ненавидеть

Ненавидеть Аль-Хайтама проще, чем любить. Сайно понимает это как-то неожиданно. Неожиданно просто. Ненависть проще держать в себе и носить под сердцем, от неё оно не лопается осколками, не ранит внутренности. В Академии Аль-Хайтама ненавидят многие, потому что так проще. Быть как все — тоже ненавидеть. Не спорить ни с кем о том, что он в самом деле человек отличный, надежный и вообще. Сайно раньше спорил. Не жарко, как некоторые ученые и однокурсники, но как мог. Будто пытался уговорить остальных полюбить Аль-Хайтама, как любил его сам. Когда-то. А потом понял, почему его ненавидят. Он другой. В Академии ненавидят тех, кто другой, кто не ломается под давлением мудрецов, поднимаясь все выше. Ненавидят тех, кто ищет лишь личной выгоды во всех делах и говорит, будто читает из книги. Ненавидят выскочек, получающих все, откровенно завидуя. Анализируя прошлое, Сайно поражается, что это было всегда. Всегда был пропитанный ядом нарциссизм, создающий саму суть Аль-Хайтама. Сайно этого не замечал. Раньше любить было проще и это не приносило болезненную ломоту в костях. Когда они ещё учились, гуляя после занятий, сцепив пальцы. Аль-Хайтам рассказывал что-то очень умное и Сайно послушно кивал, задавая вопросы. А потом принимал участие во всех безумных исследованиях, потому что Аль-Хайтам всегда тянулся к знаниям. Это желание сплелось с умениями и амбициями, родив человека, который никому не нравился. Тогда казалось, что его амбиций хватит на двоих. Сейчас Сайно уверен, что на самом деле он задыхался в них, будто котёнок, не умеющий плавать. Вообще, Аль-Хайтама было за что любить. За чтение в библиотеке вместе, за касания и вздохи, тогда ещё дрожащие, едва скользящие невесомо по коже, за тихий смех над заумными шутками, которые всегда понимал, за сильные карты из новой карточной игры, которую ехидно называл детской, а потом пытался найти хотя бы один самоучитель. За то, что шёл разбираться всякий раз, как девочки сплетничали о них. Они шептали: «не могу поверить, что Аль-Хайтам трахается с этой песчаной шлюхой», а потом смущенно ойкали, понимая, что говорили это вовсе не шёпотом. Его можно любить за надежность, за то, что никогда не оставит и даже скрываясь за личными мотивами, будет помогать. Потому что он тоже человек, тот, кому можно доверить всего себя. Которого ненавидит вся Академия и он знает это, наплевав на репутацию. Но это все. Это капля любви в море ненависти. Чернильное пятно на списке проёбов Аль-Хайтама. В порядке потрясений. На первом, конечно же, их расставание, инициированное вовсе не Сайно. Сайно не хотел думать о том, что могло быть, если бы они не расстались, потому что это было бы где-то в другой реальности. В этой они кричат и хлопают дверьми, потому что Аль-Хайтам больше не ребёнок. Потому что подростковое остаётся подростковым бунтом, гормонами и желанием близости. Любовь — набор химических элементов, Сайно, ты же это понимаешь? Любви не существует, поэтому мы с тобой теперь друг другу никто. Да, Сайно понимает. Любви не существовало тогда, а вот разбитый нос Аль-Хайтама — очень даже. После этого разговора захотелось доучиться и сбежать обратно домой, в пустыню. Куда так отчаянно пытались прогнать. Ведь тупые пустынники могут только ломать кости, да исполнять роль инструмента. Сайно так не хотелось, вот совсем. Но и сбежать Аль-Хайтам ему не дал. Ох, нет. Не Аль-Хайтам, сам Секретарь. Тот самый Секретарь, которому предложили стать генералом Махаматрой, а он вежливо отказался, продвинув Сайно. Сковал их обоих ошейниками, прицепив на привязь к мудрецам, чтобы решать проблемы — бумажные и не очень. Чтобы потом опять выслушивать потоки сплетен, ведь не могли вот так просто взять песчаную шавку на такую важную должность. Он отрезает весь путь к знаниям, как же так! Ещё и угрожает через каждое второе слово. Сайно кажется, что Аль-Хайтам просто не хотел, чтобы его ненавидели ещё сильнее, чем было тогда, смешав ненависть с вынужденным уважением. Поэтому он заставил всех ненавидеть Сайно также сильно. Ненавидеть и бояться до дрожи в коленях, до того, чтобы выворачивало прямо перед ним от страха. Аль-Хайтам его не боялся, даже если часто попадался взору генерала Махаматры. Один раз это было серьёзное нарушение, древние письмена, которые нельзя было подвергать переводу. Но нет. Секретарю надо совать свой нос в такие старые тексты, написанные языком Алого Короля. Возможно, именно по этой причине Аль-Хайтам решил выбрать должность Секретаря. Быть поближе к документам с пометкой «секретно» на мягкой обложке, впитать в себя ещё больше запретных знаний. Пока Сайно пыхтел в архивах, разбирая дела преступников, намеренно сбрасывая остальную документацию на Секретаря. За это Аль-Хайтама даже можно было любить — он стоически кивал, когда Сайно уже в десятый раз говорил, что у него нет времени заполнить документы и язвил в ответ. Как правило жалобы были глупыми и странными. Их передавали обычные учёные таким же обычным матрам, потому что лично к генералу подходить страшно. А матры все равно передавали Сайно, чтобы закончить цепочку и потому что только он имеет право тревожить Секретаря, лицо которого хотелось разбить об стол. Наблюдая, как кровь вязко скатывается с подбородка, капая на документы и смешиваясь с чернилами. Или слизать эту самую кровь, оставляя яркие пятна на бледной коже, смакуя сладкий привкус металла на языке. «Пожалуйста, сделайте что-нибудь, Секретарь уже полгода не возвращает книги, а если он их переписывает!». «Секретарь уже два месяца рассматривает мое заявление, помогите, пожалуйста». «Его опять нет на рабочем месте, Сайно найди его и притащи сюда за шкирку». Просто поводы достать Аль-Хайтама, встретиться глазами и делать вид, будто они либо незнакомы, либо ненавидят друг друга до чесотки в кулаках. Но Сайно никогда не говорит причину своего прихода, мерзко льстя Аль-Хайтаму, до вечера играя с ним в «Призыв Семерых» и выпивая очередную бутылку вина. Аль-Хайтам всегда проигрывает. Не было ни раза, что во время учебы, что сейчас, чтобы великий Секретарь победил, после выполняя все просьбы генерала под его личным надзором. Ведь играть просто так весьма скучно — на желание интересней. Он много всего себе воображал — как вместо очередного «ты забыл заполнить разрешение на исследование…» скажет что-то глупое и опрометчивое, о чем будет жалеть после. Это будет стоить удивленного лица Аль-Хайтама, но разрушит их образы вечного противостояния. Хочется сказать «поцелуй меня», пока оба раскраснелись от вина и взгляд только на картах, но не на руках-губах-глазах. Таких блестящих в полутьме, ведь горит лишь лампа у стола, освещая собранные в ровные стопки документы и листы. Сайно не говорит. Потому что любить Аль-Хайтама слишком сложно. Ненавидеть проще, впиваясь ему в глотку зубами до красных следов и никогда не целуя в губы.