***
Джон Ватсон ненавидел спорить с мелкими бюрократами, несмотря на свой обширный военный опыт общения с ними, а может быть, и из-за него. Но, по крайней мере, в те дни его Голос капитана Ватсона часто торжествовал над идиотизмом, и если иногда он и чувствовал себя немного хулиганом, он мог с этим смириться. Однако, как у гражданского лица, его жизнь стала совсем другой, и разбираться с проблемами с помощью своего голоса, казалось, так хорошо уже не получалось. Лично он мог бы списать это на тот факт, что человек с тростью и перемежающимся тремором не внушал особого страха, но он не мог использовать это оправдание, когда конфронтация происходила по телефону. Он глубоко вздохнул и решил вытащить карточку инвалида, хотя при её использовании он всегда чувствовал себя немного больным, поэтому немного сердился. − Послушайте, сэр, − сказал он, − я раненый доктор, живущий на очень ограниченный доход. − Что было достаточно правдой, хотя его недавняя работа врачом помогла заполнить пробел, оставленный его пенсией. − Честно говоря, я зарегистрировался на это только потому, что моя девушка, ну, моя бывшая девушка, на самом деле, хотела, чтобы мы пошли на эти курсы. Но она бросила... Не обращайте на это внимания. Не важно. По правде говоря, у меня вообще нет никакого интереса посещать какие-либо кулинарные курсы. Особенно те, которые называются «Романтика французской выпечки». Голос на другом конце провода, казалось, не был тронут его жалким положением. Явно не королева и не деревенский парень. − Что ж, мистер Ватсон, условия были совершенно ясны в регистрационной форме. Вы, конечно, не обязаны приходить на курсы. Однако ваш взнос не может быть возвращён в столь поздний срок. − Вообще-то, я доктор Ватсон, − пробормотал он. На этом, казалось, разговор закончился. Вполне предсказуемо, что когда очень несчастный бывший солдат неохотно появился в развлекательном центре (который находился далеко в чёртовом Ислингтоне) три дня спустя. Неохотно, да, но он заплатил чёртов взнос и поэтому был полон решимости посетить хотя бы первое занятие, которое носило бесперспективное название «Магия эклеров». Вполне вероятно, что он был бы единственным одиночкой, поскольку курсы были рассчитаны в основном на пары, желающие готовить вместе. И действительно, он стоял один за своей кухонной стойкой в большом зале, в то время как шесть явно счастливых и, без сомнения, очень влюблённых пар хихикали и помогали друг другу завязывать свои розовые фартуки. Ему удалось самому это сделать, большое спасибо. В конце концов, это было проще, чем одеваться для операции. И вот он стоял в гордом одиночестве, уставившись на стойку, на которой были аккуратно разложены кухонные приборы. Всё это было просто немного пугающим, но он попытался притвориться, что это была тележка для операционной, установленная для него, чтобы начать операцию. Затем, в самый последний момент, когда довольно пухленькая, но от этого не менее сексуальная француженка призывала класс к порядку, дверь с грохотом распахнулась, и в зал ворвался мужчина, похожий на вихрь. − Извините, извините, − сказал он, махнув рукой в сторону комнаты в целом, хотя Джон не думал, что извинение прозвучало ужасно искренне. Вместо того, чтобы отправить опоздавшего на единственное свободное место, которое находилось в противоположном конце зала, мадам Дюблейн немного поколебалась, а затем решила, что двум одиноким людям будет лучше поработать вместе. Джон не был особенно убеждён в этом факте, и другой мужчина тоже казался не очень довольным. Но Джон был хорошо воспитан, поэтому протянул руку. − Джон Ватсон, − представился он. − Х-м-м... Ирак или Афганистан? − вот что он получил в ответ. − Что? − Джон моргнул, глядя на высокого худощавого мужчину в идеально сшитом чёрном костюме и фиолетовой рубашке. Его тёмные кудри были художественно растрёпаны, а скулы выглядели убийственно. Наконец, с улыбкой, которая была чуть более искренней, чем извинения, он пожал Джону руку. − Шерлок Холмс, − сказал он решительно. Прежде чем Джон успел снова спросить его о его странном вопросе, урок начался. Джон быстро попытался вручить Холмсу один из розовых фартуков, но высокий мужчина (совершенно справедливо, по правдивому мнению Джона) проигнорировал его. Очевидно, приготовление эклера состояло из трёх частей: хрустящей золотистой оболочки из чего-то, называемого заварным тестом, густой, похожей на пудинг начинки из ванильного крема и шоколадной глазури сверху. Джон даже не осознавал, что на самом деле делает заметки, пока не записал всю эту информацию в розовый блокнот, который ждал его на стойке. Потом он спохватился. Какого чёрта? Ему определённо не нужно было знать всё это, так как он никогда не собирался готовить французскую выпечку, как только закончит этот чёртов урок. На самом деле, он крайне сомневался, придёт ли он вообще на