«Одни считают, что я сильно хитровыебанный, Другие видят во мне наивный мир игр и книг. Ты пойми, я гибрид. Я вырос и таким, и таким…»
Не ошибался ты, Мирон. Сейчас Славик убеждался в этом сильнее и еле сдерживал в себе порывы понестись слушать, что он там успел насочинять… Поэт, рэпер. Как Карелина бесили эти слова. Он просто годами писал и смотрел в окно, зачёркивал, стирал, неустанно толстел блокнот. Хрупкие миры распадались во тьме на стол. И так сутками напролет. Построил свой город на руинах, с нуля империю и возомнил таким громким словом. Даже смешно. Пока собеседник разбирал смысл «хоп-механики», Карелин закатывал глаза, крутился на стуле и тянулся рукой к мышке компа. Не мог он слушать, если в это время разговаривал с кем-то по телефону. Одно только имя Фёдорова из трубки вызывало жгучее чувство внутри и разносилось по венам, как вещество, вызывающее сильную зависть, способное обрести на неминуемую гибель. Слава кусал губу и представлял, как делает гениальную пародию, а комментаторы потом его называют личным психологом Окси. В голове творился настоящий балаган, поэтому Карелин плохо слышал, что ему говорят. Заставило расстормошиться резко пришедшее уведомление со звуком. На экране телефона появилось сообщение, которого Слава не ждал, но нуждался:«что же, уже успел прослушать альбом, мой главный фанат?»
Сердце ушло в пятки и, кажется, на секунду вообще перестало биться, а потом начало оттанцовывать чечётку. Карелин дёрнул ногой и отъехал на стуле к дивану, даже немного стукнувшись, на что не обратил никакого внимания. Он впился взглядом в экран, вышел из звонка и ещё раз перечитал сообщение, которое выглядело, как глупый прикол и неудачный стёб. Но, блять, нет, над ним светилось «Мирон Фёдоров». Пребывая в шоке от увиденного, Слава ещё раз пять перечитал написанное и ожидал подвох, которого не оказалось. Зачем этот придурок писал в позднее время и ради чего? — Какого хера, — выругался Гнойный. Он и забыл, что по-прежнему разговаривает с человеком. — Чё ты? Теперь уже Славе было некогда продолжать этот диалог. Он ледяными руками водил по телефону и желал как можно скорее послать еврея оригинальным способом на три буквы. — Ага, да, конечно, запишем на деньках реакцию, послушаем альбом, — на одном дыхании соглашался Карелин, — бля, Замай, это будет разрыв очка. Уверен, что все уже ждут, как только мы сядем за трансляцию. Я в шоке, жид подогнал контента! Прости, мне нужно идти, давай потом. Он поспешил отключиться, откинуть телефон и спрятал удивлённое лицо в ладони, при этом шумно выдыхая. Правда, Карелин не думал, что увидит сообщение от самого Фёдорова. Вот это ему приспичило вдруг спросить про альбом, гений, блядь. Последний раз парни списывались по какой-то херне уже больше года назад, да и перекинулись двумя словами от силы, а пересекались в реальности ещё более давно. Мирон, как маленький ребёнок, сидел и ожидал реакции от одного человека. Мило. Слава зашёл в вк, нажал на сообщение и ухмыльнулся от подобной наглости. Этот чат он чекал частенько, но чтобы перечитывать сообщения насчёт батла, столько времени уже прошло. Среди всех названий, оскорблений и стёбов Карелина больше всего раздражало и выводило из себя «главный фанат». Он улыбался этому слову, но внутри всё кипело от злости. Фанаты, рандомные люди и теперь уже оксимирон не переставали при каждой пародии писать в комментариях, что Гнойный — главная фанатка. Люди это повторяли, когда рисовали арты, писали какие-то