Сын

Свадьба проходила в нежном бело-лиловом оформлении, в окружении нарциссов и ирисов. Аластор сидел за столиком в углу, смотрел на счастливые лица новобрачных и их гостей и ощущал себя удивительно неуместным на этом празднике жизни. Старый, нелепый, глубоко несчастный параноик, которого в этом году лишили всего, с почётом отправив на заслуженный отдых, будто не понимая, что у него кроме работы ничего нет, и никогда не было. Чудом увернуться от убивающего проклятия, чудом выжить после падения, вернуться в чёртов неблагодарный Аврорат, чтобы его через каких-то три года списали как ненужную вещь. Аластор скрипнул зубами. Ненужный. Это бесило больше всего. Не стоило жить только работой, но преступники не собирались бросать свои тёмные делишки и мирно ждать, пока Аластор совьёт гнёздышко, наплодит и вырастит деток. Пока он работал, отсутствие семьи всегда было для него силой – его нечем было шантажировать, а за свою жизнь он не боялся. Отсутствие семьи – не женщин. Женщины в его жизни были, пусть и не так много, чтобы прослыть героем-любовником, но и аскетом, забившим на плотские утехи, он не был, и секс имел довольно регулярно, несмотря на внешность и паранойю. До определённого момента его всё устраивало, а потом… Он мало что мог сделать потом, испугавшись за себя и девчонку. — Аластор, ты никогда не жалел, что не женился? Не дал жизнь сыну, которому можно открыть весь этот большой мир? – спросила его подошедшая с двумя стаканами огневиски Андромеда, выглядевшая несгибаемо и сломленно одновременно. – Я присяду? Аластор повращал глазом, чувствуя себя неловко рядом с этой женщиной, принял предложенный ею стакан с алкоголем, зная, что пить вряд ли будет – паранойя не позволит, – и с кривой усмешкой кивнул. Если бы она знала… — Андромеда. Я не из тех людей, которые женятся, заводят семью, детей и домик с аккуратно подстриженным газоном. Может, и хорошо, что так получилось — из меня вряд ли вышел бы хороший отец. Да и этот мир далеко не самое лучшее место для младенцев. Андромеда покрутила в аристократически тонких пальцах стакан, глядя на него, затем выпила огневиски одним большим глотком и задохнулась – пить она не умела никогда. Она умела смаковать вина, изящно отставляя в сторону пальчик, умела потягивать коктейли, ведя неспешную беседу, но не пить крепкий алкоголь. Нимфадора была не такой – более простая, непохожая на свою мать, земная женщина, боец, которому можно доверить спину. Смелая, отчаянная, вредная, большеглазая девчонка, неуклюжая, как слон в посудной лавке. Ей жить бы да жить… — Ты прав, Аластор, бесконечно прав. Из тебя вышел бы поистине кошмарный отец, и я решительно не понимаю собственную дочь. — О чём ты говоришь? – спросил он её, испытующе смотря на свою собеседницу обоими глазами и пытаясь понять, на что конкретно она намекает. Не может же она, в самом деле, знать? Или может? Впрочем, даже волшебный глаз не мог просветить черепную коробку и показать её мысли. Андромеда усмехнулась и повернулась к танцующим новобрачным. Гарри и Джиневра выглядели счастливыми до звона и лёгкой зависти окружающих. — Я думала, они расстанутся. Все так думали, когда она вместо порицания поддержала брата в его неправильном выборе спутника жизни. Рональду тогда сильно досталось от взбесившегося Гарри: он мало того, что выбрал сочувствующего тёмной стороне, так ещё и парня вместо их общей подруги. Я думала, что Гарри его убьёт за признание в любви и нелюбви одновременно. Это было честно, благородно и глупо. По-гриффиндорски. Моя дочь так поступить не смогла. Аластор хмыкнул, испытывая огромное желание напиться. Но выпить то, что принесла ему Андромеда, было выше его сил: она слишком много знала о его слабостях, подлости и бессилии и вполне могла захотеть его уничтожить. Смешно. Он параноик и трус. Максимум, что могла сделать ему