занятия на следующей неделе, с оплатой или без неё. Действительно ли ему нужно было что-то знать о «Тайне Макарун?» Он положил ручку несколько твёрже, чем было необходимо, и только тогда понял, что его сосед по кабинке наблюдает за ним со слабой ухмылкой на его интересных (что за чёрт?) губах. После (слишком долгого и совершенно неуместного) мгновения разглядывания этих губ Джон просто пожал плечами. Холмс подошёл немного ближе в и без того слишком маленькой кабинке и заговорил шепотом. − Полагаю, от военных привычек трудно избавиться. Кто-то начинает отдавать приказы, и вы послушно записываете их. − Откуда вы знаете о военных? − спросил Джон. Мадам Дюблейн бросила на них ледяной взгляд, и они оба заткнулись. Она заверила класс, что тесто с кремом не такое устрашающее, как может показаться, хотя Джон скептически отнёсся к этому утверждению. Он лишь вполуха слушал, как она описывала процесс смешивания муки и масла, а затем взбивания яиц. Некоторое время она продолжала взбивать яйца. Джон взглянул на Холмса и с некоторым возмущением увидел, что теперь тот усердно строчит что-то в блокноте. Джон нахмурился от такого вопиющего лицемерия, но затем Холмс пододвинул к нему блокнот. Он посмотрел на рецепт (или на то, что, по его мнению, должно было быть рецептом) и увидел нечто совершенно иное. «Мужчина двумя кабинками дальше? В отвратительной жёлтой рубашке?» Джон поднял голову, чтобы увидеть человека, о котором писал Холмс. По крайней мере, на первый взгляд, маловероятный кандидат, чтобы интересоваться французским кондитерским мастерством, но тогда он был таким же, как и Холмс, если уж на то пошло. Парень был даже выше Холмса и вдвое шире в плечах, но обладал определённой утонченностью, несмотря на жёлтую рубашку, которая выглядела дорогой. И это тоже было отвратительно. Он был с миниатюрной рыжеволосой девушкой, на самом деле довольно милой, и они, казалось, хорошо проводили время. Как ни странно, Джон ожидал почувствовать хотя бы укол сожаления или потери из-за своего недавно неудавшегося романа, но там не было ничего, кроме любопытства. Что происходит с этой очаровательной незнакомкой, стоящей рядом с ним? Он снова обратил своё внимание на слова на бумаге. «Он серийный убийца. Мне это нравится! Всегда есть чего ждать с нетерпением! Он планирует убить эту женщину позже сегодня вечером». − Что? − Джон сказал это слишком громко. Все в комнате повернулись, чтобы посмотреть на него, и через мгновение мадам Дюблейн тщательно повторила свои инструкции по трёхэтапному процессу приготовления теста с заварным кремом. Джон подумал, что ему, вероятно, следовало бы быть более смущённым, чем он был. Он наклонил голову ближе и тихо заговорил. − Холмс, какого хрена? Идиот только улыбнулся ему. − Шерлок, пожалуйста, − выдохнул он в ответ. Класс перёшел к инструкции по приготовлению кондитерского крема, который мадам Дюблейн описала как «самый декадентский крем, который вы когда-либо ели». Её соблазнительный тон заставил класс тихо рассмеяться. Шерлок тем временем снова взял блокнот и нацарапал ещё что-то, прежде чем вернуть его Джону. «Он записывается на курсы со своими жертвами, а затем убивает их соответствующим образом». Джон, нахмурившись, посмотрел на Холмса. − Уместно в его глазах, − нетерпеливо сказал Шерлок, постукивая по странице. Джон прочитал дальше. «После урока макраме женщина была задушена плохо сделанным кашпо для растений. Урок гончарного дела привёл женщину к тому, что та утонула в ванне с глиной. И третий... ну, урок был посвящён идентификации ядовитых грибов». Джон поднял голову, но Шерлок только многозначительно приподнял бровь. Инструкции теперь касались процесса взбивания и приготовления крема. Настала очередь Джона что-то написать. «Я попаду в ад. Всё, о чём я могу думать, это о том, как бы вы убили кого-нибудь эклером». Шерлок издал сдавленный смешок, который прозвучал слегка скрипуче. Затем он наклонился и снова написал. «Мы собираемся остановить его». Хотя Джон не произнёс этого вслух, выражение его лица ясно говорило: «Мы?» «Может быть опасно». Ну, вряд ли он мог позволить убить какую-то бедную невинную женщину, не так ли? Особенно заварным тестом. Он лишь смутно осознавал, как расправляются его плечи, когда приготовился к драке. По какой-то причине Шерлок одарил его ещё одной улыбкой, на этот раз гораздо более искренней, чем предыдущие. Через несколько минут класс был открыт для вопросов, прежде чем ученики, как ожидалось, действительно приступят к выпечке. Шерлок подмигнул Джону и сделал свой ход. − Насколько легко было бы кому-то незаметно подсыпать яд в крем? − громко спросил он. Все в зале посмотрели на него и, соответственно, на Джона тоже. На ужасный миг Джон задумался, действительно ли он может оказаться запертым в этой маленькой отдельной кабинке с сумасшедшим. Затем его взгляд переместился на серийного