Снова очарованный пройду

То, что это неизбежно, Дин осознал недели через две. Но предпочёл забыть ещё на некоторое время. Разумеется, он прекрасно понимал, что промедление не улучшит ситуацию и решать проблему придётся в любом случае. Подписывать на это Сэма ему бы и в голову не пришло, на того и так было больно смотреть, а сам Дин всё тянул и тянул, ожидая очередного понедельника, вторника, среды или подходящего случая. И он не слишком замешкался. Понедельник. И подходящий случай с собой прихватил. Когда Дин вернулся из обычной вылазки за продуктами, в Убежище было тихо. Продукты он сгрузил на кухонный стол, а упаковку пива сразу сунул в холодильник и только после этого позвал Сэма. Не получив ответа, Дин не слишком забеспокоился - когда Сэм закапывался в очередную книгу, мог часами не замечать ничего вокруг. Но в библиотеке Сэм не обнаружился, на столе лежала открытая книга, а куртка Сэма, небрежно сброшенная на спинку стула, подметала рукавом пол. Дин машинально поправил её и почувствовал, как холодеет внизу живота: от стола тянулись неровные отпечатки сэмовых ботинок. Тёмно-красные, побуревшие по краям. Следы исчезали в спальне, и Дин рванул туда, на ходу зацепив краем глаза ещё одну цепочку следов - они тянулись из кухни и были ярче чем те, что вели в спальню. Сэм навзничь лежал на кровати, свесив с края руку и ногу, будто не хватило сил взобраться полностью. Он был одет и обут и... - Убить тебя мало, - пробормотал Дин, когда навис над Сэмом и уловил его тихое, но глубокое и ровное дыхание. Сэм был цел и невредим, а его постоянная бледность и тёмные круги под глазами, к сожалению, стали Дину почти привычны. Он просто крепко спал - нормально в кои-то веки, и будить его было бы настоящим преступлением. Дин немного успокоился, рассмотрел Сэма получше и видимых повреждений не обнаружил, но подошвы ботинок... Только сейчас Дин уловил характерный слабый запах, который сначала не почувствовал, поддавшись испугу: запах уксуса и специй, от которого сводило скулы. Запах кетчупа. Самого обыкновенного кетчупа. Отпустило мгновенно, страх и злость улетучились, будто их и не было, но на смену пришла лёгкая досада: теперь уже никак нельзя было откладывать то, чего Дин так долго пытался избежать. Настало время мытья полов. Дину, нежданно-негаданно обретшему крышу над головой, очень нравилось возиться по хозяйству, это успокаивало его и давало ощущение чего-то постоянного, впервые с тех пор, как сгорело последнее пристанище - дом Бобби, который Винчестеры всегда считали и своим домом. Дину нравилось делать всё, даже стирка не вызывала у него отторжения, не говоря уж о приготовлении пищи. Единственным камнем преткновения было мытьё полов. Почему-то именно это загоняло в тупик желание Дина содержать Убежище в чистоте. Мысль о древнем жестяном ведре и старой, почти рассохшейся швабре, притаившихся в тёмной маленькой подсобке, навевала жуткое уныние. Почти такое же, как свежие следы кетчупа на полу. Источник их обнаружился быстро: почти на самом выходе из кухни лежала раздавленная пластиковая бутылка кетчупа "Хайнц", которую Дин, к своему удивлению, не заметил сразу. Видимо, Сэм смахнул её со стола и наступил, не услышав звука. Что же, если учесть, что он в это время с головой был в своей умной книге - ничего удивительного. А вот то, что он свалился на кровать полностью одетый, Дину совсем не понравилось. В любом случае, Сэму нужно было дать выспаться, а уж после мучить расспросами о самочувствии. Дин даже не стал снимать с него ботинки, чтобы не тревожить, лишь аккуратно уложил поудобнее и укрыл запасным одеялом, мысленно взяв себе на заметку после отчитать мелкого за изгаженный пол и постель - просто чтобы не расслаблялся. Сразу за домом начинается заросшая травой пустошь. Дину место не слишком нравится - как-то серо и тоскливо. Впрочем, в мотелях они не останавливаются уже давно, и девятилетнему Дину даже в голову не приходит спрашивать отца, почему. Видит