Laissons-les s'aimer

      Когда маленький Ким Тэхён впервые пришёл в театр оперы и балета, он и представить не мог, что в будущем решит связать с ним свою жизнь. Буквально.       Впервые мальчик увидел большую сцену с бархатным занавесом из заветной ложи номер четыре. Окутанной тайной и слухами балерин и оперных певцов, чем активно пользовались владельцы оперы. С балкончика, полностью выкупленного родителями. Ким Тэхён боялся людей также сильно, как родители любили его.       Он сидел, не проронив ни звука. Лишь несдержанно вдохнул и задержал дыхание от восторга, когда на сцене появился Тамино — принц, завоевавший своим голосом большое сердце маленького Тэхёна.       Ярким и звонким, в каких-то местах тягуче-плавным или бархатно-мягким, а где-то невероятно глубоким, полностью овладевающим и сердцем, и душой каждого слушателя. Этот голос был подобен флейте Дудочника, уводившего за собой. И маленький Ким невольно ушёл за ним в тот же вечер.       Тэхён, неосознанно подгоняемый желанием повторять каждое слово, почти чувствовал, как дрожат на вибрато его голосовые связки, как заканчивается воздух в лёгких, как им овладевает любовь с первого взгляда. Самая чистая и невинная.       С тех пор мальчик стал частым гостем в ложе. Он наблюдал за тем, как один из теноров от оперы к опере менял роли, становился всё лучше в своей игре, как отдавал всего себя публике.       В день своего рождения, переход из ребёнка в отрока, Ким Тэхён сделал смелый для себя шаг: побежал дарить цветы ставшему совсем недавно ведущим тенором в опере — Мину Юнги.       Тэхён видел благодарную улыбку молодого человека и чувствовал себя совершенно счастливым, не в состоянии унять мелкую дрожь переживания и страха в руках. Юнги с воодушевлением смотрел в искрящиеся счастьем глаза мальчика всего несколько секунд, но этого вполне хватило, чтобы запомнить этот взгляд надолго.       Ким Тэхён стал постоянным гостем театра, не пропуская почти ни одной постановки. Сначала компанию ему составляли родители или бабушка, также сердечно любящая оперу. С шестнадцати молодой Тэхён стал приходить один. Неизменным оставалось одно — цветы, которые он продолжал с трепетным восторгом протягивать Юнги. Аккуратный букет из белых и голубых гиацинтов всегда был в руках. От цветочной лавки на углу до здания оперы — у Тэхёна, а после передавались в чуть прохладные руки Мина. И только после поклонов и закрытия занавеса они бережно становились в вазу. Особый подарок от особого слушателя.       Ведущий тенор погиб во время пожара в опере пять лет спустя, не дожив нескольких дней до своего тридцатилетия. Помогал сбежать из здания маленьким напуганным балеринам, когда начал обваливаться потолок. Стайка девочек на улицу выскользнула прямо в руки к медикам, а Мин Юнги — нет.       Всего один врач скорой помощи суетился над упавшим в обморок молодым человеком, окружённого лепестками помятых гиацинтов.

* * *

      Тэхён закинул на спину небольшой рюкзак и вышел из дома. Погода сегодня стояла просто чудесная: мягкое солнце, чуть прохладный ветер, а про вечернее небо и заикнуться было страшно — не знал парень настолько красивых слов, чтобы описать его.       В такие моменты молодой человек представлял эдакого художника-креативщика с максимально изменчивым настроением. Вот сейчас небо, нежно-розовое сверху, становилось насыщенного красного цвета ближе к солнцу. А совсем наверху плавно сочетало переход от тёмно-синего к грязно-голубому. И ведь всё это невероятно сочеталось между собой. И ярко-рыжие вкрапления, и полупрозрачные обрывки облаков, больше похожих на сладкую вату на палочке из парка. И всем этим хотелось наслаждаться.       «Кра-со-та», — подумал Тэхён, неспешно шагая к кофейне. Его маршрут был одним и тем же уже на протяжении нескольких лет. Ну не мог парень идти дальше без гибискусового чая со льдом. Только в жаркие дни, конечно. В холод до конечной точки он не доходил. Залетал в кофейню за горячим какао со взбитыми сливками и корицей с метро, а после бежал греться домой.       Но в этот жаркий мартовский день план был немного иным. Большой стакан чая приятно холодил руку. Через него можно было посмотреть на небо, и тогда могло бы показаться, что оно объято пламенем. Ярким, жгучим, опасным. Лишь в воображении.       