мать давно и безнадёжно погибшей девочки – подлить зелье правды, а правды Аластор не боялся никогда, даже правды жестокой. Он поднял со стола стакан и выпил янтарную жидкость одним глотком под понимающим взглядом Андромеды. — Нимфадора была упрямой, дерзкой и настойчивой, привыкшей добиваться желаемого. Она была замечательной, Андромеда, и никогда не отступала на полпути, столкнувшись с трудностями, даже если бы так было бы лучше для всех. Скажи, зачем ты отдала её Ремусу? — Ревность? – саркастически прищурилась Андромеда. Аластор отрицательно покачал головой. Ревности в нём не было никогда: Нимфадора была его и только его, а Ремус… Ремусу стоило бы посочувствовать, но сочувствовать ему Аластор не мог. — Непонимание. — Я тогда подумала, что лучше уж он, чем ты, и если уж Дора выбрала себе таких неподходящих мужчин, то пусть рядом с ней будет тот, кто сможет дать ей ощущение семьи, если сумеет переступить через себя. Я ошиблась. К сожалению. Ремус оказался слаб и не сумел её защитить, не смог выбить из головы мечту об идеальной любви, и я потеряла дочь. Почему ты отдал её Ремусу, Аластор? Почему не стал за неё бороться? Андромеда не пыталась скрыть огромную душевную боль. Аластор видел, что она с трудом сдерживается, чтобы не начать обвинять его во всех смертных грехах, в которых он был невиновен. Он повращал глазом, пытаясь успокоиться, что давалось ему очень трудно, и подозвал официанта с напитками. Требовалось выпить, ибо на трезвую голову вести этот разговор он не мог – до сих пор болело сердце. Официант ушёл, оставив на столике бутылку с огневиски, которую Аластор немедленно открыл, разливая янтарную жидкость по стаканам. — Я не отдавал её ему. Никогда. В этом признании было больше правды, чем обычно он позволял себе показать, кому бы то ни было. Больше правды и больше боли. Андромеде зачем-то надо было услышать это, но зачем именно, Аластор не представлял. Они с Нимфадорой продолжали встречаться даже после того, как она стала замужней женщиной, несмотря на чуткий нос её мужа. Он никогда не умел отказывать ей, будучи слишком сильно привязан к этой девчонке. Это она нашла его в маггловской больнице, куда его забрали со сломанными конечностями, похитила оттуда и поставила на ноги. И уговорила остаться мёртвым на время. Аластору всегда неплохо удавалась подрывная деятельность, а официальное признание смерти развязывало руки. Волдеморт в тот год не досчитался нескольких важных сторонников. — Тебя не было рядом, когда она погибла, — скривила губы Андромеда, выпивая. – Почему ты не спас её? Почему не отпустил мою Дору?.. Она говорила тихо и сбивчиво, но Аластор видел, что ей хотелось кричать. Он тоже не раз задавал себе вопрос, что было бы, если они и в самом деле расстались бы в августе, если бы его Нимфадора умела отпускать? Сумела бы она выжить в таком случае, оставшись с сыном, или всё равно в погоне за некими идеалами отправилась бы воевать вместе со своим бесхребетным волком, который никогда ни в чём не мог ей отказать? Ремус всегда был тряпкой. — Если бы я только знал… Андромеда расхохоталась. *** В доме было темно, прохладно, немного пахло затхлостью и очень сильно – одиночеством. Аластор тяжело прихромал к кровати, грузно опустился на неё, не разбирая, улёгся сверху на тёмное покрывало и закрыл глаза. Разговор с Андромедой дался ему очень тяжело, растравив незажившие раны: он до сих пор не знал, как сумел удержаться и окончательно не съехать с катушек, когда увидел свою глупую Нимфу мёртвой. Иногда он думал, что, может, не стоило сдерживать себя тогда и позволить себе умереть, но зачем-то всё равно цеплялся за жизнь, ставившуюся с каждым днём всё более бессмысленной. Женщины и дети не должны воевать. Альбус в последние годы слишком часто ошибался, заигравшись во всемогущество, и в этом есть и вина Аластора, верившего