Романтическую поебень мы всегда оставляем за дверью, милый.

У Ло Бинхэ было не то, что бы особо счастливое детство. Обычное детство залётного ребёнка девушки, родившей, только-только выйдя из пубертата. Он был не умным. Просто смышленым. Знал, что когда мама приводит домой нового мужчину нужно молчать и притворяться её младшим братом. Знал, что когда у мамы под глазом синяк, то это её новый любовник ударил и надо спуститься этажом ниже, постучаться в дверь к своему дяде (по легенде – двоюродному брату) и сказать, что нужна помощь. Знал, что когда мама приносит домой пакет с продуктами, то её новый любовник более-менее хороший человек. Знал, что мама делает это всё ради него. — Если бы ты послушала меня и избавилась от ребёнка на ранних сроках, тебя не исключили бы из Хуаньхуа, — шептал дядя, туша сигарету в переполненную, как обычно, пепельницу. — Тянь… — Он мёртв, Сиянь. — дядины длинные пальцы доставали такую же длинную табачную трубочку из почти полностью выкуренной пачки. За свою гневную тираду, обращенную к сестре, он успевал ровно три. Ло Бинхэ даже и не вспомнит, наверное, сколько всего в ней обычно было: укор, просьбы переехать к нему, бесконечные ворчания. Он словно с воздухом общался. Су Сиянь строптивая. С Бинхэ часто сидела немолодая сверху соседка. С лицом усталым и глазами, как будто потухшими. Он даже мамой её называл, в ответ на ласковое «Бинбин». У Бинбина было две мамы: одна прачка в отеле, а другая… Бинхэ был ещё слишком юным, чтобы дать этому ремеслу название. Первая мама просто была. Пока не умерла от передозировки. У него опять только одна мама. Откуда ребёнку знать, что в начальных классах, если ты не размахиваешь кулаками, то становишься или мальчиком на побегушках, или грушей для битья? Ошибка Ло Бинхэ в том, что он не смог показать всю свою силу изначально, завоевать себе авторитет. Но это ведь и называется школой жизни? Бинхэ урок запомнил навсегда. Не то, что бы Ло Бинхэ с детства знал, что станет наёмником. Нет, конечно. Просто нигде, кроме спорта он реализоваться не мог. Бинхэ не был мозговитым или педантичным. Он был сильным. Быстрым. И умел сохранять здравомыслие даже в самых сложных ситуациях. Поэтому, закончив школу, он без раздумий пошёл в армию. Мать к этому времени уже была мертва. После армии Ло Бинхэ стал контрактником. А потом наёмником. Схема, старая как свет. Однажды Ша Хуалин сказала, что шрамы – это очень сексуально. Её тонкие пальчики – Ло Бинхэ знает, как они хладнокровно могут нажимать на курок, уверено снимать предохранители и перезаряжать магазин – скользнули по сильной голой груди, очертили перекресток увечий, побежали к плечу и мягко погладили исполосованное ранами предплечье. Ло Бинхэ их ненавидит. Каждое своё увечье. Это маленькое напоминание, что он был слишком слабым. Поэтому их прячет огромный чернильный дракон. Тварь легла на спину, переваливаясь через плечи на грудь, полностью закрывая маршрут смертоносных пальчиков Ша Хуалин. Оттуда кличка и пошла. Дракон. Хуалин сказала, что раз Бинхэ – дракон, то она принцесса. Кто-то – вроде бы синеволосый русский мальчишка с черными крестами на шее – ляпнул, что из Мобэя принцесса лучше, чем из неё. Ло Бинхэ это отчего-то не нравилось. Хотелось что-нибудь рявкнуть, чтобы все заткнулись. Нет у него никакой принцессы. Сам он её убил, когда в руки легла винтовка. Не сто одна роза. Взаимоотношения с Мобэем? Тут-то Ло Бинхэ пригодились уроки из школы, которые преподавали совсем не учителя. Завоевать авторитет и уважение лидера группы – хорошо, красиво и полезно. Предать лидера группы из-за того, что на другой стороне платили больше – плохо, некрасиво и… Да, впрочем, в сраку. Все равно Мобэя потом