крутом бейдевинде миновали громаду Срединного форта. На прибрежных холмах уже виднелись толпы зевак, провожавших летевшую на встречу вражеской эскадре белокрылую стаю парусников, ожидая кровавой схватки. — Посмотрете, сэр, — койот, не смотря на возраст и капитанское звание не растерявший былой энергичности, с улыбкой протянул адмиралу свою подзорную трубу. Поймав в окуляр едва вырисовывавшийся вдали силуэт, на который указывал капитан, Одли увидел три мачты, чётко различавшиеся на фоне белоснежного облака, поставленные марселя же выдавали лишь тонкие тёмные полосы риф-бант и окружавший их такелаж. Расстояние между колоннами мачт уменьшалось, встрепенулась тугая парусина, поползли вверх едва заметные, словно тонкие прутики, брам-реи, и свежий ветер расправил паруса третьего яруса. Стройный ряд неразличимых сигнальных флажков взвился вверх по грот-мачте, что-то симафоря скрытым за линией горизонта кораблям. Корвет или фрегат — без сомнения имперский разведчик, что круглые сутки наблюдал за выходом из залива, осмеливаясь подойти ближе к берегу лишь под покровом ночи, рапортовал своей эскадре о попытке прорыва блокады. Хоть Одли и не мог различить сигнал, да и не знал шифр, отданные службе годы позволяли дословно восстановить набранный вражеским капитаном текст. Лежащая в дрейфе за пределами видимости имперская эскадра, конечно, уже брала курс на перехват — им не было смысла боятся драки, а Уоррен не желал отказывать им в чести принять бой. Хитроумные тактики, ложные флаги и неожиданные проходы меж коварных песчаных банок — всё, что умел и совершал за свою долгую карьеру Одли, не имело смысла в тот момент — когда две эскадры сходятся в открытом море, решает лишь выучка и пушки, и только мысль о том, что большая часть того, что он должен был сделать, была выполнена, позволяла ему сохранять относительное спокойствие.***
Совершенно ожидаемо на горизонте забелели паруса, выстроившиеся в немного изогнутую цепь. Хоть доклад о появлении на горизонте вражеских сил и не вызвал на борту «Республики» видимого оживления, каждый моряк чувствовал, как напряжение достигало своего апогея, и будто бы иначе звучали удары волн, вибрацией проходившие по корпусу, скрип мачт и стук блоков, за долгие месяцы в море уже отметаемый слухом как фоновый шум, вновь заставлял прислушиваться к кораблю. Он, будто бы подчиняясь настроению своей души — команды, что вселяла в него жизнь, показывал свой нрав, с воинственным рвением врезаясь форштевнем в набегающую волну. — Возьмите курс на зюйд-зюйд-вест и сигнальте о построении в линию, — шумно выдохнув, приказал Одли капитану. — Надеюсь, сегодня мы исполним наш долг до конца. «Республика», повернув, убавила парусов, давая остальным кораблям эскадры занять своё место в строю. Бушприт девяностодвухпушечного «Азимута» почти нависал над кормой «Республики», демонстрируя умение экипажа прекрасно держать корабль в плотном строю, его однопроектный брат-близнец «Экватор» уже подходил к нему. Огромная масса кораблей, на первый взгляд двигавшаяся весьма хаотично, медленно выстраивалась в цепочку без единого зазора — лишь три фрегата держались в стороне, будучи слишком слабы для полноценного линейного боя. Окончательно сформировавшись, колонна двигалась вдоль берега, оставляя землю в пределах видимости. Одли планомерно обводил вражеский строй взглядом через хорошую оптику, подмечая даже отдельных зверей на палубах. Вражеский флагман — огромный четырёхпалубный «Глориа Дел Имперо», несущий на борту сто сорок пушек и более тысячи моряков, вальяжно покачивался на волнах, поблёскивая покрашенными в стандартную жёлто-чёрную расцветку бортами. Ветер, наполняя тугие паруса, гнал его вперёд, и корабль, имея небольшой дифферент на нос, поднимал перед собой белую пену буруна. Являясь самым большим движимым объектом, что когда-либо строила цивилизация, он вызывал трепет в сердцах тех, кто встречал его в бою, но вызов был брошен. Флот Империи Аекрата сперва шёл с небольшим опережением, сближаясь под тупым углом, будто бы намереваясь врезаться в строй или пройтись перед головным кораблём, но после развернулся на почти что параллельный курс, существенно уменьшив скорость сближения. Пятнадцать линейных кораблей, как минимум два фрегата, что виднелись на горизонте, небольшой зазор между десятым и одиннадцатым кораблями — часть арьергарда составляли старые шестидесятичетырёхпушечные корабли, едва поспевавшие за основными силами. Одли непроизвольно улыбнулся, хоть внутри всё кипело, отдавая пульсациями в голове — его незамысловатый план пока что работал. Конечно, вражеский адмирал стремился сближаться под острым углом, вводя в бой сразу все свои бортовые орудия и все корабли. — Мистер Крон, сигнальте «убавить паруса», — сдавленно произнёс Одли, боясь упустить момент или же скомандовать слишком рано. Синхронно с поднявшимися на ванты матросами взвились флажки, и все корабли эскадры, чьи капитаны только и ждали сигнала, быстро уменьшали парусность. Уоррен, облокотившись о фальшборт, напряжённо смотрел на растянувшуюся колонну кораблей, сворачивавших часть парусов и обезветрив остальные, что тут же привело к потере хода. Синхронность действий — результат многих месяцев практики, позволил сохранить строй — лишь замыкающий корабль, не рассчитав скорости, вынужден был немного отвернуть, избегая столкновения. Над вражеский флагманом так же поднялась цепочка разноцветных флагов, захлопали на ветру паруса, но замедление анималийского флота оказалось слишком неожиданным. — Мы их провели! — радостно воскликнул койот, указывая на колонну противника — не сумев среагировать с должной скоростью и пройдя немного вперёд, они рисковали проскочить мимо анималийского флота. Одли, в иной раз обязательно бы подметивший чрезмерную энергичность младшего по званию товарища безобидной колкостью, лишь сдержанно кивнул. Вдоль имперского стоя, круто приведясь к ветру, скользил небольшой фрегат, капитан которого в рупор что-то кричал в сторону линкоров, и корабли, начиная с флагмана, поочерёдно поворачивали — как один, через одну точку, соблюдая дистанцию. Уоррен, поджав губы, подсознательно кивнул, будто бы выражая удовлетворение подготовкой экипажей на смотре флота. Имперский адмирал, имевший выбор между провалом блокады и немедленным вступлением в бой, был вынужден сближаться любой ценой — теперь колонна вновь шла наперерез анималийской эскадре под тупым углом, на время сближения неизбежно выводя из боя большинство орудий и подставляя головные корабли под перекрёстный огонь. — Огонь по готовности, побатарейно. Сконцентрируйтесь на головном корабле, — гремел капитан Крон, в момент перестроившись на командный тон, и приказ разлетался по палубам. В глазах офицеров блистало ликование, невольно переходившее и матросам, в сущности и не понимающим, что так радовало командиров. Одли, никогда не знавший этого задорного трепета перед кровавой битвой, лишь напряжённо следил за силуэтом «Глориа», чётко идущей курсом на перехват «Республики», и в мыслях радуясь, что боевой пост Джека находился на относительно безопасной нижней орудийной палубе. Первыми заговорили тридцатидвухфунтовки нижней палубы — огромный корабль содрогнулся от отдачи шестнадцати трёхтонных орудий, грохот залпа вдарил по слуху, неспособному привыкнуть к выстрелам столь тяжёлой артиллерии. Паруса «Глориа» встрепенулись от удара, с нижней палубы доносился радостные возгласы канониров, тут же заглушенные новым громоподобным залпом — борт шедшего следом «Азимута» заволокло серым дымом. Вскоре четыре головных корабля анималийского флота, то и дело вздрагивая от бортовых залпов, держали имперский флагман под ураганным огнём — «Глориа» стойчески шёл вперёд, не смотря на бьющие в обшивку ядра, перебитые снасти и пополняющиеся всё новыми дырами паруса, отвечая лишь носовыми орудиями. Во рту стоял кислый привкус пороха, по палубе сновали подносчики пороха с картузами и ядрами. Изрядно потрёпанный «Глориа», вновь что-то сигналя, стал поворачивать, и все корабли линии, поочерёдно проходя через обозначенную точку поворота, ложились на новый курс. Теперь снопы огня и дыма вздымались по всей линии, и непрекращающийся грохот, переходивший в протяжный вой, сдавливал голову, будто тиски. Густая пелена противного, режущего нюх дыма заволокла палубу, кричали раненые, чей вопль был почти не слышен за выстрелами и резкими хлопками попаданий. — Мистер Крон! Крон! — Одли, оперевшись о колонну бизань-мачты, пытался докричаться до капитана. — Командуйте всем «поворот фордевинд». Темп огня имперского флота был высок, и «Глориа» сошедшийся в дуэли с «Республикой», неустанно громил анималийский флагман ударами тяжёлых