***
Ниалл проснулся от лёгкого, пока ещё слабо уловимого для сонного разума звука, но он прекрасно знал, что ещё пара мгновений, и покой в их доме будет нарушен. Их сын был совсем крохой, но сколько же шума он умел создавать. Всего несколько минут, и благословенная тишина будет им с Никки только сниться. Момент между тихим ёрзаньем Аннэра и его оглушающим плачем был слишком коротким, чтобы позволить себе помедлить и понадеяться, что он не проснулся и не начнёт сейчас капризничать. Он сразу поднялся и ещё затуманенным от сна взглядом осмотрел их спальню: сначала для того, чтобы убедиться, что шум и правда доносился со стороны кроватки, а затем проверить, где сейчас была Никки. Жену он нашёл сразу же: та сидела возле сына. Согнувшись, положив руки на быльце и склонив на них голову. Она спала. Снова уснула у кроватки, устав укачивать малыша и окончательно выбившись из сил. Если б Ниалл только знал, что начало жизни их ребёнка будет таким изматывающим, куда обстоятельнее обдумал бы предложение Никкаль сделать их семью больше. Но он любил её так сильно, что не мог ни в чём отказать. Ниалл тихо подошёл поближе, заглянул в колыбельку и нежно погладил сына. Малыш притих и посмотрел на отца, будто наблюдая, что тот будет делать дальше. — Я уложу твою маму в кровать, а после вернусь к тебе. Ниалл бережно поднял Никкаль на руки. Она сонно обвила руками его шею и уткнулась носом в её основание. Её дыхание было ровным. Безмятежным. Ниалл тосковал каждое мгновение, когда был не рядом, но в последнее время было слишком много дел в Академии, и у него не было возможности находиться с ними столько, сколько он бы хотел. Его душа молила прилечь рядом с ней. Обнять. Насытиться теплом любимой женщины, особенно после кошмара, который он видел. Но он знал, что если не вернётся к Аннэру в ближайшее время, у его прекрасной жены не будет возможности как следует отдохнуть. Он уложил Никкаль. Укрыл пледом и почти невесомо поцеловал её в висок, а после вернулся к младенцу, готовившемуся закатить внушительную истерику. Чтобы родителям было неповадно игнорировать его желания. Взяв на руки сына, — своего наследника и, как смеялась Никки, свою точную копию — Ниалл подошёл к окну и бросил задумчивый взгляд на звёзды. — Знаешь, сын. В твоей жизни будет слишком много людей, которые будут пытаться рассказывать тебе о том, кем ты должен быть. Не слушай никого из них. Даже меня…Часть 1
2 октября 2022 г. в 18:14
Ниалл почувствовал вкус крови на языке. Кисловатый. Металлический. Терпкий. Он привык к нему. Ему он был знаком точно так же, как и вкус воды или хлеба.
Данность войны. Грубая. Измазанная смолой и чёрным углём на светлом полотне замысловатого гобелена жизни.
Он не знал ничего, кроме сражений. Войны. Мятежей. А в спокойное время — патрулирования окрестностей зиккурата.
Его воспитали воином. Там, где других мальчишек учили науке, его обучали держать меч. Пока остальные сверстники играли в салки, он раз за разом проигрывал в магических дуэлях своим учителям, а после и отцу. Других хвалили, ему же доставались в лучшем случае обидные и колкие замечания. Энки считал, что так и необходимо воспитывать сына, которому предопределил судьбу воина. Ни капли жалости. Ни грамма любви. Ничего.
Ниалл бы и был таким. Жестоким. Беспринципным. Невосприимчивым. Он бы так и прожил бесцельно свою жизнь, если бы не доброта и ласка матери, если бы не любовь родной души.
Ниалл сделал шаг и почувствовал, как под ногами что-то хрустнуло, и в этом звуке было что-то неправильное. Что-то неестественное и неуклюжее. Словно этим действием он совершил очередной неправильный поступок. Опустив взгляд вниз, он увидел расколотый на несколько убогих обломков меч. Его собственный подарок. Воину. Соратнику. Близкому другу. Адда был с ним большую часть его жизни, и теперь он мёртв, а его редкий меч сверкает яркими бликами острых осколков. Капли крови запеклись на алмазной поверхности горной породы, смешивая сверкающий пепел и алый багрянец.