всё сам. А маленькому Сэмми всё нравится - он целыми днями ловит рыбу в крохотном ручье, сбегающем в преющее на солнце болото. И бесполезно объяснять, что рыбы здесь нет, а та, что есть, - несъедобна. Сэмми серьёзно настраивается на рыбную ловлю и даже вытаскивает самодельной удочкой две или три полудохлых рыбёшки. И тут же тащит в дом, сияя от гордости. - Нет, - говорит Джон, - это нельзя есть. Сэмми не слушает. Он просто не может понять, почему отец не рад его улову. Он ищет поддержки у Дина, но тот сидит за столом, набивая солью патроны, и лишь один раз бросает ответный взгляд исподтишка. В конце концов происходит неприятность - банка выскальзывает из маленьких рук и разбивается, старый дом наполняется запахом тины, а вода моментально превращается в грязь, пропитывая густой слой пыли на дощатом полу. Сэмми втягивает голову в плечи, но отец не кричит, лишь устало машет рукой и кивает Дину: - Вымой пол. Дин злится. Он ни в чём не виноват, но знает, что спорить нельзя. Сэмми опять выбегает из дому, бросив виноватый взгляд, но Дин злится не на него. Он скорее развозит грязь, чем моет пол, - всё слишком старое и трухлявое, и наводить здесь чистоту нет смысла. Поэтому Джон и не делает замечания, но решения своего не меняет. Ночью от влажных досок тянет противной сыростью, и Дин ворочается в полусне - кажется, запах вползает не только в ноздри, но и под закрытые веки, и грозит отвратительным ночным кошмаром. Ему очень хочется заснуть как следует, но отчего-то боязно. Скрип кровати заставляет едва ли не подпрыгнуть, но следом раздаются осторожные, лёгкие шаги, и Сэм слегка толкает его, пытаясь устроиться рядом. Молча, как он всегда делает. Дина тут же отпускает, наваливается сонная теплота, Сэмми устраивается у него под боком, тянет на себя ветхое одеяло и неловко утыкается острыми коленками в живот. От его волос пахнет солнцем и пыльной травой; Дин обнимает его одной рукой и слушает тихое, ровное дыхание. Засыпает он крепко и без сновидений. Почти на выходе Дин досадливо вздохнул и вернулся: наверняка ведь Сэм не просто так отирался в кухне. Но, судя по всему, так и свалился спать голодным. Через десять минут Дин отнёс в спальню маленький поднос с горячим чизбургером и большим стаканом апельсинового сока с растворённой в нём шипучей витаминной таблеткой. Шансы, что Сэм проснётся до его возвращения и уж тем более что-нибудь съест, были невелики, но Дин почувствовал себя спокойнее. Её он заметил сразу же - хозяйственный отдел в ближайшем Воллмарте тянулся на добрых пару сотен метров, и от обилия разноцветного пластика рябило в глазах. Она выгодно отличалась от остальных изделий подобного рода приятной монохромностью - простая верёвочная швабра, в дополнение снабжённая лёгким, эргономичным пластиковым ведром и двухлитровой бутылью гипоаллергенного средства для мытья полов. Это и решило дело - Дин не собирался тратить лишнее время на поиски подобной ерунды. Кровать была пуста, а в ванной шумела вода, и - о, чудо! - от чизбургера не осталось ни крошки, а сока в стакане было не больше чем на два пальца. Дин довольно улыбнулся и отправился драить полы. Почему-то сейчас это пугало его гораздо меньше, чем пару часов назад. Дин не знает, зачем он это делает - никто не заставляет его набирать воду в облупленный металлический таз и затирать старым полотенцем кровавые разводы на полу, уставившись прямо перед собой. Ему наплевать на кровь, любые раны, оторванные конечности и даже выпущенные внутренности. Ему наплевать на кровь. Только если это не кровь Сэма. Рана пустяковая, скорее, очень глубокая царапина, но Дин сейчас не может на это смотреть. Он знает, понял уже, что дальше будет много крови, много ран и бесчисленное количество возможностей привыкнуть, и даже готов к этому, пожалуй. Но не сейчас, когда Сэму пятнадцать. Да, кровь бывала и прежде, но... Но. Голос отца звучит приглушённо, Сэма не слышно вовсе, и на самом деле не произошло ничего