ему несмотря ни на что. Глупо. Он никому не верил, даже Нимфадоре поверил спустя годы, а вот в Альбуса верил слепо и абсолютно. Аластор горько вздохнул, достал фляжку с огневиски, открутил пробку и отхлебнул. — Эспекто патронум! Изящная волчица подозрительно огляделась вокруг, села на пол и грустно уставилась на своего хозяина. Аластор пьяно хохотнул и потянулся к ней, развеивая нестабильные чары. Ему стоило оставаться волком-одиночкой и не пускать в своё сердце никого. Стоило, но он всего лишь человек, а человек слаб. * — Привет. Аластор поднял голову, встретился взглядом с сердитой Нимфадорой, сурово поджавшей губы, и удивился. Увидеть её в маггловской больнице, одетой в белый халат, он не ожидал совсем, думая, что застрял здесь надолго и хандря по поводу собственной бесполезности. Впрочем, он всё равно считал, что на тот момент поступил верно, сделав всё, что мог, и отпустив свою — не свою женщину в свободное плавание, как она сама того попросила. Если бы только у него было больше возможностей незаметно вернуться в магический мир! — Добрый день, миссис Люпин, — криво усмехнулся он, с вызовом глядя в тёмные глаза – первый признак того, что Нимфадора почти потеряла контроль над эмоциями. На них с любопытством смотрели его товарищи по палате, и Аластору хотелось исчезнуть, скрыть её от чужих взглядов. — Не смей, слышишь меня? Не смей меня обвинять! Это не в твоём праве! – вспыхнула она, прожигая его яростным взглядом, а потом вдруг утихла, достала волшебную палочку и наложила на магглов сонные чары и лёгкие чары забвения. — Я забираю тебя. Ты здесь ничего не забыл, разве что одичаешь ещё больше, а это вряд ли пойдёт тебе на пользу. Ты у меня и без того дикий. Аластор нахмурился: — Как ты меня нашла? — Это нетрудно, если знать тебя, Аластор. А я тебя довольно хорошо знаю. — Ты в этом так уверена? Нимфадора рассмеялась, наклонилась, чмокнула его в остаток носа и насмешливо сощурилась. — Думаю, да. А ещё думаю, что тебе придётся потрудиться, чтобы заслужить моё прощение. Ты заставил меня поволноваться. Идём? Он взял её за руку, сжал тонкие пальцы и улыбнулся. Почти нежно. — Только аккуратнее, пожалуйста, а то я и без дополнительных переломов весь изломан. Вот только аккуратно его вредная и любимая девчонка даже при всём желании не умела, и Поппи пришлось заново собирать его кости, когда они оказались в небольшой квартире на окраине Лондона. Поппи – это хорошо. Ей Аластор был согласен довериться. До определённого момента, конечно, но для него даже этого было много. * — Почему ты меня не отпустила? Даже выйдя замуж, ты по-прежнему оставалась моей? Аластор пьяно икнул и прислушался к перестуку дождя за окном. Он был бы кошмарным не только отцом, но и мужем, если бы он задумался о их с Нимфадорой будущем. Если бы он был бы способен об этом задуматься. Но у него в приоритете тогда была борьба с Волдемортом и его Пожирателями Смерти, желание выложиться на полную и победить, и он совершенно не был способен думать о том, что у него могла быть самая обычная жизнь, жена и дети. Но это тогда, а после Победы сколько не думал, он так и не смог понять, почему она выбрала его. Выбрала, не оставив ему шанса отказаться, что, несомненно, было бы правильно. Нет, Аластор никогда не принижал своих достоинств, но и свои недостатки видел слишком отчётливо. Андромеда сегодня разбередила слишком много его ран, разворошила тьму в его душе, тьму, от которой никуда не деться. — Эспекто патронум. Привет, сердце, привет. Волчица всё так же грустно смотрела на него, сидя в небольшом отдалении. Все думали, что патронус Нимфадоры поменялся из-за Ремуса… * В Аврорате у Аластора был свой кабинетик – скорее чулан, – где он мог спрятаться от бесконечно шлындающих туда-сюда магов, закрыться и заняться бумажной работой, которой его пусть и нечасто, но всё же