Маленькой Сансе снятся морозные сны

      Маленькая Санса – маленькая леди Винтерфела.       Маленькая Санса – юная зимняя роза, распустившаяся посреди сугробов Севера.       Маленькая Санса любит сказания и песни про отважных рыцарей и прекрасных принцесс, где много горестей, да, но обязательно счастливый конец.       Маленькая Санса говорит, что видит во снах, как едет с возлюбленным в края, где солнце греет, где трава зелена круглый год, где моря цветов, диковинных фруктов корзина и нет снегов.       Маленькая Санса – маленькая лгунья.       Ведь во снах её лишь мороз. Лютый, беспощадный, северный. От него не спасают ни тёплые шкуры, ни воды источника, текущего по замковым трубам, ни маленькая сестрёнка под боком.       Каждую ночь она замерзает, жмётся к Арье, но упрямо молчит, никому не говорит. Ведь что измениться, расскажи она? Разве настойки мейстера спасут её от холода неведомого? Нет. Они просто быстрее отправят её в сонное забытье, прямиком в объятия мороза. Только тогда она не сможет вырваться, не проснётся ночью тёмною, в отчаянии прижимая ладонь ко рту, дабы не разбудить сестру. Она знает, пробовала, стащив маковое молочко из запасов Лювина. Тщетно. Да и матушка не погладит её по головке за поднятую суету понапрасну.       Подобное поведение недостойно леди, Санса.       Но однажды что-то изменилось. Ей исполнилось десять. В её снах что-то появилось.       Кто-то.       Сначала она увидела знакомые очертания чардрева. Оно было высоким, более мощным, чем то, что росло в богороще у замка, укрытое снегом, словно белой шубкой, но абсолютно сухим. Ни на одной из веточек не было и листочка. Хотя Санса могла поклясться всеми Богами и старыми и новыми, пусть и не бегала столь же часто к нему, как отец или Джон, любившие ту таинственную тишину, что стояла там, предпочитая маленькую молельню, построенную отцом для матушки, что их чардрево круглый год было увешано бордовой листвой.       Она не была столь же любопытной как её младшая сестра Арья, в ней не было «духа приключений», как называли свои проказы-безобразия Робб, Теон и Джон. И всё же ей стало любопытно.       В тени этого старого чардрева кто-то был, лежал в корнях неподвижно. Однако всё, что она увидела, робко, и с некой опаской, подойдя ближе по мягкому снегу, который, впрочем, ничуточки не холодил нежную девичью кожу, – это глаза. Холодные голубые глаза, подобные замёрзшей речной воде, безмолвно обещающие:       «Жди. И я приду за тобой.»       И Санса ждала.       Чего ждала? Кого ждала? Зачем ждала? Не знала. Но упрямо ждала.       Она ждала, и в день, когда в их дом прибыл король со своей семьёй. Ждала, когда её обручили с принцем Джоффри. Не замечая жаждущих её глаз мальчишки, чьё неутоленное желание сменилось жестокость. Ждала, когда её увозили из родных северных краёв в замок южных земель. Лишь вглядывалась куда-то вдаль, гадая: «Может хоть сейчас?». И даже потом ждала, когда осталась одна, ждала, терпя насмешки венценосной семьи и придворных, а после и избиения стражников с дозволения юного короля, что был её женихом, ждала… И когда голова её отца покатилась по земле, поняла, что не дождётся.       Спустя годы притворства, лжи, обмана и интриг, она вернулась домой, на Север. Пусть с помощью Мизинца, играя в его игры, выступая в них покорной пешкой. Пусть для этого потребовалось стать женой предательского болтонского отродья. Она готова была стерпеть многое ради возвращения своего дома - Винтерфела. Но, Боги, как же она недооценила жестокую натуру Рамси Сноу.       В первую ночь с ним она молила о самых лютых холодах, что заморозили бы даже столь чёрное сердце бастарда, заставив перестать биться, о бурях, что искромсали бы его тело острыми льдинками на кусочки, о непрекращающихся снегах, что погребли бы его ещё живого, дышащего под собою.       И радовалась, хотя по щекам текли злые, горькие слёзы. Радовалась так искренне, как только могло её израненное сердце, что Арья, её непокорная сестрёнка, избежала её участи. Хотя Арья, истинная северянка, наверняка вспорола мерзавцу брюхо, сделай он хоть шаг по направлению к ней. Это знание помогало ей прожить ещё один день. Затем следующий и следующий.       Надежда свидеться хоть с ней, что уж точно выкарабкается из всех передряг, что не подкидывала бы ей жизнь, всё ещё цвела внутри Сансы, подобно той самой упрямой синей розе, что цветёт в холода всем ветрам назло.       А затем, в очередную ночь, наполненную её страданиями и болью, она вновь увидела во сне знакомые льдисто-голубые глаза.       «Я уже близко.» - шепнул голос над самым ухом, обдавая кожу, морозным дыханием, и сон испарился.       Это был знак.       Он позвал её. И она откликнулась. Сбежала от своего мучителя туда, куда зазывали её студёные ветра.       На Стену. К единственному оставшемуся в живых родичу. К Джону Сноу – бастарду её отца, презираемому её матерью, так и не заслужившему и крохи любви ныне покойной леди Винтерфела.       Естественно, она боялась. Как он примет её? И примет ли вообще? Что если не захочет помочь, укрыть, защитить? Сомнения, наряду с воспоминаниями о собственном пренебрежении и безразличии к ни в чём неповинному мальчику почти заставили её повернуть в сторону.       Однако страх вновь оказаться в лапах болтонского ублюдка подгонял сильнее, заставляя мчаться во весь опор.       И Джон не подвёл. Принял, защитил, укрыл. И, кажется, простил.       «Нечего прощать.» - сказал он ей уверенно, но душа Сансы, мучимая виной, была неспокойна.       Она гуляла по Стене, подальше от мест, где «вороны» несли свой дозор, надеясь, что ветер сдует все тревоги, вглядываясь в горизонт неизведанных краёв, куда ранее ступала лишь нога одичалых, что ныне обитают в замке Ночного дозора, скрываясь от опасности, что таят в себе те снега и вековые леса.       Санса всё ещё слышала зов своего ночного гостя, что, казалось, лишь усилился, оттого-то и не могла не вглядываться в бескрайнюю тьму диких лесов за Стеной.       И вот в тени елей небывалых высот мелькает знакомый блеск льдисто-голубых глаз, на дне которых пляшет пламя из самого седьмого пекла.       Бледный всадник покидает своё укрытие и неспешно скачет вперёд. К ней. Санса, словно очарованная, провожает взглядом весь его путь, не обращая внимания ни на странный цвет его кожи, ни на подозрительную худобу лошади под ним.       Он останавливается в нескольких шагах от Стены, так и не прервав их зрительный контакт, словно от этого зависит судьба мира. Что, впрочем, было так, однако не ведомо ни единой душе, кроме самого всадника.       Естественно, дозорные замечают необычное движение, и едва поняв, кто именно у ворот, тут же всполошились, поднимая оглушительный шум-тревогу. Но Санса их не слышит, чувствуя лишь беспокойное биение собственного сердца.       Словно почва уходит из под ног. На мгновение она ощутила себя пёрышком, парившим над землёй.       Как оказалось, совсем не образно. Буквально.       Она падала, поддавшись какому-то детскому порыву, желанию получше разглядеть своего давнего знакомца-незнакомца, не почувствовав толчка в спину, одного из потерявших разум от страха мужчин.       «Стена и вправду весьма высока.» - мелькнула мысль в её голове. Полёт обещал быть долгим, но на деле Санса не успела даже испугаться, как её уже подхватили чьи-то руки.       Незнакомые руки, чьи прикосновения обжигали холодом даже сквозь шубу.       И опять страху не позволили овладеть ею.       Пусть прикосновения ей не знакомы, но разве можно бояться глаз, что видишь пусть и не вживую, а лишь во снах, вот уже не один год?       Белый ходок, Санса не дурочка, как бы многие не злословили у неё за спиной, понимала, кто перед ней, был ужасающе безобразен внешне и устрашающе грозен своею силою, что умещалась в столь хрупком на вид теле. Словно изо льда. Да только не важен был Сансе его лик. Девушка целиком и полностью была приворожена этими спокойными глазами, о замёрзшую гладь которых билось неистовыми волнами неведомое чувство, название которому она не решалась бы дать от незнания.       Он склонился к ней, продолжая удерживать в своих руках. Она не сопротивлялась, не пыталась высвободиться, напротив, провела пальцами по его обветренной щеке, отчего-то ощущая, что вреда ей не причинят.       Санса прикрыла глаза, уверенная в том, что последует дальше. И хладные уста прильнули к её.       Где-то наверху, на Стене в первозданном ужасе кричал Джон, зовя её по имени, но дева не слышала его, и не видела, как со стороны Винтерфела налетели ветра и столкнулись с ветрами истинного Севера, лишь ощутила, как поднялись вверх её юбки и взметнулись волосы. Не видела она и улыбки на губах черноволосого статного мужчины, глаза которого сменили лёд на сталь, что обнимал за талию, не желая прерывать поцелуй и лишаться столь желанного тепла, коего был лишён веками.       Обещанная королева, что принесёт весну душе Короля Ночи, была найдена.       А сердце некогда проклятого вновь забилось.