ядер. Обломки разбитого рангоута осыпали палубу, грота-рей «Республики» держался лишь на цепях — даже не смотря на полученные при сближении повреждения, «Глориа» имел перевес в огневой мощи. Имперский флот рвался реализовать преимущество, разрывая дистанцию, но Одли вовсе не желал так просто отдавать им победу. Минуя изорванные паруса, поднялись сигнальные флаги, и вся анималийская эскадра, ровняясь на «Республику», повернула фордевинд, устремясь прочь от неприятеля, в сторону берега. Вражеская линия двигалась тем же курсом, продолжая бить уже по уязвимой корме анималийских кораблей — разлетелось остекление кормовой галереи, несколько ядер прошлись вдоль палубы, но это была приемлемая плата за разрыв дистанции, за шанс на успех. Сигнальщик набирал цепочку флагов, аккуратно уложенных в немного посечённый щепой ящик, над палубой разлетелся сигнал о повороте, и анималийская эскадра вернулась на прежний курс единовременным поворотом всех кораблей, вновь сформировав линию, находясь от противника на предельной дистанции огня. Стандартный бой в линии, что стремился навязать имперский адмирал, явно не задался, и Одли с удовлетворением наблюдал, что стремительный фрегат снова обходил вражеские корабли — планы противника менялись. Уоррен взглядом пробежался по строившимся за «Республикой» кораблям — хоть большинство из них успели получить достаточное количество попаданий, а один из линкоров центра потерял половину фок-мачты, строй всё ещё держался. «Глориа» стал разворачиваться, но, вместо ожидаемого поочерёдного поворота всей эскадры, подобно проведённому эскадрой Одли маневру, противник повернул «все вкруг», разом направив свои корабли на анималийскую линию, после маневра потерявшую былую плотность. С новой силой разгоралась канонада, имперские корабли огрызались носовыми пушками, неумолимо наступая. Сомнений не оставалось — имея выбор между решительной победой над анималийским флотом и провалом морской блокады, вражеский адмирал решил во что бы то не стало сблизиться и, разрезав линию в нескольких, разбить оппонента. Сражение быстро переходило в состояние хаоса. Один из имперских линкоров арьергарда, потеряв грот-мачту, дрейфовал на анималийский строй, жестокая битва гремела в центре — несколько кораблей бились, сцепившись рангоутом, вырвавшийся вперёд «Громовержец», извергая пламя с обоих бортов, бился с двумя шестидесятичетырёхпушечниками вражеского авангарда. Темнело, день подходил к концу — битва, уже и так переросшая в беспорядочную свалку, грозила перерасти в ночную схватку отдельных кораблей. Под радостные вопли матросов рухнула крюйс-стеньга «Глориа», но флагман уверенно шёл к своей цели. — Батареям левого борта готовиться! Огонь по готовности! — охрипшим голосом кричал в рупор капитан, глядя на быстро приближающегося исполина. Жёлтые линии, вычерчивавшие ряды орудийных портов, резко выделялись в сумерках — имперский флагман готовился пройти перед «Республикой», дав уже давно подготовленный бортовой залп. Одли лишь успел отшагнуть за бизань-мачту, когда вспышка орудийного залпа осветила палубу. «Республика» содрогнулась от десятков ударов, со страшным грохотом рухнула грота-стреньга. Хлопки попаданий и треск, падающие блоки и обломки рангоута, крики — мгновения, что корабль находился под продольным огнём «Глориа», вязли в этой жуткой какафонии, и ожесточённая пальба позади казалась тишиной, когда орудия имперского флагмана стихли. Спокойствее длилось недолго — «Республика» продолжала идти вперёд, в свою очередь подходя к корме «Глориа», что стремился повернуть, уйдя в противоположном направлении. Загрохотали орудийные катки, корабль немного накренился от отдачи. Одли, прислонившись спиной к мачте, казалось, почувствовал вибрацию от каждого выстрела. Его работа на этом была закончена — капитан лучше знал, как управится со своим кораблём, и только сейчас он понял, как устал за этот день — изнемогший от постоянного напряжения разум не мог полноценно обрабатывать происходящее. Вспышки в ночи, освещавшие изрешеченные борта, разорванные паруса и чёрную воду, крики, команды, стук помп — всё было будто бы не наяву, покрыто странной пеленой, не позволявшей ассоциировать себя с происходящим. Он смутно видел, как подошёл «Азимут», вместе с «Республикой» поставив вражеский флагман в два огня, но никак не обрабатывал то