нагружали, требуя отчетности о проведённых операциях. Он ругался под нос, чихвостя всех бюрократов в хвост и гриву, и по ночам сражался с завалами, предпочитая днём заниматься более полезной работой, вроде воспитания достойной смены. — Аврор Тонкс? Что ты здесь делаешь в такое позднее время? – удивился он, напряженно глядя в большие глаза вошедшей к нему чем-то смущенной, но решительной Нимфадоры. – Что-то случилось? Она была его любимицей с самого начала – очень одарённая, отчаянно смелая… и неуклюжая до нелепости девочка. Она могла добиться многого, если бы была чуточку более аккуратной и внимательной. А ещё он находил её весьма привлекательной девушкой, изредка любуясь ею, словно произведением искусства – она умела быть разной и непредсказуемой. Нескучной. — Привет, я… Нам надо поговорить, мистер Грюм. Нимфадора развернулась, закрыла дверь на защёлку и прежде, чем он успел хоть как-то отреагировать, бросила на него связывающее заклинание. *** На рассвете Аластора разбудил громкий стук в дверь. Голова болела жутко, во рту словно книззл нагадил, а все члены сковала противная общая слабость, и вставать встречать столь раннего и неожиданного гостя не хотелось совершенно. Хотелось накрыться одеялом с головой и сдохнуть. Сдохнуть – это, пожалуй, вообще была хорошая идея. Аластор протянул руку, взял с тумбы флакон с антипохмельным зельем, выпил, переждал несколько мгновений сильного головокружения и тошноты, встал и потащился к входной двери, которую открыл нараспашку вопреки вопящей дурниной паранойе. Ему решительно было нечего терять, даже если бы на крыльце стояли остатки недобитых Пожирателей Смерти, мечтающие о его муках и смерти. Но на крыльце оказались не ПСы, а решительная Андромеда со спящим ребёнком на руках. — Пустишь? — Проходи, — посторонился он, впуская женщину и ловя себя на непонимании. Что она забыла здесь такую рань, да ещё и с маленьким Тедди? Неужели между ними ещё не всё сказано? – У меня пыльно, и… — Ну и опустился ты, Аластор. Что сказала бы Нимфодора? Она верила, что ты сильнее... Куда я могу положить своего внука? — На постель. Пойдём. Они прошли в комнату, где Аластор залез в шкаф, достал свежую простынь и постелил поверх покрывала. Постель он вчера так и не разобрал. Глядя, как Андромеда укладывает ребёнка, он чувствовал себя неуместным и глупо, нелепо жалел себя. — Зачем ты пришла? – спросил он, ставя чайник и доставая засохшие до зубодробильного состояния кексы. Андромеда хмыкнула, села на табурет возле окна, разгладила складки на черной шёлковой мантии и достала из кармана флакон со странным серебряным зельем. — Ты мне немного задолжал по жизни, тебе так не кажется, Аластор? Это зелье проверки родства. Надеюсь, тебе не надо разжёвывать, чего именно я от тебя хочу? Почему о таком он не думал? Даже помыслить не мог. Сглотнув и запретив себе надеяться на обретение путь даже такой странной, дефектной, но семьи, Аластор кивнул. — Не надо. Это… Да. — Вот и славно, — кивнула Андромеда, позволившая себе немного расслабиться, поставить флакон на не слишком чистый стол и взять на себя приготовление чая. По приходе сюда, она явно была настроена на долгие уговоры, угрозы и шантаж, а потому сдавшийся без боя Аластор её успокоил. – Сядь. Чай у Анромеды получился вкусным и ароматным. Магия, не иначе. Аластор, уже почти привычно велев заткнуться своей паранойе, сделал глоток чая и спросил: — Почему ты решила, что Тедди мой сын? Нимфадора никогда не намекала мне на это. Андромеда хмыкнула, садясь обратно на табурет, взяла в руки свою чашку с чаем и задумчиво уставилась в окно, куда слепяще заглядывало нахальное солнце, вызывая у Аластора эхо утренней головной боли, с которой до конца так и не смогло справиться антипохмельное зелье. Аластор подумал, что без Нимфадоры его жизнь окончательно свернула не туда, и