Сгорая

      Стояла тишина. Тяжёлая, гнетущая, давящая на уши. Арлекино напряжённо вслушивалась, стоя у окна с закрытыми глазами.       Сегодня днём пришли вести из Инадзумы, касающиеся сложившейся там ситуации и миссии Фатуи в этой стране. Среди прочих нерадостных сообщений было упомянуто о побеге одного из Предвестников и смерти другого. Это всё, что она успела услышать от посланника прежде, чем ушла из зала, не желая узнавать подробности.       Но Арлекино знала. Прекрасно знала. Розалина-Кручка Лоефальтер не могла предать их и сбежать. Беглецом мог оказаться только Сказитель Скарамучча, а значит, Прекрасная леди Синьора мертва. Её Прекрасная леди теперь мертва.       Ручка двери медленно повернулась, прерывая мысли, и на пороге возник Дотторе. Предвестник шагнул в полумрак помещения, бесшумно закрыв за собой дверь. Он взглянул на девушку. Та продолжала стоять к нему спиной, никак не отреагировав на появление.       — Арлекино. — окликнул её Доктор. — Что? — спокойно спросила та, не шевельнувшись. Она не хотела видеть его сейчас. Не хотела слушать. Не хотела знать, что случилось. — Ты ушла, не дослушав. — констатировал факт Дотторе. Было не ясно, в каком он сейчас настроении, да и в целом угадать намерения и эмоции этого слегка сумасшедшего человека удавалось далеко не всегда. — И? — потребовала объяснений Арлекино, по-прежнему не оборачиваясь. Она говорила с нажимом, пытаясь таким образом дать понять, что не настроена на беседу. — Тебе не интересно, что произошло? — вопрос был скорее риторическим, ибо ответ на него очевиден. Голос Предвестника звучал спокойно, не выражая особой заинтересованности.       На минуту, тянувшуюся для обоих слишком долго, в кабинете повисло молчание. Наконец Арлекино обернулась. Её лицо было холодным, но ясно выражало гнев. Чёрные глаза с красными крестами вместо зрачков уставились на Доктора.       — Как это случилось? — прозвучал настойчивый вопрос, разрезая едва ли не осязаемую тишину. — Она проиграла на дуэли в Тэнсюкаку. Сëгун Райдэн казнила её.- произнёс Дотторе. Лишь самый внимательный человек в этот момент мог уловить в его тоне сожаление. — Кому? — сухо поинтересовалась Плутовка. Брови девушки заметно сдвинулись к переносице. — Путешественнику из другого мира. Тому, с которым ранее уже сталкивались восьмой и одиннадцатый Предвестники. — пояснил Доктор, наблюдая за реакцией Арлекино. — Это всё? — Предвестница скрестила руки, изо всех сил пытаясь держать спокойное выражение лица. — Тебя ждут на общем собрании. Не сейчас, немного позже. — сообщил мужчина. — Хорошо. А теперь уходи. — девушка вновь отвернулась к окну, не удостоив Дотторе прощанием. — Соболезную. Эта для всех нас весьма неприятная потеря. — помолчав, сказал Предвестник, не переставая наблюдать за Плутовкой из-под маски. — Ты меня не услышал?! Выйди вон! — голос Арлекино треснул и сорвался на полукрик. Девушка резко обернулась, занося руку, словно собиралась ударить Доктора. Не говоря ни слова, Предвестник открыл дверь и вышел, оставляя её в одиночестве.       Дверь тихо захлопнулась, и Дотторе оказался в заполненном белым светом широком коридоре. Пару минут Предвестник прислушивался к звукам за дверью, но там было тихо. Доктор чуть слышно вздохнул. Состояние Арлекино его обеспокоило. Дотторе знал, что четвëртая Предвестница не самый благонадëжный и спокойный человек. Неизвестно, что она может сделать, лишившись кого-то столь важного для неё. Без сомнения, Чайлд Тарталья был прав, назвав эту девушку «чистым безумием».       Доктор точно не знал, насколько близки были Розалина-Кручка с Арлекино, но судя по реакции последней — ближе, чем он мог предположить ранее. Предвестник не совал нос в их дела, и не так уж сильно переживал за состояние Арлекино, но в такое время потерять ещё одного человека было бы очень не кстати. Оставалось лишь надеяться, что Плутовка не натворит чего-то из ряда вон…       Покачав головой, мужчина направился дальше по коридору. С проблемами Арлекино можно будет разобраться потом, если того потребуют обстоятельства, а сейчас Доктора ждут его эксперименты.       Арлекино медленно выдохнула, сильнее сжимая руки в кулаки. Поверить в случившееся было сложно. Это звучало до того нелепо, что даже можно было бы принять за шутку, но, увы, посланник не шутил.       — Как? Как ты могла проиграть какому-то мальчишке?! Как допустила такое?! — вслух спросила Предвестница и в порыве гнева смахнула со своего стола несколько книг и листов. Документы с шелестом опустились на пол. Девушка с презрением взглянула на них и снова устремила взор к хмурому тëмному небу.       Комната казалась слишком душной и тесной. Сильнее закутавшись в тяжëлый белый плащ с чëрным меховым воротником, Плутовка прошла на балкон.       Арлекино стояла, облокотившись на холодный витиеватый парапет и смотрела вдаль. Медленно падал снег, садился на её светлые волосы и на одежду, но девушка этого не замечала. Порыв сильного ветра всколыхнул полы плаща, заставив Предвестницу вздрогнуть от холода.       Откуда-то из темноты вынырнул яркий красный огонёк. Девушка вгляделась в него и заметила огненного мотылька, летящего по направлению к зданию. Арлекино протянула руку. На миг существо задержалось над её ладонью, после чего продолжило свой путь. Отчаяние новой волной накатило на неё. Плутовка безвольно опустила руку, сжимая пальцы в кулак так сильно, что ногти оставили на бледной коже глубокие красные следы.       Синьора… Как много боли она доставила четвёртой Предвестнице за всё время… Их отношения всегда были непростыми. Арлекино долго и упорно не желала признавать, что привязалась к этой надменной и пафосной особе, что ценит её больше, чем кого-либо другого, что не сможет расстаться с ней. Привязанность, любовь — всё это блажь, проявления глупости. Именно так считала Плутовка.        Но Прекрасная леди разрушила, стёрла в пыль её убеждение и идеал, привязала к себе, как марионетку. И Арлекино поддалась. В ярости они оставляли жгучие следы от пощëчин на лицах друг друга, а в порыве страсти разукрашивали царапинами тела. Девушка много раз порывалась уйти, клялась, что остановится и порвёт с этим раз и навсегда, но неизменно возвращалась. Снова и снова. Злилась, прощала, снова злилась и вновь забывала обиду. В этом было её счастье. Странное, приносящее страдания, но истинное счастье.       Арлекино с силой надавила пальцами на виски, словно хотела оставить вмятины на коже. Словно хотела выдавить из своей головы все воспоминания. Ветер продолжал швырять колючий снег ей в лицо, но девушка будто не замечала ни холода, ни метели. Ненависть грела её изнутри, разливалась по венам, дурманила разум.       И ей хотелось сжечь этот злополучный дворец до тла, разрушить весь мир и вонзить меч в самое сердце виновных. Хотелось своими руками проткнуть навязчивого путешественника насквозь и развеять по ветру его прах, задушить высокомерную и эгоистичную Райдэн, убить её же чëртовыми молниями. А если потребуется, свергнуть и своего Архонта, отправившего Розалину на верную смерть.       Арлекино разрывалась от невыносимой боли. Будто её сердце разрезали на части. Предвестнице хотелось провести по своим рукам острым лезвием кинжала, вспороть кожу, выпотрошить себя наизнанку, выжечь кислотой из пробирок Дотторе нутро, утонуть, захлебнуться в луже собственной крови. Что угодно, чтобы перестать чувствовать эту отвратительную, мерзкую пустоту в душе, саднящую боль от осознания невозвратимой утраты.       Однако сделать так было нельзя. Это было бы проявлением никчëмности и слабости, а Синьора ненавидела слабых. Каждый раз, когда Плутовка давала хоть малейшую слабину, позволяла хоть одной мысли повергнуть себя в смятение, Алая Ведьма напоминала ей об этом очередным наказанием. И Арлекино боролась с самой собой, отметая подобные проявления недостатков характера. И сейчас она должна быть сильной. Ради неё. Пусть Прекрасной леди больше нет рядом, девушка исполнит своё обещание. Будет исполнять всегда. Даже не смотря на то, что в этот самый миг ей хотелось просто шагнуть с парапета в вечернюю мглу.       Но вместо этого Предвестница стояла под порывами ледяного северного ветра, медленно сгорая и разрушая себя изнутри. Она сгорала в огне любви и боли, обращая в пепел свои надежды и мечты, горела невидимым пламенем ненависти под холодным и колким снегопадом, который сейчас казался сотнями острых игл, направленных на неё. И лишь всполохи Северного сияния освещали одинокую фигуру на балконе, сильную снаружи, но предательски хрупкую и сломленную внутри…