фанфики, придумав «оксигнойный», а Слава сжимал кулаки до того, что ногти впивались в кожу и пальцы становились белыми. Вот и сейчас парень сидел сам не свой с огромным желанием показать этой русской или английской принцессе своё место. Выебнулся, вспомнил о вк и отправил сообщение. Наверное и не забудет посмотреть, когда Гнойный будет обсуждать альбом на стриме. Он долго думал над хорошим ответом, печатал сообщение и удалял, пока видел, что Мирон всё это время онлайн, будто ждёт. Славик бесился, бил по столу, допивал невкусный пивас и не знал, что делать. Он представлял, как сейчас Фёдоров где-нибудь наверняка празднует релиз, пьёт что-то дорогое, не жалеет денег и наслаждается вечером, пока фанаты вопят, репостят, слушают до дыр и радуются событиям, а потом активно заходят к Славе на канал, на аккаунт и ждут только одного — когда же тот уже хоть как-нибудь отреагирует на эту ошеломляющую новость, скажет пару слов, пообещает, что скоро будет записывать трансляцию. Но Карелин молчал, он не вылезал из чата с Фёдоровым, до костяшек вымораживающим. Он в отличие от Мирона пил то, что схватил первым и сидел в квартирке, такой пустой и тихой. В итоге Слава послал это всё к чертям, решил, что оксимирон обойдётся и не нужно вообще что-либо писать в ответ. Он встал с нагретого места, подошёл к окну и посмотрел вниз. Шум дорог не утихал ни на секунду. По ним неслись машины туда-сюда, бибикали и останавливались лишь на светофорах. Из мутной головы Гнойного теперь не вылезал Оксимирон. Он же больше всего на свете хотел снова услышать хоть что-то про Мирона, верил, что тот не окончательно исчез и в один день точно даст о себе знать. Жизнь теряла смысл без обсуждения парней всего связанного с Фёдоровым, дешёвых пародий и пары перекинутых фраз, сказанных на стриме. Славик помнит, как разлетелось в секунды его «Мирон, трахни меня» и был очень довольный этим. Это всё переросло в некую игру, Гнойный пытался достать Фёдорова с самого низа, шутя и трогая громких демонов в его голове. Как Гнойному сказали, что если оксимирон умрёт, то он придёт в некую точку невозврата, а он пел в диссе: «когда умрёшь — порежу вены, чтоб ебать тебя в аду». Такое набирало безумнейший азарт, который и представить было нельзя, только усиливало и подогревало интерес. Славу не интересовал «поэт», он хотел того уничтожить и каждый раз подбирался ближе, надеясь, что когда-нибудь Мирон отреагирует и тогда действительно будет жара. Он так однажды уже отреагировал рэп батлом. Карелин до сих пор наслаждался своим текстом, который до этого усердно писал, ликовал от победы над таким чужим человеком, не от мира сего. Он любил своё окружение. Громких и шумных парней, которые не понтовались, пили что-нибудь недорогое, но вкусное и легко болтали о чём-то душевном и простом. Ему крайне не нравился Мирон, с другими взглядами на жизнь, непонятным стилем в одежде и строках, грубостью, дикцией и манерами. Парень хорошо пожил заграницей, хоть и сейчас называет родным домом Петербург, поэтому для Карелина сильно выделялся из толпы, был иным. Слава видел каждое активное и неактивное движение Мирона, микстейп, громкое высказывание и концерты. Его разбуди глубокой ночью — прочитает строки любого трека от самого раннего творчества. Гнойный только и делал, что перекапывал весь комп в поисках новой движухи, связанной с творчеством жида, много слышал от ребят с площадок, много узнавал через интервью. Слава резко и со злом отказывался от слов «В курилке он ловко делает вид, Что болтает с яркой брюнеткой, а украдкой ищет его. Поправляя значок за семейные ценности, он открыться ему решится, Но завтра так пятый год…