и дело освещаемую орудийными вспышками битву позади. Не видел, как «Громовержец», сбив мачту над одном из вражеских кораблей, смог вывести его из боя, как под шквальным огнём сдался один из имперских семидесятичетырёхпушечников. Вокруг шипели, соприкасаясь с раскалёнными стволами, смоченные банники, одно из пробивших фальшборт двенадцатифунтовых ядер каталось по палубе у ног адмирала. Смерть была повсюду, её металлический запах, смешанный с пороховыми газами, вытеснял свежий аромат моря. Полностью скинув с себя все мысли о командовании, Одли вдруг вспомнил взгляд Джека, встретившего его утром на шканцах. Вспомнил о бое «Неустрашимого», и о всём, что хотел сказать своим детям. Как глупо, по зову долга вечно откладывая жизнь на потом, осознать её скоротечность, стоя на палубе израненного корабля, где смерть то и дело свистит над головой. Среди хаоса и разрушений, на засыпанных обломками рангоута и обшивки шканцах, Уоррен потерял счёт времени, лишь примерно ориентируясь по выстрелам стоявшей неподалёку карронады. Обслуживаемая всего тремя моряками, она раз за разом осыпала картечью палубу «Глориа», почти полностью потерявшего ход — четырёхпалубный исполин отвечал взаимностью — лишивись руля, грот-мачты и фор-брам-стеньги, «Республика» стала походить на плавучую батарею, а не боевой корабль. Менее повреждённый «Азимут», обойдя вражеский флагман с носа, продольными залпами отвечал сразу за двоих — страшно представить, какая бойня происходила на палубе линкора, когда ядра и картечь, проходя от носа до кормы, сметали всё на своём пути. Смутный силуэт фрегата, подошедшего под покровом тьмы в попытке помочь флагману, вспышка, осветившая силуэт его носовой части и заштопанные паруса — Одли не смог разобрать, было ли это пламя выстрела или пожар. Мгновения, на которое свет выцепил низкий силуэт этого корабля, хватило, чтобы он узнал в нём пленителя Чарльза, которого он видел в окуляре неделю назад. Сердце бешено забилось, возвращая сознание. Волк, ощутив прилив сил, успел сделать несколько шагов, прежде чем страшный, затмевающий сознание грохот, ударил по ушам так, что в глазах заискрилось — даже выстрел тридцатидвухфунтовки над ухом, казалось, был не столь оглушительным. Ударная волна подкосила ноги, и яркий, почти дневной свет озарил место битвы. Сквозь пронзительный писк в ушах доносились радостные возгласы: «Флагман взорвался! Флагман взорвался!» — истошно кричал кто-то со шкафута, громогласное «ура» разносилось по палубам. Одли обернулся — над «Глориа» возвышался столб огня и дыма, почти полностью скрывавший линкор. Освещаемый пожарищем, отчётливо виднелся «Азимут», но фрегата, что так отчаянно пытался найти Одли, нигде не было. Обломки, поднятые взрывом в воздух на многие десятки метров, сыпались на палубу — разлетевшись в щепки, упал крупный блок, рухнул кусок мачты, чья-то опалённая кисть. Встртеившись взглядом с капитаном, Уоррен хотел было что-то спросить, но резкий удар упавшего с неба обломка прервал его воспоминания об этом дне.***
Дневной свет, проникая в лазарет сквозь световой люк, бил прямо в глаза, лишь усиливая и без того давящую на нервы головную боль. С трудом продрав слезящиеся глаза, Одли увидел перед собой капитана Крона с подвязанной лапой. — Этот день за вами, дру… Сэр! Ну, вернее сказать, вчерашний! — улыбаясь во все зубы, произнёс койот. — Ну что вы, сэр, лежите! Не слушая наставлений, Одли приподнялся на локтях. Щурясь с непривычки, он не сразу заприметил стоявшего чуть в стороне волка в лейтенантской форме, все белые элементы которой от сажи стали грязно-серыми. Перебирая в лапах двууголку он, уставившись в палубный настил, ждал, когда капитан отойдёт, позволив обратится и ему. — Джек? — голос адмирала, по его мнению, несколько минут назад прибывавшего где-то посреди битвы, прозвучал слишком громко даже для него, отдавшись пульсирующим усилением головной боли. Одли вскочил с койки, заставив лейтенанта от неожиданности отшатнуться и, минуя попытавшегося вразумить его Крона, зашагал на встречу Джеку. — Сэр?.. — сдавленные слова ранили Одли в самое сердце. Загнанный флотским уставом, жесткой иерархией, Джек уже и не мог представить себе общения с отцом, выходившего за пределы редких докладов. Крепко обнимая старшего сына, он робко отвёл глаза, слезившиеся далеко не только из-за яркого света.