Переусердствовал

По длинной лестнице подниматься предполагалось степенно и торжественно. Оби-Ван Кеноби бежал, перепрыгивая через ступеньки, под укоризненными взглядами коллег. В холл он ворвался, едва переводя дух, глянул на ближайшего охранника, и тот молча указал направо. Следы разгрома постепенно прибирали – подмели и унесли разбитые стекла и сломанную мебель, вернули на место сорванные карнизы, хотя шторам пришел конец. Что скажет по этому поводу Мейс Винду, даже представлять не хотелось. Да и в свете такого грандиозного скандала шторы – это, право, такая мелочь... Энакин! До медпункта Оби-Ван добежал меньше чем за минуту. – Ага, явились, наконец! – язвительно воскликнул начальник управления образования Палпатин и тут же болезненно поморщился, схватившись ладонью за щеку, где на скуле под левым глазом наливался огромный синяк. – Да, полюбуйтесь на своего дипломника, – поддакнул директор Лицея Винду с противоположного конца длинной скамейки, баюкая правую руку в перевязке. – И как назло, в конце года... – Господа, я прошу прощения, но мне бы... – Кеноби попытался прошмыгнуть мимо начальства, но не тут-то было. – Нет уж! – Винду потряс в воздухе здоровой рукой. – Я вам говорил, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет? Говорил! Предупреждал, что не с такими нервами идти в филологи? Предупреждал! И вот к чему это привело! – Нрав тяжел у молодого Скайуокера, – раздалось позади. Удивительно, но Йода, чье приближение обычно было слышно издалека – шаркающая походка, стук палки, на которую старый физрук опирался при ходьбе – иногда умудрялся подойти совершенно бесшумно. – Переусердствовал он. Обойдя Оби-Вана, Йода уселся посредине между Палпатином и Винду, достал из сумки небольшой термос, одноразовые стаканчики, и разлил по ним крепкий травяной чай. Два стакана взяли Палпатин и Винду, еще один Йода протянул Оби-Вану. – Не надо, – попробовал запротестовать тот, но физрук мотнул головой. – Надо, – твердо сказал он. – С учеником тебе разбираться. С родителями других учеников – потом. – Йода, чьего полного имени и отчества уже не помнил никто в Лицее, был родом из какой-то дальней Республики, и, хотя говорил без акцента, избавиться от странной манеры строить предложения не мог. Или не хотел. – Переусердствовал? – рявкнул Мейс, залпом осушив свой стакан. – Я ему сказал только подменить меня! – Столь важную вещь, как годовая контрольная по государственному языку, не стоило доверять преподавателю без должного опыта, – ехидно сказал Палпатин. – А следовало проводить самому. Как я и предвидел... Винду тихо зарычал. Йода с невозмутимым видом отобрал у него пустой стакан, наполнил его чаем, и сунул обратно. Мейс сделал большой глоток, не прекращая сверлить взглядом Палпатина. О том, что директор Лицея и начальник городского управления образования друг друга на дух не выносят, знали все. Ни одно общее совещание не обходилось без скандала. Как поведала Оби-Вану заплаканная секретарша Мейса, в этот черный день все началось с того, что директор Винду в очередной раз разругался с Палпатином по телефону, а потом вылетел из своего кабинета и сказал, что едет в управление. Тогда-то и случилось несчастье. В учительской по соседству проверял работы своего класса Энакин Скайоукер. Услышав шум, он вышел узнать, что происходит, узнал, что Винду собирается отменить годовую контрольную по языку, и предложил провести ее вместо директора. Разумеется, из наилучших побуждений. Хотя, не это стало катастрофой – лишь ее началом. Разразилась она, когда Энакин вернулся в учительскую и стал эти контрольные проверять. – О нет, – простонал Оби-Ван. – У него же второй диплом – по языку и литературе! – А я предупреждал! – зловеще