сделал ещё глоток чаю. Ему её не хватало. Чем дальше, тем сильнее. Но исправить ничего было уже нельзя. — Дора была замужем. Между прочим, при твоём попустительстве и нежелании взять всё в свои руки. Моя девочка всегда была скрытной, влюбчивой и романтичной и мечтала о любви до гроба. Ремус для этой цели подошел идеально, но вот беда в том, что любила она тебя, а значит, Тедди вполне может оказаться твоим сыном. А может и не оказаться. Сука. Старая, вредная, аристократичная сука, желающая причинить ему как можно больше боли. Как же сильно Нимфадора не походила на мать, будучи более простой, открытой и, да скрытной, неохотно пускающей людей в душу, но это, как правило, мало кто замечал, видя в ней весёлую, неуклюжую девчонку-метаморфа. А ещё она была рисковой. Недопустимо рисковой. Смелым он был и сам, но рисковать по пустякам так и не смог научиться. Ему это было не нужно. * — Привет, — улыбнулась Нимфадора, входя в небольшую квартирку в маггловской части Лондона. Аластор никогда не прятался от неё и не пытался скрывать, где живёт сейчас, несмотря на свою паранойю. Ему почему-то казалось, что она имеет право знать, а ещё втайне даже от самого себя он надеялся, что она навестит его, наплевав на статус замужней дамы и тот факт, что её муж – оборотень. — Зачем ты пришла? — К тебе. Нимфадора подошла к нему, сидящему за работой с опасными артефактами, и обняла, чуть не уронив при этом одну из шкатулок Пандоры. Шкатулку Аластор поймал, сурово посмотрел на смущенную девчонку и начал убирать опасные вещички со стола, поняв, что так будет безопаснее для всех — и магглов-соседей в том числе. Убравшись, Аластор встал, прихромал к замершей у стены Нимфадоре и крепко прижал её к себе, втягивая аромат любимой женщины. Она всегда пахла прохладой и немного — молоком и шоколадом. Девчонка. Глупая девчонка, зачем-то выбравшая его. — Здравствуй, Нимфадора. Ты выбрала не самый лучший вечер для того, чтобы навестить меня. — Я всегда не вовремя, — вздохнула она, целуя в небритую щеку, отчего Аластору стало даже немного стыдно. Ждал он её, как же! А побриться, конечно же, не мог! Хорошо хоть душ принял недавно, но сегодня ему пришлось посетить лондонскую канализацию, и душ стал жизненной необходимостью. – Привыкай. Никуда ты от меня не денешься, Аластор. По крайней мере, пока мы оба живы. — Ты угрожаешь? Нимфадора кивнула: — Конечно. Угрозы в наших отношениях самое то – добавляют огоньку. Главное, чтобы огонёк не превратился в пожарище. А ты у меня совсем одичал в своей погоне за Пожирателями. Может, предложишь мне чаю? — Я предложу тебе постель. Что скажешь? Она со смехом тряхнула вмиг отросшими до лопаток ало-розовыми прядями. — Пожалуй, я приму твое предложение. Чай подождёт. * — Чего ты ждёшь от меня, если Тедди окажется моим сыном? – спросил Аластор, понимая, что в таком случае он готов бороться за право видеть своего ребёнка и принимать участие в его воспитании. И пусть многих ждёт разочарование Нимфадорой, оказавшейся не настолько идеальной, как им бы того хотелось. Плевать! Главное, Нимфадора была идеальной для него. А ещё такой непоправимой романтической дурочкой! Она должна была остаться с сыном вместо того, чтобы плечом к плечу с Ремусом защищать Хогвартс. Война не место для детей и женщин. Совсем не место. — Я жду, что ты примешь ответственность. Это не сильно много для тебя? *** Зелье ярко сияло синим, что не оставляло даже тени сомнений, кто является настоящим отцом малыша Тедди, с восторгом глядящего на причудливый флакон со светящимся зельем и тянущим к нему ручонки. Аластор задумчиво посмотрел на новоявленного сына, на всё-таки огорчённую результатом проверки Андромеду, почесал заросший щетиной подбородок и неприятно усмехнулся. Нимфадора их всех переиграла, поступив так, как считала верным она сама: он однажды ответил на её