необычного. Ну да - рядовой оборотень, у которого не было шансов. Дин не знает, почему, но это словно спусковой крючок. Его охватывает нервное веселье, и он давит смех, жмурясь и кусая губы. И продолжает вслепую возить тряпкой. И едва не подпрыгивает от прикосновения к плечу. - Спокойно, сынок, - Бобби не убирает руку, крепче сжимает плечо. - Иди отдыхать, я сам. Бобби не понять, что Дин не может всё так оставить или позволить закончить уборку кому-то другому. Это кровь Сэма, и этим сказано всё - в понимании Дина. И Бобби понимает, кажется. Здесь привычно спать, в заросшем многолетней грязью доме Бобби, больше похожем на едва приспособленный под жильё склад. Дин знает, что когда-то было не так, у Бобби была жена, а дом, скорее всего, был похож на дом. Но он эти времена не застал, и ему уютно здесь. Особенно когда у противоположной стены спит Сэм, посапывая в подушку. Дин чувствует всё - как меняется дыхание Сэма, как он потягивается и переворачивается на другой бок. И не удивляется, когда Сэм встаёт и шлёпает босиком по грязному полу. Просто молча отодвигается к стене, освобождая место, - пусть Сэм уже много лет не приходит к нему ночью, спасаясь от холода или кошмаров. Взрослый, такой взрослый - худой и ещё неловко расхлябанный подросток, под ладонью Дина его голые плечи крепче, чем кажутся, и кожа горит, и видно в негустой темноте проступившее на повязке пятно. - Эй, топай обратно, - бурчит Дин, - и ложись сейчас же. Но, вопреки словам, вжимается в самую стену, а Сэм наконец-то устраивается рядом всеми километрами своих костлявых конечностей, и у Дина вышибает воздух из груди - Сэм целует его, не разобрать, что это - благодарность или просто стресс, и в темноте видно, что глаза у него круглые, огромные от ужаса и собственной смелости, и поцелуй горит на губах - злой и нежный. Сэм плескался долго. Дин за это время успел вымыть кухню, спальню и первый зал библиотеки, в процессе потихоньку матерясь сквозь зубы - воду приходилось менять чуть ли не каждые пять минут. Кроме того, новая швабра сломалась у основания ещё в спальне, и теперь Дин елозил на коленях, с остервенением натирая пол верёвочной щёткой. К тому моменту, как Сэм выбрался из ванной, выпустив клубы горячего пара, Дин клятвенно пообещал себе, что будет мыть полы хотя бы раз в неделю... или в две - тогда есть шанс, что они не зарастут грязью окончательно ко времени, когда Сэм придёт в себя и его тоже можно будет пристроить к этому занятию. Сэм кутался в слишком короткий для него махровый халат и пытался убрать рукой падающие на лоб мокрые волосы. Он улыбался и вообще выглядел лучше, чем весь последний месяц, - даже щёки немного порозовели. Скрыть ответную улыбку у Дина не получилось. Впрочем, он тут же нахмурился - заранее, для профилактики: - Нечего лыбиться, Сэм! Будешь мне должен - я посчитаю, сколько раз... Дальше Дин осёкся, потому что Сэм... Потому что... Здесь такая глушь, что даже негде поесть. Нет МакДрайва и нормальных забегаловок, и они долго едут вдоль шоссе, пока замечают у дороги закусочную. Юг, глубокий Юг, без новомодных штучек, будто сюда перекрыты все дороги и новое умирает на дальних подступах. Столы накрыты льняными скатертями с аккуратной, слегка неровной домашней вышивкой, а официанток нет - хозяйка сама обслуживает их. Они едят пахнущие дымом стейки и печёные кукурузные початки, чуть обугленные по краям, а на десерт им выносят миндальный пирог со сливами и крепкий кофе с корицей, и Сэм всерьёз опасается, что Дину захочется остаться здесь на некоторое время. Бесполезно спрашивать о гостинице, они ещё долго кружат по окраинам городка и наконец находят заброшенный дом на отшибе. Табличка о продаже выцвела так давно, что можно не опасаться нежданных визитёров. В ближайшие пару дней - уж точно. А больше и не надо. Всё немного хуже, чем они предполагали, - дом почти пуст, нет даже кровати, но в кухне есть стол и стулья, а большой сундук в углу - настоящий