убийцу, который, безусловно, смотрел убийственно, хотя и не на женщину, а на Шерлока. Непрошено ноги Джона подтолкнули его ближе к Шерлоку. Мадам Дюблейн всё ещё пыталась сформулировать ответ на вопрос Шерлока, но, по-видимому, он ещё не совсем закончил. − Я имею в виду, это должно быть что-то более утонченное, чем отравленный гриб, верно? Или, возможно, убийца может утопить свою жертву в креме? Жёлтая Рубашка медленно продвигался к двери, в то время как его спутница просто выглядела сбитой с толку. Затем, всё ещё в своём розовом фартуке, он бросился бежать, на ходу оттолкнув мадам Дюблейн в сторону. Шерлок немедленно рванул за ним. Джон просто стоял там какое-то мгновение. − Джон! − крикнул Шерлок, выбегая за дверь. С этими словами Джон тоже направился к двери, едва осознавая, что схватил что-то из аккуратно разложенных на стойке кухонных приборов для выпечки. − Наберите 999, − крикнул он мадам Дюблейн. К тому времени, как он добрался до тротуара, он почти сравнялся с Шерлоком. Смутно он был озадачен тем фактом, что его трость всё ещё находилась в кабинке. Однако о том, что это означало, было о чём подумать позже, потому что в этот момент Шерлок внезапно прибавил скорость, и его смехотворно длинные ноги увели его за угол и скрыли из виду. Но мгновение спустя Джон завернул за тот же самый угол. И замер. − Одно движение, и его красивая шея больше не будет такой красивой, − сказал мужчина в жёлтой рубашке, что казалось излишне угрожающим тоном, учитывая острый нож, который он держал в руках. Джон потратил 2,3 секунды на размышления о том, что да, это действительно была красивая шея, а затем проклял тот факт, что его (слегка незаконный) пистолет не был засунут за пояс, а вместо этого вернулся в его ужасную квартиру. Но потом, впервые, он понял, что то, что он подобрал в классе, было тяжёлой деревянной скалкой. Как та, которой всегда пользовалась его бабушка. (Хотя этот факт, как и замечание о красивой шее, не имел отношения к обстоятельствам.) − Хорошо, − сказал он, умиротворяюще подняв свободную руку. (Лучше не зацикливаться на том факте, что в последний раз, когда Джон пытался сделать то же самое, он пытался разобраться с шестнадцатилетним боевиком-террористом. В том печально известном случае он получил пулю в плечо. Странно, но каким-то образом здесь риск казался более страшным.) − Давайте все будем сохранять спокойствие, хорошо? Жёлтая Рубашка не ослабил хватку на Шерлоке и не убрал лезвие ножа. − Я возвращаюсь к своей машине, − сказал он. − И этот ублюдок идёт со мной. Джон кивнул и посмотрел на Шерлока. Шерлок встретился с ним взглядом, выглядя удивительно спокойным для человека, находящегося на грани катастрофы. Спокоен, будто эта пропасть была его естественной средой обитания. Что было ужасным и волнующим одновременно. Жёлтая Рубашка скользнул одной ногой в направлении блестящего чёрного «Сааба», припаркованного у обочины. Шерлок бросил ещё один взгляд на Джона, а затем драматически споткнулся. В тот же момент Джон бросил скалку, скорее в манере, как он надеялся, толкателя ядра. Которую, по правде говоря, он видел только по телевизору во время Олимпийских игр. Жёлтая Рубашка попытался увернуться от скалки, и Шерлок воспользовался возможностью, чтобы отодвинуться от него. Хотя скалка и попала в цель, это был не сильный удар по голове, на который надеялся Джон, но, тем не менее, удара оказалось достаточно, чтобы выбить убийцу из равновесия. После этой неудачи он решил отказаться от своего заложника (а также от своего «Сааба») и просто сбежать. Джон сделал самый лёгкий футбольный подкат в своей жизни. Все они могли слышать вой приближающихся сирен. Этот звук, казалось, лишил их пленника последней надежды, и он выдохнул, уткнувшись лицом в тротуар. Всё ещё твердо держа Жёлтую Рубашку на тротуаре, упершись коленом в его позвоночник, Джон посмотрел на Шерлока, и по какой-то причине они оба начали хихикать. − Это, − сказал Джон, задыхаясь, − была самая нелепая вещь, которую я когда-либо делал. Шерлок взял скалку. − А ведь вы собирались приготовить эклеры, − сказал он. − Это был не только я, − ответил Джон. Когда вскоре после этого появился полицейский детектив (который, казалось, довольно хорошо знал Шерлока), они оба всё ещё заливались смехом.***
Ровно год спустя Джон проснулся и обнаружил на тумбочке свежую кружку чая, а ещё тарелку, доверху наполненную идеальными на вид эклерами. Он поднял голову и увидел своего ухмыляющегося соседа по квартире-друга-любовника, стоящего рядом с кроватью. − Только не говори мне, что ты их сделал, − сказал он. − О, пожалуйста, Джон, − фыркнув, ответил Шерлок. − Любой может приготовить эклеры. Джон протянул руку, чтобы затащить его на кровать, где они выпили чай, съели все эклеры до единого и вообще испортили себя и злополучное одеяло крошками теста, кремом и шоколадной глазурью.