Костер

Он не совсем понимал, как так получилось вообще. Величайший темный маг всех времен вместе с.. Королём драконов? Для самого Зерефа это оставалось странным даже спустя те полторы сотни лет, что они провели вместе. Хотя, возможно, для простых магов такой союз был даже логичным — два сильнейших существа в истории должны было либо сражаться, либо объединиться. Вдвоем они могли бы подчинить себе весь мир, но не стали этого делать — им было приятнее быть (почти) обычной парой. И они идеально сошлись характерами. Зереф с самого их знакомства нуждался в заботе. Акнология был тем, кто желал о ком-то заботиться, но имел лишь лес рядом со своей пещерой, что вырастил сам. Этот же лес Зереф переодически уничтожал во время приступов, а потом отдавал Акнологии свою магическую энергию, чтобы его восстановить. И Акнология не злился. Акнология смеялся, лечил лес и водил Зерефа извиняться перед ожившими деревьями и животными. На лужайке перед общей теперь пещерой был небольшой сад, в котором росли овощи и несколько яблонь. Сначала Акнология возился там сам и не подпускал мага, чтобы тот не затоптал чего, а потом выделил ему грядку с морковкой. Зереф заботился о ней настолько сильно, что к началу осени от морковки ничего не осталось, а Акнология на это только посмеялся и пообещал на следующий год отдать магу посевы укропа. Зереф всю зиму воспитывал в себе искреннюю ненависть к укропу. Их пещера находилась в горах, далеко от любого из поселений людей, а вход в нее был надежно спрятан лесом. Но Зереф с завидной периодичностью попадался в лапы проходящих мимо путешественников или терялся в лесу, выходя через пару недель к городам и селам в другой части континента. Сначала Акнология не волновался — когда маг звал его, он всегда это слышал. Но маг не звал. Ни разу. Но возвращался через месяц еще более подавленным, чем обычно, и ведь даже не поймешь, что случилось, на нем ни одного шрама нет, а все раны заживают за полчаса. Дракон просто надеялся, что с его магом не делают ничего плохого. А для Зерефа все эти прогулки по лесам всегда проходили по одному сценарию. Он уходил гулять, терялся, блуждал где-нибудь примерно неделю, натыкался на лагерь путешественников или на дозорных около города, они пытались ему помочь, он случайно убивал часть из них, его принимали за темного колдуна (коим он, собственно, и являлся) и тащили куда-нибудь, пытаясь отомстить. Обычно дня за два пыток, от которых на нем не оставалось ни следа, люди либо отпускали его, либо пытались основать в честь него культ. И он уходил, чудом добираясь сначала до гор, а потом и до пещеры. Вот и сейчас. Не опять, а снова как говорится, но честно сказать, ему уже начинало надоедать. Хотя бы потому, что каждый раз он тратил слишком много времени, стараясь не убивать пытавших его людей. Не самое приятное занятие, если честно, но у Зерефа бывало и похуже. — Радуйся, наш правитель решил сжечь тебя на костре, — один из стражников открывает дверь в камеру, где маг валялся уже второй день. Его вытаскивают, заставляют куда-то идти, долго-долго готовят к казни, непонятно зачем. А Зерефу просто хочется, чтобы его сожгли уже наконец и он смог уйти. Его немного забавляет тот факт, что правитель города выбрал именно этот способ казни, потому что... Да, плюс один в копилочку его смертей. Ему отрубали голову, четвертовывали, пристреливали, но заживо он пока еще не горел. Интересный опыт, который он полностью заслужил. Он поднимается на огромный костер, и его привязывают к столбу посередине, а он даже не сопротивляется. Он никогда не против того, чтобы его казнили близкие тех, кого он убил. Он всегда признает свою вину и всегда идет на свой эшафот с низко опущенной головой. Он не хочет смотреть на людей, чтобы у проклятья не было лишнего повода для убийства. Он их не видит — значит и убивать некого. Кроме его самого. Костер поджигают, и пропитанное маслом дерево сразу занимается. Оранжево-красное пламя быстро перекидывается на его тяжелую и мокрую от масла же одежду. Огонь прожигает ткань, пробирается по тонким волоскам на теле, касается кожи, охватывая его ноги до колен. С губ срывается неожиданно громкий стон. Гореть невероятно больно. А