Слава знатно офигел от услышанного и чуть не подавился. Сопоставляя все события прошедших лет, ему хотелось смеяться. Как всё сходилось, как всё было похоже с реальностью. Либо это у Гнойного начались галлюцинации, либо оксимирон решил посвятить ему отдельную часть трека, но это выглядело так… Парень миллион раз переслушивал исключительно эти слова, чувствовал, как горят уши и всё больше узнавал себя в строчках врага. Неужели правда? Когда Слава покончил с «красота и уродство» во всех смыслах этого слова, то еле добравшись до кровати, завалился на неё. Нужно было каким-то образом переварить в голове всё происходящее, додумать смысл треков и желательно выспаться, протрезветь и отдохнуть, ведь скорее всего встретится с другом, чтобы скорее стримить по такому поводу.***
Через пару деньков после удачной съёмки стрима с другом и высказываний об альбоме Славу пригласили в какой-то бар, похожий на 1703 по строению и внешнему виду. Конечно же, он не отказался, желал расслабиться, хотя такой бар бы точно напоминал отрывки из прошлого. У Гнойного так проходит вся жизнь. Выпивает, отдыхает, встречается с родными компаниями, иногда записывает треки и снова выпивает. В общем-то весело, но всегда чего-то не хватает. Это чувство неполноценности всё больше начинает проявляться и давать о себе знать. Ощущение, что не хватает одной маленькой детальки, пазла, но без него никуда, рушится всё остальное. В таком случае ни в Питере, ни в Москве Слава не может наслаждаться и довольствоваться тем, что имеет. Вроде и живёт неплохо, с деньгами нет проблем, но иногда он останавливается и думает: «что я делаю не так?» Иногда сутками не вылезает из квартиры, пока не появится необходимость сгонять за продуктами, чтобы хоть как-то поесть. Рутина Гнойного раздражала, он такое не любил и всегда искал приключения, что-то вытворял, чтобы избежать одиночества. Бар оказался не таким уж и плохим. Незамороченный, особо не выделяющийся, но чем-то приятный. Наверное тем, что люди здесь сидят простые, запросто пообщаются, придумают что-то совместное, а атмосфера и правда очень схожа с тем самым «1703». Кирпичные стены, спокойный интерьер, но ужасная музыка, бьющая по голове. Слава готов был забить на всё вышеперечисленное и снизить оценку только за эту проклятую музыку. Кто её выбирал? Компания села на кожаные диванчики, очень мягкие, стоявшие напротив друг друга. Заказали предоставленное пиво. Кто-то взял «Kozel», кто-то «Жигулёвское», сильно не заморачивались. Все обсуждали произошедшее за неделю, не пропустили «красота и уродство», вспомнили Мирона Яновича, будто больше нечего было вспоминать. Гнойный не потерял возможность тоже грубо отозваться о таком релизе. Слава толкнул целую аргументированную речь насчёт «поэта», послушал похвалу и уважение парней, кивнул и довольно сел обратно, касаясь губами холодной банки. Гнойный кайфанул от вкуса, растёкся по дивану, закинув голову. Биты разрывали, ребята уже перекрикивали, чтобы услышать друг друга. Слава половину улавливал, половину нет, но ему нравилось так проводить вечер. Определённо. Взгляд случайно устремился куда-то вдаль за голову друга, смеющегося над шуткой, и тут же зацепился за одну до жути знакомую фигуру, от которой внутри всё переворачивалось. Гнойный выпрямился, чтобы лучше видеть и не отрывал взгляда. В толпе в пол оборота