протянул Винду. Без тяжких телесных повреждений обошлось только благодаря Йоде, который услышал крики и успел скрутить излишне эмоционального молодого педагога. В медпункте, правда, пришлось ждать, пока медсестра окажет помощь Винду и Палпатину, которые спешно приехали, узнав о скандале. Оби-Ван допил чай, скомкал бумажный стаканчик и, поискав глазами урну и не обнаружив, сунул его в карман пиджака. Потом решительно открыл дверь медпункта. Внутри пахло спиртом и десятком успокоительных. Энакин лежал на койке, прикрыв рукой глаза, а медсестра снимала с другой его руки манжету тонометра. – Как он? – одними губами спросил Оби-Ван. Медсестра пожала плечами. – Вы не оставите нас вдвоем? Когда медсестра вышла, Кеноби пододвинул табуретку и уселся рядом с койкой. – Энакин, ну что ты натворил, – грустно вздохнул он. – Тебе мало было прошлого раза? – Скандал, случившийся после того, как тогда еще студент пятого курса Скайоукер подменял учителя в одной из средних школ Татуинского района, удалось, к счастью, замять. Бывший ученик убрал руку и приоткрыл один глаз. – Вы бы поступили так же, – упрямо сказал он. – Если бы видели это! Не и ни... Тся и ться. Запятая между подлежащим и сказуемым! – Энакин... – Оби-Ван удержал молодого человека, пытавшегося подняться и в красках изобразить увиденное в контрольных работах лицеистов. – Зачем ты вообще взялся проверять их? Ведь ты же знаешь, Мейс бы разобрался сам. – Хотел помочь. Я не думал, что в Лицее... может быть... так, – голос Энакина совсем стих. Все случилось из-за любви. На третьем курсе Энакин влюбился, да не в кого-нибудь, а в Падме, дочь городского мэра. Девушка, однако, не сразу оценила романтические потуги студента. После того, как она подняла на смех его неловкие объяснения, Энакин обратился за сочувствием к наставнику – Оби-Вану Кеноби. А тот не нашел ничего лучше, как открыть для студента двери собственной библиотеки. На следующий день Энакин подал заявление на вторую специальность, а еще через два года гордо продемонстрировал второй диплом о высшем образовании – по языку и литературе. Энакин и Падме поженились через несколько месяцев после знакомства. После окончания учебы молодой специалист преподавал свои любимые математику и программирование, пользовался заслуженным уважением коллег и обожанием учеников. Темная сторона его души дремала, скрывшись среди формул и алгоритмов, но, как оказалось, лишь до поры. – Чему их вообще учили?! Оби-Ван прикрыл глаза. О премии можно забыть. Об отпуске тоже. Можно было не сомневаться, кого назначат ответственным за пересдачи по языку после того, как Энакин зарубил годовые оценки целой параллели. Ну да ладно. Не впервой. – Вот что, – сказал он. – Ты сейчас езжай домой. С сегодняшнего дня считай себя на больничном. С Мейсом я улажу. Он вышел из медпункта, прикрыв за собой дверь. Йода, Палпатин и Винду сидели втроем на скамье, допивали чай, и выглядели подозрительно мирно. – Нервный срыв, – тоном, не допускающим возражений, сказал Оби-Ван. – Энакин слишком печется о добром имени нашего Лицея и знаниях наших учеников. – Да, молодой человек воспринимает их неудачи слишком близко к сердцу, – поддакнул Палпатин. – Возможно, это стоит признать смягчающим обстоятельством. – Энакин ни в чем не виноват! – твердо сказал Кеноби. – Но показываться в Лицее ему пока не стоит, – закончил Винду со вздохом. – Вот что, Кеноби, с родителями учеников... – Беру это на себя, – коротко отозвался тот. – А Энакина... – Пока на больничный, а потом, думаю, можно отправить на некоторое время подальше от Лицея. Пускай все стихнет. Через две недели Энакин занял место в экзаменационной комиссии одной из средних школ Мустафарского района.