вопрос о том, хочет ли он детей, отрицательно. Больше она ни о чём подобном не спрашивала, сделав правильные выводы. И поступив по-своему. — Я хочу, чтобы официально он оставался Люпином, — сурово поджав губы, заявила Андромеда. – Так решила Дора и так будет правильнее для всех. Но ты всё равно примешь ответственность за его жизнь, Аластор, и будешь отцом. — Постоянная бдительность? С тех пор, как его попёрли из работы на пенсию, все его жизненные девизы звучали не более, чем издевательство. Аластор протянул руку, взъерошил солнечно-желтые – любопытство и интерес – волосенки Тедди, сидящего на руках у бабушки, чувствуя как на сердце становится тепло и радостно с примесью светлой печали, и кивнул, соглашаясь с условием Андромеды. Быть Люпином для Тедди выгоднее, чем становиться Грюмом, незаконнорожденным ублюдком, на которого всю жизнь будут смотреть свысока всякие недостойные твари. Всё-таки в магическом обществе по-прежнему очень сильны предрассудки и обычаи, и с этим совершенно бессмысленно бороться. — Постоянная бдительность, — кивнула Андромеда. – Гарри Поттер принимает активное участие в жизни крестника и мне хочется, чтобы так оно и оставалось. А ещё, чтобы ты нашёл подход к сыну. Возьмешь его на руки? Если она думала этим его напугать, то просчиталась – через руки Аластора прошло довольно много младенцев, которых он спас из лап преступников, а потом успокаивал, пока у него их не забирали колдомедики, родственники или другие авроры, давая возможность вернуться к более привычным обязанностям. Так что обращаться с детьми Аластор умел, хоть не думал, что ему когда-нибудь доведётся держать на руках собственного сына. — Конечно. Тедди оказался лёгким, пах молоком и шоколадом, и с любопытством завозился на руках Аластора, совершенно не выказывая чувства тревоги. Аластор втянул обрубком носа знакомый и родной запах, так похожий на запах Нимфадоры, но более нежный и младенческий, достал из кармана куртки серого зайца, которого он не успел передать через Нимфадору их сыну, протянул его Тедди, расплывшемуся в улыбке, и посмотрел на Андромеду. Та была явно удивлена подобной идиллией и неверяще смотрела на них, зная, с какой неохотой её внук шёл на руки к посторонним людям, а Аластор мало того, что был незнакомым, но ещё и внешность имел, мягко говоря, далеко не самую приятную. Неужели голос крови и в самом деле существует? — Когда ты купил этого зайца? — Когда узнал, что Нимфадора родила сына. Мне было плевать на то, что он сын Люпина – главное, он был её сыном. — Ты кошмарен, знаешь ли. Аластор хохотнул. * — Как ты думаешь, мы победим? – спросила Нимфадора, навестив его в глубоко законспирированной квартирке, где он прятался от Пожирателей смерти, пережидая бурю после того, как пара-тройка, а может и пара троек сторонников Волддеморта, оказалась внезапно смертна. Уж что-что, а подрывную деятельность Аластор умел вести превосходно и почти никогда не оставлял следов. Он хмуро посмотрел на глубоко беременную девчонку, подвергающую недопустимому риску не только себя, но и ребёнка, встал из кресла у окна, где читал книгу по истории боевой магии и стратегии ведения магической войны, изредка поглядывая на торопящихся по своим делам прохожих и подошел к ней, приняв теплую мантию и повесив её на крюк. А потом осторожно обнял показавшуюся ему сегодня необыкновенно хрупкой Нимфадору. Просто поразительно, как легко он шёл с ней на физический контакт, который далеко не всегда заканчивался в постели. И его паранойя при этом всегда молчала. Если бы враги знали об их связи – Нимфадора могла оказаться его болевой точкой. — Мы обязательно победим. Потому что иначе нас не станет. Зачем ты пришла? Она пожала плечами. — Просто захотела тебя увидеть. Аластор, тебе стоит быть осторожнее – Министерство магии стоит на ушах после тех смертей. Тебя