стоял человек в тонкой и короткой чёрной шапке с грубым носом, очерченной линией губ и каким-то коктейлем в руке. Слава отказывался верить в то, что видел — это не мог быть Фёдоров. Гнойный считал, что ему показалось, уж очень много разговоров о рэпере в последнее время. Он отвлёкся на Замая, который толкнул под бок, но вскоре опять повернулся к тому незнакомцу. Больше всего забавно, что всё в этой чёртовой одежде совпадало. Свободные шаровары, серая кожанка, даже та самая шапка — всё это видел Слава на фотках. Либо Гнойный совсем уже крышей поехал, перепил за последнее время, либо бредит, но невозможно было отрицать увиденное. Быть может это сумасшедший фанат, который косит под любимого оксимирона. Дыхание спёрло, когда тот самый фанат приподнял руку, рукав опустился и можно было разглядеть татуировку веретена. Нет, Славе всё-таки стоило бы почаще спать. Незнакомец и ещё пару людей, которых было трудно разглядеть среди всех, наконец отошли от барной стойки, немного потоптались на месте, бурно обсуждая свои дела, и резко пошли в сторону столика компании. Теперь уже невозможно было самому себе врать. Мирон в округлённых солнцезащитных очках с лёгкой улыбкой на лице направлялся к ребятам. Сам, кажется, не ожидал такой встречи, но выглядел радостным. Парни повскакивали с мест, встречая троих старых знакомых с особенным уважением. То ли подлизывали, то ли лицемерили — Карелин не мог понять. Один он остался сидеть на своём месте и наблюдать за воплями и криками. — Окси, брат, ну, умеешь удивить! Все поднимались, хлопали Мирону по руке, давали кулачки. Поднялся шум ещё сильнее, чем тот, который был во время обсуждения бурной недели. Все так поменялись в настроении, увидев жида, что Слава совсем начал беситься. Создалось ощущение, что скоро всё внимание людей перейдёт к поэту, а атмосфера вечернего бухича в узком кругу нарушится. Умел же оксимирон пользоваться эффектом внезапности, портить кому-то отдых. Вообще, Слава до сих пор пребывал в ахуе. Какого чёрта Мирон в Москве, а не в Петербурге, да и ещё в глухом месте, до которого не каждому суждено добраться?! Где он мог откопать бар, как оказался тут? Ревность к старым друзьям и ненависть к Фёдорову взяли верх, парень уже не старался скрывать злость. Кто-то из присутствующих в помещении видимо даже узнал рэпера, кто-то фоткал на телефон. Карелин искренне не понимал, зачем это делать. Он пялил Мирона и всем телом ощущал взаимный взгляд, до пробежавшего холода по коже ощущал. Окси всё никак не снимал очки, и Гнойный не мог точно угадать, куда тот смотрит, но сразу понимаешь, когда с тебя не убирают глаз. Если Слава сидел, скрестив на груди руки и обмениваясь всего несколькими едкими, но меткими фразами, то внутри в это время всё разносила на своём пути настоящая буря. Он никогда не боялся смотреть в глаза врага, наоборот очень наслаждался этим до дрожи в коленях, но чувствовал себя слишком некомфортно при сегодняшней встречи. Её не было так долго, что Слава отвык от жары и напряжённости, летающих в воздухе во время того, как они с Фёдоровым стояли напротив друг друга, а туча разных людей ждали батл. Скучал, жутко скучал, это чувство приятно отдавалось внутри, но видеться при нынешних обстоятельствах было максимально неожиданно и нереально. Гнойный понимал, что единственный, кто сделал вид, что не отреагировал на появление Мирона, но он не мог по-другому. Сейчас не мог.Я не пойму, от чего накрыло конкретно, Но накрыло конкретно и, походу, надолго.