Неправильно. Неестественно. Несправедливо.
И тем не менее под его ногами не было ни дюйма земли, не залитого кровью. Его друзей. Его врагов. А были ли последние таковыми? Была ли это его война или он снова стал лишь орудием чей-то прихоти? Чей-то ненависти. Он даже знал чей.
Ниалл не был глупым. Он понимал всё и подмечал гораздо больше, чем хотелось бы его отцу. И куда меньше, чем ему следовало.
Его ошибки. Его решения. Его преданность и верность стоили жизни его людям. И вместо того, чтобы что-то изменить, он из раза в раз послушно шёл выполнять очередной приказ.
Правила. Законы. Порядок. Приверженность чему-то большему, чем он сам. Всё это было привито едва ли не с молоком матери, и только её потеря стала той разрушительной силой, что оставила за собой лишь пепел и дым от его преданности великим идеалам отца и других правителей.
Ниалл сделал ещё шаг. В его памяти замелькали воспоминания. В разы приятнее того, что он видел перед собой. Посиделки у костра. Армейские песни. Еда, приготовленная на огне. У этих моментов был терпкий привкус жизни. Его люди. Его семья. Его дом. От которого остались только прах и тени.
Он посмотрел на тело человека и содрогнулся. В чём люди были виноваты? В том, что хотели жить? Стремились к счастью, строили будущее, воспитывали детей. У них была своя жизнь, и что теперь? Они были так же мертвы, как и его люди. И в этом целиком и полностью его вина. Он послушал отца и сделал то, что от него ожидали. Выполнил приказ, который приходил ему в кошмарах с завидной регулярностью.
Вина. Сожаления. Горечь из-за принятых решений и ещё тонна того, что сложно было выразить словами. Это было его проклятьем.
Вкус пепла на языке. Сухой. Лёгкий, даже почти невесомый, оставляющий за собой неприятный привкус песка и жжёной древесины. Ниалл начал чувствовать это, стоило ему пройти мимо обожжённого тела мальчишки, едва ли вышедшего из детского возраста.
Всё это он видел не в первый, да и, древние свидетели, не в последний раз. Это его проклятие. Его наказание. Его бремя. Ниалл с честью и смирением принимал его из раза в раз. Он не смел отворачиваться или забывать. Да только…
Он поднял взгляд от мёртвых тел, словно полотно из ненависти и горя, и увидел в трёх шагах от себя девушку. Босую. В белоснежном платье. С распущенными яркими волосами. Они выделялись на общем полотне тёмного, серого и бордового.
Она выделялась.
Чистая душа, не запятнанная злостью и ненавистью.
Лучик света, который показал ему, что жизнь не закончилась и в ней по-прежнему есть нечто хорошее. Нечто вечное. Нечто прекрасное.
Благодатный огонь, который позволил ему очистить свою душу и стать тем, кем всегда видела его мама.
Она была его настоящим и будущим. Она была его всем. И тем не менее он не мог смотреть на то, как она оказывалась в эпицентре его кошмара и невольно сливалась с его прошлым. Ему было стыдно. За то, каким был и что делал. Ему было страшно. Он до одури боялся, что это самое прошлое отпугнёт её, и она больше не будет смотреть на него любящим, восхищённым взглядом.
— Уходи… — попросил он дрожащим голосом. — Я не хочу, чтобы ты видела это. Не хочу, чтобы ты знала, каким я был.
— Нет. Это тоже ты. Твои поступки. Твои решения.
— Я виноват.
— Да. Ты должен был сделать что-то с этим. Это всё из-за тебя.
Рука Ниалла потянулась к Никкаль в стремлении прикоснуться, обнять, утешить, почувствовать её тепло. Она отстранилась, и хоть его руки не коснулись её, платье Никкаль окрасилось в кроваво-красный. Некрасивыми, неправильными пятнами. А мягкие, нежные ладони оказались покрыты пеплом.
— Нет. Это… Это не имеет никакого отношения к тебе.
— Ты сам говорил, что я — твоя душа. А значит, и твоя темнота — моя.
Ниалл закачал головой, отказываясь принимать такую действительность, и что было сил закрыл глаза, надеясь вернуться в привычный ему мир.