застрелил Шан Цинхуа. (Интересный, к слову, треугольник: Шан Цинхуа, мечтающий отомстить менту, посадившему его в тюрьму, Лю Цингэ, доблестный служитель закона, работающий над тем, чтобы прикрыть лавочку ОПГ «Цинцзин» и Шэнь Цзю, тот самый глава «Цинцзин», которому только и снится, как бы освежевать легендарного Чумного доктора, очистителя мира сего от грязи людской). Когда Бинхэ попал на работу к Шэнь Цзю, ему казалось, что он попал в рай. Никаких тебе угроз для собственной шкуры, сирийской жары под сорок градусов и – главное, наверное – вечно ворчащих русских наёмников (босс тоже ворчал, но его недовольство было чаще всего молчаливым). Шэнь Цзю – среди местных Цинцю – оказался той ещё принцессой (иронично). Бинхэ почти не удивлён. Ему, честно говоря, без разницы на зубы-клыки-когти-жопы-члены, которые Шэнь Цзю точил на Шан Цинхуа. Мертвые братья, сёстры, коллеги. Не имело значения. Важность имели только деньги, которые он ему платит. В детстве их не было. Конец истории. У него уж точно было право закрыть гештальт. — Раздевайся, — холодно и без прелюдий. Вполне в стиле Шэнь Цинцю. — Ты оглох? — Мне за это не доплачивают, — в шутливо-грустном тоне произносит Дракон, стягивая джемпер и расстёгивая ширинку тёмных джинс. Зубочистка, перманентно зажатая между челюстями, упала на пол. — Ты шлюха, чтобы я тебе доплачивал за секс? — босс презрительно приподнимает подбородок вверх и морщит очаровательный прямой носик. Да, презрительно. Но это не отменяет факта, что трахается принцесса с Драконом. Принцу разрешается поплакать в платочек. Ло Бинхэ не знал: ему повернуться к Шэнь Цзю задом, а к стенке передом, или же Шэнь Цзю сегодня в настроении подмахивать бёдрами. Чужая непредсказуемость забавляла и веселила. Ло Бинхэ, к счастью или сожалению, на весёлые вещи падок. — Ложись, — а это что-то новенькое. Он лёг на огромную чёрную тахту в турецком стиле, позволяя толкнуть себя на спину. Босс забрался наверх. — Дотронешься до меня – убью, — в одну из их первых встреч Ло Бинхэ – цитата – «распустил руки». Одну из них ему чуть не сломали. Так что шутить не стоит. — Как прикажешь, золотко, — он смеётся, глядя в потолок. Хочется смотреть. Но раз Шэнь Цинцю решил, что Бинхэ будет сегодня использован как фаллоимитатор, значит быть сегодня Бинхэ фаллоимитатором. Подчиняться в каком-то смысле даже забавно. Особенно учитывая, что он может в любой момент сломать своему боссу всего его хрупкие косточки. Потому что Бинхэ быстрее. Хлюпающие звуки сводят его с ума. Это пытка просто – проявить в такой ситуации самоконтроль и выдержку. Но у Бинхэ, получается, стальные яйца. Головка медленно входит в разработанное отверстие, и он чувствует, как рука сдавливает горло. У Шэнь Цзю какой-то фетиш на контроль. Может даже это пошло с того самого момента, когда Шан Цинхуа решил резать коррупционеров и прочих привилегированных ублюдков, и дорогой братец босса случайно попал под раздачу. Ло Бинхэ не знает. Но в глубине души он благодарен. Ему нравится. Шэнь Цзю коленями сдавливает чужие бёдра. Ноги потому, верно, будут ныть. Но член внутри слишком приятно ощущается, чтобы думать сейчас о расплате. Дракон пытается поднять голову, посмотреть. Он уверен: Цинцю сейчас охуеть какой красивый, не полностью раздетый, в одной только оголяющей острые плечи рубашкой и, наверняка, носках. Очень сексуально. Не то, что шрамы эти ваши ебучие. Ло Бинхэ пытается поднять голову, посмотреть хоть чуть-чуть. Ему не дают. — Будь хорошим мальчиком. Рука соскальзывает с шеи, поглаживать голую грудь, пальцы круговыми движением огладили рычащую тварь, словно приручая. Движение резкие. Даже больно немного, когда кожа шлёпает о кожу. Горячо и больно. — Ха… Нравится? — в