Слава продолжал играть в молчанку и изрядно выпивать, лишь бы не думать о вчерашнем сообщении человека, который теперь сидел напротив, додумался снять очки и высокомерно разглядывал его. Как же сильно Гнойный мечтал поставить того на колени или выебать за всё на свете. За годы томления, за игру в молчанку, за сообщение, за «главная фанатка», за слова на батле. Он только и представлял это себе, когда голова ночами касалась подушки. Теперь же блядский Окси сидел напротив, совсем недалеко, смеялся с остальными, сам время от времени посматривая на Славу, а второй думал, что ещё никогда не был так близок к исполнению самого сильного на свете желания. Напившиеся до состояния «танцы в пол» ребята повылезали на свободную для движений площадку, спрыгнули и слезли со стульев, как зомби поплелись на энергичную барную музыку. Карелин же отказался, ссылаясь на то, что безумно устал, лучше посидит и посмотрит, а завтра дословно перескажет компании, как она изящно чувствовала ритм. Такие встречи вечно заканчивались таким образом, и Слава сам был в эпицентре событий, но сегодня действительно хотелось остаться на месте. Мирон, к глубочайшему сожалению, тоже остался. Фёдорова очень долго упрашивали общие друзья, но он был непреклонен, отнекивался и чуть ли не цеплялся руками за стол, лишь бы никуда не вставать. Единственное, что оксимирон заказал ещё выпивки. Конечно, Карелину это совсем не понравилось, он надеялся остаться в покое, если это возможно, но теперь деваться было некуда. Фёдоров был поддатый, но крепкий орешек. Алкоголь не брал его, даже с самым сильным градусом, от которого потом Славик блевал дальше, чем видел. От пива-то тем более поэту ничего не будет. — Давай за встречу что ли, — вдруг предложил Мирон и собрался налить Карелину уже, видимо, коньяк. Когда Фёдоров успел перейти на него? — где же мы ещё могли встретиться, если не в жопе Москвы? Развесёлый Мирон даже подвинулся и усмехнулся. Славе же было неприятно от жопы Москвы. Если для богатеньких мс это было реальной дырой, то для Гнойного вполне приличное и приятное место для скрашивания вечера. Он же не такой придирчивый, самый простой и главное, чтобы бар приходился по душе, а где находится — неважно. Слава отодвинул рюмку, даже не посмотрев на неё, а делая вид, что хлопает друзьям, которые уже вовсю отжигают. Мирон пожал плечами, мол, не хочешь — как хочешь, а сам выпил и положил руки за голову. Пилит косым взглядом без стыда, блядь такая. — Столько времени с нашей встречи прошло, а ты всё такой же раздражённый, но что удивляет, молчаливый. Хотя я тебя другим запомнил. Мы во что-то играем? Расслабься, Слав, всё заебись. Сидим по-моему отлично, сливаем свободное время в никуда, как можем, — предпринял ещё одну попытку расстормошить Фёдоров. Карелин понял, что его тактический ход игнорирования врага даёт сбои и продолжать перекидываться взглядами будет глупо, а он себя не хочет показывать с глупой стороны. Слава развернулся к столу и спросил не из интереса, а из безысходности своего положения и понимания, что диалог продолжить придётся: — Какими судьбами в столице? Мирон снова издал смешок, будто знал, что Гнойный не придумает ничего лучше. — Да дела нужно было в срочные сроки поделать. Собственно, всё выполнено, понемногу двигаюсь, выхожу из ступора. Собирался уезжать, но один хороший парень задержал, предложил всем вместе собраться в этом местечке. Признаться честно, даже не слышал о его существовании, но в чём-то копия «1703», согласен? Слава ничего не отвечал. Вся ситуация резко вызывала злость и дискомфорт. Зато сильнее тянуло разложить Мирона прямо на этом столе, руки так и чесались, но Карелин снова сдерживал бешеные порывы. Он ненавидел манерность, даже поддатый Фёдоров оставался таким. Однако из-за этой манерности хотелось что-то сотворить безумное только сильнее. Приятные спазмы разносились по телу, поэтому Слава поскорее думал с этим покончить и свалить. Ему было даже все равно, что подумает на этот счёт поэт, но знал, что дальше может попросту не выдержать и сделать всё, что хочет прямо на людях. Поэтому к чертям, нужно срочно уезжать. Слава потянулся к своей рюмке, в итоге демонстративно перехватил из рук Мирона другую и выпил залпом. — Сука, — скорее с удивлением, чем с недовольством воскликнул Фёдоров. Карелин поспешил съебаться с места происшествия, при этом сильно ржал над ситуацией. Он быстро прихватил куртку и выбрался из здания, набирая такси. Вечно было ощущение, что Карелина догоняют, поэтому надо было наконец уже добраться домой.***
Дома в тишине оказалось даже хуже. Славу резко накрыло сожаление, что он ушёл. Похер на Мирона, но ведь там друзья. Можно было ещё веселиться и вливать в себя бухло до потери сознания. Тогда до Фёдорова уже точно не было бы никакого дела, хоть и Слава с развязанным языком скорее всего не делал бы себе отсчёт в действиях. В четырёх стенах резко чувствовалось одиночество. Причём Карелин был слишком возбуждён и импульсивен, во всех смыслах. Он ещё пару часов до кромешной темноты наворачивал круги по квартире, пока не принял очередное тупое, но смелое решение. Слава достал телефон и зашёл в сообщения, с дрожащими руками печатая вопрос:«может как-нибудь пересечёмся?»
