Writober & Rmtober

Седой тут ходячий Череп здесь на стороне Мавра В Доме не может быть двух вожаков. Всегда будет один. И сейчас это Мавр. Но плохо от этого той, чьего взгляда боятся все. Ведьма... Она принадлежит к одной стае формально. А к другой — фактически. Она теперь человек Мавра. Но любит она Седого. Любит всей своей ведьминской душой. И знает, что этого долго скрывать невозможно. И вот. В один день Мавр и Череп все узнали. Они не стали кричать, ругаться. Череп просто взял нож, а Мавр прижал ее своей коляской к стене. И в один миг коридоры Дома пронзил дикий крик, смешанный со слезами. Седой курил, корпя над одним из амулетов. И вдруг дверь отворилась. К нему без стука, буквально вползла Ведьма. Ее бока были залиты кровью. Ткань рубашки из розового превратилась в алый... — П...Помоги мне, Седой — девушка еле-еле могла дышать. — Господи, давай ложись сюда — Альбинос быстро скинул с амулетного стола почти все материалы и постарался очень аккуратно уложить на него пострадавшую. Умом он понимал, что будь Ведьма сейчас в более-менее адекватном состоянии, она бы руки ему оторвала. А поганая совесть сейчас рвала и метала. Амулетчик запихнул эту самую совесть в самый дальний и темный угол своей души, он снял с девушки эту окровавленную рубашку и вытащил из самых сокровенных запасов чистый спирт. — Потерпи, девочка, прошу тебя... — тихо произнес Седой, медленно опустив бутылек с обжигающей жидкостью на одну из самых больших ран. И в этот раз Дом скрыл крики своих детей... Так продолжалось больше месяца. Ведьма совсем перестала носить открытую одежду. Сменила цветные рубашки на черное платье. Полностью закрывающее места, куда можно попасть ножом. Младшие подметили значительнве перемены в ней. Хоть и не подавали виду. Дети замечали, что старшая стала более плавной в своих движениях. Голос у нее был тихий, словно ей в горло напихали стекла. Не давала себя обнимать, а если на нее налетали в коридоре и обнимали без разрешения, то она сразу прикусывала себе кожу на тыльной стороне ладони. В столовую ее тоже не пускали. Точнее, Мавр не пускал. Он не давал ей есть. А если девушке удавалось как-то проникнуть в помещение и взять хоть немного еды, то ей обязательно подмешивали какую-то дрянь в воду, после этого Ведьму тошнило больше часа. И она не могла даже встать. Но все равно. Ежедневно. Как по расписанию. Она приходила к Седому и он залечивал ее раны. Казалось, они уже привыкли к такому режиму. Ведьма уже не кричала, не плакала. Только кожа кистей была изорвана с внешней стороны. Все, что находилось ниже груди, было в бинтах. Пока в одну ночь все не изменилось. Седой проснулся не от крика, а от истошного вопля боли и запаха горелой плоти. Он выскочил в коридор и остолбенел от увиденного. В языке плямени стояла связанная Ведьма. По ее щекам текли слезы. Девушка кричала, из комнат высовывались любопытные головы, но по приказу Мавра не подходили. Амулетчик схватил ведро с водой, и облил им Ведьму. Она моментально потеряла сознание. Седой подхватил ее на руки и поспешил скрыться в своей комнате. Уложив ее на свою кровать, Альбинос со слезами на глазах смотрел на масштаб трагедии. Волдыри с плавающей внутри них лимфой почти полностью покрыли ноги девушки. С верхней частью тела дела обстояли также. А руки были повреждены сильнее. Черные перчатки слились в единое целое с кожей. Седой понял. Без помощи Ральфа ему не обойтись. Сжав зубы он пошел к воспитателю Дома. Вкратце объяснил ситуацию. И буквально вымолил его помочь стащить жизненно необходимые для Ведьмы медикаменты из Могильника. Целых три месяца он выхаживал девушку. Три месяца не отходил от нее ни на шаг. Три месяца Ведьма не приходила в себя. Нет, она дышала, но очень слабо. Должно быть, сил бороться у девчушки уже не осталось. Седой выходил ее. Вытащил с Того Света. От ожогов остались только шрамы. И неровные швы на местах, где ткань соединилась с кожей. Он верил, что чудо обязательно произойдет. И нужно только верить. Он верил не зря. Ледяным сентябрьским утром, Ведьма открыла глаза. Амулетчик в долю секунды очутился рядом с ней и заплакал... Он сдал. Сдали его нервы. А следом заплакала и девушка. Они устали. И сдались. Боль оказалась сильнее. Во избежание новой попытки убийства, Седой переселил Ведьму к себе. Только и это не помогло... Первый день Ноября принес свою боль. И Амулетчику и девушке. Ведьма как обычно шла по коридору мелкими перебежками, от стены к стене. Стараясь не попасться никому на глаза. Но вдруг из-за поворота на нее вырулил Мавр. Девушка отступила, молясь, чтобы не в тупик. Она на секуду отвлеклась, чтобы дернуть дверь, ведущую к лестнице. Этой секунды и хватило Мавру, чтобы всадить нож Ведьме в плечо. Она ахнула от дикой боли, и, не думая, побежала в Могильник. А в Могильнике Ведьму не любили... — Наркоз еще на тебя тратить! Лежи и терпи! — прикрикнул на девушку кто-то из Пауков, но она уже не понимала кто. Ведьма провалилась в забытье. От боли... Она не слышала, какой скандал устроили Ральф и Седой, когда узнали об операции без наркоза. Не чувствовала, как ее, под пристальным контролем, перешивали еще раз. Очнулась она только на третий день. Увидела Седого, сидящего на своих больных коленях возле ее кровати, улыбнулась и попросила его о том, о чем бы никогда не осмелилась. Но ее время, к сожалению, уже пришло: — Седой, пожалуйста, освободи меня... Вы с Черным Ральфом спасли меня сегодня. Но нет гарантии, что спасете завтра. Я не хочу умереть от рук Мавра. Это больно... А от тебя нет. И даже не страшно... Пожалуйста, Седой... Альбинос знал, что произойдёт сегодня. Знала Ведьма. Она в этот день буквально лучилась счастьем. Девушке было заранее известно, что Седой уйдет в Наружность. А ее забросит на Изнанку. Знала. И не боялась. Она пришла к Амулетчику. Только уже не залечивать раны. Ведьма подошла вплотную к нему и поцеловала. Она вложила в этот горький поцелуй всю свою любовь. И даже не заметила, как легко нож вошёл ей в сердце. — Спасибо, Седой... Я люблю тебя. — Я тоже. И всегда буду любить. Встретимся когда-нибудь на Изнанке. Удачи, Эсмерельда, я не прощаюсь с тобой. 5 ноября Ведьма была навеки избавлена от мучений. Она теперь была на Изнанке. И никто не мог причинить ей боль. С той поры много дней утекло. Много чего произошло. И не раз. Однажды Седой пришел на пригорок, с вершины которого был виден Дом и полностью отдался мыслям. Он до сих пор любил ее. Любил эту девчушку с бесенятами в глазах. Любил до беспамятства. Сейчас он сжимал в руке амулет, с частичкой ее крови и улыбался. Седой знал. Его девочка сейчас на Изнанке. И ей там хорошо...