Шэнь Цзю горячо и узко. И очень-очень хорошо. — Я не разрешал говорить, — Бинхэ нравится провоцировать и выводить людей из себя. Поэтому он, наплевав на все риски, касается шипящей змейки на чужом бедре ладонь, вызывая лёгкую дрожь партнёра. Дракон и Змейка. Только Змейка ядовитая, а дракон – нет. — Не… разрешал, — Шэнь Цзю сжимается на члене, его движения становятся мучительно долгими – наказание за непослушание. — Грязный… Ха… — Бинхэ прямо чувствует, как Шэнь Цинцю в сладострастной истоме теряет главную мысль, растворяется, краснеет, и язык его не слушается, только хочет сладко стонать. И целоваться, может быть. Бинхэ смеётся, второй рукой тоже нарушая запрет на прикосновения. Шэнь Цзю зубами скрипит. Провинность партнёра немного отрезвляет. — Зверёныш. Зверёныш. Весьма мило. У Цинцю красивый, аккуратный член. Бинхэ любит держать его во рту, пока босс держит за волосы, тазом легонько подмахивает, насколько сидячее положение за рабочим столом позволяет. Бинхэ целует головку, дразнит чувствительную мошонку языком, сжимает яйца, наслаждаясь тяжелым дыханием и скулежом сверху. Дракон оплетает его настырной рукой. Цинцю издаёт недовольный всхлип, продолжая подниматься и резко падать вниз. Бинхэ близок к завершению. Он слишком любит эту смазливую гармонию, когда двое кончают одновременно, чтобы упускать её. По комнате в последний раз проходит шлепок мягких покрасневших ягодиц о твердые бёдра. Шэнь Цзю слезает. Ватные ноги его не держат, и он опускается на тахту рядом с Бинхэ, скидывая рубашку и меняя её на шёлковый халат. Он заворачивается в тонкое одеяло, даже позволяет себя обнимать. Затраханный такой, затасканный. Бинхэ целует потную шею – и как только можно так закутываться? –, длинные волосы поднимает, открывает себе к ней доступ. — Фу. Убирайся отсюда, — Шэнь Цзю недовольно хмурится, параллельно проваливаясь в сон. — И вымойся. — А ты? — почти с надеждой. — А я сам разберусь. Бинхэ повинуется. А когда возвращается, замечает своего босса, самозабвенно курящего кальян – чтоб ему, этому кальяну, провалиться, вечно воняет. Дракон морщится. — Чтобы завтра к пяти вечера был прилично одет и расчёсан. — Зачем? — Мне нужен спутник на один званный ужин, — сука, нет, отменяйте. Кальян остаётся. Слишком красив Шэнь Цинцю, когда выпускает клубы дыма. Лицо Бинхэ вытягивается в удивлении. — Свидание типо? — улыбка у Дракона хищная. Клыки среди ровного ряда зубов выглядят как-то опасно. Настораживает. Немного возбуждает. Шэнь Цинцю привык, что его могут заводить самые глупые вещи. Это, кажется, патология. — Романтическую поебень мы всегда оставляем за дверью, милый, — тонкий намёк покинуть комнату и отправиться на хуй восвояси. Ло Бинхэ слушается. Но только потому, что ему хочется слушаться. На званном ужине Шэнь Цинцю ставит его у стенки и жёстко дерёт, наплевав на все известные правила приличия и этикеты. Бинхэ таким раскладом более чем доволен. Его принцесса эгоистичная, жестокая и безжалостная. И немного мужчина. Но Бинхэ и этим более чем удовлетворён. — То есть ты шлюха своего босса? Этого… Шэнь Цинцю? — выпаливает обычно немногословный Мобэй, подвешенный за руки на крюк. Маленькая приманка для его недолюбовника-передруга (у Бинхэ что-то в голове щелкнуло, когда он вспомнил, что товарищ говорил о психически нездоровой истеричке, ждущей его в Пекине. И вправду – психически нездоровая истеричка, судя по тому сколько во время звонка Шан Цинхуа визжал и кричал). — Я шлюха своего мужа, — и похуй, что однополые браки ещё не легализировали в Китае. Шэнь Цинцю не возражал, когда Бинхэ назвал его мужем – значит муж. Мобэй шумно вздохнул, неуверенный в том, придёт ли Шан Цинхуа за ним. (Спойлер: придёт).