В голову вдруг ударило, что это единственный шанс. Если не сейчас, то когда? Фёдоров уедет в Петербург, а с желанием вытрахать из того все привычки грёбаного ангела ещё придётся как-то мириться и жить дальше. После такого вечера пережить казалось чем-то нереальным. Впрочем, как бы парня не трясло, но ответ не последовал ждать:«да хоть сегодня. переночую до утра в отеле, к друзьям на хату не хочется. адресок скинуть?»
Прикусив губу, Карелин просил скорее адрес. Ему не терпелось, хотя внутри всё-таки почему-то вдруг начал переживать. Наконец геолокация была прислана, и Слава помчался надевать что-то адекватное, одновременно вызывая очередное такси. Отель был явно не из дешёвых, как отметил Слава, как только выбрался из машины с каким-то весёлым таджиком. Хотя такой соответствовал самым изысканным предпочтениям Мирона Яновича, куда деваться. Дверь в номер открылась. Фёдоров встречал с ухмылкой на лице и наполовину полной бутылкой в руке. Он сразу отошёл в сторону, пропуская Славу внутрь. — Я и не ожидал, быстро ты… Договорить не дали. Мирон, кажется, ещё минуту назад уверенный в том, что они встретились поговорить за года, оказался резко прижатым к шкафу, который от этого пошатнулся. Дыхание спёрло. Фёдоров удивлённо, но довольно взглянул на покрасневшего Славу с мутным, но нереально притягательным взглядом, однако и не успел что-то снова произнести, как в полуоткрытые губы с привкусом бухла с силой впились, бесцеремонно пропуская язык в рот. У Карелина голову сшибло, он больше не думал, да и не хотел. Всё таки, пьяный Оксимирон терпимее трезвого, хоть и такой же выёбистый. Слава начал оставлять сильные засосы везде, где видел, не давая время на передышку. — Что ты творишь? — еле понятно и разборчиво спросил Мирон, хотя сам отдавался в чужие руки и не сопротивлялся. Видимо, ждал этого давно. Слава потащил его к кровати, попутно трясущимися руками снимая всю одежду. Мирон только успевал поднимать руки, когда с него стаскивали мятую футболку, а затем Карелин толкнул на постель. Он выхватил бутылку и глотнул изящного бухла, пока Фёдоров тянул к себе, пытаясь отобрать бутылку и хватая за руку Гнойного. Какой всё же нетерпеливый. Слава не допил, половину из-за спешки разлил, попадая и на ключицу парня, который весь мурашками покрывался. Быстро же Мирон уронил свою маску на пол, стал умоляющим и просящим продолжения. Гнойный отбросил бутылку и вернулся к желаемому. Карелин слишком пошло слизывал капли с белой кожи, пока вздохи у Мирона становились всё громче и рваннее. Быстро он оказался между ног, раздвинув их в сторону и желая скорее завладеть телом. Слава медленно провёл по члену и насладился долгожданным первым стоном, а затем начал делать движения вверх-вниз. Конечно же, Мирону это нравится, что бы он там не говорил. Другой рукой неожиданно Гнойный ввёл сразу три пальца, оксимирон от этого сморщился и закусил губу до металлического вкуса. Слава блядски прекрасно улыбался, смотря, как когда-то на батле очень грубый мс буквально расплавляется от одного движения его умелых пальцев внутри. Это зрелище приносило Гнойному истинное наслаждение. Он не собирался медлить, немного поиздевался пальцами и вошёл в Мирона, удерживая запястья того на белоснежной постели. Реакцией было шипение от боли, но недолгое. С лба Мирона скатывались капли пота, такая жаркая обстановка едва ли не сводила с ума. У Славы тело до самого мозга