Дальше нужно было сесть в автобус и ехать ровно девятнадцать минут и двадцать одну секунду с погрешностью около минуты. Ситуации бывали разные, но примерно столько насчитал Тэхён за всё время, что ездил на автобусе номер девятьсот три.       Время впустую Тэхён никогда не тратил. Потягивая через трубочку чай, он мог читать конспекты или слушать записи лекций. Ему нужно было думать о чём-то, чтобы голову не сдавливала звенящая тишина. Её он боялся почти также сильно, как и огня.       А когда автобус оставлял молодого человека на остановке, приходилось снова идти. Но совсем немного. Лишь обойти пару домов, купить цветы и пройти на запретную зону.       Стройка заступорилась около полугода назад. Тэхён не знал, в чём причина, да и разве волновало его это? Пф, нет. Реставрацией сгоревшего здания оперы занялась малоизвестная компания, которой, по-видимому, просто не хватило денег довести всё до конца. А другие компании браться за это дело не хотели.       Но Киму это было на руку. Никто не мешал. Он вспоминал расположение лестниц и ламп, больших зеркал во всю стену и гардероба. Он закрывал глаза и видел всё это, как наяву.       И девушек в красивых вечерних платьях, и молодых людей в костюмах, и детей, когда-то его ровесников, стайкой резвящихся у главной лестницы. И своих родителей, совсем недавно покинувших его. Госпожа Ким любила надевать изумрудное платье в пол с белой мягкой накидкой и собирать волосы в небрежный пучок заколкой-шпилькой. Господин Ким, как и его жена, никогда не изменял своим вкусам, предпочитая классический костюм-тройку с бабочкой.       А вот Тэхён любил разнообразие. Он всегда играл цветами, надевая то бордовый жилет поверх кремовой рубахи, то тёмно-синюю рубашку, расшитую бисером, то делал акцент на кружевные манжеты или воротник. Ким Тэхён любил всё красивое и необычное.       К сожалению, или счастью, Мин Юнги попадал в эту категорию. Он был красив. Несомненно, для Тэхёна. Он очаровывал всего Кима: и его мощный голос, и музыкальные тонкие пальцы, и уставшие счастливые глаза. Даже грим его не портил — создавал маняще-привлекательный образ. На Юнги хотелось смотреть. Его хотелось слушать. И хотя бы ещё раз коснуться прохладных и чуть потных после выступления рук.       Ким Тэхён любил оперу всей душой за те сказку и эмоции, которые она неизменно дарила. И с такой же силой ненавидел её за то, что она отняла у него то счастье, которым он дорожил с детства.       Молодой человек кинул рюкзак на единственный в зале стул — протащил его в одну из ночей, чтобы было, на чём сидеть, и тяжело вздохнул. Здесь у его жизни открывалось второе дыхание.       Он мог исполнять любимые партии часами напролёт, совсем не следя за временем. И в этом находил отдушину. На удивление, помещение обладало неплохой акустикой. И, стараясь изо всех сил, Тэхён мог услышать, как его голос разливается по залу.       Молодой человек бесстрашно поднялся по чудом уцелевшим ступеням на сцену, прижимая к груди маленький букет гиацинтов — его неизменную традицию. Кое-где оставались дыры, которые он пытался чинить сам. Лишь бы в порыве не провалиться под сцену. Вид с неё открывался плачевный. Обгоревшие сидения, которые почему-то не удосужились убрать, были накрыты строительной плёнкой. Облезлые стены скалились полуразрушенными балкончиками лож, и этот вид вызывал только печальную улыбку.       Сначала, конечно, нужно было распеться. Иногда в процессе он не испытывал особого энтузиазма. Ну, стой, разогревай связки. Но когда приходило понимание, что совсем скоро он исчезнет в актах и действиях опер, дело шло на лад.       Тэхёну нужно было вздохнуть. Собраться с мыслями и силами, прежде чем выпустить своё сердце к эфемерной, как ему казалось, публике.       А она была. Молча пряталась в четвёртой ложе, не впервые наблюдая за гостем этого места.       Юнги никогда не выходил к Тэхёну. Не важно, умел ли тот видеть призраков или нет. Он просто не считал необходимым мешать артисту.       Какая ему была разница, насколько пышными были похороны и сколько людей на них плакало, если он, чёрт возьми, до сих пор был здесь.       — Чем удивишь сегодня, mon rayon de soleil? — протянул он себе под нос, глядя на собирающегося с духом молодого человека.       