Глаза-океаны

Даня смотрит одновременно в две пары блестящих карих глаз и замирает на тех, что старше, в которых больше прожитой боли, не заживающей, не заживущей, наверное, уже никогда. И остро, как и всякий раз до этого понимает, не проходит. К Этери можно относиться по-разному: уважать, ценить, даже ненавидеть, а то и презирать, кто кому запретит придумать себе человека и относиться так, как хочется? Но все это только до секунды, когда всерьез поглядишь ей в глаза. После этого - только любить. Даня взглянул один раз и пропал навсегда. Он уже и не думает, что выгребет к какому-нибудь необитаемому острову из этого океана. Век будет глядеть на влажную блестящую гладь, то тихую, то несущую бури, то коробящуюся о несправедливость и жестокость внешних преград и злословия. И весь этот век тонуть с болезненным восхищением. Наверное, он должен был пробовать. Не так, как было, а всерьез. Ну, знаете, чтобы она поняла, что все по-настоящему, что не пройдет у него. В общем-то, что тут уже говорить. Первый раз слезы на глазах Этери Глейхенгауз увидел в совершенно частной и честной обстановке катка. Они опять о чем-то поругались с Юлей. Юля ромашкой отродясь не была, а после олимпиады стало совсем сложно. Но оно вроде же и рабоче. Сколько скандалов, шума, криков бывало на катке. Подростки. Даня и сам тогда еще был почти подростком. Не без своих закидонов. Иногда даже понимал этих мелких лучше, чем тех - взрослых. А тут, непонятно, что-то, видимо, произошло совсем из ряда вон, только он не знал - что. Сначала увидел вылетающую из раздевалки Юлю, а когда зашел, совсем странную сцену: Дудаков стоял у бортика и придерживал ладошки старшего тренера, что-то тихо говорил, постоянно поглядывая на лед, где в это время шла тренировка. Этери кивнула, не поднимая глаз. - Да ну нет же!- гаркнул за плечо женщины через весь каток Сергей Викторович, отпустил тонкую ладонь и поехал в сторону Медведевой. Вот тогда в воззрившихся на него карих глазах Даня и увидел их, слезы, которые сделали все волшебным. И пропал. Сам-то и не заметил сначала. Ну, красивые глаза на мокром месте. Ну, бывает. Даша зато заметила быстро, да и как иначе, когда молодой человек стал жить в “Хрустальном”, изредка наведываясь к ней. Ну, ладно, раз можно оправдаться работой, два, но не круглосуточно же и круглогодично? Что там вообще можно делать сутками 365 дней в году? - Дань, а ты не хочешь как-то адекватно поделить жизнь и работу?- поинтересовалась однажды девушка, о которой забыли на неделю начисто. Не мог. А Даша не могла жить с мыслью, что она пятое колесо. В общем, расстались. Женщины всегда чувствуют, когда они больше не номер один в твоей жизни, когда есть кто-то еще. У Дани теперь были глаза, которые можно смотреть вечно и замечать новые оттенки. И искать новые оттенки. Когда он приносил хорошую музыку, хорошую идею, хорошее воплощение замысла, в глазах появлялось что-то еще, неизвесное, незабываемое. Коллекционировал, собирал, засматривался. Искал конечность эмоции за карим блеском, а эмоций рождалось нескончаемо. И было видно, что Этери нравится этот поиск. Благодарила, хвалила, обнимала. Включалась каждый раз в его авантюры на льду. Но наступал вечер, конец рабочего дня, со всеми прощалась, уходила к себе домой или в номер в гостинице. Ни разу не позвала следом, хотя бы под каким-нибудь предлогом. Ему-то, правду сказать, показалось после олимпиады в Корее, что дело точно движется с мертвой точки, особенно когда предложила вместе отпраздновать Новый год. Там, в общем, и объяснялись. Он полез целоваться, а Этери ответила: - Ты пьян! И Даня сказал: - Я тебя люблю! А в ответ получил: - Пьяные любят всех. Завтра пройдет. Не прошло у него, конечно. Второй раз заговорил после чемпионата мира, куда они выволокли Алину. Сколько было вложено в это волочение никто не знает, они уже и сами не помнят. Этери даже как-то усмехнулась, что они это золото выносили и родили со всеми прилагающимися проблемами от токсикоза в начале до преэклампсии в конце. Да и добавила в конце: - Но ничего… Все это быстро забывается. Роды, вообще, дело забывчивое. В тот день он второй раз признался. В блестящем карем омуте больше не было удивления или насмешки, только понимание и грусть что ли? - Данечка, оглянись вокруг, посмотри, сколько здесь ходит чудесных молодых девчонок. Твоих ровесниц. Ну, что ты выдумываешь? Какая любовь? Я тебе в матери гожусь. Отступился. Выбрал девочку себе по росту. Живет в соответствии с этим самым ростом. Этери за него очень радовалась. Олю любит, в первую очередь, наверное, за то, что Оля не мешает Дане жить на катке. И, может быть, за то, что она-то уж точно не станет тем судном, которое подберет утопающего в океане темных глаз и увезет на сушу. Если бы вы знали, как Даниил Маркович Глейхенгауз, заслуженный тренер России, практически семейный человек ненавидит все то, что так любит, от чего ему все время больно, а будет еще больнее. Смотрит одновременно в две пары блестящих карих глаз и замирает на тех, что старше, в которых больше прожитого, не заживающего, не заживущего, наверное, уже никогда. И остро, как и всякий раз до этого понимает, не проходит.