отдавалось приятными спазмами от того, как там всё узко и до безумия горячо. Безумием можно было назвать и то, что он ебёт своего врага номер один. Карелин стал двигаться с силой по самые яйца, потому что с Оксимироном по-другому и не получалось, вся злость таилась внутри, а теперь могла наконец вылезти. Он коснулся простаты, волна неописуемого кайфа накрыла Мирона, и тот бесстыдно громко застонал, выгибаясь в спине и самостоятельно подбирая правильный угол, под которым всё на свете, кроме этого номера в отеле и Гнойного, забывалось. Слава отдал бы что угодно, чтобы всегда слышать такие рваные стоны, он и мечтать о подобном не мог. Теперь эта неприклонная сука умоляет, а Гнойный и рад стараться. Карелин наклонился, шепча на ухо Мирона всё, что копилось в голове долгое время, всё, что думал о нём, все самые грязные слова, которые при свете дня даже самые отбитые и смелые не произносят. Он кусал мочку уха, шею, ключицу, такую удивительно нежную кожу везде и всюду. Вылизывал, оставлял следы после себя, засосы и плевать хотел, что с этими следами станет потом. Слава действовал по-своему: сначала нежно и обманчиво касался губами, а потом применял зубы. Мирон ответно царапал спину, водил по позвоночнику, от чего даже достаточно сдержанный Карелин чуть ли не начинал кричать. Руки блуждали по телу парня, выглаживали и притягивали к себе. Ему было так жарко и хорошо этим вечером, пробегала ни с чем не сравнимая дрожь, а ноги с трудом держали. Парни впали в безумие, находясь вместе. Даже хорошая кровать дорогого отеля начинала скрипеть от каждого грубого движения Славы, а её изголовье билось об стенку. Возможно, это уже кто-то даже услышал, но подозрение только сильнее возбуждало. Мирон весь выгибался из-за умений Гнойного, комкал в руках простынь и всхлипывал от сводящих с ума ощущений. Когда оксимирон потянулся рукой к своему члену, потому что больше не мог сдерживаться, ему не разрешили этого сделать. В Славе было грёбаное желание всё контролировать самому, в том числе, когда Фёдоров сможет кончить. Он обожал, когда всё вокруг подчиняется одному себе любимому ещё с того батла, так и чувствовал, как превосходит над рэпером номер один с проработанными детскими травмами. Однако, Гнойный уже не мог долго мучать парня, потому что сам чувствовал, что приближается к оргазму. Через несколько секунд в глазах помутнело, Слава, матерясь, кончил, схватившись за Мирона и не выходя до тех пор, пока вся сперма не останется внутри. Фёдоров вслед за ним, неосознанно хватая Карелина за волосы, от чего ловит флешбеки с того самого дня в баре 1703, осознавая, что лучше секса, чем этот, у него никогда не было и не будет. Мирона разносит на миллиарды частиц, всё внутри сжигает, а он впервые готов признать, что Слава не только уничтожает всё и вся панчами, да и ещё умело может довести до точки невозврата для обоих, будто готовился к такому событию столько лет и тренировался. Гнойный без стыда всё слизал языком, а потом, очень уставши, завалился рядом, убирая прилипшую к лбу чёлку. Как же охуенно с Мироном. Было желание это повторять миллион раз, потому что никогда не надоест. Да Слава блять был готов сам когда угодно мотаться в Питер при первом же сообщении, чтобы поставить принцессу на колени. Мирон вдруг в тишине усмехнулся, поворачиваясь к рассматривающему его измотанного, но с довольной лыбой, как у кота, Славе: — Мой мальчик — пиздец.