мир, слетевший с катушек

      Донхёк попал в самую глубь здания и в этот момент его ноги резко ослабели. Парень почти упал, сжавшись всем телом и наконец переводя дух. Можно было вздохнуть, но даже это делать было страшно, пока он только прислушивался к звукам внутри и снаружи этого заброшенного дома. Не заметив ничего подозрительного, еле как он дополз до угла, сел, прижав колени к груди, и только тогда чуть расслабился.       В нос, казалось, въелся мерзкий, тягучий запах гниющей плоти, и как не вдыхай не получалось от него избавиться. Способствовала этому жара все еще не наступившей в полной мере осени. В детстве Донхёк лишь однажды чувствовал этот запах, но теперь, когда мир был заполнен живыми мертвецами, он стал повседневностью.       Когда получилось окончательно восстановить дыхание, мысли тоже начали приходить в порядок. Погоня за ним была долгой, но сейчас, кажется, у него получилось оторваться. Парнишка даже смог усмехнуться, осознав, что нарушил все основные правила, которые должны были соблюдать главные герои фильмов ужасов, чтобы выжить. Правила, которые сам он когда-то и выдумал. Как жаль, что фильмов не осталось. Лишь только ужасы наполняли действительность. Фильмы про зомби Донхёку нравились меньше всего, настоящие зомби вообще позитивных эмоций не вызывали.       Главное правило, которое было нарушено – он оторвался от группы и остался один. Его почти окружили, но он бежал, бежал изо всех сил, невыносимо долго, часами бежал и очутился тут. Гнетущая тишина заброшки и пугала, и радовала одновременно. Она заставляла отчаянно желать сна. Но спать было нельзя.       Наверное, ворвись сюда кто-нибудь, он теперь и отпор-то дать не сможет, если и не уснет. От этой мысли стало тошно и горько. Ради чего тогда он бежал? Чтобы так глупо умереть? Он даже не успел сказать…       Жалеть себя, конечно, тоже не нужно было. Это бессмысленно и не приносит пользы, так ему повторяли не раз… Лицо человека, повторявшего эти слова, встало на секунду перед глазами, а непрошенные слёзы все-таки потекли по щекам. Донхёк тихо всхлипнул, сильнее прижимая ноги к себе.       В таком положении он и остался, потеряв счет времени. Хватаясь за остатки сознания, он боролся со сном. Но тело, весьма истощенное за последние дни и недели, уже победить было нельзя. И сам того не заметив, он потерял связь с реальностью и погрузился в воспоминание во всю его недолгую восемнадцатилетнюю жизнь, включавшую в себя всех людей, кого потерял.       Донхёк видел маму, отца и сестру. Семья улыбалась ему, а он смеялся в ответ. Такими он их запомнил, такими он их больше никогда не увидит. Он и сам не хотел бы увидеть своих близких еще раз. Точнее тех, кем они сейчас стали. Из всех них он единственный чудом спасся.       Затем ему вспомнился мальчишка, с которым они были знакомы с самых пеленок. Марк Ли, который на самом деле ему как бы Марк-хён, но Донхёком этот факт успешно игнорировался. И сколько бы Марк его ни колотил, он все равно продолжал звать его так, как вздумается. Играть с Марком было весело, подшучивать над ним еще лучше. Марк изначально Донхёка ненавидел, как сам ему признался однажды, настолько шутки переходили границы иногда. Но со временем, после пары потасовок Донхёка с ребятами постарше, которые всерьез пытались издеваться над Марком, им удалось стать настоящими друзьями. Донхёк никогда не заикался об этом, но Ли стал его первой, детской, невинной влюбленностью.       С влюбленностью, и с самим Марком, Донхёку пришлось попрощаться еще раньше, чем с родителями. Марк погиб прямо на его глазах и это была первая смерть человека, которую он вообще видел. И первые зомби перед кучей последующих. Мертвые, неживые глаза друга он часто видел во снах и уже привык к ним.       А дальше были те, с кем он познакомился уже в лагере выживших. Семья На: госпожа На часто напоминала ему свою собственную маму и господин На, очень строгий и серьезный, являющийся их лидером. Джемин, их сын, который Донхёка и нашел, и сюда привёл, и познакомил со всеми. Джено, что был лучшим другом Джемина, а также его парнем. Последний факт был тайной до всех этих событий, но теперь Джемин не хотел терять за «прятками» от родителей и минуты. Ведь любая из них могла стать последней.       