ищут. — Не найдут. И не говори мне ничего об осторожности – ты сама слишком много и недопустимо рискуешь. Кому следует быть осторожнее, так это тебе. Особенно в твоём нынешнем состоянии. Я провожу тебя до дома. Возражения не принимаются, — категорично заявил Аластор, сурово нахмурив брови. Явно возмущенная Нимфадора открыла рот, но тут же закрыла его, стоило Аластору погладить её по животу, а ребенок тут же отреагировал на это довольно сильным пинком. — Проводи. А пока расскажи мне об узах крови и о том, чем же таким ты убил целых пять уродов, недостойных топтать землю. — Узах крови? — Связи между родителем и ребенком. Ремус сомневается, что он нам нужен. — Дурак он, твой Ремус. Ребёнку однозначно нужен отец. — А мне ты. Может, выпьем чаю, Аластор? Чего покрепче мне нельзя, как ты сам видишь. Поцелуй меня. — Глупая ты девчонка. Моя глупая девочка, — вздохнул Аластор и поцеловал её в полные сладкие губы. А потом они пошли на кухню пить чай и болтать ни о чём и обо всём. Об узах крови в тот день больше не заговаривали. А потом стало не до того. Девять лет спустя В кафе-мороженом было многолюдно, и Аластор чувствовал себя, мягко говоря, неуютно, но отказываться от своих слов не собирался: Тедди давно требовал от него совместного посещения какого-нибудь общественного места, и он обещал. Теперь приходилось мучиться. Вообще в последние годы Аластор почти замкнулся, впуская в свою жизнь лишь избранных, которых можно было пересчитать по пальцам одной руки, и заделался домоседом, купив просторный чуть мрачный дом с заросшим садом, где была куча разных ловушек, канатов, переходов и изменённых магией пространств. Дом, где любил пропадать Тедди, тренируясь, лазая по деревьям и проходя под руководством отца препятствия. Странно, но Андромеда приняла их одинаковые увлечения легче всех остальных. И уж точно легче Гарри Поттера. — Крёстный недоволен нашими встречами, — заявил Тедди, сунув нос в вазочку с апельсиновым мороженым. Аластор посмотрел на сына, волосы которого окрасились в тревожно-болотный цвет, повращал глазом, считывая ближайших к ним посетителей кафе, протянул руку и сжал тонкое мальчишечье плечо. — Ты мой сын. Гарри не может запретить нам видеться. Мне поговорить с ним? Тедди нахмурился и пододвинул к Аластору вазочку с шоколадным мороженым, к которому тот не планировал притрагиваться до самого конца – заставить себя есть то, что приготовил не он сам или люди, заслужившие его абсолютное доверие, с каждым годом у Аластора выходило всё труднее. Мороженое выглядело красиво, пахло шоколадом, ванилью и малиной, как и положено шоколадному мороженому с малиновым топингом, и ничем не заслуживало этого полного подозрений и сомнений взгляда. Тедди нахмурился сильнее, вытащил ложечку и вручил её Аластору со словами: — Ешь. Это вкусно. — Ты так и не ответил о Поттере. — Ешь, — повторил Тедди, и Аластору пришлось подчиниться и отправить в рот приличный кусок мороженого, оказавшегося и в самом деле вкусным. – С крёстным я сам поговорю. Я не собираюсь бросать тебя только потому, что так хочет он. И ты не смей. Слышишь меня? Аластор криво улыбнулся и съел ещё порцию мороженого. Слышать что-то подобное от сына было приятно и отогревало что-то в его давно замёрзшей душе. — Конечно. Я свой выбор сделал давно, Тедди и не собираюсь от тебя отказываться. Никогда. В будущем году ты получишь письмо в Хогвартс. — Собираешься устроить мне сюрприз? – азартно вскинулся мальчишка, стремительно меняя цвет волос на ярко-желтый. От его плохого настроения не осталось и следа. Аластор пожал плечами, подозрительно покосился на слишком громко смеющуюся молодую женщину и пододвинул вазочку поближе к Тедди. — Я подумаю. Его возвращение в Хогвартс трудно дастся всем и ему в том числе, но, глядя в светящиеся от радости глаза Тедди, Аластор решил, что это того стоит.