Будет помнить вся Россия

      Это был первый и последний день, когда Николай был не уверен в будущем своей семьи и целой страны. Полки один за другим переходили на сторону восставших. Сидеть во дворце было уже невозможно, тогда на площадь вышел Он. Солдаты, проходившие рядом, кричали «Слава Константину», а Павлович лишь уступал им дорогу, будто уступая трон старшему брату. Он не смел требовать у них повиновения, а они не смели убить Его.       Мятежники проходили мимо не желая присягать новому императору, даже скорее не веря в то, что сам Константин мог отдать трон просто так. Немыслимо. Царствование - высшая благодать, но, в то же время, и кара небесная. Разве можно было мечтать о троне в такой стране? Николай был схож с родичем своим - Михаилом Фёдоровичем, который также стал государем "случайно", который также плакал на коленях не веря, что Он теперь будет навечно обречён нести это тяжелое бремя. Ему придётся возвысить державу власти, либо его сотрут из страниц истории. Но никто не желал властвовать. Жена Николая, узнав о завещании Александра 1, плакала и не могла понять за что на их семью обрушилось такое горе в виде короны. Даже Николай будучи не наследником видел и говорил, что гвардия его не любит, а ведь гвардия – важнейшая часть целой империи, именно она творила перевороты, бунты и революции, именно она была руками, которые могли ослушаться голову – императора. Читатель наверняка спросит, а за что не любили Николая? Возможно за чрезмерную грубость и военную дисциплину – этим он пошёл в отца. Строгий военный, который из балета сделает военный полк и доведёт его до совершенства. За это и не любили. Идеалы впрочем не привоекают взбалмошных натур. Он был строг со своими подчиненными и требовал от них безукоризненного выполнения законов и правил, но при домашних отличался спокойствием. Однако в тот зимний день всё было иначе. Никто не слушал Николая, он был на площади с сотнями солдат, но был так одинок. Кругом веело лишь запахом смерти, ветер гудел в ушах, ещё немного и из ушей полтётся кровь от звона и криков. Совершенно один, не понимая криков и возгласов толпы: «За Константина и его жену Конституцию!», ое стоял, не смея уже ровно дышать. Казалось, следует ещё одному полку пройти мимо со штыками и сердце императора осиановится толи от боли, толи от страха. Эти отуманенные декабристской пропагандой люди действительно даже не понимали, что такое эта Конституция? Зачем она? Любое промедление и император мог лишиться всей своей семьи, ввести страну в пучину гражданской войны, всё это тревожило его куда сильнее, нежели собственная жизнь. Он не хотел крови, не хотел именно так начинать правление. Адъютант предложил открыть огонь: «Вы хотите, чтобы я пролил кровь моих подданных в первый день моего царствования?!». И ему придётся, ради всей империи, ради семьи и самого себя, иначе усмирить мятежников не удастся. Они, взамен на весь народ, убить, чтобы подарить жизнь.       На площадь подошёл русский баярд – Михаил Милорадович – генерал-губернатор Санкт-Петербурга и герой войны 12 года. Тот, кого знал каждый - от мала до велика. Сам Хозяин столицы. И подобно рыцарю на белом коне Он помчался к мятежникам со своей именной шпагой - уже третьей в его жизни.       Первая - золотая сабля была пожалована самим императором Александром 1. Вторую, за доблесть и отвагу, всю в драгоценностях и алмазах, он получил в далёком 1813, после изгнания Бонапарта. И в империи дороже сабли не было и не будет больше никогда. Но ближе к сердцу была только одна, та самая – третья, подаренная самим цесаревичем Константином с гравированной надписью «Другу моему Милорадовичу».       Он вышел на морозную площадь, окутанную холодом, страхом и непониманием всего происходящего. Способный убедить кого угодно, Михаил начал речь, возвысив шпагу, подаренную ему от всего сердца, уверяя солдат, что Он – друг самого Константина и не пойдёт против него и его воли. Как же? Как же мог пойти Он против друга? И ведь не мог. Солдаты верили, и знали, что Михаилова пламенная речь правдива и несёт лишь доблесть, как и он сам, да только она была прервана предательским выстрелом Каховского из толпы демонстрантов. После выстрела последовала недолгая тишина и хриплый голос губернатора.       «Детки мои, да что же вы творите? Не губите душу свою…»       Обжигающий свинец прошёл вглубь, разрывая мундир, обсыпанный наградами. Генерал, прошедший всю Отечественную, не поймавший ни единой пули, был ранен на родине, в родном Санкт-Петербурге, соотечественником. Так была пролита первая кровь на Сенатской площади. Белый снег вмиг стал кроваво алым. Переговоры быдт уже невозможны...       Его понесут обратно уже на руках. По дороге Михаил Андреевич растеряет ордена, медали - всё выкрадут. Но шпагу с рук не выпустит, для него она была слишком дорога, дороже Ордена Святого Георгия, дороже жизни.       Будучи ещё в здравом уме, говоря, в свойственной ему манере, то по-русски, то по-французски, Михаил будет сердечно рад тому, что его ранила не солдатская пуля. Но сама эта пуляне будет не смертельна, врачи легко от неё избавятся. Большая кровопотеря будет вызвана ранением в живот. Штык, прошедший насквозь, принесёт ему мучительные боли. Семеро врачей: Габерзак - первый остановивший кровотечение, Петрашевский - друг самого Милорадовича, Рюль и Крейтон - присланные самим императором, Арнедт - много позже пытавшийся спасти Александра Сергеевича Пушкина, а также Буш и Буяльский поспешат в Конногвардейские казармы, куда доставят Михаила, все семеро будут бороться за его жизнь. Пройдут часы, прежде чем он обретёт покой и жизнь великого генерала оборвётся уже к концу восстания, которое будет подавлено артиллерией.       Кого и от чего спасали? Желал ли народ Конституции, которую не знал? Быть может справедливости, которую обещали декабристы? Обещали, но не всем. Да как можно говорить о справедливости, когда в «Русской Правде» Павла Пестеля прямо отвергается равенство всех перед законом? Делилось общество на «буйных» и пригодных, на властителей и подчинившихся?       Запомнит вся Россия, будет помнить вся столица. День борьбы за свободу, за революцию. И народ получит всё, чего желает, но только в своё время - свободу, а после и революцию, которая отнимет эту свободу и разрушит Великую империю.       Уже на допросе декабристы сознаются, что хотели убить всех - неповинившихся, императора и даже его детей. События того страшного дня навсегда останутся в памяти царской семьи: жена Николая всю жизнь будет страдать нервным расстройством, а детей ещё долго будут мучить кошмары. Не будет прежнего доверия к собственному народцу, император больше не будет гулять по столицы без охраны, беседовать с прохожими, говорить о житейском – всего этого не будет. Останется лишь страх и недоверие.       Многим декабристам Николай смягчил меру наказания, в том числе заменил смертную казнь на ссылку, но вот досрочно возвращать их назад так и не решился. Эти несколько суток без сна и еды в колоссальном напряжении стали большим уроком для императора. К смертной казни будут приговорены лишь пятеро декабристов, их фамилии будут эталоном своды - Павел Пестель, Кондратий Рылеев, Сергей Муравьёв – Апостол, Михаил Бестужев – Рюмин, Пётр Каховский.       С петли сорвались трое: Муравьёв-Апостол, Каховский и Рылеев. «Даже повесить как следует не умеют!» И ведь правда. Разучились! Последний раз в России казнили только Пугачёва ещё 50 лет назад. Никто уж не умел завязывать узлы, натирать их правильно маслом. После казни и вовсе пришлось идти в лавку за новыми верёвками, чтобы ещё раз повесить троих. Ранее казнённым пришлось стоять четверть часа на плацу рядом с повешенными, ожидая своей очереди. Народ это возмутило, очень сильно возмутило. Но Николай не смог простить им этого, был готов простить всё, но не угрозы расправы с детьми. Для Императора эти пять жизней стоили целой империи и семьи, для новых террористов это было толчком, для Императора - точкой невозврата.