Всплывал в памяти и Цянь Кун, врач, так удачно повстречавшийся им месяц назад. Кун не был корейцем, он вообще приехал в Корею из Китая учиться и так и остался. Донхёк к Куну за последний месяц прикипел, любил слушать его рассказы о другой стране, о той жизни, что была в спокойное время. Кун был настоящим магом, ведь его истории не топили в тоске, а наоборот, несли надежду, что однажды мир сможет вернуться на круги своя.       Мелькали и другие лица, много людей, что были рядом, тех кого они уже потеряли. Одно лицо выделялось среди остальных. Тот, кто говорил о бессмысленности саможаления. Тот, кому Донхёк, так и не сказал важных слов. Тот, кто бередил его чувства одним лишь нахождением рядом.       Его звали Чон Джехён. Джехён был старше Донхёка на три года. Джехён всегда мало делился деталями своей жизни до того, что стало в итоге зомби апокалипсисом. Его глаза все раскрывали за него, иногда посмотрев в них, Донхёк захлёбывался чужой болью, но по иронии жизни, раз вкусив её, он все тянулся и тянулся за новой порцией, словно за наркотиком.       Джехён был мужественным, был таким, что сердце замирало, пропуская удары. Темноволосый, красивый, ямочки на щеках так и просили к ним прикоснуться. Даже месяца и недели их незавидной жизни не сделали его хуже.       Несколько раз он спасал Донхёку жизнь. Всегда протягивал руку, когда тот и не надеялся уже. Он подарил объятья, необходимые обоим и ощущение запретной близости, которой Донхёк так старательно начал дорожить, взрастив в своей груди взбалмошное, дикое, возможно неуместное, но страстное чувство.       Чувство не было высказано, и об этом Донхёк так искренне страдал. Пусть Чон ему никаких признаний никогда не делал. Младший и не хотел требовать от него этого. Хуже только и вовсе умереть одному, в темном здании, без сил на дальнейшие действия, со словами в мыслях, что не смогут дойти до адресата.       Хоть на минуту бы увидеть еще раз, прикоснуться, прошептать в самое ухо то самое, то сокровенное, вдохнуть в последний раз аромат тела, пробивавшийся отчего-то всегда, оставшийся у Донхёка на подкорках, будто он и прямо в этот момент может ощутить его. Возможно ли почувствовать запахи во сне? Наверное, нет.       Последняя мысль, что запомнил Донхёк была о том, какова вероятность, что мерещащийся ему запах стал его личным адом, а сам он, сдавшись, распрощался с жизнью. После этого парень окончательно впал в небытие.

***

      Донхёк очнулся резко, открыл глаза и только обессиленность поспособствовала тому, что дальше он не издал крика. Оглядываясь по сторонам, со стуком сердца, отдающимся в ушах, он узнал знакомые потолок и стены, понял, что находится в их лагере. Волнение, смешанное с совершенно противоположным облегчением, накрыло его лавиной. В этот самый момент на него обратил внимание человек, как раз заходящий в импровизированную «палату».       – Ох, наконец-то ты очнулся! – Кун подарил парню одну из самых счастливых улыбок, что тот вообще видел, подходя ближе, приподнимая выше и помогая удобнее сесть. Донхёк попытался перебить его и что-то сказать, но ему не дали этого сделать. – Тише, тише, подожди, тебе нужно горло хотя бы смочить. Ну и напугал же ты нас всех, знаешь ли.       Цянь напоил его водой, проверил состояние, и лишь после этого разрешил говорить.       – Как… – из-за видимого своего долгого пребывания без сознания, больше произнести не удалось, парень закашлялся и только потом продолжил. – Как я здесь оказался?       – А ты что думаешь? Джехён нашел тебя и принес на руках, как невесту. – Стоило только услышать этот ответ, Донхёка тут же пробрало мелкой дрожью. Джехён. Это был Джехён. Не галлюцинация, не проделки загробной жизни. Это был настоящий Чон, который нашел и спас его. Не успел он задать вопрос, Кун продолжил. – Когда Джено и Джемин вернулись без тебя, он рвал и метал здесь. Господин На пытался остановить его, но куда уж там. Дже выспросил у парней, как всё было и сразу же сорвался, особо не взяв ничего даже. Просто ушел вслед за тобой. Уж не знаю, как ему это удалось, но вернулся он через день с тобой.       