деревянный сундук - набит выцветшими лоскутными одеялами. Дину легче в движении, но тут не свалить в ближайший бар, и он включает радио - допотопный приёмник исправен, и затевает уборку - спать придётся на полу. Всё привычно, ничего нового, да и что может быть новым за столько лет? Но Сэм поднимает глаза от ноута и застывает, так и не просмотрев открытую страницу: Дин бросает ворох одеял в только что вымытый угол комнаты, всё остальное так и осталось пыльным, а у Дина тёмные дорожки пота на светло-серой футболке, и края застиранных джинсов мокры от воды, и лоб блестит от испарины - злое, злое южное солнце. Ничего не происходит, ничего нового. Просто Сэм умрёт, если сейчас не... Выгоревшие волосы, веснушки, трещинки на розовых губах. Ничего нового. Дин под ним стонущий, жадный, сумасшедший. "Я так сильно люблю тебя, детка!" - хрипит Молли, или Пегги, или как её ещё там - дряхлая кантри-певичка, дряхлее кашляющего приёмника; и в её голосе столько Юга, столько злого, злого солнца, иссушающего кожу. Вот оно - морщинками в углах зелёных глаз. Сэм кричит, Дин задыхается, кажется, и Сэм целует его губы, грудь, кусает за шею, сосёт мочку уха и движется, движется, движется. "Я так сильно люблю тебя, детка". Сперма выстреливает густыми струями, и теперь кричит Дин, а Сэм лишь беспомощно стонет. У Сэма растрёпанные волосы, красные пятна на скулах и мокрые глаза, и Дину хочется перевернуть его на спину и впечатать в лоскутное одеяло, и впитать в себя целиком, выкрутить до судорог под хрипы Молли или Пегги. И вроде бы нет сил на второй заход, но член Сэма ещё не опал, а на губах - ссадина от поцелуя, и Дин сжимает его коленями, всаживает в себя, жмурится, и сперма течёт неровными толчками, и всё пропитано ею - одеяло превращается в липкий лоскутный ком. "Детка. Де-етка. Так сильно". ... Потому что Сэм даже не заикался об этом столько времени, а Дину и в голову бы не пришло ему сказать. Прежде чем Дин, выбитый из колеи нежданным воспоминанием, собирается выдать какую-то колкость, Сэм опускается на колени и целует его. Пол вокруг скользкий от воды и мыла, а в руках у Дина - растрёпанный верёвочный клубок. Но Сэму всё равно - он распластывает Дина на этом мокром полу, распахнувшийся халат тут же намокает, а Дина коротит от распаренной кожи Сэма - Господи, под халатом нет ни клочка одежды. Кричать он не может - накрыло с головой, до звона в ушах, и даже одно шевеление губ нельзя тратить на слова. Сдирать мокрую одежду в четыре дрожащих руки... Нет, лучше даже не пытайтесь. Сэм огромный, не принять в себя и не выдержать потом - но нет, Дин ни за что не откажется, и корчится он не от боли. Отросшие волосы Сэма щекочут щёки и шею, и пряди лезут в рот, но оторваться от его губ, отвести волосы от лица - немыслимо. Они скользят по мокрому полу, словно кубики льда в стакане, и оба уже мокры насквозь от пота и воды, но это не имеет значения. Оргазм нарастает в теле, ширится, рвётся наконец-то воплем после немоты, и Дин орёт во весь голос, но даже так, содрогаясь в оргазменных судорогах, он слышит глухое рычание Сэма и чувствует тяжёлую пульсацию внутри, так плотно, что каждый раз вспыхивает перед глазами. Сэм, обмякший и притихший, так и лежит сверху, и Дин чуть опасается за него, но тут чувствует прикосновение губ к шее. Тогда Дину хотелось выжать Сэма досуха, сейчас - вернуть к жизни. Они целуются так долго, что Дин начинает дрожать от холода - лишь тогда Сэм приподнимается и смотрит на него очень внимательно. Дин собирается побурчать, но у Сэма такой расслабленный, умиротворённый вид, что он лишь ворчливо произносит: - Надеюсь, ты не вылил всю горячую воду. - Давай проверим, - улыбается Сэм. Дину действительно ужасно хочется забраться в горячую ванну вместе с Сэмом, но они собираются встать ещё несколько минут - обмениваются колкостями и поцелуями. Ванна никуда не денется, как и горячая вода, Дин знает точно. Как и кровать в спальне. Детка. Де-етка. Так сильно.