Тэхён скользнул языком по губам и снова вдохнул. Еле слышно, на мгновение прикрыв глаза. Стиснул в кулаке стебли цветов, словно на удачу. И запел. В голове ему вторила музыка, не позволяя сбиться. Фантомным эхо, она звучала словно откуда-то издалека. Он слышал и строй скрипок, и звонкие флейты и даже отголоски тубы. И чувствовал себя настоящим оперным певцом.       «Боже, где ты её нашёл? Она же стара, как мир», — мужчина тихо усмехнулся. Влекомый интересом, он не мог не покинуть излюбленную ложу. Не мог не спуститься к первым рядам, ближе к сцене. Он чувствовал себя особенным слушателем. Мужчина искренне восхищался тем, как играл голосом Ким. С какой плавностью спускался с высоких нот к низким, как выделял играющее на кончике языка «р-р-р». Отмечал и ровное вибрато, и явное грудное резонирование, и отличный контроль дыхания.             Юнги улавливал каждую ниточку тех нежнейших и тончайших чувств и эмоций, которые вкладывал в своё исполнение Тэхён. Он чувствовал себя так, что не мог подобрать то самое слово, вечно сидящее на кончике языка и ускользающее из головы. Слово, заставляющее чувствовать сладковатый привкус мягкого суфле во рту.       «Твоему учителю стоит поаплодировать стоя за то, как он помог тебе раскрыться», — подумал Юнги, на секунду прикрывая глаза. Наслаждаясь этим искусно-высоким «voilà» с вибрато. — «Боже…»       Ким Тэхён не играл Дона Санче, он был им. Безответно влюблённым в принцессу Эльзиру рыцарем, в сердце которого ещё теплилась надежда. И разве можно было иначе петь о любви? С лёгкой задорностью, присущей молодому пылкому и любящему сердцу, и при этом с тянущей тоской, передаваемой мимикой, движениями и, конечно, голосом. От особо низких нот у Юнги могли бы побежать мурашки удовольствия по коже.       А то, как текст чудесно обыгрывал чувства? Как называл возлюбленную? Моё сердце, моя красавица, моя жизнь. У любой девушки потеплело бы в груди и затрепетало сердце от таких обращений. Да и не только у девушки.       Кто бы мог подумать, что на этой старой развалюхе, которую Ким Тэхён гордо продолжал называть сценой, сам он, словно чёрный лебедь, в своих совершенно неподходящих для этого места чёрных брюках и летящей атласной рубашке, с букетом бело-голубых гиацинтов в руках будет выглядеть так, словно был рождён для сцены. Выглядеть настолько эстетично-больно и тяжело, что от одного взгляда на него у любого бы замерло сердце.       Ким Тэхён был искусством. Волшебным. Невероятным. Невообразимым. Хотя бы для одного в этом пустом зале. Таким же недосягаемым, как и он сам. Его хотелось слушать. Часами наблюдать за плавными движениями рук, за взглядом из-под опущенных ресниц. Хотелось восхищаться этим человеком.       Мин шумно втянул воздух сквозь зубы, блаженно прикрывая глаза от того, как плавно и сочно было обыграно печально звонкое douleur с этим неизменно-звенящим «р-р-р» на конце. От него мужчина разве что не таял, задерживая несуществующее уже несколько лет дыхание.       «Восторг. Просто восторг».       Голос сорвался лишь на секунду. Не смог плавно сойти с высокой ноты. Тэхён с осторожной плавностью закончил слово, шумно вдохнул и зажмурился. Корил себя за непозволительный промах. Сжал букет цветов чуть сильнее. Юнги приподнялся с места и приоткрыл рот, машинально готовый подхватить арию. Но услышал голос. Чуть тихий вначале, но звучащий всё громче и увереннее дальше. Мин гордо улыбнулся. Перед ним выступал начинающий профессионал.       А Тэхён закончил арию и, тяжело дыша, прикрыл глаза, слушая фантомные аплодисменты. Представлял себе обитые красным бархатом сидения, горящие на стенах лампы, большую люстру, женщин и мужчин в платьях и костюмах, которые пришли насладиться чем-то прекрасным. Представлял что-то эстетично-фантазийное. То, чего для него никогда не могло быть.       Юнги наблюдал за меняющимся выражением лица молодого человека. За слабой улыбкой, медленно сходящей на нет. За тяжело вздымающейся грудью и еле заметной в темноте зала поблескивающей от пота кожей. И испытывал непередаваемые чувства.       — Bravo… — тихо произнёс он, беззвучно аплодируя Киму. Они пробыли в тишине не больше минуты.       Молодой человек упал на колени. С таким грохотом, что Юнги невольно вздрогнул. Доски визгливо скрипнули от такого невежества, но Тэхён на это внимания не обратил. Лишь с трепетной нежностью прижал к груди успевший немного увять букет гиацинтов. Мин неспешно поднялся на сцену и, немного поколебавшись, присел перед молодым человеком. Дрожащие пальцы перебирали мягкие лепестки.       — Да-а, я здесь, с тобою… — дрожащим голосом неожиданно начал Ким, прикрыв глаза. У него не было сил на то, чтобы открыть их снова.       Мин задержал дыхание, вперив взгляд в тёмную макушку. Дуэт Фауста и Маргариты? С чего бы такой выбор? Тэхëн ответил бы на этот вопрос, если бы мог его слышать.       О, он бы всё отдал, лишь бы снова увидеть Юнги. Посмотреть в его усталые, но искрящиеся счастьем глаза, услышать его голос, увидеть в новой роли на сцене. Отдал бы всё, чтобы взять его за руку, а не просто случайно коснуться кончиками пальцев при передаче букета на поклонах. Хоть что-то. Хоть как-нибудь.       Тэхëн чувствовал себя Фаустом, готовым продать душу дьяволу за то мимолëтное счастье, которое обязательно сделает ещё больнее после того, как Юнги снова исчезнет. Теперь уже навсегда. Здесь, в заброшенном здании оперы и балета, он говорил о любви тому, кто никогда не сможет ответить.       Мин не знал, что ему делать. Только смотрел на измученное лицо напротив, желая забрать всю боль молодого человека. И слушал повторяющиеся строки.       — Я спас тебя, я спас тебя, — Тэхён опустил голову ещё ниже, утыкаясь носом в цветы. — Пойдём со мной, mon coeur …       Юнги слабо вздрогнул. Он всё понимал. Ещё с тех пор, как молодой Тэхён стал приходить к нему один. Как не упускал момента подойти поближе и одними губами мягко сказать «спасибо». И как всегда задерживал кончики пальцев на ладонях Мина, если такая возможность выдавалась. Он всегда хотел быть рядом. Он хотел быть достойным искусства.       — Маленький мальчик, который любил искусство… — Юнги улыбнулся уголками губ. — Теперь юноша, который стал им. В лучшем своём проявлении.       Тэхëн всхлипнул совсем тихо, уже не мог противиться слезам, рвущимся наружу. Такое периодически происходило, и молодой человек не был против. Всем иногда нужно отпустить что-то или кого-то, чтобы почувствовать себя лучше. А затем упал на сцену, утыкаясь лбом в шершавые доски, загоняя мелкие занозы в подушечки пальцев. Желая получить отрезвляющую боль.       Он рыдал громко и больно. До режущих горло стаккато. До кашля, до боли в груди. И лежал почти на коленях Мина, если бы тот был жив. А Юнги невесомо гладил его по голове, разделяя те боль и отчаяние, которыми были наполнены сердце молодого человека.       Тэхëн знал, что пришла пора отпустить тот эфемерный фантом, за который он держался так долго.       — Моn coeur, — тихо произнёс молодой человек и поднял взгляд прямо на Мина, словно чувствовал его присутствие всё это время. Юнги скользнул языком по сухим губам. От Тэхёна это прозвище звучало ласково-интимно, заставляло опустошить лëгкие и больше не дышать. Запомнить этот момент и никогда не упускать его из памяти.       — Я знаю. Всё знаю, маленькое искусство, — Юнги тяжело вздохнул и накрыл невесомой рукой ладонь Кима. И тот вздрогнул. Словно почувствовал это ледяное прикосновение. — Я всегда буду с тобой.       Они просидели так ещё некоторое время, пока Ким окончательно не выбился из сил.       — Je t'aime, — неожиданно тихо сказал Юнги.       — Люблю, — также тихо произнёс в унисон Тэхён.        Он невесомо коснулся нескольких цветочков губами и оставил букет на сцене. Не мог уйти без прощального подарка. И, закидывая рюкзак на плечо, заметил под одним из сидений блеск. С прищуром наклонился поближе, разглядывая находку, и в удивлении вскинул брови. Брошь на застëжке-иголке с камнем жёлтого цвета, потрескавшимся с краю, напоминала солнечный лучик, упавший на Землю. Ким думал недолго. Забрал её себе на память. Ведь прекрасно помнил такую на лацкане пиджака у Мина Юнги в один из открытых вечеров.       — Прощай, mon rayon de soleil, — Мин мягко улыбнулся, глядя вслед уходящему из здания Тэхёну. В конце концов, молодой человек только начинал жить. — Ты со всем справишься.       Мужчина вздохнул и прикрыл глаза. Приятная лёгкость наполняла грудь. От долгожданного чувства свободы приятно покалывало кончики пальцев. Маленькое искусство спасло его от одиночества почти семь лет спустя.       Ким Тэхён знал, что Юнги всегда рядом. Он чувствовал его. И этого было вполне достаточно для того, чтобы идти вперёд.