Всё внутри младшего было собрано в комок, сердце билось о ребра, как птичка, пытавшаяся выбраться наружу       – Где он сейчас? – Донхёку нужно его увидеть, жизненно необходимо просто, вдохнуть его как свой спасительный кислород. Его резко накрывает страх, когда светловолосый врач рукой указывает направление, на соседнюю комнату, а потом и проговаривает словами. – С ним…       – С ним всё будет в порядке. – Отвечает на недосказанный вопрос Цянь, затем пристально смотрит младшему в глаза, со вздохом трясет головой и помогает добраться до их второй «палаты». – Только тихо.       Там все еще напуганный Донхёк видит Чона, бледного, хмурящегося во сне и как будто отмирает. Кун усаживает его на кресле рядом и успокаивающим тоном продолжает негромко, чтобы не потревожить сон, говорить.       – Тебя он принес в полной сохранности, если можно так сказать. А сам пару травм получил. Ты не просыпался два дня, за это время он от тебя не отходил. Себя перебинтовать только рядом с тобой разрешил. Но всё же кровопотеря дала о себе знать и мне пришлось заставить его лечь поспать. Он мне не простит, конечно, что я его не разбудил, сразу как ты очнулся. Но еще бы я его боялся. – Кун хохотнул, беззлобно, но немного устало. Послышался голос, зовущий «Доктора Цяня» и сообщающий, что к ним пришел кто-то новенький, которого нужно осмотреть. – О, какие новости. Ладно, я пошел, оставляю тебя здесь.       Донхёк отвечает ему кивком, и под звук чужих шагов тянется до прохладной руки человека рядом и сжимает её. Он не может поверить своим глазам и его накрывает душащими слезами, совсем как в момент, когда он считал, что они больше никогда не увидятся. Не замечает, как рука, которую он до сих пор держит в своей, напрягается. Только когда его ладошку тянут на себя, младший резко вскидывает взгляд и видит чужой, уже совсем не сонный.       Чон доносит их руки до своего сердца и там задерживает, давая почувствовать его ритм.       – Всё хорошо, я рядом, не плачь. – Донхёка еще пуще накрывает. А на языке, в мыслях, в сердце только одно.       – Я люблю тебя. – хрипло выходит у него. – Я думал, что умру. И переживал только о том, что так и не сказал тебе этого. Я люблю тебя. Люблю.       – Ты не умер. И не умрешь в ближайшее время, я не позволю тебе. – Джехён улыбается нежно-нежно, младший и не представлял, что тот так умеет. Тянет их руки еще выше, вынуждая наклониться к себе. Целует донхёковы пальцы сухими губами. А затем и вовсе заставляет лечь того рядом.       – Подожди, у тебя же рана. – Донхёк слабо сопротивляется, но с опаской глядит на ровно забинтованное Куном плечо.       – Ерунда! Иди сюда. – Чон лишь отмахивается и уже удачно укладывает младшего к себе. Донхёк утыкается носом тому в шею, сопит, жадно вдыхает, старается не давить сильно головой и набирается веры в реальность происходящего, спокойствия, но выходит плохо, когда он слышит щекочущий его ухо шепот.       – Я тоже тебя люблю, малыш. Никуда не отпущу больше. Боялся слишком сильно привязаться, в итоге не заметил, как всё это выживание стало ненужным без тебя. Теперь думаю, что слишком долго тянул. Останься рядом как можно дольше, пожалуйста.       Донхёк не находит сил на ответ вслух, ощущает комок, подступающий к горлу, поспешно кивает, потираясь лбом о чужую кожу. Уже более теплая, чем была до этого, рука нежно оглаживает его щеку и шею, а после нетерпеливо направляет выше для поцелуя. И этот поцелуй самое правильное, самое необходимое, что вообще есть на свете. Донхёк прижимается всё ближе и ближе, за одним поцелуем следует второй, более глубокий, и никто не ведет счет дальше. Они оба расслабляются в этих объятьях, все тревоги отпускают, и ничто неважно, кроме них двоих.       Они, естественно, совершенно не в курсе, что симпатичного парня с хитрыми глазами, которого осматривает сейчас Кун, зовут ЯнЯн и он всецело очарован этим самым доктором, так, что его язвительная обычно личность в трепете не может и слова произнести. Кун же вздыхает еще раз, замечая взгляд, обращенный к себе. Мало того, что сейчас явно происходит у него в «медблоке», его самого, кажется, тоже ожидает собственная история любви.       А мир, который слетел с катушек, только любовь и сможет спасти.