Сказка

      — Он ввёл меня в дом пира… — мечтательно, но твёрдо шепчет своему отцу, королю, Рейенира.              — Я привёл её за руку в бордель, — кровавым лоскутом отрезает и швыряет слова в лицо своему брату, королю, Дейемон.              Опальный принц и Отрада всего королевства не могут быть вместе — слишком уж сказочно, слишком уж сладко. Не могут, и всё тут.              Но кому как не им знать, что все сказки заканчиваются плохо? Особенно, про таких людей как они — жестоких, безумных, великих… простых людей с их человеческой сущностью, с их гадостью, с их любовью.              Можно ли принцессе навлекать на себя опалу неосторожностью под стать дяде своему, любовнику? Можно ли лобызаться на грязи в закоулках и быть счастливыми здесь же? Можно ли жить под защитой объятий друг друга, не боясь быть осмеянными, оплёванными?              Стройные пальцы в валирийских перстнях не знают, не спрашивают. Тонкие жадные губы не ведают, не выведывают. А две пары фиалковых глаз глядят, не мигая, друг на друга, оба хитрые и влюблённые; а волосы серебра с разных голов в одну косу сплетаются в брачном обряде.              Рассечённые в том же древнем как сама Валирия обряде губы касаются чужих, таких же благостно израненных — и кровь, кровь родная, неотличимая почти совершенно даже для мейстера, даже для ведьмы, смешивается в одну. Торжество кровосмешения. А на лбу у каждого из них расцветает всё той же крови цветок.              «Ты моя, а я твой».              «Ты мой, а я твоя».              И огонь в их общей крови разгорается всё сильнее, а огонь всегда чист — даже когда трещат щепки и едкий дым застилает глаза. Он очищает, не убивая, срывает с Таргариенов ненужные, земные покровы и оставляет лишь нагое тело, кипящую кровь и белую кость. Чёрный пепел драконьего пляжа не замарает их — украсит. Мраморные разводы копоти от пота сплетённых белых тел покроют их — не изуродуют.              Золотом и серебром расшитые одежды больше не имеют значения — платиновые косы им вышивка телес, а, словно драконьи, глаза-аметисты — лучшее отражение небес, раскинувшихся над ними шатром. Чёрный пляж целует их, морской ветер баюкает, а драконы берегут их брачное ложе — весь мир, весь свет.              «Ты мой, а я твоя».              «Ты моя, а я твой».              Клятвы произносятся так тихо, что слышат их только боги — не Семеро, а валирийские, древние — и, быть может, драконы, но большего и не нужно. И достаточно этого, чтобы купаться в благости богов, дающих им дом и приют в своих ладонях — на Драконьем Камне, огнём очищенном, Валирией поцелованном, шагами Эйегона Завоевателя вымеренном.              Большего и не нужно. Даже если сказка враз окончится дурно — это всё потом да около. Не сейчас. Не сегодня.              А пока драконы танцуют в небе и в чёрной золе широкого пляжа, драконы пляшут, сплетаются и поют, драконы сочетаются браком и возносятся вверх, вверх, вверх… Как в сказке, что заканчивать печальней всего.