огонь бежит все дальше, перекидываясь на руки, грудь, плечи. Кожа очень быстро и хорошо прогорает, а потом также быстро появляется на теле снова, и снова горит. Веревки выдерживают недолго, и он падает на костер, давая огню доступ к своему лицу. Ноги не держат. От промасленной одежды уже ничего не осталось, только кожа сгорает раз за разом. Интересно, те кто умирал от его проклятья чувствовали что-то подобное? Сначала яркую, в буквальном смысле обжигающую боль от пылающей кожи, а потом медленное, тягучее мучительное чувство, с которым прогорает плоть, прогорает до самых костей. Может быть, смерть от его проклятья похожа на это? Зереф искренне надеялся, что нет, что убитые им люди просто неожиданно заснули, а потом проснулись в каком-нибудь лучшем мире. Дым от костра попадает в рот и глаза, когда он в очередной раз кричит. На щеках чувствуется что-то мокрое, или кровь, или слезы, и Зереф думает, что если бы он мог нормально истечь кровью, то потушил бы костер. Но он не может. И он замечает, как его регенерация становится все более медленной, что плоть прогорает все глубже, что кожа затягивается уже еле-еле. А ноги перестали восстанавливаться уже давно. Да, для его регенерации нужна магическая энергия, и хоть у Зерефа ее много, она не вечная. Но нет, если энергия кончится, он не умрет, просто тело его придет в норму только через несколько часов, а не как обычно. А огонь теперь пытается сжечь, превратить в пепел его уже почерневшие кости. А потом он слышит грохот, крики людей. Приоткрывает глаза — все равно ничего не видно от дыма. Ничего, пока костер не тушат несколькими ведрами воды. Рядом с ним оказывается высокая фигура, а на его обожженные плечи накидывают плащ. Пожалуй, это больно, но после всего, что было раньше — почти незаметно. — Ты же вроде умный, сейчас-то что случилось? — Акнология опускается рядом с ним, аккуратно притягивает к себе, стараясь не задеть ожоги. — Только не говори мне, что это случается каждый раз, когда ты теряешься. — Сжигают меня в первый раз, — неожиданно, но голосовые связки почти не повредились, как и лицо. Так что Зереф говорит хрипло от забившегося в легкие дыма и улыбается кончиками губ. — Уже хорошо, — Акнология вздыхает. Тянется к его лицу и стирает слезы со щек, размазывая копоть по лицу. — К счастью, я пока был с тобой поумнел, иначе ты бы тут до вечера горел. Но ты одно мне объясни — почему никогда не звал меня? Почему никогда не рассказывал, что случилось? — Но если бы ты пришел, как сейчас, ты уничтожил бы все города в которых я был, — Зереф прижимается щекой к чужому плечу, кое-как притягивая к себе еще не восстановившиеся ноги. — Зачем добавлять еще жизней ко всем, что отнял я, и что были отняты из-за меня? — Вот вечно ты так, беспокоишься о людях, а они тебя на кострах сжигают, — Акнология почти рычит, но не может не признать, что в чем-то Зереф прав. От площади, на которой разложили костер не осталось ничего, кроме, собственно, костра. — Ладно, пошли домой, нам тебя отмывать еще. — Я очень сомневаюсь, что смогу куда-то пойти в ближайшие полчаса, так что... — Акнология подхватывает его на руки, так как будто он вообще ничего не весит. Понятно. — Вообще я не это имел ввиду, но ладно, спасибо. — А ты хотел на том костре еще полчасика посидеть, чтобы я мог покончить с остальной частью города? После этих слов Зереф надувается, что означает примерно «ну да, а что, нормальная же идея». Акнология смеется, и целует его в лоб, потом еще с минуту демонстративно отплевывается от копоти. — Вообще, мы могли бы немного отойти от города, подождать пока у меня восстановятся ноги, а потом уже идти домой, — несмотря на свои слова, Зереф довольно висит в чужих руках, периодически указывая Акнологии, что тот вообще не туда, куда надо, идет. — Да ладно, отсюда до дома всего часов шесть пешком, я тебя донесу. — Не надо меня шесть часов на руках нести. — Надо. Зереф закатывает глаза. А Акнология снова смеется, целуя его в лоб, и чуть ли не клянется дотащить его на руках до гор. И действительно клянется, но уже мысленно, что больше ни разу Зерефа в лес одного не отпустит. Дракон решил, что не позволит людям снова причинить боль его магу.